Хозяин шатра

      Настало время выбора.       Одним из самых удобных мест для наблюдения была придорожная таверна. Посетители, занятые трапезой и беседой, почти не обращали внимания на окружающих и вели себя достаточно вольно. Выбирающий старался определить основные черты их характеров, пока восприятие еще не было замутнено, чтобы не допустить в душу кого-то совсем уж приземленного и невежественного.       Первые столетия ему было все равно, кто становится источником сил для его покровителей. Однако со временем восприятие развивалось, он все отчетливее видел внутреннюю суть каждого человека, это позволяло вернее отыскивать путь к душе, но делало проникновение столь глубоким и полным, что испытываемое к жертвам все больше становилось похожим на любовь. Жаркий искренний поток чувств теперь быстрее приводил к цели, сильнее покорял и надежнее удерживал, но и отнимал душевный покой у завлекающего. И собиратель решил, что уж если испытывать, пусть и мнимую, но страсть, то к объекту достойному.       Представителей низкого сословия выбирающий отверг сразу, они легче сдавались, но, как правило, не были способны предложить ничего, что могло заинтересовать, помимо плоти и сил души. Дворян же в этот час было немного, поэтому внимание ищущего неизбежно привлекла веселая группа молодых людей, несомненно, что-то празднующих. Наблюдатель пересел ближе, чтобы проникнуть в суть беседы.       – Фелициано, уже решил, как распорядишься приданным своей ненаглядной?       – Разумеется, наш добрый друг закатит славную пирушку да не на один день!       – Нет! Он исполнит свою давнюю мечту и прикупит несколько фанегад леса!       – Бросьте! Он давно хотел вернуть блеск обветшавшему родовому замку Ибарра!       Сам Фелициано лишь загадочно улыбался, поглядывая на товарищей. Выбирающий решил присмотреться к нему внимательнее. Отметил приятную наружность не франта, но и не провинциального простака, хорошее телосложение, говорящее о частых физических упражнениях, молодость и задор, поблескивающий в глазах, но скрываемый за попытками следовать образу благовоспитанности.       – О, нет! Только не убеждай нас, что скроешься в поместье, чтобы вкушать радости супружества, забыв все утехи вольной жизни!       – Признаюсь честно, я еще не думал о том, как распорядиться состоянием, пока мысли заняты совсем иными материями.       – Знаем! Знаем! – хором заговорили товарищи. – Любовь! Любовь!       – Что поделать, если, узрев ангела, я начинаю чувствовать отвращение ко всему земному?       – Кроме плотских радостей! – язвительно заметили в ответ.       – Друзья, не будьте нескромными! Моя Изабелла невинна, как ребенок.       – Ах, она уже и его Изабелла! Вы слышали, сеньоры? Мы его потеряли!       – Вы перестанете насмехаться, когда увидите ее. Она – ангел во плоти! Этого нельзя не признать и ей нельзя не восхищаться!       – Тогда почему ты так долго прятал от нас это сокровище? Мы вынуждены верить только на слово! И в чью коварную власть отдаем тебя теперь, нам не ведомо!       – Простите, что был вынужден хранить этот секрет, но дон Карлос Матео, отец Изабеллы, долго не давал согласия даже на помолвку, теперь же, когда это почти решено…       – Ах, только почти…       – А я верю, что нашему отчаянному Фелициано не откажут! Как можно? Мы же знаем, какой он достойный идальго!       – И все же хотелось бы увидеть этого ангела заранее, а то вдруг мне будет суждено ослепнуть от неземной красоты!       – Хорошо, – вздохнул претендент в женихи, – я покажу портрет, но если кто-нибудь из вас скажет, что она уступает ангелу, тот сразу станет моим кровным врагом! – с этими словами молодой человек вынул медальон, до этого прятавшийся под одеждой, и, открыв, продемонстрировал товарищам заветный образ.       – Хороша! – единодушно высказались друзья.       Ободренный их признанием и немалым количеством выпитого, Фелициано вскочил с места и громко объявил на всю таверну:       – Провозглашаю Изабеллу Корреа Лангара, мою невесту, самой прекрасной женщиной в мире! И всем, кто готов это безоговорочно признать, хозяин, налейте вина! Я плачу!       Представители низших слоев, смекнув свою выгоду, тут же кинулись к держателю таверны, требуя предоставить обещанное, более сдержанные дворяне усмехнулись, но тоже не отказались воспользоваться чужой щедростью.       Счастливый влюбленный тем временем продолжал:       – А тот, кто посмеет с этим не согласиться, пусть скажет мне в лицо! И тогда я докажу свою правоту по-иному! Будьте уверены! Шпага при мне!       – Дорогой друг, это лишнее! – потянули товарищи Ибарру обратно на скамью.       Наблюдатель решил, что настала пора действовать.       – Я позволю себе не согласиться, – заявил он, подходя к столу, занимаемому веселой компанией.       – Почему же? – Фелициано тут же встал с места, всем своим видом показывая, что готов принять вызов.       – Довольно же, господа! Ссора никому не нужна! – попытались вмешаться остальные участники пирушки, тоже покидая лавки.       – У меня не было возможности видеть портрет сеньоры, который вы показывали товарищам, и я не имею чести знать эту особу, но могу продемонстрировать то, что подтвердит мое несогласие, – учтиво произнес вмешавшийся в разговор и снял с шеи свой медальон.       Вещица тут же была передана Фелициано, чтобы тот сам смог убедиться в правдивости слов оппонента. Открыв крышку, молодой повеса с удивлением обнаружил внутри собственный портрет.       – Что это значит? – изумился молодой человек. – Разве мы знакомы? Откуда?..       Взгляд впился в рисунок, пытаясь убедиться в ошибочности первого впечатления, но внимательное изучение принесло совсем неожиданное открытие: изображение не было застывшим, оно менялось, повторяя все движения отпрыска рода Ибарра. Молодой человек даже позволил себе погримасничать, чтобы в этом убедиться.       – Это не рисунок! – наконец догадался повеса. – Тогда что же?       Живейший интерес к странному медальону проявили и товарищи Фелициано. Сгрудившись за его спиной, и они попали в овальное пространство изображения.       – Невероятно! Удивительно! Что это, если не колдовство?! – зашумели пораженные весельчаки.       – Это не чудо, не колдовство и не магия, – с улыбкой проговорил хозяин вещицы, – а результат мастерства рук человеческих. Вы же заметили, что в медальон вставлена выпуклая линза? Она из чистейшего горного хрусталя и так точно отшлифована, что преломляясь в ней особым образом, лучи света оставляют уменьшенное изображение на внутренней зеркальной поверхности медальона, – это не соответствовало истине, но зато не вызывало дополнительных вопросов у людей, несведущих в тонкостях оптики. – Теперь, полагаю, вы согласитесь с обоснованностью моих возражений. Вы видите себя, а что может быть для человека приятнее собственного лица, тем более отличающегося таким благообразием, как ваше?       Фелициано рассмеялся.       – Вы большой хитрец, сеньор. С вашим утверждением трудно спорить. Хоть я и не Нарцисс, но данным мне обликом вполне доволен, и действительно отношусь к нему с особой теплотой, как любой из нас, – он окинул взглядом друзей. – А за то, что эта чудесная вещица нас так развлекла, я, пожалуй, прощу вам несогласие, если вы выпьете с нами за здоровье прекрасной Изабеллы Корреа Лангара.       – У меня нет оснований отказываться, – слегка поклонился завлекающий. – К тому же мне известно, что у канальи хозяина припрятано несколько бутылок отменного вина для особых случаев. Я согласен поднять бокал в честь вашей дамы сердца, если вы соизволите распить со мной одну из бутылок.       Владелец таверны крайне удивился осведомленности незнакомца о тайных запасах, но затеявший коварную игру был так уверен и настойчив, что хозяину не оставалось ничего иного, как пойти навстречу пожеланию гостей.       Новый член веселой компании был столь любезен, что сам разлил ароматный пьянящий напиток по бокалам. Беспечные повесы и не заметили, что в наполняемые посудины попало не только вино, но и некий порошок.       Дон Эрнесто Варгас Нобоа оказался интересным собеседником. Назвав себя путешественником, он поведал молодым людям столько забавных историй о своих странствиях, что те смеялись не переставая, пока совсем не обессилили. Остроумие, изысканная манера поведения и очаровывающая мягкость голоса быстро расположили товарищей к новому участнику застолья. Он же сосредоточил основное внимание на отпрыске рода Ибарра, проявляя к нему особую благожелательность и предупредительность. Незаметно для себя и Фелициано проникся к незнакомцу почти дружественными чувствами. Все внимательнее присматриваясь к дону Эрнесто, молодой человек отметил, что тот выглядит не намного старше других участников пирушки, но что-то необъяснимое заставляло разум сомневаться в правдивости этого впечатления.       – И все же ваш медальон не выходит у меня из головы, – признался Фелициано, когда его товарищи увлеклись беседой друг с другом. – Мне никогда не приходилось видеть ничего подобного. Кто, тот искусный мастер, что создал это чудо? Я хотел бы заказать такой же в подарок Изабелле.       – К сожалению, вам это не удастся. Мастер умер, не оставив учеников. И как бы я не был к вам расположен, не могу подарить медальон или продать, ибо он был получен в дар. Но так как считаю вас человеком достойным и приятным, мне бы хотелось оказать вам любезность… у меня с собой много не менее интересных вещей, собранных в разных странах. Полагаю, среди них вы сможете подобрать то, что будет достойно вашей невесты.       – Мне бы не хотелось вас обременять…       – Напротив, мне будет приятно что-нибудь вам подарить. Вот только я остановился не в таверне, а в небольшой роще дальше по дороге. Если соизволите проследовать со мной туда…       Фелициано повернулся к друзьям и, к своему удивлению, обнаружил тех спящими прямо на столе.       – Видимо, дорога их совсем утомила, – улыбнулся кандидат в женихи. – Мы ехали почти без остановок от самой Севильи, чтобы успеть в Убеду ко дню, назначенному доном Карлосом Матео.       – Так дайте друзьям передохнуть, раз уж так случилось. Пусть останутся здесь, я договорюсь с хозяином, чтобы их не тревожили, а вы окажете мне честь, осмотрев скромное собрание забавных вещиц. Уверен, вы вернетесь до того, как ваши попутчики расстанутся с Морфеем.       – Предложение мне по душе, тем более что сам я усталости не чувствую, – согласился Фелициано.       Покинув таверну, молодые люди вскочили на лошадей и направились к роще.       Солнце постепенно клонилось к закату, ослабляя дневной зной и удлиняя тени. Пыльная дорога становилась все более оживленной, путники спешили добраться до города засветло. Завлекаемый весело и беспечно взирал на их озабоченные лица, осознавая себя на пороге счастливых перемен и не желая думать ни о чем дурном.       