Новая династия Рохана

Первая весна Эпохи Короля вихрем ворвалась в мир, украшая невзрачную строгую степь нежными и хрупкими цветами разных оттенков, журча горными ручьями и запевая голосами тысяч птиц, уже не боящихся попасть под шальную стрелу жаркого боя. Солнце начало светить как-то по-особенному ярко и жизнерадостно. Былые дни постоянного страха перед нападением врага покинули Рохан, и вернувшиеся войска встречали счастливые женщины. Но без потерь не обошлось — король Теоден погиб, его сын Теодред пал жертвой Войны ещё раньше. Домой войска вёл маршал эорлингов, Эомер, и это его длинные волосы усеяли лепестки весенних цветов, что благодарный народ вольного Рохана рассыпал на своих героев. Улыбка не украшала его уст – слишком многое было потеряно в Войне Кольца, и несколько не слишком серьёзных боевых ран не играли в этом многом никакой роли. Теоден, светлый король Рохана, покинул родные края навеки, снискав себе славу и вечную народную память, но он был как отец Эомеру. А потому смелое сердце его болезненно сжималось при мысли о том, что пришлось похоронить и второго своего отца. Рядом с Эомером, рассыпав золотистые волосы по обманчиво-хрупким плечам, ехала задумчивая Эовин, привычно гордо выпрямившая спину. И ей тоже было над чем размышлять – не один и не два воина видели, как безымянный меч Белой Леди Марки вонзился в черноту внутри шлема Короля-Чародея, предводителя назгулов, и как пал тот, кого считали бессмертным. После такого подвига она заработала себе собственное имя — Эовин-Воительница звали теперь её, и никто не мог отныне указывать деве, как устроить свою судьбу. А меньше всего на свете хотелось Эовин, обессиленной безответной любовью к Арагорну, к счастью, уже угасшей, уезжать куда-то из вольных родных краёв, по которым гуляли лихие ветра, временами доносившие отголоски давно позабытых песен предков. Золотой дворец Медусельд, родовое гнездо и великая цитадель королей Марки, государства вольных коневодов, встречал своих детей радушно. Люд, который отродясь прислуживал при дворе, уже подготовил резиденцию к возвращению своих господ. Но радость от возвращения наследников престола омрачалась скорбью по Теодену, витавшей в воздухе подобно невидимой пыли, проявляющейся только на солнце. — Король Теоден не вернулся, - озвучил Эомер мысль целого народа, спешиваясь, и волна горького шёпота прокатилась по всем улочкам Эдораса. Произнесённая вслух, горестная весть обрела всю свою мощь и сократила радость победы и возвращения живых домой. Рохан вновь осиротел без своего повелителя. Печально журчала речка Снеговая в опустившейся скорбной тишине, и на плечо ссутулившегося от горя Эомера легла лёгкая рука. Рохиррим обернулся, и Эовин обняла его в молчании. По щекам её катились горячие слёзы, и она как никто знала, что брату тоже хотелось бы разрыдаться. — А где же тело? – спросил кто-то. Эомер встрепенулся было, чтобы ответить, но Эовин успела прежде него: — Короля Теодена привезут из Минас-Тирита завтра к вечеру. Ожидайте. — Да, госпожа, - ответил спросивший, и Эомер чуть отстранился от сестры, чтобы попросить у своего народа уединения во дворце. Теперь он должен был стать королём Рохана, это знали все, но пока никто не требовал от маршала немедленно приступить к новым обязанностям. Война Кольца была окончена, ничто не угрожало народу Рохана, и до следующего вечера королевскую семью было решено оставить в покое, ибо к похоронам могли подготовиться и те, кому король не был родным человеком, заменившим отца. Эовин не отпускала брата ни на мгновение – шёпотом на ходу распоряжалась о том, чтобы для них приготовили баню и постель, чтоб ей постелили в комнате Эомера, благо, кровать широка, и он не возражал, ласково сжимая плечи сестры и время от времени вдыхая родной запах её волос. Они долго спали вместе в детстве – Эовин было всего семь, когда они потеряли родителей, и она боялась остаться одна, поэтому почти до семнадцати её лет они спали в одной кровати, чтоб чувствовать присутствие друг друга. Эомер всегда малодушно боялся, что Эовин уйдёт в чужие земли за мужчиной, которому будет предназначена волею народа, а потому её подвиг, освободивший её от необходимости покидать Рохан навсегда, был ему по сердцу. Хоть и пугало то, что он мог потерять Эовин в той битве. Они недолго посидели в тронном зале, безмолвно глядя на опустевший королевский трон, и