Часть 1
21 марта 2015 г. в 01:02
Еще не рассвело, и Гамельн спал — тревожным сном, полным шорохов, попискивания и шуршания лапок во тьме — когда с крыши высокого дома скользнула по водосточной трубе юркая тень и протиснулась в приоткрытую форточку под самой крышей.
Спрыгнув на подоконник, Серохвост присел на задние лапы и принюхался. Враг спал, укрывшись одеялом; исходящий от него запах опасности был сейчас далеким, приглушенным. Хорошо бы прыгнуть на кровать и вцепиться ему в горло... но Серохвост знал, что в одиночку ему с человеком не сладить — и пришел сюда не убивать. Он поступит умнее.
Пестрое одеяние Крысолова висело на спинке кресла у кровати; и тут же, на подлокотнике, лежала та Вещь, за которой пришел Серохвост.
Дудка.
Серохвост не был самым крупным, сильным или свирепым в стае. Место его в крысиной иерархии было далеко от вершины, и ему частенько доставалось от вышестоящих крыс. Зато он был самым отчаянным.
Когда пришла весть, что в город явился Крысолов — тот самый, таинственный враг из легенды, чья власть над крысами непостижима и необорима — седой Вожак, потерявший в битвах глаз и половину хвоста, сказал со вздохом:
— Надо уходить.
Ответом ему стало перешептывание и шуршание зубов, а кое-где и глухой писк. Крысы привыкли считать Гамельн своим владением. Да и куда идти? Но никто не осмелился перечить Вожаку — слишком велик был страх перед Крысоловом.
И лишь Серохвост шагнул вперед и громко сказал:
— Я одолею Крысолова!
В тот же вечер, притаившись на стрехе под крышей ратуши, он следил за разговором Крысолова с Человечьим Вожаком.
Толстопузый Человечий Вожак с блестящей цепью на шее говорил без умолку. То понижал голос, упрашивая, то почти кричал. Разводил руками, подсчитывал что-то на пальцах. Доставал платок с золотым шитьем и, отдуваясь, утирал себе лицо.
Крысолов стоял перед ним: щуплую жилистую фигуру его облекали пестрые лохмотья. Он слушал молча, как-то странно и знакомо подергивая острым носом. Лишь изредка бросал что-то короткое и едкое.
Серохвост не знал человечьего языка, но понимал, что происходит — по запахам, исходящим от этих двоих. Запахи говорили о страхе, о жадности, о борьбе за власть. Человечий Вожак, огромный и жирный, был слабее щуплого Крысолова — и чувствовал это, и боялся, что Крысолов вот-вот, прыгнув вперед, завалит его на спину, щелкнет зубами над его горлом и станет Вожаком сам. Чтобы скрыть свой страх, он раздувался, как шар, и говорил громким сердитым голосом — но взгляд его не отрывался от тоненькой палочки с дырочками, которую Крысолов вертел в руках.
Серохвост понял: в этом-то прутике и заключена сила Крысолова.
Перепрыгнув с подоконника на кресло, Серохвост схватил дудку. Огромная для него, словно бревно — она неожиданно удобно легла в зубы. Крысаку показалось даже, что от его прикосновения дудка уменьшается в размерах. Но он отмахнулся от этого странного ощущения. Надо спешить. Сгрызть эту деревянную штучку — дело одной минуты...
Но в этот миг проснулся Крысолов.
Он вскочил с постели, в кургузой ночной рубахе, крича то, что обычно кричит человек, увидав у своего лица крысу. Без дудки он был самым обыкновенным — и пахло от него сейчас по-другому. Пахло беспомощностью. Как будто, лишившись своего оружия, он потерял и себя.
Серохвост попятился, сжимая дудку зубами. Тяжело перепрыгнул на подоконник. Почувствовал, как что-то волочится следом — кажется, когтями на задней лапе он зацепил одну из тех пестрых тряпок. Но выпутываться времени не было. Враг схватил с подоконника цветочный горшок и занес над ним.
Серохвост замер, измеряя взглядом расстояние до форточки. С дудкой в зубах — не допрыгнет. Но бросить дудку...
Он коротко, резко вскрикнул, готовясь к бою или к смерти — и дудка в зубах вдруг откликнулась странным звуком, похожим и непохожим на крысиный писк.
С безмерным удивлением Серохвост увидел, как враг его замер с цветочным горшком в руке.
Крысак снова пискнул — и дудка запищала в ответ. Враг опустил руку с горшком; он смотрел на Серохвоста странным затуманенным взглядом, и запах испуга и гнева, исходивший от него, медленно сменялся иным — тем запахом, что исходит от побежденного, упавшего на спину и подставившего горло победителю.
Медленно, осторожно — так крыса пробует новую пищу, проверяя, нет ли в ней отравы — Серохвост длинно выдохнул в полую трубочку. Дудка ответила целой музыкальной фразой. Она, несомненно, уменьшалась — управляться с ней становилось все легче. Серохвост взбежал по шторе вверх, к форточке, перепрыгнул на колено водосточной трубы, устроившись там, снова подул в дудку. Что-то подсказало ему, что по дырчатой стенке ее можно провести лапой, прикрывая то одни, то другие отверстия — тогда звуки получатся сложнее, и в них будет больше силы.
Крысолов распахнул окно. Он стоял, полуголый, с безвольно приоткрытым ртом — а внизу блестела в серых предрассветных сумерках мокрая от недавнего дождя мостовая.
"Да! Хочу, чтобы ты умер!" — подумал Серохвост — и дудка откликнулась коротким, резким вскриком.
Крысолов бросился вниз.
Серохвост прыгал по кронштейнам и оконным проемам, сам не зная, куда бежит. Его переполняло торжество. Он победил Крысолова и заполучил его силу! Теперь он станет Вожаком — нет, Вожаком из Вожаков! Ему будут подчиняться не только крысы! Главное, не выпускать дудку...
В какой-то момент он понял, что дудку куда удобнее держать не зубами, а передней лапой, прижимая к туловищу. А потом — и просто сжать в кулаке. Она ли настолько уменьшилась — или сам он стал больше?
Еще через несколько минут он спрыгнул наземь — и обнаружил вдруг, что, чем скакать на трех лапах, проще идти на двух.
Пестрая тряпка, которую он зацепил и утащил с собой при побеге, уже не волочилась за ним, болтаясь на ноге — она обвилась вокруг тела, словно вторая шкура. Даже намного мягче и удобнее, чем шкура.
Город вокруг просыпался. Люди, попадавшиеся навстречу, при виде Серохвоста не кричали то, что обычно кричат люди при виде крыс — они кланялись ему, уважительно и с опаской. "Это все из-за моей дудки", — думал Серохвост и важно кивал в ответ.
Двое человечьих крысят, самец и самочка, спешившие с ранцами в школу, застыли посреди дороги с разинутыми ртами. Он чувствовал их запахи, но уже не узнавал; однако, когда самочка заговорила — понял каждое ее слово.
— Господин Крысолов! — робко проговорила она. — А вы правда заколдуете и уведете из города всех крыс?
Невысокий щуплый человек в пестром одеянии странно дернул острым носом, оскалил в усмешке крупные желтые зубы.
— Разумеется, дитя мое, — ответил он странным голосом, скрипучим и как будто шипящим. — Всех до единой!