Мацури

Сасабе откинулся на спинку дивана, закинул ногу на ногу и прикурил сигарету. – Ну и на кой вы мне сдались? Целой толпой, да ещё и с бабой? Го недовольно насупилась – формулировка «с бабой» её не радовала, но чего ещё ожидать от якудза? И угораздило же её связаться с этой бандой, теперь приходится терпеть такое отношение. Но не оставлять же этих придурков без присмотра? Страшно подумать, что они могли натворить без её мудрого и чуткого руководства! О том, что причина была ещё и в её брате, примкнувшем к босодзоку из Самедзуки, она предпочитала не вспоминать. Но ведь хотелось, нестерпимо хотелось доказать вечно игнорирующему её Рину, что их Иватоби круче! – Нам очень нужна работа, аники[1], – предельно вежливо сказал Макото с лёгким поклоном. Нагиса поспешно закивал, заехал локтём в живот Рею, тот, поняв намёк, с солидным видом поправил очки и подхватил: – При нынешнем состоянии экономики, шансов устроиться на работу без протекции… – А тебя, ботаник, вообще не спрашивали, – нахмурился Сасабе и ткнул пальцем в него, а потом в Нагису. – Вы ещё вообще школу не закончили, а уже туда же, будете мне про экономическую ситуацию втирать! Макото тяжело вздохнул, но ничего не сказал. Харука всё так же безразлично рассматривал потолок, Го мяла в руках подол лёгкого свитера и никак не могла решить, что делать в сложившейся ситуации. Сасабе наклонился вперёд, раздавил в пепельнице недокуренную сигарету и тоже вздохнул, видимо понимая, что просто так они от него не отстанут. – Вот ты, что вообще делать умеешь? – спросил он у Харуки. – Могу скумбрию жарить, – задумчиво ответил тот. – А ещё что? – Могу не жарить, – пожал плечами Харука, а Го прикрыла глаза рукой, спасаясь от суровой действительности. Вот почему они такие придурки? – Прелестно, да ты просто кладезь умений, – протянул Сасабе, закатывая глаза. – И чего ж всем так неймётся? Вчера вот Микошиба со своими приходил, сегодня вы… – Микошиба? – удивился Макото. – Самедзука? – явно напрягся Харука. – Опять они нас опередили, – прошипела себе под нос Го. – О, у вас с ними что, тёрки какие? – хохотнул Сасабе. – А вообще, это идея! Через неделю будет мацури[2], так уж и быть, дадим и вам, и им места – не просто так, конечно, взносы уплатить надо будет. Кто заработает больше денег, получит от нас работу, а там, глядишь, и в клан примем… Мацури – это было хорошо, даже просто отлично! Торговля на фестивале – одно из самых традиционных занятий, со времён коробейников тэкия[3] – деньги, не облагаемые налогами, контрафакт, подделки и просто бешеная накрутка цен. Икэмидзу-гуми[4], которая контролировала их город, просто не могла пройти мимо такого. Прибыльный бизнес, ничего удивительного, что они до сих пор сами распределяют торговые места, собирают деньги за охрану и следят за порядком на таких мероприятиях. Работа здесь – это только начало, курс молодого бойца, который поможет занять «весомые» места в мире якудза. Места, где есть большие деньги, уважение, опасность, волнение и статус. *** – Ну что ж, теперь надо наскрести бабла, чтоб вечером на Сёба-вари[5] было чем взносы оплачивать, – радостно подпрыгнул Нагиса. – Рано радуешься, – одёрнула его Го. – Денег всё равно нет. И это только за «аренду», а торговать чем будем? Харука перевёл на неё взгляд и уже открыл было рот, но Го подняла вверх раскрытую ладонь, останавливая его. – Нет, брелочки в форме птичек и рыбок, это очень мило, но сомневаюсь, что это будет так уж хорошо продаваться. Надо будет узнать, что собираются делать эти умники из Самедзуки… – Опять будешь за ними следить? – спросил Макото. – Круто, – подпрыгнул Нагиса, будто пытаясь так компенсировать недостаток роста. – Давай я тоже помогу! – А что такого? – пожала плечами Го, накручивая на палец выкрашенную в кислотно-красный цвет прядь. – У них куда больше людей, нам нужно как-то это компенсировать, и вообще… – Послушай, Го, так ты опять можешь нарваться на