Живописной оливковой рощи молодые люди достигли быстро. Среди зелени деревьев даже издали хорошо был различим темный конус шатра. Рядом с походным жилищем паслась вторая лошадь, но ни слуг, ни других попутчиков поблизости не было.       – Вы не опасаетесь оставлять имущество совсем без охраны? – удивился Ибарра. – В этих краях немало лихих людей, а столь доступное жилище может и доброго католика ввести во грех, – усмехнулся повеса.       – Не опасаюсь, моя скромная дорожная обитель вряд ли вызовет у кого-то интерес, – проронил дон Эрнесто, он снова лукавил, но правда была слишком необычна, чтобы поведать постороннему.       Шатер действительно выглядел неказистым: грубая темная ткань без узоров, деревянные колья, закрепляющие концы, весьма скромные размеры. Нехорошее предчувствие кольнуло молодого человека, но оснований разрастись в подозрение у него пока не было.       – Прошу вас, – хозяин гостеприимно откинул полог, приглашая гостя войти.       Фелициано сделал шаг внутрь и удивленно замер.       Отпущенная ткань с шелестом соскользнула обратно. Ловушка закрылась.       Внутреннее пространство оказалось гораздо больше, чем можно было предполагать, глядя снаружи, а убранство – роскошнее. Землю устилало несколько мягких ковров. Стены поблескивали изумительными узорами. В шатре не было темно, хотя покров не пропускал солнечные лучи, а внутри не горел огонь. Гость осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, откуда льется рассеивающий тьму приглушенный свет, но так и не смог обнаружить источник, зато наткнулся взглядом на кованый сундук, покрытый причудливым орнаментом.       Даже не спрашивая позволения, молодой человек открыл его. Там обнаружилось обещанное собрание различных интересных вещиц, но внимание сразу привлекло зеркало, расположенное с внутренней стороны крышки. Едва взглянув в него, молодой человек уже не мог оторваться от созерцания бархатистой, поглощающей тьмы, которую оно отражало. А возможно и не отражало, возможно, то было даже не зеркало, а дыра… Фелициано протянул руку, намереваясь коснуться холодной поверхности стекла, но пальцы, не встретив никакой преграды, провалились в пустоту… окунулись во тьму…       Пока гость был занят изучением сундука, Эрнесто зажег в курильнице благовония. Клубы пряного дыма быстро распространились по шатру, стирая грани реальности и наполняя тело сладостным дурманом. Внутреннее пространство походной обители расширилось еще больше, стены исчезли, остались только ежесекундно меняющие очертания дымные образования.       Гость замечал это лишь мельком, не удивляясь происходящему, тьма зеркала все больше увлекала его и затягивала. Разум, опьяненный пряным благовонием, потерял всякую осторожность, он жаждал удовольствий, а тьма тянула, звала и обещала.       Соблазнитель подошел к молодому человеку со спины, плавно провел пальцами по втянутой в зеркало-дыру руке, а потом обхватил запястье и выдернул плененную конечность из тьмы. Фелициано повернул голову и посмотрел завлекающему в глаза. В них была тьма, та же, что и в зеркале, бархатистая и многообещающая, еще более пряная, чем аромат курений, еще более сладостная, чем наслаждения плоти. Ибарра завороженно любовался бездонными очами, забыв обо все на свете, сейчас для него существовала лишь поразительно прекрасная тьма. К ней хотелось прикоснуться, ее хотелось испить, впустить в себя и ощутить, как блаженство разливается по телу.       Назвавшийся Эрнесто внимательно смотрел на гостя – так показалось бы со стороны, однако он не только смотрел, но и окутывал жертву невидимым теплым покровом, пробуждающим симпатию и влечение. Душа доверчиво раскрывалась, и пагубные флюиды проникали глубже, в самую сердцевину, оплетая и покоряя, заставляя гореть ложными желаниями.       Страсть созревала, набираясь сил и огня, а разум все сильнее запутывался.       Ибарра прижался к хозяину шатра спиной и положил голову ему на плечо. Теперь в этом единении для него было все счастье мира.       Проникновенным взором соблазнитель следил за тем, что происходит в душе молодого человека, и знал: победа близка. Опять все так просто. Можно было обойтись без шатра и дымного дурмана, а действовать только взглядом и окутывающим теплом. Люди всегда так жаждут любви, что охотно обманываются и тянутся ко всему, что хоть немного на нее похоже. С каждым разом покорять становилось все легче, и задача действительно была бы несложной, если бы намеренно создаваемые чувства не заражали самого очаровывающего.       Для глубокого проникновения и обретения полной власти нужна искренность. Приходилось заставлять себя воспламеняться, чтобы растопить лед разумности и зажечь пожар страстей, когда падают последние оковы. Однако видимость доброй воли сохранялась, соблазнитель не делал последнего шага к откровенному сближению. Если бы у жертвы хватило сил и решимости не кинуться в сладостный омут, завлекающий отступил бы. Он каждый раз ждал, что его притязания отвергнут, но за те сотни лет, что он был вовлечен в собирательство, ему ни разу не отказали.       Вот и Фелициано, преисполнившись плотского вожделения, потянулся к губам, которые вдруг стали казаться невероятно прекрасными, манящими и сладостными.       На мгновение Эрнесто стало грустно: слабая человеческая суть снова проиграла, но уже в следующую секунду и его подхватила жаркая волна. Губы ответили на поцелуй, жадно сминая льнущие уста.       