Рождественская история

Керли Дадан, ныне взрослая баба с громовым голосом и двумя пистолетами по бокам, когда-то тоже была молодой и красивой. Иногда ей казалось, что этого «давно» и не случалось на самом деле, и она просто однажды увидела сон, который запомнила и хранила в памяти всю жизнь. Действительно, должно же и в ее дерьмовой жизни быть что-то хорошее. Манки Ди Драгон еще не был легендарным предводителем Революционной армии — просто мальчишкой, у которого, к тому же, отец был дозорным и все время следил, чтобы сын не связался с плохой компанией. Гарп уже в то время был большой шишкой в Дозоре, и потому мечтал, чтобы сын пошел по его стопам. И сначала все шло по плану. Драгон с самого детства мог пугать людей, изображая полную атрофию мимических мышц. Он терпеть не мог мелких воришек и уличных преступников, а те, в свою очередь, ненавидели его. Драгону от них доставалось постоянно, но не страшно. Во-первых, никто на острове не хотел связываться с офицерским составом Дозора, себе дороже будет. Во-вторых, Драгон всегда мог за себя постоять. Должно быть, надеждам Гарпа суждено было бы сбыться, если бы однажды Драгон не встретил Шанкса. Дадан знала Шанкса с самого детства. Видела, как тот из вечно выпадающего из кроватки вниз головой младенца превращается в назойливого мелкого паршивца, который уже в пять лет сбегал из дома и мог не появляться днями. Дадан было около десяти, когда ее перестали дразнить рыжей, потому что тогда это прозвище перешло к Шанксу. Тот, в отличие от нее, не обиделся и не рассердился, как обычно, когда происходило что-то, по его мнению, неправильное, а улыбнулся во все пять передних зубов, страшно гордый собой. Волосы у Шанкса были не просто рыжими — они казались настоящим огнем. И как к настоящему огню, к Шанксу тянулись все, но не подходили слишком близко, чтобы не обжечься ненароком. Драгон был не из тех, кто боялся обжечься. Драгон, как и Шанкс, не боялся ничего. *** Снег падал с низкого серого неба крупными хлопьями, кружась в порывах ветра, и казался волшебным. Шанкс ходил с закинутой головой и ловил снежинки ртом. Они падали на язык и тут же превращались в капли воды, вкусные до того, что казались сладкими. Это все от того, что в Сером Терминале не было хорошей, чистой воды, а снежные тучи приносило с моря. Шанкс всегда знал, что он покинет этот остров и своими глазами увидит, где рождаются тучи со сладким снегом и есть ли в мире места, где люди не склоняют головы перед знатью. Было еще много вопросов, которые всегда интересовали Шанкса, но эти два оставались главными. — Никогда тебя не пойму, — сказала Дадан, заворачиваясь покрепче в зимний тулуп. — Дались тебе эти снежинки. Тебе спать негде, а ты о снежинках думаешь. — А вот и неправда! — Шанкс веселился и показывал ей язык. — Ты же не дашь мне замерзнуть и пустишь к себе? Дадан скептически фырчала в ответ на это, как рассерженная кошка, на которую плеснули водой, но соглашалась. Шанксу было всего пятнадцать, а ей уже казалось, что он способен перевернуть весь мир вверх дном. И кто знает, может быть, вверх дном мир станет даже симпатичнее, чем сейчас. — А перед тем как ночевать, нам надо подкрепиться, — Шанкс подмигнул ей весело и бодрым шагом направился к стене, за которой было все: вкусная еда, теплый кров и счастливые люди, которые сегодня отмечали какой-то там праздник. Дадан, если честно, плевать хотела на все их праздники. У нее в целях стояло только дотянуть до следующего утра. И Шанкс был тем, кто каждый день помогал ее цели сбываться. Шанкс был младшее нее чуть ли не вдвое, а Дадан знала, что лучше него нет никого. «Почему бы тебе не уплыть отсюда к чертовой матери? — ворчала она иногда. — Что