Эомер растерянно подумал, что никогда не представлял себя на нём. Ему было приятнее оседлать коня и мчаться, обгоняя ветер, навстречу приключениям, о которых хорошо было рассказывать сестре, всегда встречавшей его из длительных объездов территории королевства, стоя на крыльце дворца. Всегда, завидев её издалека, он становился счастливее, и радость общения с сестрой не могли заменить ему ни вольный ветер, ни бескрайняя степь, ни бездонное голубое небо. А вот теперь он должен был сесть здесь, и уже не будет у него той свободы, что сопровождала каждый день его жизни с тех времён, когда его признали полноправным членом рохиррим – признали талантливым воином и взяли в первый в его жизни дозор. — Не думай о завтрашнем дне, Эомер, - прошептала Эовин, перебирая пальцами волосы брата. Они сидели рядом на скамье, по коридорам тихо сновали слуги, не глядя ни на трон, ни на угол, где приютились его наследники. – Завтрашний день будет только завтра. Не беспокойся ни о чём, я всё время буду рядом с тобой. — Рохану как никогда нужны сильные правители, Эовин, - глухо сказал Эомер, не поднимая головы с плеча сестры, — я думаю, мне нельзя жениться на девушках из других земель. Королевой должна стать рохиррим, которой знакомы и дороги обычаи нашего народа… — Не думай, - Эовин знала какие мысли беспокоят брата, но не считала нужным обсуждать это в тяжёлый момент, - всё решим вместе с советниками, когда ты примешь обязанности короля на себя. Пока что ты всего лишь маршал, Эомер, хоть долго это и не продлится. — Госпожа! - в зал вошла Винтео и, дождавшись пока брат и сестра обратят на неё внимание, сказала: - Баня готова, моя госпожа. Вам прислужить? — Спасибо, - Эовин предупредила желание Эомера ответить и встала одновременно с ним, потому что брат не снимал рук с её плеч, - но мы сами. Просто не беспокойте нас, хорошо? — Да, госпожа, - присела в поклоне Винтео и удалилась. — Пойдём, смоем с нас дорожную пыль, - ласково сказала Эовин, неторопливым шагом направляясь к бане, и Эомер вздохнул облегчённо – когда сестра заботилась о нём, он всегда ощущал умиротворение. А сейчас оно было нужно ему как никогда. *** Эовин с детства любила бани – в душной влажности хорошо натопленного помещения так легко было почувствовать себя немножко хмельной и понежиться в горячей воде, расслабляясь и ощущая тело лёгким, словно пушинка. Уже будучи взрослой, она полюбила моменты, когда приходилось мыться после долгой поездки – казалось, что вместе с грязной водой с тела стекают все ненужные мысли и всё плохое, что накопилось в душе. Они с братом часто купались вместе, и Эовин привыкла, что они помогают друг другу во время банных процедур. Вот и сейчас, раздеваясь с Эомером в небольшом предбаннике, она не чувствовала смущения. Наоборот, сбросив платье, она ощутила себя более свободной. Эомер немного задержался, разоблачаясь, и она вошла в воду первой. Огромный чан, в котором они с братом купались, принадлежал ранее Теодену и его жене Эльфхильде, но несчастная умерла при родах, оставив Теодену лишь вот такие мелочи вроде огромной постели на двоих или банного чана да ещё крохотного сына. Теперь никого из них не было на свете – ни самого короля, ни Теодреда, которому тоже можно было бы прожить большую жизнь. Вода была восхитительно горячей, и Эовин опустилась на внутреннюю скамью, специально для женщин приколоченную повыше, блаженно зажмуриваясь. Буквально через минуту вода колыхнулась, выплеснув за края чана. Это в воду вошёл Эомер. — Сестрица, иди сюда, - сказал он тем беззащитным тоном, каким позволял себе разговаривать только с Эовин, потому как безоговорочно ей доверял. Эовин встала, наощупь сняла с гвоздика на внешней стороне чана ковшик и в один шаг преодолела расстояние между ними. Эомер приподнял голову и посмотрел на неё. Её длинные волосы – чуть светлее, чем у него – намокли и стелились теперь по плечам, спине и груди, прилипнув к коже. Его сестра была самой красивой девушкой Рохана, это он знал из разговоров людей, но никогда не задумывался о том, что это означало для него. Потому как для него Эовин была младшей сестрой, беспокойной девочкой, которая не боялась бегать с ним от дяди в детстве, оседлав одного из самых буйных коней. Он сам научил её сражаться мечом и копьём, только вот стрельба из лука не очень-то давалась Эовин. А вот меч она полюбила. И мечом сейчас вырвала себе