неприятности, – вздохнул Макото. Из всех них он был самым уравновешенным и всегда старался сгладить острые углы, но Го… её слишком часто заносило. – Сколько раз просить, чтобы меня называли Ко! – возмущённо взвилась девушка, ударяя Макото кулачком в грудь. Пусть он и казался маленьким, особенно по сравнению с кулаками самого Макото, но костяшки были острыми и бить она умела. Ещё бы, с такими-то друзьями! – У меня есть мысль! – сказал вдруг Рей, немного нервно поправляя очки. – Раз Харука-семпай умеет готовить, то может быть, нам наловить рыбы? Всё ещё раздражённая Го повернулась к нему, уперев руки в бока. – Ты думаешь, это так просто? Наловить рыбы! Нужна лодка, снасти… Да и, в конце концов, это просто уметь нужно! От такого напора Рей аж попятился, но отступать было некуда – позади стоял Нагиса. Макото успокаивающе положил руку ей на плечо, и прервал нескончаемый поток её излияний: – У меня есть лодка, надувная, и удочки с сетью, так что с этим проблем не будет. Рей облегчённо выдохнул – Го всегда была так темпераментна, что порой становилось страшно. Даже своим. Даже если, подходя к ситуации логически, Рей понимал, что ничего плохого она ему не сделает. Ничего такого, чего он не смог бы пережить. – И потом, мы отвлеклись от темы, – продолжил Макото. – Про рыбу и её ловлю мы всегда можем подумать после того, как решим, где брать деньги на взнос. – Продать что-нибудь ненужное? – предложил Нагиса. – Чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное, а денег у нас нет, – возразил Рей. С деньгами у их компании и впрямь было туго. У Макото – мать домохозяйка и младшие брат и сестра, на которых и уходила большая часть зарплаты их отца. А остальные деньги шли на ремонт дома, в котором вечно то крыша протекает, то полы скрипят. Харука жил один, поскольку его родители решили искать заработков в другом городе, и у них не было возможности присылать ему много денег. Сам он уезжать отсюда не хотел – здесь было море, без которого он и не представлял своей жизни. У Рея дела обстояли и вовсе печально – после развода родителей он остался с матерью и денег катастрофически не хватало. Вот семья Нагисы была вполне обеспеченной, беда в том, что его родители вбили себе в голову, что он должен учиться самостоятельности, сам справляться с трудностями и всё в таком духе. И урезали его карманные деньги из-за каждой плохой оценки. А Го и вовсе не терпела никаких разговоров о своих родных, демонстративно дулась на брата и сутками не бывала дома, зависая в их компании. – Хару-чан?! – вдруг крикнул Нагиса, оглядываясь по сторонам, а потом побежал вниз по улице. – Эй, подожди нас, Хару-чан! *** Если у тебя нет чего-то необходимого, есть три пути: купить, заработать или украсть. Когда в качестве этого самого «необходимого» выступают деньги, то вариант «купить» отпадает автоматически. Учитывая, что деньги им нужны, чтобы получить работу, «заработать» тоже отпадает. А вариант «украсть» – это несколько чересчур. Наверное. Всё-таки есть большая разница между тем, чтобы спереть пару конфет, и размышлениями о том, как и у кого можно украсть не самую маленькую сумму денег. Это были бы уж совсем крайние меры, без которых Харука предпочёл бы обойтись, а значит, нужно было искать другой выход. И, когда Нагиса предложил «продать что-нибудь ненужное», его осенило. Вот этого самого «ненужного» у него был полный дом, так что оставалось только решить, что и кому продавать. Непонятно только почему и Макото, и Го были настолько против, что аж вцепились в него всеми четырьмя – на двоих – руками и требовали одуматься. Го так и вовсе прямо-таки орала в ухо и обзывала умственно неполноценным. Спорить разом с ними обоими Хару было слишком лень, так что телевизор, швейную машинку и музыкальный центр они не продали, а заложили в ломбарде. Хватило и на взносы и даже немного осталось, чтобы купить продуктов. Теперь проблема была уже в том, что это самое «немного», было