Отчетные страсти

— А может, про взрыв газа написать? Черт скептически покосился на хозяина, и Косте показалось, что коту не хватает только пальца, чтобы покрутить им у виска. — Да уж, точно дурацкая идея... Какой газ, когда тут еще с гражданской как топили дровами, так и топят... Да и воронки никакой не осталось, опять же. Безобразие — эпическая битва была, а воронки не осталось. Никакой каноничности… Константин подпер щеку ладонью, с тоской глядя на лист бумаги, на котором пока что красовалась только старательно выведенная в центре надпись: докладная. Даже привычную для таких документов надпись в уголке, от кого к кому, Костя оставил на потом. По правде говоря, исключительно потому, что не знал, кому именно отчитываться за произошедший на его участке бардак, который уже кое-кто пафосно поименовал подвигом. Ну, во всяком случае, Костик точно что-то такое слышал от набившейся тогда в деревню посторонней публики. Правда, почествовать героя тогда так и не удалось, по техническим причинам, но, как говорится, не с него был спрос. Тогда не с него. А вот сейчас — спросят, да еще как! А начальству всякие мистические истории про Змеиный камень и пришельцев извне не втюхаешь – как ни переполнены в матушке России психбольницы, но для одного рассказывающего мистические байки участкового местечко всегда найдется. Хотя, может, и просто пальцем у виска покрутят и пошлют в холодок остыть и протрезветь, а иначе где ж они другого такого дурака найдут, в Гадюкино-то сидеть? — А ведь природный газ тоже иногда взрывается… вот если бы воронка. Хотя ее-то выкопать можно. За годик-другой. Кот длинно зевнул и лениво шевельнул хвостом, взглянув на участкового все с той же смесью скепсиса и царственного недоумения. — …угу, а потом понаедут геологи всякие, нашумят, ничего не найдут, только местных баек наслушаются… Участковый вздохнул и с тоской уставился в окно. Баек в Змиевском было много, ой, много. Тут впору не геологам, а филологам шастать, собирать, так сказать, местный фольклор недавнего сочинения. Как раз на диссертацию будет. Или на фантастический роман, если среди этих филологов энтузиаст найдется. А что? Все как по заказу: глушь несусветная, лес, кладбище, ведьмы всякие… таинственные события, великая битва… эх… — Самому, что ли, роман написать? А что? Прославлюсь, да и деньжат заработаю, сейчас, говорят, фантастику хорошо берут… Скептическое фырканье кота спустило размечтавшегося участкового с небес на землю. Да уж, какие там фантастические романы на две сотни страниц, тут бы на полстраницы отчета наскрести, да так, чтобы начальство плюнуло и забыло про это окаянное Гадюкино. — Вредный ты, Черт, ну хоть бы раз помечтать дал! Кот фыркнул еще раз и демонстративно отвернулся. Впрочем, Костя ворчал скорее так, для порядка. Ясное дело, что Черт прав, и мечтать некогда. Какие уж тут мечты, когда надо как-то связно объяснить, какого черта (участковый невольно хихикнул, обнаружив, что у него получился каламбур) в Змиевском устроили тревогу с эвакуацией?! — Волки, одичавшие собаки, химические отходы, перепившая молодежь, самогонка на местных травках, от которых народ одичал и самоэвакуировался… Константин навскидку перечислил несколько вариантов, чувствуя себя все более глупо. Нет, по отдельности некоторые варианты звучали очень даже. Но проблема была в том, что сослаться на самые здравые не получилось бы: любое приехавшее разбираться начальство в первую очередь услышит о «судном дне», «светопреставлении» и «оживших покойниках». — Хотя в этом ключе доклад про галлюциногены в местном самогоне очень даже складно получится, — пробормотал Константин, скорее сам себе. — Главное, чтобы проверять не приехали, правда ли тут такую забористую дрянь гонят. Впрочем, это были теории, конечно. Костя еще со школы милиции знал, что докладные надо составлять так, чтобы начальство, пробежав их глазами, отправляло ненужную бумажку в архив. Правда до сих пор исключительно честному участковому не приходилось еще прибегать