свободу. — Закрой глаза, - сказала Эовин, наполняя ковшик, и Эомер послушно сомкнул веки. Струя чистой горячей воды обрушилась на его голову, волосы намокли, и он не сдержал облегчённого вздоха. Эовин нашарила мыло и, хорошенько намылив руки, начала нежно массировать голову брата, собирая понемногу все его волосы в большую пенную шапку. Эомер тихо заурчал от удовольствия, и Эовин рассмеялась, игриво почесав его за ухом, как делала с собаками. Эомер накрыл ладонями руки сестры и опустился в воду с головой. Эовин аккуратно расчёсывала пальцами пшеничные пряди, колыхавшиеся под водой, смывая мыло, и обняла брата, как только он вынырнул. — Лучше? – спросила она негромко, и Эомер чуть отстранил подбородок от нежного плеча – на белой коже остались красноватые следы «ожога». — Лучше. Давай вымоем и твои волосы, а потом искупаемся, - предложил он неторопливо, и Эовин уселась на его место, не говоря ничего вслух. Им не хотелось сейчас разговаривать, и эти редкие фразы нужны были лишь только для большего понимания друг друга. Многие вещи они всё равно понимали с полувзгляда. Эомер не любил пользоваться посторонними предметами в бане. Исключением в этом правиле было лишь мыло, но не только потому, что обойтись без него было нельзя. Изготовлением мыла во дворце обычно занималась Эовин, любившая повозиться с ароматным маслом, привезённым из торговых поездок. Его добавляли для более приятного купания, а всё, сделанное руками сестры, казалось Эомеру продолжением её самой. Непостижимым образом Эовин умела всему, что делала, подарить часть своей неприступной привлекательности и своей непостижимой нежности, которую так щедро всегда дарила своему брату. Натирая мылом свои широкие ладони, Эомер улыбнулся, когда держащая голову чуть приподнятой над водой Эовин нечаянно опустила её немного и фыркнула – в нос попала вода. Сестра глянула на него шутливо-строгим взглядом и улыбнулась – мелкие волны на поверхности воды немного исказили её черты. Его руки, его пальцы в её волосах казались огромными на общем фоне её изящной хрупкости, но Эомер никогда не обманывался её женственной внешностью – поверженный ею повелитель назгулов не стал первым врагом, павшим от меча, надёжно удерживаемого крепкой девичьей рукой. Волосы Эовин были мягче и тоньше его собственных и на ощупь напоминали гриву юных жеребят, за которыми они в детстве по просьбе дяди много ухаживали, помогая слугам. Именно тогда они сдружились с лошадьми, что многое значило для их будущего. «Настоящие эорлинги», - часто поговаривал дядя, глядя, как выпрямляются в седле его племянники, чинно гарцуя на лучших лошадях, с которыми даже совладать мог не каждый конюх, не то, что оседлать. Воспоминания жгли слезами – рана была ещё свежа, и Эомер вздохнул, смывая с волос сестры пену. Эовин не стала ничего говорить ему, только встала и потянулась за тряпицей, которой они пользовались во время купания. Натерев её мылом, Эовин взялась одной рукой за могучее загорелое плечо брата, чтобы удобнее было натирать его широкую грудь. — Помнишь, как я упала с лошади, когда мне было девять? – спросила Эовин, чтоб отвлечь немного и себя, и брата, от печали. - Мы были в степи, кругом никого… — Да, - Эомер прикрыл глаза – Эовин была как всегда нежна, и его тело отзывалось на неё естественным образом, но он никогда не обращал на это внимания, не было необходимости. Потом, когда сестра выбиралась из чана, он задерживался ненадолго, чтобы подарить себе ласку, но никогда не просил об этом посторонних женщин – считал это низостью по отношению к той, которой предстояло стать его женой. – Хильда тогда наступила на змею, испугалась и взбрыкнула. Ты сбила колени и расплакалась, а я боялся прикоснуться к твоим ранам, сделать тебе ещё больнее. — Ты всегда был со мной добрее, чем кто-либо, даже добрее кормилицы, - Эовин улыбнулась детским воспоминаниям и легонько шлёпнула брата по плечу, - поворачивайся. Эомер повернулся спиной и прикрыл глаза, наслаждаясь заботой сестры и ощущением очищения от долгого пути. Их принимали в Минас-Тирите, но Эовин тогда была в госпитале, и он немного потерял себя без неё – привык, что на мирной земле она всегда рядом с ним. Он был обескуражен её поступком – бегством в качестве простого воина, ведь она могла погибнуть, а он так и не узнал бы, как это произошло, но Эовин нашла его перед самой церемонией. Она уже была одета в