тебе делать на этом острове?» — А Шанкс в ответ говорил, что еще рано и что время еще не пришло, а потом смеялся и добавлял, что Дадан пропадет здесь без него. Никто не знал, кроме них двоих, тайного хода, ведущего за стену. И они бы не знали, если бы Шанкс однажды, когда они бродили у стены, не привалился плечом и не сдвинул один из камней. Хорошо, что место, в котором находился проход, было безлюдным, и их ни разу никто не заметил. На этот раз улицы были совсем пустыми — только снег падал и падал, наметая на выложенных камнем дорогах маленькие сугробы. Шанкс любил снег и поэтому бегал, оставляя за собой фигурные дорожки из следов. Их путь был недолгим — в паре кварталов от тайного входа находилась пекарня, всегда работающая и ночью. В ней Шанкс и доставал для них по паре горячих булочек, невозможно вкусных и пахнущих так, что закачаешься. Булочки Шанкс всегда ухитрялся стащить так виртуозно, что никто не замечал пропажи — только веселящегося вблизи паренька, которому махали руками и спрашивали, чего это он так припозднился и не волнуются ли его родители, заждавшись дома. Родители Шанкса умерли много лет назад, отравившись тухлятиной, которую из города вывозили на свалку. С того времени забота о мелком и назойливом Рыжем легла на плечи Дадан, хотя на самом деле все обстояло наоборот: это Шанкс ухаживал и заботился о ней. Драгон возник как будто бы из ниоткуда: только что улица была совершенно пуста, и ничто не мешало им с наслаждением уплетать тающую во рту сдобу, а в следующий миг им двоим кто-то преградил дорогу. Кто-то в длинном плаще с капюшоном, скрывающем в темноте лицо. Первым чувством было облегчение: хорошо, что не дозорные, которые бы просто отправили бы в тюрьму мелких воришек и швырнули в холодную камеру. — Кто вы такие? Вы не отсюда, я вас не знаю, — голос, донесшийся из-под капюшона, казался глухим и одновременно громким, будто эхом отражался от стен домов на узкой улочке. Дадан не понимала, откуда в ней взялась эта уверенность, но она знала, что бежать бесполезно — человек в капюшоне все равно быстрее ее. Намного быстрее, хоть и кажется медлительным. Может быть, даже быстрее Шанкса. — А ты сам — кто такой? — Шанкс откинул со лба волосы, озарил улыбкой темноту города и смачно откусил кусок булки. — Мы гуляем. Хочешь с нами? Капюшон явно ожидал чего-то другого: что они начнут оправдываться или убегать, но уж точно не того, что его позовут с собой. — Я тебя точно не видел раньше, я бы запомнил такого, как ты. — И я тебя не видел. Я Шанкс, но все зовут меня Рыжим, — и он протянул незнакомцу ладонь. Тот отшатнулся. — Вы только что украли у пекаря этот хлеб, я видел. Я не собираюсь водиться с ворами. — Вот оно что, — Шанкс с пониманием покачал головой и сел посреди заснеженного тротуара. — И что тогда тебе от нас надо? Я думал, что если поделиться с тобой хлебом, ты не будешь против подружиться. Голова под капюшоном от удивления склонилась набок. Дадан уже давно перестала опасаться — с ней же Шанкс — и наблюдала за этими двумя. Ей было очень любопытно знать, что произойдет дальше и чем все закончится. — Ты всегда говоришь то, что думаешь? — спросил незнакомец. Шанкс усмехнулся. — Нет, конечно. Я же не дурак. Просто ты мне понравился. — И часто тебе нравятся люди? — Обычно я не разговариваю с теми, чьего имени не знаю. — Обычно я тоже не разговариваю с теми, кого собираюсь отправить на их законное место — за решетку, — передразнил незнакомец. — За решетку, — протянул Шанкс, деланно удивившись. — Как можно сажать за решетку только за то, что мы не ели ничего с утра и поэтому взяли маленькую булочку? Ты-то явно бы не заметил, если бы с утра тебе не подали ее к столу. — Не