Сынок

      Над Мирквудом сгущался мрак. Леголас Гринлиф задумчиво оглядывал величественные тёмные своды королевского дворца. Последний раз он был здесь давно – ещё до войны с Сауроном. Тогда, до ухода, он ещё ощущал это место своим домом, оно пробуждало целый калейдоскоп воспоминаний, среди которых больше было всё же хороших.       Сейчас он чётко знал, что чужой здесь. Навеки.       Леголас отпустил слуг, предлагавших проводить его к отцу. Принц лесных эльфов Мирквуда, в противоположность Владыке Трандуилу, был крайне чужд демонстрации своей власти.       Он хотел явиться к отцу как воин и как свободный эльф.       Владыка Трандуил не менялся уже много лет. Всегда царственный, непоколебимый и холодный, как лёд. Его гордость – вечная молодость – не сияла, как у Леголаса, а застыла в какой-то каменной, неживой красоте.       – Я рад, что мой свободолюбивый сын откликнулся на мою просьбу, – медленно произнёс эльфийский король, выдержав должную паузу. – Признаться честно, я не ждал, что ты ответишь.       – Я здесь, владыка.       Холодные голубые глаза Трандуила взглянули насмешливо.       – Я уже не жду, что ты будешь называть меня отцом, Леголас. Как не жду твоего возвращения в Мирквуд.       Принц опустил голову, нахмурился. Он не мог говорить с отцом. Он умел отстаивать свою правоту, не прибегая к спорам, здраво аргументировать свои действия или не аргументировать ничего, когда нужно было просто поставить всех перед фактом и в очередной раз исчезнуть. Но сердце Леголаса закрылось навеки. Он давно стал для Владыки Трандуила ветром в поле, водой, убегающей сквозь пальцы, и между ними застыла тихая, но непримиримая вражда. Им было, что сказать друг другу, но этим словам не суждено было когда-либо стать произнесёнными.       – Тебе ведь хорошо там, в Итилиене. Я осознавал, что этим закончится. Народ тебя любит. Ты рад, сынок?       Леголас вздрогнул, услышав непривычно ласковое обращение и с удивлением понимая, что оно сказано без обычной иронии. Он неотрывно смотрел на отца и чувствовал острую, режущую, как поющий мифрильный клинок, боль в груди. Он помнил другие времена, те, которые подарили ему огромную, как солнце этого мира, любовь, и научили любить его самого. Теперь же Трандуил походил на монумент когда-то совсем иному себе.       Леголас помнил свою мать Эллериан, хотя когда она умерла, он был совсем маленьким.       Помнил её мягкие объятия, ласковый голос, всегда спокойный и нежный, её золотистые волосы, шелковистыми волнами спадающие на плечи и спину, шорох её длинного платья, когда она легко ступала по мху. В Эллериан не было властности, королевской манеры держаться. Она была воплощением свободной стихии, солнечного света, сияла бесконечной нежностью и добротой, которые невозможно было не заметить сразу же. Эльфы Мирквуда, самые суровые из своего рода, благоговели перед своей владычицей, ощущая её чистоту и душевное тепло. Все знали, что брак Трандуила и Эллериан задуман самим Эру.       Владыка Трандуил обожал жену. Властный, жёсткий со всеми другими, при Эллериан он смягчался и как никогда наслаждался жизнью. Он безмерно радовался рождению сына и с самого начала даровал ему всё самое лучшее.       Те годы были периодом расцвета Мирквуда.       Ярче всего Леголас запомнил отца у могилы матери. Владыка не выходил из склепа несколько дней, без движения сидя на коленях у безжизненного камня и прислонившись лбом к крышке гроба.       - Отец, – позвал тогда маленький принц. – Я… Я не могу заснуть без маминой колыбельной.       Король лесных эльфов поднял на сына тёмные от горя глаза. Он словно услышал что-то своё в словах ребёнка, улыбнулся, будто улыбка причиняла ему боль, и обнял его так крепко, что тот ойкнул.       – Мама ушла, Laegolas. Я спою тебе, сынок. На квэнья. Как мама.       