действительно небольшой суммой, так что Макото пришлось объясняться со своим отцом о лодке и снастях. На Сёба-вари они чувствовали себя на редкость неуютно. Кто все эти люди вокруг? Мрачные и серьёзные, практически все из них курят. Они в своих спортивных костюмах выделяются настолько, что охота спрятаться. Потом явились братцы Микошиба, самодовольно скалились и подмигивали резко отвернувшейся от них Го. Они оба уже настолько достали её своими «ухаживаниями», что это заставляло Го ещё сильнее жаждать доказать превосходство банды Иватоби. Она так и стояла, сжав губы в тонкую линию и задрав подбородок. Мацури – это слаженная работа множества людей, это многочисленные улицы прилавков, каждый из которых, начиная от храма и дальше, пронумерован. Главная улица – та, что соединяет храм и главную дорогу. Места, расположенные вблизи храма, – хорошие, а те, что дальше от храма, – хуже. Семья, приехавшая отдохнуть на мацури, обычно сначала идёт к храму, получить благословение и помолиться. Затем поворачивает налево, к еде, напиткам, игрушкам, одежде, золотым рыбкам, сладостям, талисманам. Карта с размеченными местами для прилавков всегда готовится заранее, так что, глядя, как Макото кладёт перед Сасабе конверт с их «взносами за участие», Харука не мог не думать о том, за чей счёт они получили это место. А Самедзука? Чем это может закончиться для них? С другой стороны, сейчас его гораздо больше волновало совсем другое – у них оставался всего один день на то, чтобы всё продумать и подготовить товар. Еда, пожалуй, один из самых простых вариантов – готовить можно уже на месте, так что это изрядно экономило время на подготовку. Но никто из них не сможет предсказать заранее, будет ли это пользоваться спросом, достаточным, чтобы обойти в прибыли босодзоку[6] из Самедзуки. Харука снова посмотрел на «конкурентов», задумываясь о том, почему с ними нет Рина. Он не любил об этом думать, но когда считаешь кого-то одним из самых ближайших друзей, а потом он вдруг выходит против вас… Пожалуй, Рин был главной причиной, почему их банды так сильно соперничали, хотя и других вполне хватало. Когда церемония распределения закончилась, и они установили свой прилавок на отведённом участке, был уже поздний вечер. Завтра им предстоял тяжёлый день, так что нужно было хотя бы попытаться выспаться, но Харука всё равно полночи бездумно смотрел в потолок. Ему нравилась его жизнь – быть членом банды для него означало выйти за рамки законопослушного общества, быть свободным. Сможет ли он и дальше чувствовать эту свободу, если у них всё получится? *** Море было рядом, так близко, что иногда даже не верилось – блуждаешь бесцельно, сворачиваешь за угол, а там – порт. Весь город пропах горьковатым запахом соли, свежевыловленной рыбой, эпоксидной смолой, олифой, краской… Харука любил море и совершенно не представлял своей жизни без него. И плавать он тоже очень любил – зимой мог часами сидеть дома в ванне, потому что в море было слишком холодно, а на абонемент в крытый бассейн денег не было. Это было одной из главных причин, почему он согласился делать хоть что-нибудь. Весной они с Макото окончили школу, но в университет поступить не смогли, всё лето пытались найти работу, но всё было безрезультатно. А жить на что-то надо, особенно, когда хочется жить хорошо. Так что призрак абонемента в городской бассейн маячил перед внутренним взором Хару, манил его к себе и мотивировал даже на самые идиотские поступки. Например, на попытки расставить сети, чтоб хоть что-нибудь поймать, или сидеть в лодке с удочкой, борясь с желанием всё бросить и нырнуть в воду. Ну и что, что уже сентябрь, и она не такая уж тёплая… Море всегда казалось Харуке живым созданием: у него было своё настроение, свои любимые цвета, свои слабости. Например, море любило чаек. Щекотало их белыми барашками на волнах, тянулось к ним, как ребёнок к погремушке. А ещё море любило небо. Поэтому оно каждый