платье работы тамошних рукодельниц, и молодой военачальник, Фарамир, поглядывал на неё так, как подобает мужчине смотреть на женщину. Однако Эовин не зря была Белой Леди Марки, и свою честь она охраняла подобающе. Она не только вежливо отказала Фарамиру, не обидев его, она сумела ненавязчиво напомнить окружающим, что она такой же воин, как и все они. В Минас-Тирите Эовин действительно снискала уважение и славу. Она вернулась в Рохан со своей личной победой, и теперь Эомер не опасался потерять сестру. — Я всегда любил тебя, радость моя, - ответил он наконец на фразу сестры, и Эовин, смывая с него ладонями долгий путь и тяжкие размышления, прошептала в ответ: — Храни тебя Бэма, брат мой милый. И в её голосе Эомер услышал безграничную любовь, такую же, какую всегда ощущал в своём сердце. *** В комнате Эомера горели свечи, источая аромат горячего воска. Эовин любила запах горящих свеч и сейчас приостановилась на пороге, пропустив брата вперёд. Окна здесь не было, только небольшая форточка для проветривания, и ленивый луч заходящего солнца проникал сквозь неё, добавляя чуть больше света. Постель, чистая и свежая, пахла речной водой и травами, запах которых приносил сушивший простое домотканое бельё ветер. Эомер сбросил сапоги и штаны и забрался под одеяло. Эовин затворила дверь – если понадобится, постучат, — и потушила почти свечи, кроме одной. Её волосы, как и волосы брата, ещё не совсем высохли, хотя их задержал Гамлинг, который обязан был справиться по нескольким вопросам с теми, кто повелевал отныне Роханом, и позвала, чтоб накормить, Винтео, видимо, сегодня приставленная к ним. Длинный, полный тягостных раздумий путь остался позади, хлопоты по организации похорон дядюшки взяли на себя придворные, и Эовин наслаждалась минутой такого необходимого покоя. — О, Винтео не забыла и о моём гребне, - улыбнулась она, беря в руки костяной гребень, который ей подарил Теоден. Этот гребень тоже когда-то принадлежал его покойной супруге. О чём-то подумав, Эовин обернулась к брату и спросила: — Ты причешешь меня? Эомер согласился – это было обычным делом для них, когда они оставались наедине. Эовин не боялась проявить любовь по отношению к брату, и он отвечал сестре тем же. Эовин быстро сменила платье на ночную рубашку и села на кровать спиной к брату, отдав ему гребень. — Сестрица, что-то тревожит тебя помимо завтрашнего дня? – спросил Эомер, аккуратно разбирая мягкие лёгкие пряди волос Эовин, и она вздохнула, подтверждая его беспокойство. — Я думаю о твоих словах насчёт женитьбы, — сказала сестра взволнованно, — и не знаю, как мне к этому отнестись. Я должна желать тебе счастья, брат, но ведь во всём Рохане тебе до сих пор не приглянулась ни одна девушка, а если ты решил, что она должна быть из наших краёв, выходит, что невесты тебе нет… — Может быть, я плохо искал, сестрица, – успокаивающим тоном ответил Эомер, и на душе у Эовин стало легче, - всё будет хорошо. Завтра я попрошу Гамлинга помочь нам с этим вопросом. Ты согласна? Эовин кивнула и молча смотрела, как тускнеет в крохотном окошке закатный луч, пока Эомер расчёсывал её длинные волосы. — Я закончил, Эовин, - сказал Эомер, вырвав сестру из раздумий. Она забрала у него гребень, положила его на прикроватный столик и встала, чтоб погасить свечу. Обернувшись, она различила в полутьме, что брат смотрит на неё, опершись на локоть. — Что такое? – спросила она, чувствуя, как от внимательного взгляда Эомера к щекам приливает кровь. — Ты тоже у меня красавица, — задумчиво промолвил брат, глядя на неё, — где ж мы в Рохане сыщем тебе жениха? — Где и твою невесту, — рассмеялась Эовин и нырнула к брату под одеяло. Эомер притянул её к себе, обнимая, и она счастливо вздохнула, прижимаясь к нему всем телом, согретая его покровительственным теплом. *** На следующий день Эовин закружилась в хлопотах – нужно было подготовиться к встрече важных гостей: с телом Теодена прибудут король Арагорн со свитой из самых близких своих друзей, чтобы проститься со своим самым важным и дорогим союзником на его родной земле. Эомера тоже заняли какими-то делами, потому встретились они только ближе к вечеру, на крыльце. Эовин высматривала вдалеке тех, кто должен был прибыть, когда почувствовала тёплые ладони на своих плечах, и обернулась, чтобы улыбнуться брату. Эомер стёр с её щеки одинокую слезу и поцеловал в лоб, ничего не говоря. На