хочу тебя слушать, — голова в капюшоне упрямо мотнулась. — Вы пойдете со мной. Прямо сейчас. Шанкс хмыкнул весело и поднялся на ноги, взял Дадан за руку: — Сначала догони. Бежим! И они рванули назад. Шанкс несся впереди и тянул Дадан за руку, а ей казалось, что она сейчас просто перестанет успевать переставлять ноги и полетит. Поворот, еще один, и еще. Сзади раздавался приглушенный снегом топот, и он становился все ближе и ближе. Еще два переулка, и Дадан схватили за руку. От того, что теперь ее с одинаковой силой тянули в разные стороны, Дадан казалось, что ее разорвут на две ровные половинки. А потом Шанкс резко отпустил ее, Дадан полетела прямо на человека в плаще и упала на него, свалив с ног. Сердце колотилось в горле, но страшно, как ни странно, не было. Шанкс любую опасность делал несерьезной, шуточной. Вот и сейчас. Над головой Дадан пролетел собранный в ком снежок и, столкнувшись с чем-то, обдал ее щеки мелким инеем. Зато ее руку тут же отпустили, и Дадан вскочила, на всякий случай отойдя подальше. Снежок, как оказалось, прилетел прямо в лицо, и теперь их преследователь отфыркивался, все-таки сняв капюшон. И Дадан была удивлена, когда поняла, что тот ненамного старше Шанкса. — Закидывай его! — крикнул Шанкс ей, и второй слепленный комок полетел, разбиваясь о лоб незнакомца и разбрызгивая снег вокруг. Дадан последовала его примеру, а потом и их противник ответил, метко попав Шанксу в нос. Но силы были не равны, и вскоре тот напоминал, скорее, снеговика, чем грозного защитника порядка, которым был еще совсем недавно. Снег облепил его волосы, таял на черных бровях и капал с ресниц и водой тек по лицу, пока он выгребал комки из-за воротника. — Ну что, теперь будем знакомиться? — поинтересовался Шанкс миролюбиво и помахал в ответ на кулак, которым им грозили из одного из освещенных окон, сделав вид, что они уже уходят и больше не будут мешать почтенным гражданам наслаждаться спокойствием. — Манки Ди Драгон, — ответил тот и покачал головой сокрушенно. — Значит, Драгон, — теперь улыбка Шанкса сияла ярче, чем все окна и цветные гирлянды в них, вместе взятые. — Пойдем с нами, может, до тебя дойдет, что мы не так уж и виноваты, как ты хочешь думать. *** — Я принял решение, — сообщил Драгон, когда отец в очередной раз заехал на пару часов. — Решение — это хорошо. Вот это правильно, сын, это по-мужски, — сказал Гарп, и в его глазах Драгон увидел настоящую гордость за него. «Должно быть, я вижу ее в последний раз», — мрачно подумал Драгон. — И что за решение? — Я не стану дозорным. Реакция Гарпа была великолепной, к летящему «кулаку любви» Драгон был готов. Кулак натолкнулся на его руку. Драгон подумал, что ее выбило из плеча, и вправлять придется долго. Драгон ошибся — тот взгляд был не последним, только теперь к гордости за сына прибавилось удивление. — Это где ты так научился? — Друзья показали. — Драгон удержался от того, чтобы потереть вопящие от боли костяшки. Он очень надеялся, что второго удара не последует — все-таки отец был намного сильнее его. Пока еще был. — Перевешать твоих друзей надо, — рявкнул Гарп. Драгон невольно вспомнил, как они отрабатывали с Шанксом усиленные Волей удары на побережье, а в отдалении внизу, словно совсем под ногами, лежал Серый Терминал. Оттуда он казался бесконечным, но Драгон точно знал, что у него есть и начало, и конец. И точно так же, как и начало, должен быть конец у этой целиком прогнившей власти, которую он не замечал так долго прямо у себя под носом и которую от этого ненавидел еще сильнее. И совсем немного себя самого — за глупость. — Только попробуй, — ответил Драгон. — Больно надо — гоняться за сопляками, — Гарп отмахнулся. — Сами попадетесь. Драгон