день стремилось украсть его цвет, отразить, переврать — лишь бы только хоть чуть-чуть стать похожим на него. А вот людей море не жаловало, выплёвывало на сушу, а то и вовсе тащило на дно. Если только люди не становились рыбами... Харука очень любил море, и ему даже казалось, что оно отвечает ему взаимностью, а вот Макото его боялся. В это было трудно поверить – всегда спокойный, доброжелательный и рассудительный, и вдруг – боится. Вот только море, радостно сверкающее на солнце, может быть и совсем другим: опасным, яростным и безжалостным. Оно легко может забрать твою жизнь, если окажешься недостаточно внимателен или силён, но Харука считал, что если он действительно однажды утонет, то значит, так тому и быть. Стать частью этой стихии – не такой уж плохой конец. Каждый раз, когда у него клевало, Нагиса радостно подскакивал и издавал победный клич, едва не опрокидывая лодку. – Чего ты орёшь? Ты мне всю рыбу распугал! – в очередной раз не выдержал Рей, хватая его за ремень брюк и усаживая обратно. Харука покосился на берег, где, подвернув штаны до колена, бродил по мелководью Макото, проверявший сети. С ним вдвоём было бы гораздо тише спокойнее, но вокруг было море, то самое, что забрало немало жизней рыбаков из их города. Сложно продолжать хорошо относиться к тому, что убило близкого человека. Рыбы они всё-таки наловили не так уж и мало, а пока возились со снастями, удочками и лодкой, Го занялась приготовлением сладостей. Причём не у себя дома, а у Харуки – его ж всё равно там нет, так что, гремя на кухне посудой, матеря сахарный сироп для леденцов и рассыпая красители по всем поверхностям, она никому особо не мешала. А то, что кухню после неё придётся ещё долго приводить в порядок, так это пустяки, дело-то житейское. Подумаешь, какие мелочи, с этим можно будет и потом как-нибудь разобраться. Практически всю ночь накануне мацури они чистили и потрошили рыбу, долго, уныло и печально. Когда Нагиса чуть не заснул с ножом в руке, едва не оттяпав себе кое-что жизненно важное, его уложили в углу на футоне[7] и продолжили это не самое приятное, но совершенно необходимое сейчас занятие. Весь дом пропах рыбой и жжёным сахаром, и сочетание этих запахов было практически невыносимо. А поутру, категорически не выспавшиеся, они устало паковали вещи, чтобы оттащить всё к храму, в котором и проходил праздник. До того момента, как они стали собираться, ребята даже не подозревали, что им будет нужно столько всего, так что пришлось бегать туда-сюда несколько раз. Особенно много проблем было с этой самой рыбой – здоровенные ящики с сухим льдом[8] оказались безбожно тяжелы, так что пришлось изрядно повозиться. Участок, что им выделили, был довольно далеко от храма, так что рассчитывать на толпы покупателей было бы глупо. Харука возился с установкой жаровни, Го скакала вокруг с блокнотом, записывая, что есть, что нужно, что она видела и слышала о Самедзуке, и как они готовятся к соревнованию. Им место тоже дали на окраине, но с другой стороны от храма, видимо, чтоб не передрались раньше времени и не испортили праздник нормальным людям. А то ведь с них сталось бы устроить драку прямо здесь, невзирая на здравый смысл и, мягко говоря, небезопасность такого поведения – за порядком на своей территории Икэмидзу-гуми всегда следили сурово. Храм был украшен по периметру красными фонарями. Прилавки с лапшой, майками, бутылками, игрушками и игральными картами образовывали целые улицы. От пёстрого разнообразия кружилась голова, а в воздухе витали умопомрачительные запахи готовящейся прямо здесь самой разнообразной еды. Приготовления шли полным ходом, и Харука поразился, насколько иначе вели себя все эти люди, по сравнению с вчерашним вечером. Весёлые и жизнерадостные, на удивление дружелюбные. Будто все эти улицы с прилавками – город в городе, живущий по своим законам. Прилавки с другой стороны – целый мир, пока ещё неизведанный, но уже влекущий