Для того чтобы избавиться от одежды, потребовался лишь миг. Выплеск силы завлекающего просто смыл ее с изнывающих от взаимного притяжения тел.       Фелициано повернулся к хозяину шатра, прижался всем существом, и мир куда-то понесся. Не стало ни шатра, ни ковров, ни верха, ни низа, ни света, ни тьмы, ни двух тел - только слившиеся воедино сущности, пламенеющие страстью.       Ритуал соблюдался. Руки сминали кожу, губы одаривали быстрыми жгучими поцелуями, плоть проникала в плоть, раскачивая резкими ударами, но чувства были далеки от телесного безумства. Души сплетались, вливались друг в друга, таяли и растворялись, чтобы снова собраться, унося в себе частичку другого. И все же телесный контакт был важен, он вел сущности к следующей ступени. Они радостно мчались туда в стремлении к полному единению.       Когда принимающая плоть была готова постигнуть пик удовольствия, искра Творца засияла ярче, перерождаясь в энергетический сгусток, и телесная оболочка стала тесной. Сменившее форму попыталось вырваться. Мышцы окаменели от перенапряжения, сопротивляясь. И тут настала очередь обольстителя: резким, точным воздействием, словно опытный лекарь, пускающий кровь, энергетической волной он рассек часть того, что связывало тело и дух. Душа жертвы распахнулась, испуская светлый мощный поток сокровенных сил.       К забившему источнику мгновенно устремились сумрачные покровители. В облике теней они сначала кружили у главной человеческой ценности, а потом набросились, жадно поглощая.       Собиратель тоже получил свою частичку телесных радостей: яркую, но короткую вспышку, передернувшую весь организм. Судорожно выдохнув, он отпустил Фелициано. Тела разъединились, вернулись и шатер, и ковры, и одежда, но одурманенный продолжал громко стонать, извиваясь на узорчатом покрове – это темные сущности и дальше наслаждались преподнесенным лакомством, нещадно терзая обманом открытую душу. Однако не боль заставляла человека стонать, а приступы жгучего удовольствия. Невовлеченному в пир соблазнителю смотреть на корчащегося на полу было неприятно, хотя он и знал, что в эти минуты гость испытывает ни с чем не сравнимое блаженство. Хозяин шатра предпочел выйти.       За время сладостного безумства день сменился ночью. Обольститель вспомнил, что не остановил для Ибарры время, и исправил оплошность сейчас. В начале бесконечного пути такие мелочи его не беспокоили, но теперь… собиратель все больше испытывал жалость к жертвам, они были так беззащитны перед ним, что это вынуждало проявлять хоть немного благородства и осмотрительности. Вот только именно сейчас об изнывающем в сладостных муках хозяину шатра думать не хотелось. Для того чтобы отвлечься, он занялся тем, ради чего пошел на тяжелую сделку и обрек себя на бессмертие.       Одним соизволением воли он раздвинул грани и перешел на иной уровень восприятия. Только здесь взору представали пронизывающие все и вся стройные вереницы слагающих сверхматерии. Словно огромная паутина, тонкие серебристые потоки, охватывая все сущее, с разных сторон стремились к середине, сходясь в единый центр. Покровители утверждали, что там и находится Создатель.       Собиратель соприкоснулся с одним из потоков, влился в него и понесся, наполняясь передаваемыми знаниями. Так он познавал не только разумом, всем существом, воспринимая не обособленно, а в многообразии связей. Здесь повествование о капле воды могло занять многотомный труд, охватывая сведения о составе и свойствах, о значении в природе и об участии в процессах существования Вселенной. Поток знаний лился через сознание, и почти человеческий разум пытался перевести его в понятные для себя картины и символы, но сил памяти не хватало. Познающему приходилось выхватывать из материальной реальности носители, чтобы вкладывать туда полученное и измененное под человеческое восприятие. В этот раз он использовал крупный рубин. Когда-то из-за изъятия камня рухнула часть скалы, но это было неважно, понимание творений Создателя стоило и не таких жертв.       Собиратель тешил себя надеждой, что когда-нибудь сможет дойти до центра мироздания и постигнуть всю великую сеть, целостность мира и суть Творца. В этом он видел свою главную задачу. Ради возможности осознавать больше, чем простой человек, ради доступа к основам миропорядка когда-то он заключил договор с покровителями и теперь вносит свою плату, совращая людей и раскрывая души.       Камень, использованный уже несколько раз, быстро заполнился до конца, запечатлев на необработанных гранях миллиарды слов, цифр и картин, но неизведанного и непознанного было еще так много, оно столь захватывающе, неисчерпаемо и притягательно, что изучающему оставалось только горько сожалеть об ограниченности возможностей грубой материи. Взор невольно устремлялся туда, куда вереницы сверхматерии несли неиссякающие потоки сведений… когда-нибудь… и когда-нибудь заключивший сделку сможет увидеть и другие вереницы, несущие волю Творца ко всему сущему. Такое нельзя постигнуть за слишком короткую человеческую жизнь, собиратель уже не ограничен рамками телесного времени, но для этого пришлось остаться человеком лишь условно.       Очередной материал собран, теперь его следовало положить на хранение. Изучающий несомненно получал удовольствие от самого процесса познания, но и передать полученное людям тоже надеялся, когда они будут готовы это постигнуть. Пока же он держал все собранное в камнях, складывая в особой пещере.       