Владыка Трандуил берёг сына, как зеницу ока. Не отпускал от себя ни на шаг. Если жену он любил трепетной, тихой любовью, как неотъемлемую часть своей души, то к ребёнку он испытывал смесь болезненно нежного обожания, гордости и обжигающего страха потерять. Он защищал маленького Леголаса от всего мира. Детство в прекрасном зачарованном лесу запомнилось маленькому принцу упоительными конными прогулками, танцами при луне, чтением сказок и легенд на ночь и столь весёлыми тренировками, когда отец учил его стрелять из лука, а Леголасу всё давалось так легко, что он чувствовал себя летящим на огромных крыльях, которые невозможно было сломить ничем.       Владыка же, горя своей неистовой, дарующей безмерное тепло любовью к сыну, тихо таял на глазах. Эльфы Мирквуда перешёптывались: король теряет рассудок. Леголас жив, значит, есть продолжение и смысл, плод святой любви Трандуила и Эллериан, но нельзя подменить в сердце одного другим, и владыка страдал, замыкаясь в себе, балансируя на грани холодного безумия. Леголас же знал: его отец – самый лучший отец на свете и величайший из королей, и они всё выдержат вместе, две родных, близких души.       Владыка сломался резко, в один день. Когда верные соратники принесли его с поля боя с лицом, обожжённым до такой степени, что среди месива крови и обугленных мышц зияла обнажённая челюсть. Левый глаз превратился в бельмо, кожа на виске и щеке сплавилась в сплошные рубцы. Целители трудились день и ночь, делая всё, чтобы спасти своего короля и облегчить его страдания. Владыка Трандуил, всегда стойкий, великий воин и волшебник, кричал в голос, когда ему прочищали раны, когда сшивали едва зажившую кожу. Леголас был рядом. Увидев отца впервые, он, уже не ребёнок, не мог сдержать слёз. Он сидел подле ложа Трандуила, не отпуская его руку, и непрерывно молился Эру Илуватару, прося забрать его жизнь, но даровать отцу избавление от нестерпимых мук.       Владыка Трандуил поднялся к концу третьей недели и даже поупражнялся с мечами. Леголас тогда хлопал в ладоши, смаргивая слёзы с глаз, и любовался отточенными смертоносными движениями, слушал пение мифрильных клинков и благодарил Эру, не в силах остановиться.       Трандуил замер, отложив мечи в сторону, медленно приблизился к сыну, глядя на него странно внимательно. У короля стараниями волшебников уже был фантом, скрывающий уродливые шрамы и бельмо, но он слегка мерцал, и Леголас взирал на отца с состраданием, страшась огромной боли, которую тому пришлось испытать. Трандуил опустился на колени перед сидящим Леголасом, не отрывая взгляда от его лица. Между ними зависло неловкое молчание, и юный принц поддался просящемуся порыву коснуться волос отца, мягко погладить длинную шелковистую прядь, чудом уцелевшую в пламени драконьего дыхания, вложить в этот жест всё трепетное тепло сердца, щемящую нежность, стремление навечно укрыть от любой боли.       – Отец… - произнёс Леголас, и у него перехватило дыхание от одной мысли, что он мог потерять его. Он вскочил с места, опуская взгляд, чтобы владыка не видел предательского блеска в его глазах.       Трандуил поднялся вместе с ним, властно взяв лицо сына в ладони, и впился поцелуем в его сомкнутые губы.       Леголас замер, не отвечая, но и не в силах отодвинуться, чувствуя, как в животе поднимается ледяной ужас. Ноги и руки не слушались, всё внутри заходилось отчаянным криком, сердце молотом билось в груди. Нет, нет, нет. Он спит. Это не может быть правдой. Отец прижался к нему всем телом, притискивая к стене.       – Мой мальчик, – прошептал Трандуил, касаясь его губ жарким дыханием. – Мой милый мальчик… – его длинные прохладные пальцы исступлённо гладили лицо Леголаса, затем он запустил их в густые пряди длинных волос, таких же бледно-золотистых, как его собственные. – Ты так похож на свою мать. Мой свет. Я люблю тебя!..       