горизонте заклубилась пыль, и Эовин вздрогнула, но руки Эомера скользнули ниже, и брат притянул её спиной к себе. Прижавшись, как испуганная птичка, к обтянутой дорогой тканью груди Эомера и ощутив, как гулко и мерно стучит в ней смелое сердце, полное любви к ней, она сначала напряглась, будто готовилась сдержать собой сильный порыв ветра, а потом расслабилась, позволяя себе согреться и почувствовать себя хозяйкой положения. — Ничего не бойся, я с тобой, - прошептал ей Эомер на ухо, чуть уколов нежную кожу жёсткими усами, и Эовин немного нервно улыбнулась, кивая в ответ. Просто его присутствия оказалось для нее достаточно, чтобы успокоиться и принять Арагорна достойно. Чувства к нему, так быстро вспыхнувшие, столь же быстро погасли, и ничего, кроме уважения, она не ощутила, когда кланялась королю Гондора, бывшему страннику, на крыльце своего родового дворца. — Приветствую вас, господин, - сказала она кротко и подняла наконец взгляд на Арагорна, уже увереннее возвращаясь в привычную роль Белой Леди. — Тебе ли кланяться, моя госпожа, победительница Короля-Чародея, - ответил Арагорн и склонил голову перед Эомером, стоящим за её спиной. — Приветствую тебя, повелитель эорлингов. — Живи и здравствуй, король Гондора, — вернул любезность Эомер, украдкой ободряюще сжав ладонь сестры, - проходите во дворец, друзья мои. Прибыли лишь самые главные участники событий последней войны Средиземья: гном Гимли, сын Глоина, весёлый забияка и любитель позабавить Эовин рассказами о своих былых походах, единственное существо, кроме брата, которому в тот вечер она улыбалась искренне; сентиментально-молчаливый эльф Леголас, на которого мечтательно смотрели многие женщины, но Эовин он казался излишне далёким от земной жизни – всё же не зря эльфов звали детьми звёзд; небольшой отряд из Ривенделла и Лориэна и несколько людей, не знакомых Эовин. Эомер же, казалось, знал всех лично и давно, даже Леголас с минуту о чём-то тихо беседовал с ним. Королевский трон оставался пустым, и гости старались не смотреть в его сторону. Вечер этот не был полон песнями и танцами, хоть эль и лился здесь хмельной рекой. В этот вечер много говорили о том, кого привезли в золотом саркофаге, сделанном по приказу Арагорна умельцами Минас-Тирита. Прославляли почившего короля Теодена, вспоминали о прошедших днях его правления, о жарких битвах, в самой великой из которых и довелось поучаствовать покойному перед смертью. Много было сказано хороших слов, много проронено скупых слёз, до которых в здешнем краю редко доходило горе и мужчин, и женщин. Даже эльфы, любители богатых застолий, больше молчали и пили, не стуча кружками, в память о человеке, смерть которого будет воспета в легендах. Похороны были устроены на рассвете. Теодена похоронили рядом с его сыном, под курганом, покрытым симбельминиями, росшими издавна на могилах правителей Рохана. Снова Эовин пела погребальную песню, не пряча священной дрожи страдания в чистом и звонком своём голосе, снова с грохотом опустилась могильная плита. Гости, прибывшие, чтобы проститься с королём и другом, покинули Рохан, едва отобедали, и Эомер велел Гамлингу собрать мудрых людей, которым он доверяет, чтобы посоветоваться по важному делу. Коронацию решили не устраивать пока – народ должен был оплакать старого короля, чтобы поприветствовать нового. У Эовин и Эомера времени на это было достаточно – для них эта боль уже немного притупилась. *** Эовин вошла в зал прямо с крыльца, откуда провожала отъезжающих взглядом до самого горизонта. Всё ещё пахнущая свежим ветром степей она встала подле брата, стоящего около королевского стола. Сесть на трон он пока не видел необходимости. — Друзья мои, я созвал вас, чтоб вы помогли мне в вопросе, касающемся будущего Рохана, — начал Эомер немного издалека, и кто-то из советников удовлетворённо хмыкнул, радуясь, что уроки Теодена не прошли даром, — вы все знаете, что народным решением и волею Алдарона я стал королём и повёл вас в бой у Чёрных мордорских врат. Рано или поздно – но для королевства лучше сейчас – я должен обзавестись супругой, которой я мог бы довериться, и которая не была бы чужой в наших краях. Рохан сейчас как никогда нуждается в твёрдой руке на поводьях власти, и ему нужны повелители, знающие и лошадей, и боевое искусство наших отцов и дедов. Я считаю, мне нужна девушка родом из Рохана. Но я не нашёл никого за