На волосок от жизни

Бежать. Бежать, наплевав на дождь и ветер. Бежать, не останавливаясь перед болью свежих ран. Бежать, стаптывая ноги в кровь, заглушая дикую усталость и изнеможение. Бежать, бежать, только бежать!.. В полутьме дождливых кварталов, безлюдных и одиноких, второй час разгоралась жестокая погоня. Юный мракоборец Джеймс Поттер гнался за каким-то неизвестным человеком в чёрной мантии, пробираясь к врагу наперерез туману и ливню. Во рту застыл солоноватый привкус крови, горло уже охрипло от криков, но ничто не могло сейчас заставить Джеймса прекратить эту отчаянную схватку. Он был зол, страшно зол, взбешён, разъярён, он думал только об одном: поскорее бы со всем этим дерьмом покончить! — Тебе не уйти! — орал волшебник вслед беглецу, перекрикивая шум ливня. — Тебе всё равно не жить! Я убью тебя, убью вас всех!!! Чего бы мне это ни стоило! Ещё рывок, ещё немного — и Джеймс Поттер прижмёт к стене этого гнусного ушлёпка, эту подстилку Задницы Тёмного. Всего один рывок, он сможет, он обязан!.. Джеймс палил заклинаниями направо и налево, но хитрый мерзавец ловко уворачивался, отражал удары, ставил защитные чары… Как будто заранее мог угадать каждый шаг, который собирается предпринять его преследователь. Проклятия отлетали от кирпичных стен, разбивались вдребезги и полыхали в грязных лужах асфальта — ни одно из них так и не дошло до цели. Нихрена, Поттер, твоя драгоценная палочка тебе не поможет. Только не сегодня. — Ну давай же, не будь конченным трусом! Прекрати бегать от меня, как баба! Сразимся один на один, и будь что будет! Сколько бы ни провоцировал Джеймс своего врага, тот упрямо хранил немое молчание и только бежал, бежал, бежал. Язык ему, что ли, откусили? Ничего, скоро песенка Пожирателя будет окончательно спета, а там уже один чёрт — завопит, завоет. Такие твари не достойны жизни. Такие, как он, достойны только утопать в лужах собственной крови. — Тебе некуда бежать, — сипло произнёс Джеймс Поттер, медленно сбавляя шаг и восстанавливая дыхание. — Судьба не любит тебя сегодня, дружок. Мгновением назад они забежали в лапы Гранитного тупика по Висельному кварталу, и за их спинами резко сомкнулись серые стены высоток. Теперь ни назад, ни вперед — никуда нет дороги. Ни вправо, ни влево — исход предрешён. Только они вдвоем и одна бесконечная, необъятная ночь между ними. Льёт дождь. По асфальту летает мусор. К голове приливает кровь. Секундного замешательства Джеймсу хватило, чтобы «Эскпеллиармусом» вырвать палочку из рук противника. Неизвестный в чёрной мантии, лицо которого было закрыто капюшоном, в одно движение повернулся. Он тут же перестал сопротивляться, убегать, брыкаться — понял, видимо, что борьба бесполезна, и даже двигался теперь с каким-то снисхождением. На его оголённой руке зияла Чёрная метка. Разгорячённый, сердитый, Поттер вот-вот готов был нанести сокрушительный удар и поставить во всём этом деле точку. Но Пожиратель знал, что сможет оглушить Орденца без всякой палочки и магии одним лёгким, ничего не значащим движением… Откинуть капюшон. Сбросить мантию. Злорадно усмехнуться. По голым плечам скользнули чёрные как смоль прямые волосы, из темноты люто сверкнули два серых глаза. И точно: в Поттера будто «Ступефаем» попали, такой он был бледный и изумлённый. Джеймс уронил руку с палочкой, растерянно сделал шаг назад, впился взглядом в это открывшееся лицо — испуганно, недоверчиво, потерянно. Довольный произведённым эффектом, человек с Чёрной меткой злорадно и горько хохотнул, сузил глаза, наклонил голову набок… — Никак, признал меня, Сохатый? Нет, нет, не может быть того! Никогда, ни за что… Да как же так?! Это всё бред, его подставили, какая-нибудь злая, жестокая шутка, это всё не правда!.. — Ну чего ты, Джей? Чего застыл, друг мой вечный? — тонких губ коснулась холодная усмешка. — Обнимемся, может, по-братски? Сириус. Сириус Блэк. Лучший