Он снова поцеловал Леголаса в губы, не обращая ни малейшего внимания на то, что сын пытается отвернуть от него лицо, его руки заползли под тунику юноши, жадно гладя спину и переходя на грудь.       – Ты мой… – страстно шептал король. – Ты должен быть моим до конца!       У Леголаса внутри всё обратилось в один сплошной крик, вой раненого волка, преданного зверя. Он рванулся из чужих объятий, оттолкнул отцовские руки. Тот, не сразу поняв, что сын сопротивляется, попытался, было, прижать его обратно к стене, но принц, собрав ладонь в кулак, толкнул его в грудь, так что тот отшатнулся.       – Ты… – Леголас никогда не видел во взгляде Трандуила столько жуткой, полыхающей ненависти. – Щенок! – у принца потемнело в глазах от удара по лицу. Металлический привкус крови на губах отрезвил, окончательно вернул в кошмарную реальность. Отец схватил его за горло, пальцы сомкнулись, лишая Леголаса дыхания. – Ты мой, слышишь!.. Ты моя собственность! Ты обязан! Принадлежать мне!       Юный эльф против воли почувствовал, что плачет. От боли, позора, страха и полного, неизбежного осознания того, что здесь и сейчас он, несмотря на молитвы Эру, потерял своего отца. Леголас пнул его под колено, вырвался из держащих рук и, не помня себя, выбежал прочь из лазарета, а затем и из дворца, и скрылся в спасительном бархатном мраке ночного леса.       Он вернулся спустя несколько дней. Трандуил был подобен каменному изваянию на троне, и Леголас знал, что больше никогда не сядет рядом на подлокотник, не будет читать книгу, доверчиво расположившись у ног отца. Они так никогда и не поговорили о том, что случилось в лазарете. Просто в каждом из них что-то умерло. Леголас, которому не было на свете никого дороже отца, готов был простить его безумие и даже предательство, но он знал наверняка, что владыка не раскаивается. Следующие годы они вели безмолвную войну, Трандуил – передавая ему через слуг отрывистые приказы, Леголас – всё выполняя, но храня своё молчание и больше не пытаясь помочь отцу спастись от тоски. Трандуил с головой ушёл в государственные дела, хотя его решения стали не в пример прошлому этапу правления необдуманными, словно он потерял вкус даже к власти. Леголас пропадал из дома неделями, охотясь, тренируясь с мечами и луком и читая книги в попытке забыться. Ему не хватало отцовского голоса, декламирующего баллады, но он знал, что ТОГО голоса уже не услышит. Владыка Трандуил погиб в пламени дракона. Остался только гротескный монумент.       Над Мирквудом сгущался мрак. Из окон королевского дворца было видно, как ветер колышет вековые деревья, где-то вдалеке слышалось пение лютни. Леголас знал, что чужой в этом месте. Их династия была здесь пришлой, и теперь Леголас нашёл дом в иных краях. Зимы летели незаметно, и всё возвращалось на круги своя.       – Я нужен в Итилиене, – произнёс принц Мирквуда, не сводя с Владыки прямого взгляда – всё такого же светлого, как раньше, но полного непонятной, сразу бросающейся в глаза силы.       Трандуил, неподвижный, как изваяние, на своём троне – произведении эльфийского искусства – кивнул. Он знал ответ заранее. Теперь, после войны с Сауроном, сын не принадлежал ему ни минуты. Как будто много лет ждал момента, когда окончательно будет свободен от всего, и искал место, где сможет обрести свою гавань. Такое, куда будет стремиться его душа. Тех, к кому она будет стремиться. Друзей. Которым будет принадлежать тепло, свет его прекрасного мальчика.       – Береги себя, отец, – сказал Леголас, и Трандуил вздрогнул. Не ответил. Принц привычно поклонился. Когда он был уже у самых дверей, Владыка тихо произнёс:       – И ты береги себя. Сынок.