всё время, что путешествовал по нашим землям, и теперь прошу совета у вас. Гамлинг посмотрел на Эомера по-отечески внимательным взглядом и задумался, как и другие советники, но ни одного имени не было названо. Шёпотом несколько мужчин о чём-то кратко переговорили и передали своё мнение тому, кого считали выше себя. Выслушав мнения своих друзей и братьев по оружию, Гамлинг кивнул и начал говорить. — Я и сам задумывался сейчас о том, о чём мне сказали люди, которым, как ты попросил, я доверился. Я не раз слышал о таком в других странах и не думаю, что Рохан чем-то сильно отличается от них. Эомер, я считаю, что ты со мной тоже согласишься. Все мы знаем, какие у вас тёплые отношения с Эовин, как ты заботишься о ней, как она заботится о тебе, как вы доверяете друг другу. Мы думаем, что краше и отважнее, чем Белая Леди, не сыщешь во всём Рохане, да и ты нам об этом только что сказал сам, будто нет в Рохане девушки, которая стала бы достойной супругой тебе. Поэтому вот наше решение — лучшей жены, чем твоя сестра, ты не найдёшь. Глядя на серьёзные лица советников, Эомер почувствовал себя растерянным на мгновение, обдумывая сказанное самыми уважаемыми людьми Рохана. Да, он и сам слышал, что у народов в других землях для сохранения чистоты королевской крови братья женятся на сёстрах, отцы на дочерях и так далее. Но он никогда не думал, что он и Эовин… Однако возмущения этим предложением он не почувствовал и счёл это хорошим знаком. Эовин вспыхнула от смущения и минутного гнева, горячая, как своенравная молодая кобылица, желанная девушка для любого эорлинга, но Эомер взял её за руку, унимая ещё не успевший хорошенько взыграть женский пыл, и переспросил: — Вы уверены, друзья? — Абсолютно, наш повелитель, - был ответ. Советники удалились из тронного зала, и только тогда Эовин обернулась к нему с вопросительным взглядом. — Дай нам немного времени на раздумья, сестрица, — попросил её Эомер скромно и тем тоном, которым уже не говорил больше ни с кем. И, дождавшись её кивка, обнял её, успокаивая поднявшуюся нервную дрожь, которую едва сдержал сам. Над этим действительно стоило подумать. *** Сегодняшнее купание проходило в задумчивом молчании. И Эовин, и Эомеру нужно было взвесить решение совета и оценить его, а потому они не разговаривали, погружённые в свои размышления. Руки привычно и заботливо делали то, что и всегда, и временами Эовин ловила себя на том, что присматривается к брату, глядя на него, как на мужчину. Это и смущало её, и приводило в смятение. Но один лишь её интерес значил, что предложение советников верно. Эомер же прислушивался к сердцу и ощущениям, потому что с детства доверял чувствам больше, чем разуму. И понимал – тело его тянется к Эовин, а в сердце тепло и спокойно оттого, что она останется рядом с ним вне зависимости от обстоятельств. Но первой заговорила всё же Эовин, расчёсывая волосы, чтобы лечь к брату. — Я уже приняла решение по поводу предложения совета, но хочу знать сначала, что ты думаешь. Эомер заметил, что она не добавила своё обычное «брат», но и он сегодня весь день размышлял о том, что было сказано в защиту этого решения. Без сомнения, в жилах детей, которые родятся от них, если они всё же решатся на союз, будет течь королевская кровь Рохана, той самой династии, которая прервалась по мужской линии и теперь будет считаться прерванной в любом случае. Эовин была настоящей рохиррим, суровой и смелой, она отстояла своё право на свободу своей доблестью, и не было человека, который посмел бы оспорить это право. Она всем сердцем любила роханские степи и была не готова променять их ни на что больше. Кроме того, Эомер вдруг взглянул со стороны на свою невероятную близость с сестрой, и оказалось, что они и так жили, по сути, как муж и жена, даже спали в одной постели. Единственным, что отличало их от супружеской пары, было то, что они не делили ложе, только лишь засыпали друг у друга в объятиях. Однако и это вовсе не было тем, что они не могли бы делать — Эомера привлекала сестра, как женщина, он лишь не давал этому влечению выхода. Поэтому он решил, что стоит дать право выбора Эовин. — Как ты скажешь, сестрица. Если ты не против – то и мне это решение по сердцу. Если же нет – будем думать ещё о чём-то. Эовин потушила свечу и села рядом с Эомером. Он положил ладонь на её щеку – она пылала. Эовин вздохнула и сказала наконец: — Я никогда