пожал плечами. Отвечать, что они уж точно не попадутся, было глупо и не имело смысла. — А может, все-таки Дозор? — спросил Гарп, спустя пару минут. Драгон покачал головой и накинул капюшон. Рука болела так, что все синяки и ушибы после стычек с Шанксом казались легкими укусами мошкары. Драгон озабочено подумал, что сегодня вечером, на очередной тренировке, ему придется особенно тяжело победить. Отец стоял посреди кухни, в кипельно-белой форме Морского Дозора и грыз одно печенье за другим, больше не глядя на него. Драгон только сейчас понял всю скрытую иронию: белые формы Дозора скрывали за собой несмываемую грязь действий правительства и мировой знати. *** Сколько Шанкс себя помнил, он всегда мечтал стать пиратом. Быть пиратом означало быть свободным: от условностей, от идиотского разделения людей на высших и низших, от чужих правил, которые ему хотели навязать окружающие. Впрочем, у них никогда не получалось. Да и вообще, Шанксу казалось, что быть пиратом — это самое крутое, что может только быть. Поэтому когда Драгон доверительно сообщил Шанксу, что хочет завербовать его в Революционную Армию, Шанкс даже не раздумывал. — Почему? — Драгон, как будто знал его первый день, казался искренне раздосадованным отказом. — Я думал, тебе знать противна даже больше, чем мне. Они передыхали после тренировочного боя, и в ушах до сих пор слегка звенело — сказывались напряжение от использования Воли и тяжелые удары Драгона, которые иногда все-таки достигали цели. Море перед глазами переливалось всеми оттенками аквамарина и сверкало на солнце, отчего смотреть на него было почти невозможно. Драгон смотрел на яркие солнечные блики и даже не щурился. Шанкс подозревал, что Драгон их даже не видит. Шанкса ослепляли море и свобода, Драгона, должно быть, точно так же слепила идея справедливого миропорядка. — Я думал, ты знаешь сам, — Шанкс весело усмехнулся. — Но мое дело важнее, чем твое, — Драгон упрямо выдвинул подбородок. Он никогда не отличался общительностью или хорошо подвешенным языком, но его железная вера в правоту своего дела всегда решала проблемы в его пользу. — Я думал, ты поймешь. — И буду твоим первым помощником? Даже не мечтай. Я не настолько бескорыстен, как тебе кажется. — Когда ты хочешь отплыть? — А ты? — Как можно скорее. Дело не ждет, каждый день важен. — Не сомневаюсь. Сам Шанкс готов был отплыть хоть сейчас — его лодка давно была готова. Он оттягивал момент, каждый раз говоря себе, что нужно стать еще немного сильнее. Сейчас, когда Драгон наконец заявил о своем желании уйти, Шанкс понял, что обманывал себя — на самом деле, ему не хотелось расставаться. *** Больше всего Драгон боялся, что его вид недостаточно серьезен для предводителя Революции. — Можно сделать татуировку, — предложил Шанкс, когда Драгон нехотя озвучил свои сомнения. — Это слишком… — он долго не мог подобрать слова и, в конце концов, закончил: — по-пиратски. — В горах растет дерево с соком цвета крови, — сказала Дадан, до этого момента молча слушавшая их разговор. — Говорят, он никогда не смывается. Дадан поначалу, по старой памяти, проводила с ними все время, но очень скоро перестала справляться с тренировками. Зато, отделавшись от них, Дадан стала главарем горных бандитов. Настоящими бандитами, Драгон знал теперь, те не были — просто устрашающее название для богачей из города, чтобы те лишний раз и подумать не могли о том, чтобы высунуть нос за высокую стену. Но эта ночь была ночью прощаний, и Дадан то и дело тихо шмыгала носом и растирала слезы по скулам, чтобы они не блестели слишком уж явно в свете трех свечек, неровно освещавших помещение базы горных бандитов. — Это идея! — Шанкс подскочил на месте. — Я