к этому полезному навыку, но все когда-то бывает в первый раз. — Докатился я, Черт, — в голосе Миронова звучала тоскливая обреченность, — в отчетности привираю, втираю очки начальству… Кот мяукнул, как показалось загрустившему участковому, слегка сочувственно, как бы говоря: "ну что же тут поделаешь!" — Да, действительно, ничего не поделаешь. Надо. К тому, что он теперь прежде всего Хранитель, а потом уже участковый, Миронов еще не привык, но очень старался. Про себя втихомолку удивляясь, что в жизни все эти теории об избранности оказались перевернутыми с ног на голову, и никакого удовольствия не приносили. Хотя, казалось бы, чему удивляться? Не мальчик же, чтобы в сказки верить. Ну, в красивые, во всяком случае. В страшные верить проще — вон, сам недавно поучаствовал… Черт протяжно мурлыкнул, напоминая хозяину, что тот совсем замечтался и забыл про то, с чего, собственно, его пробило на такую философию: про отчет. — Да помню я, помню! Вот ведь вредный, нет, чтобы подсказать что-то путное… В опалесцирующих глазах кота появилось (или Константину просто показалось) откровенно ехидное выражение, а кончик уха шевельнулся так, что Миронов окончательно уверился в том, что вредная зверюга просто издевается. — И ничего смешного, — буркнул он, чувствуя себя немножко глупо, — захотел бы — заговорил, я-то тебя знаю, не прикидывайся! Кот фыркнул и продемонстрировал внушающую пасть в коротком зевке, намекая на то, что хозяину стоило бы быть повежливее, когда разговаривает с котом, тем более, с ведьминым. А то даже Хранителя царапины и укусы не украсят. — Совсем с ума сошел — кошек понимать стал, — пробормотал Миронов, внутренне, впрочем, смиряясь с собственным предполагаемым сумасшествием. Что поделать, с появлением в его жизни памятного господина, еще, казалось бы, совсем недавно играющего с бумажным жирафом вот за этим самым столом, вся жизнь участкового пошла наперекосяк и вприсядку. И, что самое удивительное, жалеть об этом не получалось. — А ведь мне еще перед начальством отбрехиваться придется, если меня перевести пожелают, — задумчиво вспомнил Константин, прикидывая, не упекут ли его действительно в дурку, если он заявит, что хочет остаться в этом Гадюкино. Ну, то есть, конечно, в Змиевском. Хотя, припомнив обстоятельства своего перевода сюда и прикинув количество желающих оказаться в этом дивном местечке на все МВД, хмыкнул, решив, что можно не волноваться. Действительно, какого бы мнения о количестве извилин в голове у подчиненного, возмечтавшего всю жизнь провести в этом медвежьем углу, ни имело начальство, искать второго такого же оно не будет по причине нежелания напрягаться и почти полной безнадежности такой затеи. — Может, даже зарплату повысят в порядке исключения, чтобы не передумал… Константин мечтательно вздохнул и перевел взгляд на злополучный листок бумаги, который уже битый час лежал перед ним на столе девственно нетронутым. Ну, если не считать, старательно выведенной и сиротливо одинокой надписи "докладная". Да, все может быть, и все будет, главное, написать, наконец, этот проклятый отчет. — Хоть мину времен второй мировой приплетай, честное слово, — пробормотал Костя, ловя себя на мысли, что идея-то не такая уж и плохая. А что? Бои в этих местах шли, вон, до сих пор трофеи находят (при мысли о трофеях и тех, кто их ищет, участковый поморщился и вполголоса выругался), военной и прочей публики в тот день тут было, как на параде, — вариант! В крайнем случае, можно попросить Рогозина подтвердить версию. Можно даже приплести, что лично он и разминировал, чтобы так сказать, страна знала своих героев. А тот не откажется, как пить дать. Может быть, даже расскажет, какой на эту тему анекдот хороший есть... Фыркнув, Константин глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и принялся писать. "И все-таки, как ни крути, а беспредел это, причем полный. Насовершают эти герои подвигов, и хоть бы один потом за собой прибрал! Им — подвиги, а я — отдувайся. Где справедливость?!"