друг, истинный гриффиндорец, верный товарищ и… предатель?! Джеймс всё ещё молчал, не в силах найти слова и вопросы. К груди подкатила свинцовая тяжесть, и лёгкие вдруг затопило удушающим сигаретным туманом, который покрывал весь этот чёртов Висельный квартал. Казалось, в мире больше нет ни единого глотка свежего воздуха, и Джеймс теперь потому задыхается, хрипит, борется с желанием раскашляться и выблевать на асфальт все лёгкие. Будь на месте Бродяги кто-нибудь не он, какой-то любой другой орденец-предатель, Поттер и бровью бы не повёл — оглушил, связал, заломал бы ему руки, давно бы уделал и поставил на колени… Но ведь это же Сириус! Это же просто Сириус! Он не мог бы, он не… — Нет, — из глотки против воли вырвался какой-то хриплый вздох, — нет, нет, нет… — Да, — безапелляционно парировал Сириус. Он отсалютовал другу двумя пальцами, присел на корточки и закурил, облокотившись о стену. Плачевность положения будто совсем перестала волновать Пожирателя. — Такие вот дела, Сохатый. Поттер того гляди готов уже собственную руку откусить, только бы кто-нибудь ему сказал, что всё это — чёртова галлюцинация. Сириус Блэк, по чести признаться, и сам не планировал выдавать себя так глупо и так быстро, но какой уже был толк тянуть? Их, в конце концов, что-нибудь всё-таки связывало — школьные годы, подростковые секреты, общие наказания, пьянки… Джеймс был старательным другом, так что можно ему за то подарить немножко честности. Вряд ли, правда, эта честность теперь его утешит, бедного. — ПОЧЕМУ?! — Сохатый взревел неожиданно громким голосом, исполосовав нависшую на землю тишину. — Почему, Бродяга?! Почему ты… Сириус снисходительно уронил голову вниз и беззвучно рассмеялся, но в тот же миг что-то внезапное с дьявольской силой повалило его на землю. Небо взревело, ослепило город пронзительной вспышкой, и два волшебника вцепились друг в друга, как дикие звери; их палочки отлетели по разным концам дороги. Джеймс первым схватил лучшего друга за плечи и замахнулся кулаком ему в челюсть, но Сириус дал ему под дых, поэтому удар пришёлся куда-то мимо. Поттер всё время ревел своё «почему?!», харкая собственной кровью и стискивая зубы, каждое его движение говорило о крайней степени отчаяния — где-то на грани настоящей истерики. А Блэк только ядовито скалился в ответ, рычал и заливался диким, исступлённым смехом. — Тебе… интересно… «почему», Сохатый? Так я тебе скажу… что ни черта ты, олень, в людях не понимаешь… Я — Блэк, ясно тебе?! Был, есть, и… буду, — в перерывах между ударами голос Сириуса звенел холодной сыростью. Из этого человека, казалось, вышло всё родное, что там было, и теперь осталась только пустая, красивая обёртка снаружи. — Ты последний идиот, если только думал, что… Ар-р-р!.. И Джеймс вдруг внезапно поверил. Поверил в Чёрную метку на руке лучшего друга, поверил в звериный оскал Сириуса Блэка, поверил в его предательство… Поверил и в то, что псы никогда не выбиваются из своей стаи. Почуют однажды зов родной крови, и всё, что прежде было свято, исчезнет для них навсегда… Поражённый, убитый, съеденный собственными мыслями, Сохатый ослабил хватку. За Блэком дело не стало — он проворно вырвался, отскочил в сторону, обратился в прыжке большой чёрной собакой и убежал в сомкнувшуюся над ним тьму переулков. Джеймс взревел, помчался вслед за ним наугад, вслепую, прокладывая себе путь через накуренный туман. Он не замешкался даже для того, чтобы поднять с асфальта собственную палочку. Этот мир ещё никогда не казался Сохатому таким бессмысленным и беспощадным… — Я убью тебя, Сириус Блэк! — орал Джеймс Поттер вслед лучшему другу, перекрикивая шум ливня. — Я убью тебя, чего бы мне это не стоило!.. Бежать, сплёвывая на асфальт солёную кровь… Бежать, не обращая внимания на дрожь в руках и коленях… Бежать, крепко зажмурив глаза и распрощавшись с каждой минутой лживого прошлого. Бежать. И ненавидеть.