Между месторасположением шатра и заветным хранилищем были тысячи лиг, но это если передвигаться по земной тверди – собиратель предпочитал более быстрый способ: уход из материального пространства и возвращение уже в нужном месте. Перемещение заняло пару мгновений. Для входа в пещеру пришлось снять защиту, материальность плоти все же имела свои слабые стороны.       Тьма, царившая в недрах хранилища, не мешала нечеловечески чувствительным глазам видеть так же ясно и четко, как при свете дня. Собиратель прошел по длинному узкому коридору, не нарушая тишины пещеры шумом шагов, и остановился в завершающей зале. Здесь, напротив входа, у стены возвышалась груда драгоценных камней, но не в природной красоте была их истинная ценность, а в тех знаниях, что вложил исследователь.       Чем дольше он занимался погружением в потоки сверхматерии, тем быстрее проходил процесс познания и перевода, и тем больше требовалось самоцветов для размещения и хранения. За грудой неограненных драгоценностей уже не было видно надгробного камня, который воздвиг собиратель на собственной могиле. Тут покоились бренные останки первого природного вместилища его души. На камне существовала надпись с именем, данным родителями, – Кризаор Деветци, но, похоронив покинутую плоть, собиратель больше никогда так не представлялся. Тогда он умер для всех, чтобы остаться жить вечно в ином, неподверженном старению, теле, подаренном покровителями.       Приходя время от времени в пещеру, исследователь вспоминал мимолетные годы своего человеческого существования. Они были так давно, что теперь казались сном… прекрасным, но бессмысленным сном. Почему-то накатывала тоска и осознание бесконечного одиночества… тяжелые минуты слабости. Когда-то он сделал выбор и кардинально изменил свою судьбу, выйдя из процесса чередования жизни и смерти. Тогда он был еще невероятно далек от истинного понимания сделанного шага, но теперь, постепенно постигая суть смерти, намеревался когда-нибудь вернуться к естественному ходу вещей… когда завершит свою миссию.       Собиратель аккуратно положил рубин к остальным сокровищам. Эти самоцветы были неким извинением за то, что он потерян для мира людей. Пока извинения принимали только давно лишенные плоти кости.       Хозяин шатра уже собирался покинуть хранилище, как ощутил, что пределы пещеры нарушены, кто-то пробирается внутрь. Собиратель милостиво давал шанс созданиям, обуреваемым мелкими страстями, одуматься, а поэтому сначала сменил форму на невидимую.       Пройдя весь узкий извилистый проход при свете факелов, не прислушавшись к справедливым опасениям, в зале появились двое. Собираемая не одно столетие груда камней тускло засверкала, отражая неверную пляску огня. Пришедшие издали восхищенный возглас.       – Я же говорил! Настоящее сокровище! А ты не верил! Теперь заживем! – восторженно выдал один из незваных посетителей, устремляясь к самоцветам.       – А если вдруг этот… – более осторожный второй боязливо оглядывался по сторонам, – того… появится… осерчает…       – Плевать! Я такое богатство никому не отдам! Здесь же на всю жизнь хватит! Самому королю и не снилось! Будь он хоть тролль! Хоть черт! Не отдам! Пусть только попробует появиться! Я его мигом!.. – и грабитель выхватил нож.       – Тут лучше крест, – протянул его товарищ и достал распятие. – Эти… там на входе, тоже, небось, хотели…       – Что ты там бормочешь?! Налетай! Загребай! – следуя собственному совету, первый спрятал оружие в ножны и, набрав по горсти камней, намеревался высыпать за пазуху.       – Положите обратно, – гулко пророкотало под сводами пещеры.       Пламя факелов дернулось, будто тронутое порывом ветра. Второй грабитель, испуганно озираясь по сторонам, начал медленно отступать к входу, первый – нервно сглотнул, но разжал только одну руку и то лишь затем, чтобы опять схватиться за нож.       – Ты кто? Выходи! – храбрясь, выкрикнул он.       – Дачс, идем отсюда… как бы не было худо…       – Я от такого богатства по собственной воле не уйду! – прорычал его более отчаянный товарищ, а потом закричал, обращаясь к невидимому стражу. – Выходи! Посмотрим, так ли ты страшен!       Острие ножа двигалось из стороны в сторону в поисках врага. Собиратель не преминул появиться, обретя обычную телесную форму прямо на глазах у разбойников.       – Изыди! Изыди! – зашипел второй, выставив перед собой распятие.       Первый усмехнулся и направил нож в сторону явившегося.       – Что, нечистый, недоволен, что твои камешки приберем?! А ты попробуй помешай!       – Положите обратно, – снова спокойно потребовал собиратель.       – Дачс! Брось их! Пошли отсюда!       – Трус ты, Вим! Беги, коль поджилки трясутся! А я не отступлю… я за эту груду и с чертом сражусь! Получи! – воскликнул первый грабитель и, стремительно кинувшись к хозяину сокровищ, всадил в бок нож по самую рукоятку.       Собиратель не сделал ни одного движения, чтобы защититься. Пораженный тем, насколько это было легко, напавший отпрянул назад, злорадно скалясь, однако никакого ожидаемого потока крови из раны не хлынуло. Грабитель выругался, непонимающе глядя то на зажатый в руке нож, то на того, кто должен был упасть сраженным.       