к себе, заставляющий вливаться в почти танцевальный ритм. Приходил Сасабе-аники, несколько странно смотрящийся в юката[9] со своей сногсшибательной причёской – обесцвеченные волосы, ирокез и покрашенная в контрастный цвет звёздочка с боку. Он хлопал их по плечам и знакомил с окружающими людьми. И со всех сторон слышалось непрерывное: «Как твой малыш?», «Посмотрите на снимок моего мальчика», «Передавай привет Масако-тян», «Как твоя нога?». Будто одна большая семья, весёлая и дружная. Клан якудза был отчего-то совсем не похож на то, что они представляли прежде. Когда начался праздник и стали появляться покупатели, отвлекаться на посторонние мысли уже не было никакой возможности – только успевай готовить, раскладывать на порции, принимать деньги, считать сдачу… Людей становилось всё больше и больше, будто бы весь город сейчас собрался на площади перед храмом, просто по разную сторону от прилавков. И вокруг играла музыка, смеялись дети, нарядные женщины покупали чудодейственные снадобья, молоденькие девушки восторженными глазами смотрели на предсказателей, подвыпившие мужчины с раскрасневшимися лицами охотно тратили тяжким трудом заработанные деньги. Мальчишки-школьники соревновались в меткости, а девчонка, выбирающая талисманы приносящие удачу у соседнего прилавка, училась в той школе, которую с Макото закончили этой весной. Увидев их, она радостно принялась скупать приготовленные Го леденцы, позвонила подружкам, говорила «здесь такая замечательная рыба! Просто потрясающе пахнет!». От всего этого Харука чувствовал себя странно – пока покупатели были просто незнакомыми людьми, отчего-то было проще, чем слушать радостное щебетание этой девчонки, имя которой он никак не мог вспомнить, и её восторги. Почему-то закрадывались мысли, действительно ли ей всё так нравится, или это потому, что она вроде как неплохо знает Го? С другой стороны, на выручке эта активность сказывалось самым положительным образом. Тем более, когда прибежали её подружки, да ещё и не одни, а с парнями. Вся эта суета вокруг их прилавка привлекала всё больше и больше людей, так что он едва успевал выкладывать на жаровню всё новые и новые куски рыбы. *** – Ну чего ты хмурый такой, Рин? – поморщился Микошиба, недовольно пнув и без того уже изрядно мятую картонную коробку с какими-то контрафактными тряпками, которые они смогли достать по дешёвке. Рин недовольно дёрнул плечом и продолжил раскладывать пёстрые юката на прилавке. – Это из-за твоей сестры, что ли? – продолжал наседать Микошиба. – Так я чё? Я ничё, я может быть, серьёзно, и вообще… – Да нормально всё! – отмахнулся Рин. – Не выспался просто. – Ну, как знаешь… – с сомнением протянул Микошиба, но всё-таки оставил его в покое. Зато на него теперь пристально смотрел Соске, отвлёкшись от развешивания ярких бумажных фонариков. – Тебя ведь действительно что-то беспокоит, – сказал он. Не спросил, просто констатировал факт, как это с ним часто бывало, слишком уж он хорошо знал своего друга детства. – У меня есть мысль, я её думаю, не отвлекай, – совсем уж недовольно проворчал Рин. То, что когда-то казалось отличной идеей, сейчас выглядело редкостным идиотством, особенно, когда он вспоминал того занудного очкарика из Иватоби. Будто бы он взял и занял его место, вот так вот легко и просто. Хотя, никто, кроме самого Рина и не виноват в случившемся – он же сам ушёл от них, пытаясь доказать то ли Харуке, то ли самому себе, что гораздо круче. И что теперь? Вернувшись в родной город, вдрызг разругался с сестрой, ухитрился вступить в банду босодзоку, да ещё и Соске с собой зачем-то притащил. Он видел их сегодня, когда они тащили свои ящики со льдом и рыбой к прилавку, и это было почти что больно, от того, что в этот момент он был не с ними. Но спокойно о чём-то думать, когда вокруг радостно прыгает счастливый Момотаро – вот уж кому плевать на любые проблемы всегда и везде – и Айичиро в панике причитает, что ещё