* * *

В глаза беспощадно ударила плотная темнота замкнутого пространства, но вместо колких ударов мороза и ливня Джеймс почему-то начал ощущать прилив сухой духоты и какой-то неестественной безмятежности. Если бы не дождь на лице, в волосах, на ладонях, Джеймс точно подумал бы, что спятил и лишился рассудка, но до сих пор что-то крепко цепляло его за жизнь, заставляя продолжать борьбу. Я его ненавижу. За предательство, за обман, ложь, за лицемерие… Нет! Больше всего на свете он заслуживает ненависти за то, что посмел бросить, так легко отказался от друга, за то, что ушёл, разорвал клятву, ИХ клятву, мародёрскую, вечную, нерушимую клятву!.. Ненавижу, ненавижу, ненавижу. — Джеймс! Они должны были сражаться вместе, вместе и умереть! Они должны были стоять горой друг за друга! Почему он позволил всему этому обратиться в прах — всем словам, воспоминаниями, обещаниям, всему прошлому, что их связывало?!.. Джеймс рванул вперёд последний раз, и руки его наткнулись на какую-то картонную перегородку. Недолго думая, он стиснул кулак и со всего размаху ударил по стене, выплёскивая переполнявшую сердце злость. Где-то в соседней комнате раздался детский плач… — Он не мог так поступить, он не имел права… — шептал Поттер, пытаясь унять бешенные сердечные удары в груди. — Почему, почему… — Кто, Джеймс? — тихий, встревоженный женский голос показался сейчас настоящим раскатом грома. Оглушённый, сбитый с толку, Джеймс отступил назад и с неопределённой интонацией произнёс: — Лили… Тёплая и мягкая ладонь коснулась его плеча. Мир медленно начинал вставать на место: вот их спальня, вот дверь, где-то там плачет Гарри, рядом сидит любимая жена и смотрит на своего мужа, как на душевнобольного… Неудивительно, впрочем, ибо тот где-то так сейчас и выглядит: вспотевший, разгневанный, отчаявшийся. Сумасшедшее чудовище, одним словом. Идиот и слабак. Джеймсу не вдруг стало стыдно. Он поймал ладошку Лили и торопливо поцеловал её руку, а потом доверительно произнёс: — Никто. Не обращай внимания, спи. Извини, я не хотел тебя будить. Следы ночного кошмара всё ещё ярко мелькали перед глазами, так что Джеймс снова лечь даже не пытался. Он вышел из спальни, сделав какой-то знак Лилс, чтобы не шла за ним, спустился по лестнице на кухню, опустился на холодный стул… На втором этаже всё время слышались отзвуки ночной жизни семейного дома: вот жена пошла в детскую, чтобы успокоить сына и укачать его на руках, вот её мелодичный голос напевает какую-то маггловскую колыбельную, вот стихает детский плач и жизнь окончательно встаёт на место. Джеймс знал, что должен, обязан сейчас это сделать. Он достал сквозное зеркало. — Сириус? Бродяга… На той стороне что-то недовольно зашевелилось и замешкалось, а потом послышалось невнятное бормотание. Не то приветствие, не то пожелание идти нахер. — Нет. Слышишь меня?! Нет, — без предисловий начал Поттер. — Что — «нет»? Очень вовремя, олень… — простонал Бродяга. — Не мог найти время по… Стой, у тебя там всё в порядке? — Нет — значит не смей даже думать о том, что это мог быть Лунатик. Плевать на слухи, пусть болтают, что хотят, а я никогда не поверю, будто НАШ Ремус пойдёт на поводу у этих волков. Да сколько бы времени он не провёл в той колонии, он никогда не станет таким же! Он не предатель… — Я понял, — после некоторого молчания произнёс Сириус. Он кивнул, и это означало, что в неприятном разговоре навсегда поставлена точка. — Только, позволь уж поинтересоваться, Сохатый, кто навёл тебя на столь чудную мысль в столь чудное время суток? — сонно фыркнул приятель. — Ты, — просто ответил Джеймс и перевернул зеркальце обратной стороной…