не думала, что такое случится, но я тоже считаю, что совет верный. Я не хочу отдавать тебя никому, да и тебе не понравится, если я отдалюсь от тебя. Если мы заключим священный брачный союз, то сам Бэма благословит, чтобы мы никогда не расставались. А быть с тобою всегда… Мне это нравится. Эомер задержал дыхание – он боялся, что сестра не поймёт его желания согласиться, но она сказала то, о чём он думал, вслух. Он хотел было опустить руку, но Эовин встрепенулась и прижала его ладонь к своей щеке обеими руками. — Я тебя никогда не оставлю, брат мой, - сказала она и наклонилась вперёд, чтоб поцеловать Эомера в лоб. Он покорно принял поцелуй и откинул одеяло, приглашая Эовин лечь рядом. И, как и во все предыдущие ночи, она устроилась рядом с ним. *** Время скорби по Теодену минуло, как один день, в стремлении эорлингов возродить Рохан из руин войны. Эомер часто выезжал из столицы, и на плечи Эовин легло много забот по восстановлению Эдораса. Каждый день, едва ночная тьма начинала наливаться утренним светом, Белая Леди покидала стены Медусельда, чтобы помогать своему народу в различных хозяйственных делах. Для своей независимости рохиррим решили начать самостоятельно выращивать некоторые растения, необходимые для жизни, и образованность Эовин была здесь кстати. Кроме того, после войны табуны роханских лошадей пополнились чужеземными породами, и часть конюхов осталась на полях славных сражений, потому Эовин, всё детство проведшей в обществе лошадей и брата, прекрасно с ними обращавшегося, требовалось обучить новых на замену тем, кого не стало. Когда Эомер наконец смог впервые увидеться с сестрой после разрешения всех государственных проблем, он не успел спешиться – Эовин сбежала по ступеням дворца и уткнулась в его ногу, ничего не говоря. Он отстранил её немного, слез с коня и обнял её. — Я приказала согреть тебе баню, брат, - сказала она, не поднимая глаз и не отнимая рук от его шеи. — Спасибо, сестрица, - мягко сказал Эомер, чувствуя дрожь Эовин, и распорядился позаботиться о коне. Столица расцвела, пока его не было, и, идя с сестрой по коридорам дворца, он слышал шёпот придворных, которые радовались, что их Белая Леди осталась с ними. Это только больше убеждало его в правильности того шага, который он собирался сделать сегодня. Раздеться и растаять в тёплой воде – лучшее, что могла предложить Эовин брату после долгого путешествия. Эомер блаженно жмурился, пока она хлопотала о нём, привычно обнажившись, и не смотрел на неё. А она не могла не любоваться им, расслабленным и спокойным, доверчивым, словно норовистый конь под рукой хозяина. Эовин смотрела на его широкие плечи, на его благородное лицо, и в её мыслях было лишь желание остаться подле этого человека до конца своих дней, заботиться о нём и любить его. Всегда. Поэтому, когда Эомер открыл глаза и посмотрел на неё, она вспыхнула и испуганно отстранилась. — Не пугайся, сестрица, - в голосе брата были лишь умиротворение и нежность, - всё хорошо. Он нашёл её руки и притянул её к себе, вставая. Эовин опасливо, как осторожная кобылица, положила ладони ему на грудь и осмелилась поднять взгляд. Эомер пригладил мокрой ладонью её волосы и склонился к её лицу. Эовин резко вдохнула, ощущая, как поднимается внутри горячая волна желания прикоснуться к губам брата, и робко коснулась кончиком носа щеки Эомера, не решаясь на ответственный шаг первой. Эомер уколол её губы щетиной, когда накрыл их своими, и чуть сжал плечи сестры. Его язык скользнул по её губам, и она приоткрыла рот, замерев и не дыша. Эомер ласково погладил языком язык сестры, ловя ладонями дрожь, прошедшую по её спине, и приобнял её за талию, продолжая целовать. Эовин не смела шевельнуться, пока Эомер заставлял её трепетать, как травинку на ветру, и, когда он немного отстранился, робко открыла глаза. — Хорошо… - Её голос немного подрагивал, но в глазах не было страха, только что-то новое, отчего в груди Эомера затеплилась любовь к сестре, скреплённая этим первым поцелуем. — Я хочу, чтобы ты была хозяйкой моих лошадей, - сказал Эомер сакральную фразу, которую издавна говорили эорлинги, чтобы предложить женщине стать спутницей жизни, и Эовин склонила голову, уткнувшись лбом в грудь брата. — Мои лошади – твои лошади, мои ветра – твои ветра, моя свобода – твоя свобода, - ответила она едва слышно, как того требовал ритуал, и поцеловала Эомера в грудь