ничего не готово, было довольно-таки проблематично. – Знаешь, я тут тоже подумал… – сказал через некоторое время Соске, уловив небольшой перерыв в окружавшей их свистопляске. – Нам ведь сказали, что работу от Икэмидзу-гуми получат те, кто больше заработает… Но мне кажется, что если и мы, и Иватоби покажем себя хорошо, то есть неплохой шанс, что все мы окажемся в одном клане. – Это ты сейчас вообще к чему, а? – нахмурился он. – К тому, что рано или поздно, мы перестанем быть по разные стороны баррикад, – разъяснил он свою мысль. – Наоборот, разопьёте сакадзуки пять на пять[10]… Рин ничего не ответил, сделав вид, что больше всего ему интересен продавец напротив, втюхивающий покупателям пирожки «с сюрпризом». Что толку в бесплодных мечтах? Харуку всегда интересовало только море… Было бы забавно представить их самих лет через пять, действительно заработавших себе место в клане, серьёзных и уважаемых людей, но как-то не получалось. Всегда мешали воспоминания о них, когда они были детьми, наивных мечтах, к которым они тогда относились со всей серьёзностью. Им уже скоро двадцать, и чего они добились? Мимо прошла девочка, доказывающая хнычущему младшему братику, что «никто не может грустить, когда у него есть воздушный шарик!» и Рин усмехнулся: – Ладно, я прекращу предаваться страданиям, если ты купишь мне какую-нибудь вкусняшку! – Какигори[11] тут продают через два прилавка, заглянем туда в перерыв, – предложил Соске. – Не-а, тогда лучше карамельные яблоки![12] – моментально повеселел Рин. Яблоки он и так любил, а уж в карамельной корочке, они и вовсе становились чем-то неописуемым! Глянцево-блестящие, ярко красные бока, хрустящая корочка, а внутри сочная и сладкая мякоть. Так что Соске, глядя на друга, вгрызающегося острыми зубами в третье по счёту яблоко, невольно улыбнулся. Действительно, как мало иногда нужно, чтобы отвлечься от мучительного безобразия, которое имеет привычку происходить в наших головах. А брызгающий во все стороны сок, это уже мелочи. *** – Охуенно! – радостно воскликнул Сасабе, увидев Аму-чан в нарядной юкате и с хана-кандзаши[13] в волосах. – Ты опять за своё, Горо, – тяжко вздохнула она, отворачиваясь. – Ну, я это в том смысле, что ты выглядишь здорово! Я ж, эта, галантный кавалер, во! – тут же принялся объяснять он. – Научись сначала разговаривать по-человечески, тогда уж и говори комплименты, – немного смягчилась Ама-чан, но потом назидательно подняла палец вверх: – Как говорил Омар Хайям, «Ты лучше голодай, чем, что попало ешь…» Сасабе вздохнул ещё более тяжко, чем Ама-чан до этого. Нет, она была чудесная – красивая, твёрдая духом и встречалась с ним не ради того, чтобы тянуть деньги, как многие женщины до этого. Но каждый раз, когда она начинала так вот умничать, он чувствовал себя двоечником на уроке литературы. Вот всё в ней было хорошо, кроме этого! А так, он даже мог бы представить её своей женой – когда-нибудь потом, когда он получит повышение. И она будет вся такая шикарная, в кимоно, раздавать подзатыльники его подчинённым, ну красота же! Ама-чан и была учительницей литературы, и в самый первый раз она согласилась пойти с ним на свидание, когда он пригрозил, что расскажет всем, что раньше она позировала в одном купальнике для журналов весьма сомнительного толка. Ух, как же она тогда разозлилась! На первый взгляд такая милая и ранимая девушка оказалась сущим дьяволом, и от этого стала нравиться Сасабе ещё больше прежнего. По его мнению, рядом с сильным мужчиной должна быть сильная женщина. Это как бы ещё больше подчеркнёт все его достоинства, ведь он смог завоевать её сердце! Ради Амы-чан он готов был на очень и очень многое, потому что хотел, чтобы она пошла с ним сама, по своей воле, и была счастлива с ним. – Но знаешь, я очень рада, что ты меня сюда вытащил, – сказала она внезапно тепло, даже счастливо, кладя свою узкую ладонь на его локоть. – Я так давно не была на мацури! И ребята