Выражение ледяного спокойствия не покинуло лица хозяина камней ни на мгновение. Освобожденный от проникшего лезвия, он вытянул руку в сторону отскочившего вора, и того помимо воли притянуло к раскрытой ладони. Мощный энергетический импульс пронзил грабителя, разрушив мозг и остановив сердце. Посягнувший на сокровища рухнул замертво, не издав ни единого звука. Зато его товарищ огласил пещеру воплем ужаса и кинулся к выходу. Не успел он сделать и пары шагов, как был схвачен за шиворот. Уничтожающий импульс настиг и его.       Снова отстояв собрание самоцветов, исследователь перенес тела в коридор и усадил у стены рядом с остальными охотниками за чужим добром. Он надеялся, что столь явная демонстрация смертельной опасности отпугнет незваных гостей, но жажда наживы оказывалась сильнее разумной осторожности. Собиратель осмотрел коллекцию трупов, от многих из которых давно остались только скелеты, и покачал головой, если бы люди стремились завладеть камнями ради помещенных там знаний, он бы не стал препятствовать, но ими руководила лишь слепая алчность.       Оставаться в пещере больше было незачем, к тому же, как передали чувствительные потоки, Фелициано очнулся. Пришло время возвращаться в шатер.       Собиратель материализовался перед самым походным жилищем и уже в осязаемой форме вошел внутрь.       – Зачем ты оставил меня? – расцветая радостной улыбкой, прошептал гость и, взяв хозяина за руку, усадил рядом с собой на ковер.       – Не хотел мешать сну.       – Я проснулся, а тебя нет… – Ибарра прижался к соблазнителю и положил голову на плечо. – Почему-то мне стало по-детски страшно, – тихо признался он. – Не оставляй меня больше. Никогда.       Хозяин шатра горько усмехнулся и провел рукой по доверчиво прильнувшей голове.       – Пообещай мне! – вдруг серьезно потребовал молодой человек, выпрямившись.       – Ты знаешь, как ты прекрасен? Как прекрасен свет твоей души? – произнес обольститель.       – Не обещаешь… – расстроенно протянул гость. – А я готов обещать никогда тебя не покидать… Пусть это глупо! Безумно! Смешно! Но это так! Ты самый дорогой, самый важный человек в моей жизни, Эрнесто! Я в этом уверен! Пусть… пусть мы так мало знакомы, но то, что произошло… это подлинные чувства! Как вспышка! Как озарение! И мне больше никто не нужен кроме тебя! – он крепко обнял соблазнителя. – Сейчас мои восторженные чувства к Изабелле кажутся такими нелепыми… Как я мог увлекаться какой-то вертихвосткой? Как? Она… разнаряженная кукла по сравнению с тобой! Разве я тогда знал, что значит любить? Разве понимал? Похотливую тягу я принимал за любовь! Но ты… ты раскрыл мне глаза. Больше я не впаду в заблуждение, не сверну с истинного пути, и этот путь… только рядом с тобой. Да, столь быстро возникшее чувство могло бы казаться странным, даже ложным, но не такое сильное, не такое всепоглощающее! – он отстранился, чтобы посмотреть в лицо тому, кого уже был готов боготворить всю жизнь. – Я не очень богат, но все что у меня есть до последнего мараведи – твое. Что все богатства мира по сравнению с возможность быть вместе с тем, кто бесконечно дорог? Такая простая истина, но ее не понять, пока в душе не зародится настоящее сильное чувство. Теперь, куда бы ты не отправился, я пойду с тобой, оставив без сожаления всех… Всех! Мне не нужны ни друзья, ни родня, ни невеста. Им не понять, а я уверен, именно ты – мое счастье! – и Фелициано попытался получить новый поцелуй, но обольститель отвернулся. Желая снова завладеть его вниманием, гость прибег к обычно используемой при ухаживании тактике (иной он просто не знал). – Верни ко мне свой взгляд, взгляд глаз, что подобны звездам. Дай насладиться их сиянием… – льстивую речь прервал смех собирателя.       – Ты сравнил две вещи, о которых практически ничего не знаешь. Так наивно, – вздохнул собиратель. – Что такое звезды, по-твоему?       Фелициано растерялся от столь странного вопроса и не нашел, что ответить.       – Маленькие красивые огоньки, усеивающие небесную твердь для того, чтобы Луне не было скучно? – продолжал с усмешкой спрашивать хозяин шатра. – Что-то подобное рою светлячков? Или глаза ангелов, что присматривают за людьми с Небес? – так и не получив никакого вразумительного ответа, он покачал головой, а потом улыбнулся. – Я покажу тебе.       Под недоумевающим взглядом гостя, собиратель извлек из сундука сначала массивную линзу, а затем подставку, напоминающую курульное кресло. Прозрачная полусфера заняла место между верхними частями ножек. Исследователь провел по линзе рукой, и шатер снова исчез, на этот раз уступив место великолепному звездному небу. Ибарра стал удивленно осматриваться по сторонам, потому что разуму удалось найти только одно логичное объяснение произошедшего: шатер каким-то образом сложился. Однако роща, среди которой помещалось походное жилище, так и не появилась. Куда бы ни смотрел гость, повсюду были лишь тьма и маленькие огоньки.       – Ты видишь их таким только потому, что находишься очень далеко, – сказал собиратель, – на самом деле…       Вдруг все видимое пространство понеслось на Фелициано, и один из мерцающих небесных светлячков, быстро приближаясь, превратился в сияющий шар. Размеры мчащейся сферы стремительно увеличивались, как и сила свечения. Через несколько секунд от яркого ореола начало резать глаза, а еще через мгновение небесное тело приобрело размеры дома. Все произошло так быстро, что молодой человек лишь испуганно вздохнул, не успев даже поддаться безотчетному порыву отшатнуться прочь от надвигающегося. Огненный шар, не достигнув наблюдающих, остановился и немного отодвинулся назад, но слишком интенсивное свечение все равно не давало его рассмотреть.       – Это и есть звезда, – пояснил соблазнитель. – Звезда, которую ты знаешь под названием «Солнце».       – Солнце – звезда? – удивился Фелициано, отворачиваясь от немилосердно режущих глаза лучей.       Не будь он под воздействием чар соблазнителя, его бы волновали совсем иные вопросы, но пока разум не был способен мыслить критически.       – Именно так. Сейчас ты видишь его уменьшенным во много раз. И во Веселенной таких и подобных звезд огромное количество. В видимой части существования они проходят то, что мы могли бы назвать рождением, развитием, старением и смертью. Смотри же.       Обозримая часть Вселенной сдвинулась в другую сторону, и собиратель показал гостю на огненную сферу, быстро уменьшающуюся в размерах. Через секунду последовала яркая вспышка чудовищного по силе взрыва, и все то, что составляло внешние оболочки звезды: смесь газов и более тяжелых веществ, устремилось прочь от центра в разные стороны. Фелициано даже показалось, что он почувствовал на лице движение ветра от ударной волны. Однако самым удивительным было другое: всего за мгновение оказавшиеся дальше от центра газовые клубы потемнели, создавая общую веретенообразную форму, а те, что остались ближе к центру – посветлели от воздействия остатков звездного ядра. Возникшая картина настолько напоминала огромное око, которое вдруг появилось из ниоткуда и воззрилось на совершенно неготового к такому зрелищу гостя, тот в суеверном страхе подумал, что предстал перед самим Создателем.       Молодого человека обуял настоящий ужас, потому что в это мгновение он впервые по-настоящему ощутил себя ничтожной букашкой по сравнению с Творцом. В памяти пронеслись все те многочисленные грехи, что Фелициано легкомысленно считал подлежащими прощению за свой веселый нрав и общую распространенность проступков, но сейчас, внезапно оказавшись практически «лицом к лицу» с Богом, понял, что любые оправдания лишь жалкие потуги плоти.       Собиратель же увлеченно продолжал рассказ:       – Только происходит это настолько медленно, что человеческая жизнь на этом пути – мимолетное мгновение.       Гигантское око исчезло в неизмеримых далях космоса, а вместо него к наблюдающим приблизилась спиральная галактика.       – Знаешь что это? – туманное образование увеличилось до размеров большого ковра, а затем плоскость диска повернулась вертикально так, что все рукава с отрогами стали хорошо видны.       Молодой человек сделал отрицательный знак головой, но собиратель иного ответа и не предполагал.       – Это Млечный путь. Та самая звездная дорога, что тянется через ночное небо Земли. В действительности он такой. Огромное скопление звезд, газов, пыли и особой материи. Наше благодатное солнце – лишь скромная звездочка среди собрания себе подобных. Вот здесь, – рассказывающий указал на отрог Ориона. Ибарра смотрел на маленькую светящуюся точку, но представить, что это тот же огненный шар, который здесь едва не ослепил его, и тот же, что каждый день проплывает по небу родной Испании, было слишком сложно.       – Как видишь, мир звезд удивителен и великолепен, продолжал собиратель. - Расстояния здесь столь огромны, что их нельзя мерить земными мерками, а временные периоды процессов так длительны, что лет, отведенных нам Создателем, хватает только на то, чтобы увидеть мгновения этой запредельной для нас жизни, – с оттенком грусти произнес хозяин шатра и, оторвавшись от созерцания картин, завораживающих его самого, повернулся к Фелициано.       Но в глазах молодого человека он не встретил ни понимания, ни интереса, тот удивлялся и недоумевал – вот и все.       Исследователь вздохнул:       – Разумеется, кто станет думать о страстях небесных, если обуревают страсти земные.       Ибарра, поняв, что упрек относится к нему, смутился и постарался оправдаться вопросом, демонстрируя заинтересованность:       – Почему Небеса, что показываешь ты, черны и беспокойны, пышут жаром и переполнены разрушением? Так они больше подобны Преисподней. Где же тогда Рай? Где светлая обитель Господа и ангелов? Покажи мне его.       Собиратель помрачнел.       – Это я показать не могу.       Он еще раз провел по линзе рукой, невероятные картины космоса исчезли, и вокруг снова возникли уютные стены шатра. Так и непонятый исследователь спрятал сокровище обратно в сундук, а затем сел рядом с гостем.       Повисло напряженное молчание. Посчитав себя виноватым, Фелициано постарался исправить положение и утянуть соблазнителя обратно в омут страсти. Однако в ответ на попытку получить поцелуй, собиратель крепко обнял молодого человека и заставил вместе с собой лечь на ковер.       Гость повиновался и всем телом прижался к неожиданно обретенному счастью.       – Я буду путешествовать с тобой, – стал делиться планами Ибарра, положив голову на грудь собирателя, – всегда рядом, всегда вместе… помогать раскидывать шатер… выискивать забавные вещицы для твоего собрания… и наслаждаться каждым проведенным с тобой мгновением… Клянусь, никогда и ни с кем мне не было так… хорошо, как с тобой. Все, что было раньше, блекнет в сравнении с этой ночью… Что я мог находить в женщинах? Глупые, бесполезные создания… Их красота – только смехотворное малевание, а очарование – жеманные ужимки! Ты – совсем иное… прекрасное, сильное, мудрое… я уверен! Без капризов, слез и лукавства! Без коварства и глупых обид! Ты!..       – Поспи, – перебил страстный поток признаний соблазнитель, – тебе нужно восстановить силы.       – Только будь со мной, – Фелициано вцепился в одежду хозяина шатра и трепетно выдохнул ставшее дорогим имя, – Эрнесто...       – Поспи, – успокаивающе повторил исследователь.       Слушая жаркие признания, собирателю горько было осознавать, что они лживы от первого до последнего слова. Сейчас одурманенный властью обольстителя искренне в них верит, но когда действие соблазняющих сил пройдет… хозяин шатра надеялся, что гость одумается. Затем истощение души принесет с собой слабость тела, изменение характера, болезни, возможно даже безумие, но последствия проявятся не сразу, а жертва так и не поймет причины происходящего.       Власть времени вернулась.       Данное покровителями тело не нуждалось в отходе ко сну, и собиратель просто лежал, закрыв глаза, в ожидании утра. В эти оставшиеся несколько часов он был счастлив, наслаждаясь близостью того, кто и ему стал казаться дороже всего на свете. Странным образом в восприятии хозяина шатра Фелициано слился со своими предшественниками, и собирателю казалось, что всю долгую жизнь он любил именно этого молодого человека, то обретая, то теряя. И пока тот был рядом в его объятьях, душа таяла, но сейчас уже не в пожаре страсти, а в теплом сиянии нежности. Хотелось шептать: «Не уходи» и действительно больше никогда не отпускать.       Но безжалостно неизбежно наступило утро. Собиратель ушел из шатра раньше, чем гость проснулся. Он знал, что с ослаблением влияния дурмана наступит прозрение и раскаяние. Не хотелось видеть ужас от осознания свершившегося в глазах того, чьи чувства еще были важны.       Проснувшись, с трудом приходя в себя, молодой человек вышел из шатра. Осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, где он и как сюда попал. Наткнувшись взглядом на отстранено стоящую поодаль фигуру, Фелициано сразу бросился туда, но порыв иссяк на половине пути. Шатер утратил над гостем власть, чувства поблекли, и отчетливо заговорил пораженный разум. Все же дойдя до Эрнесто, Ибарра уже не знал, что сказать и что теперь делать: заключить в объятья или требовать сатисфакции? А возможно, извиняться и прощаться?       Конец нерешительности положил сам собиратель. Он повернулся, смерил гостя холодным взглядом и направился к шатру, ясно давая понять, что какое-либо продолжение не предполагается. Фелициано стало так неприятно, словно его предал самый дорогой человек. Дорогой? Но ведь они совсем недавно познакомились, к тому же Эрнесто… мужчина. Чувства и мысли пришли в совершенный беспорядок. И боль, и стыд, и все еще бередящее плоть жаркое притяжение – все смешалось и забурлило, не давая трезво мыслить. Гость предпочел действовать.       – Прощайте! – отчаянно выпалил Ибарра. – Надеюсь, наши дороги больше никогда не пересекутся, иначе… я убью вас!       Вскочив в седло, молодой человек помчался обратно в таверну.       Собиратель вошел в шатер и задернул полог. Он медленно опустился на колени и впился пальцами в ковер, стараясь превозмочь очередной приступ боли. Тысячи раз хозяин шатра переживал утрату, тысячи раз прощался с тем, кто казался дорог, и с каждым прожитым веком уход жертвы давался ему все тяжелее. Душа изнывала, расставаясь с частью своей сути. И в тоже время собиратель боролся с собой, напоминая, убеждая, что все это ложные чувства и мысли, глубокая связь - лишь побочный результат процесса раскрытия, а Фелициано не дороже любого предыдущего или следующего.       Появившись из тьмы, над служителем закружили покровители.       – Хочешь, мы вернем его? Дадим такое же тело, и он останется с тобой навсегда?       Молодой человек, проскакавший несколько сотен пасо, вдруг остановился и обернулся. Сердце защемило. Строгий темный конус шатра тянул к себе, голос хозяина звал, а душа трепетала и желала лететь обратно!       – Мы понимаем, – продолжали вещать покровители, – тебе тяжело одному. Он станет твоим вечным спутником.       Собиратель зажмурился, хотелось зажать и уши, но это бы не помогло. Все существо кричало, что он согласен на предложение. Связь душ была еще крепка и проникновенна.       Ибарра повернул коня и пустил медленным шагом обратно. Молодой человек хотел и одновременно не хотел возвращаться.       – Он скрасит твое одиночество. Будет помогать во всем. И ты сможешь вкушать обычные человеческие радости.       Уговариваемый открыл глаза, поднял голову и посмотрел на закрытый вход, но даже не видя, он знал, что гость возвращается. Сердце и душа возликовали, однако разум, отрезвленный болью, оказался сильнее.       – Нет, – решительно ответил собиратель. – Не надо.       Молодой человек остановил лошадь, кинул на заветный шатер тоскливый взгляд, а потом, стиснув зубы, развернулся и во весь опор помчался в таверну.       Собиратель судорожно выдохнул, связь начала ослабевать, и боль понемногу утихала, но она никогда не пройдет до конца, а воспоминания останутся с ним навечно, вплетаясь в бесконечную череду встреч и потерь.       «Вечность – слишком тяжелое испытание, – думал хозяин шатра, мысленно прощаясь с очередной жертвой, – чтобы вынести его достойно, необходимо иметь цель, которая не померкнет и не потеряет ценность в бесконечности. Я нашел. Сможет ли найти он… я не знаю».       Пришло время двигаться дальше.