тебя так разрисую, что тебя отец родной не узнает! — Не стоит, — Драгон в последнее время старался быть как можно более сдержанным. Особенно сегодня. Иначе он бы тоже начал рыдать. Дадан и Шанкс были его первыми настоящими друзьями. А Шанкс был даже больше, чем другом — они были братьями по духу. — Я аккуратненько, — Шанкс не унимался, — тебе понравится, вот увидишь! Никаких нескромных узоров или цветочков, все как полагается вождю Революции. Правда-правда! — добавил он, как будто это могло убедить Драгона в благоприятном исходе этой авантюры. А потом Шанкс посмотрел из-под рыжих бровей так проникновенно, что все-таки убедил Драгона. — Ты сам подумай, кто поверит, что ты сможешь изменить этот мир, если ты даже себя самого изменить боишься, — добавил Шанкс последний, решающий аргумент вкрадчивым голосом. — Я не боюсь ничего! — Тогда показывай, где это дерево и с чем его едят! — Шанкс тут же развернулся к Дадан, и они обменялись хитрыми улыбками заговорщиков. Драгон смутно ощутил, что пожалеет, но он также понимал и то, что Шанкс был прав. А кроме того, он чувствовал, что хочет, чтобы Шанкс нарисовал на его лице что-то соком дерева цвета крови, что-то такое, что никогда не исчезнет. Дерево нашлось быстро — Дадан безошибочно привела к нему сквозь лес даже в ночной темноте. Драгон подумал, что это последний раз, когда он ходит по дикому лесу острова Гоа. Сок дерева, как и говорила Дадан, был похож на кровь, только намного более вязкий. И пах он приятно — как будто всеми деревьями и ночами острова вместе взятыми. А может быть, это ему просто казалось. Путешествие до дерева и обратно, как ни странно, проходило в полной тишине — даже Шанкс, словно хоть раз почувствовав серьезность и важность момента, перестал трещать. Но когда они вернулись в домик, все вернулось на круги своя. — Что-то вы уж слишком серьезные, — сказала Дадан и извлекла из одного из шкафчиков, в которых должна была бы лежать еда, если бы она была, три мутно-янтарных бутылки. Шанкс как будто только этого и ждал, выхлебав за раз половину. Он рисовал на лице Драгона что-то, водил пальцами по левой части лица. Кожа в местах прикосновений горела, и Драгон, хоть и выпил совсем чуть-чуть, намного меньше, чем Рыжий, не мог понять: виноват в этом странный сок или все-таки пальцы. Примерно в то же самое время Драгон осознал совершенно отчетливо, что больше такого не повторится никогда. Ему было интересно, что же там натворил Шанкс и не увидит ли он, посмотрев в зеркало, узор из бабочек, складывающийся в непотребное слово. Драгон боялся зря — он был даже немного разочарован, когда увидел на левой части лица обычные четкие линии красного цвета. Все именно так, как он и любил. Шанкс улыбался и все время спрашивал, нравится ли Драгону результат, но Драгон пообещал ответить утром. Он думал, что Шанкс и Дадан быстро вырубятся этой ночью, но сам задремал, дожидаясь этого момента. Сон Драгону приснился совсем уж дурацкий: будто они с Шанксом целуются, стоя по пояс в озере из красного сока, а может быть, из крови. От бредовости увиденного Драгон открыл глаза. И очень вовремя — солнце еще не поднялось, а Дадан и Шанкс мирно дрыхли. Драгон мельком посмотрел на Шанкса, все еще помня сон, и взгляд зацепился за красные пальцы левой руки. Драгон усмехнулся: Шанкс, должно быть, просто не подумал о том, что теперь и он тоже не отмоет с руки сок. Брать с собой Драгону было нечего, и прощаться он тоже не стал — прощания всегда выходили какими-то неуклюжими и неловкими, совершенно ненужными. Дадан, наверное обидится с утра, но очень быстро простит, а Шанкс… он точно поймет. Когда Драгон вышел из дверей домика, впереди, над горами, разгорался рассвет.