наконец-то работу нашли, и, кажется, очень довольны. Только посмотри, как они улыбаются! Сасабе взглянул, как сосредоточенно ворочает рыбу на жаровне тот самый парень из Иватоби, который «могу жарить, а могу не жарить», как их девица перегибается через прилавок с кучей разноцветных леденцов и о чём-то заговорщики шепчется с детишками, и те задорно смеются вместе с ней. Что ж, если Ама-чан так хочет, если они покажут себя хорошо, то почему бы и нет? Работа, если уж честно, хоть какая-нибудь да найдётся, хоть бы и в порту, или ещё где… А потом, кто знает? Они ведь действительно стараются и сразу видно, что из тех, кто не отступит. *** Несколько лет спустя Харука думал о том, что он действительно редкостный идиот – это ж надо было додуматься добиваться членства в клане якудза, ради того, чтобы денег хватало на бассейн! Теперь его и в общественную баню не пускают, такого красивого[14]. Единственный выход, который приходил ему в голову – побыстрее сделать хорошую карьеру и отстроить свой собственный дом, с бассейном, потому что иначе зима становилась совершенно невыносимой. ____________________ [1] Аники (яп. 兄貴) – старший брат, сленговое почтительное обращение [2] Мацури (яп. 祭り) – эквивалент праздника или фестиваля в современной Японии, устраиваются синтоистскими храмами. [3] Тэкия (яп. 的屋) – одно из полукриминальных сообществ средневековой Японии, к которым возводят свою историю современные якудза. Изначально – бродячие торговцы, позже объединялись в сплочённые группы. Именно среди них родилась классическая схема власти якудза. [4] Сёба-вари – это церемония распределения мест на прилавках перед мацури, которую проводит группировка, контролирующая район, в котором проходит мероприятие. [5] Икэмидзу (яп. 池水) кандзи означают пруд и вода, -гуми (яп. 組) группа, одно из типичных окончаний для названий кланов якудза. Название группировки взято с потолка и любые совпадения случайны. [6] Босодзоку (яп. 暴走族, букв. «агрессивный гоночный клан») – полукриминальная субкультура байкеров. Состоит из группировок лихачей-мотоциклистов, а вскоре после организации часть босодзоку перешла на автомобили. Впоследствии основная часть попыталась дистанцироваться от криминала, сохранив при этом «легальный» образ жизни «банд мотоциклистов». [7] Футон (яп.布団) – традиционная японская постельная принадлежность в виде толстого хлопчатобумажного матраца, расстилаемого на ночь для сна и убираемого утром в шкаф. [8] Сухой лёд – замороженный углекислый газ, при обычных условиях (атмосферном давлении и комнатной температуре) переходящий в парообразное состояние, минуя жидкую фазу. Используется для охлаждения пищевых продуктов (например, мороженого) при их транспортировке и хранении, в научно-исследовательских работах для получения низких температур, и т. д. [9] Юката (яп. 浴衣) – традиционная японская одежда, представляющая собой летнее повседневное хлопчатобумажное, льняное или пеньковое кимоно без подкладки. [10] Сакадзуки (яп. 杯) – традиционная посуда для саке, а так же обряд его распития. «Пять на пять» – равные отношения, побратимство. [11] Какигори (яп. かき氷)– японский вариант мороженого, размельчённый лёд разных цветов с сиропом. [12] Карамельные яблоки – десерт из яблок в сладком карамельном покрытии, выглядит так http://i.imgur.com/8phNb2e.jpg [13] Хана-кандзаши (яп. 花簪, цветочные кандзаши) – японские традиционные женские украшения для волос, украшенные аппликацией из кусочков ткани в форме цветов. Выглядят, например, так http://cs421728.vk.me/v421728316/3739/2bjISHL2MnI.jpg [14] в Японии людей с любыми татуировками не пускают в общественные бани пруф(http://blog-imgs-69.fc2.com/s/o/u/southkoreannews/20140402103349a01.png), а ирэдзуми – традиционные татуировки якудза – вообще запрещено публично демонстрировать, кроме как во время Сандзя-мацури (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D0%B7%D1%8F-%D0%BC%D0%B0%D1%86%D1%83%D1%80%D0%B8)