там, где билось храброе сердце, отданное только ей. - - - Следующее утро для Рохана стало началом новой эпохи. Едва небо начало светлеть, показывая, что ночная тьма отступает от мира, Медусельд ожил. Сновали взад и вперёд люди, подготавливавшие дворец к церемонии коронации. Заезжих гостей не предвиделось: конечно, можно было позвать короля Арагорна с его супругой, но даже их Эомер решил не беспокоить. Рохан – самостоятельное государство, негоже вольным коневодам жить напоказ, как живут нечестные правители. Корону роханских властелинов достали из сокровищницы, куда в последний раз она была положена самим покойным Теоденом, и отполировали. Она лежала на бархатной подушке в тронном зале, ожидая своего нового хозяина. Эомер с утра был неразговорчив, хмур и только с сестрой позволял себе спокойствие и умиротворение. Эовин хлопотала над его одеждой, сама расчесала его и заплела две тонких косы справа, полагающиеся по обычаю. — Мне немного не по себе, сестрица, - сказал тихо Эомер, когда Эовин закончила с приготовлениями. Эовин отошла немного, оценивающе посмотрела на брата и ответила: — Всё готово, брат мой. Прими эту корону и ни о чём не беспокойся. Я буду с тобой. В тронном зале собрались бургомистры всех городов Марки, и Гамлинг стоял возле трона, держа руку на плече мальчика, принёсшего во время Войны весть о том, что идут орки. Мальчика звали Сигберд, и он принёс весть, приведшую к победе. Сигберду было решено поручить одно из самых ответственных поручений – держать королевскую корону, и сейчас на мальчишеских, чуть дрожащих от волнения руках покоилась родовая корона правителей Рохана. Эовин заняла своё место подле ступеней, ведущих на трон, и обернулась к брату, стоящему на пороге тронной залы. — Сегодня мы, люди степей, хозяева ветров и вольных лошадей, эорлинги, собрались здесь, чтобы общей волей народа отдать власть в нашем государстве тому, кто будет нам отцом и советником, тому, кому мы доверим наши жизни в случае опасности, с кем разделим горе и радость, потому что его горе и радость принадлежат нашему народу. Мы хотим видеть своим королём Эомера, сына Эомунда, и будем свидетелями того, как он им станет. Лихо захлопали в ладоши люди Рохана, отбивая ритм боевой песни, своего гимна, и под этот ритм Эомер прошёл через коридор, образованный гостями, к трону, ловя одобрительную улыбку Гамлинга. В тот миг, когда будущий король остановился и повернулся к людям, всё затихло. Эомер опустился на одно колено, глядя, как по щекам Эовин текут радостные слёзы. — Венчаю тебя на правление, — сказал Гамлинг, аккуратно опуская корону на голову Эомера, - пусть дни твои будут долгими, ночи звёздными, жизнь – подобной вольному степному ветру. Делись с нами мудростью и надеждой, правдой и горечью, наш народ – твой народ. Будь нам отцом и другом, Эомер, сын Эомунда. Нарекаю тебя правителем Рохана отныне и до конца твоих дней. А когда кончатся дни твои и придёт час уйти тебе в чертоги Бэмы, пусть дети твои продолжат твоё дело и будут править нашим народом. Да будет так. Весь зал начал криками и хлопаньем приветствовать нового короля, поднимающегося с колен. Эомер обвёл взглядом собравшихся, и в сердце его была бесконечная преданность этим людям, с которыми ещё недавно он был готов умереть плечом к плечу. — Мой народ, — сказал Эомер, — вы – моя душа, с вами я родился и с вами умру. Мне нет ничего дороже наших степей и наших ветров, свобода – это то, что сопровождает каждого из нас всю нашу жизнь. Мы не звались бы рохиррим, если б это было по-другому. Но без наших женщин мы не смогли бы стать такими. – У Эовин заалели щёки – она поняла, что хочет сделать брат, и смутилась, хотя ждала этого. Эомер же продолжал: - Только роханские женщины могут сравниться по доблести с мужчинами. Они владеют оружием, знают лошадей и любят свободу настолько, что не смогут жить в плену. Мы пережили тяжёлое время для Рохана, и сейчас жизнь требует от нас небывалой силы. Я хочу, — Эомер спустился со ступеней и встал возле сестры, склонившей перед ним голову, как того требовал обычай, — попросить вас стать сегодня свидетелями ещё и того, что я выбрал хозяйку моих лошадей, ту, что разделит со мной мои ветра и мои дороги. Эовин-воительница, будешь ли ты королевой Марки? Эомер боялся, что люди не поймут его, но народ Рохана издавна был мудрым и понимающим. Ни один человек не заговорил, пока Эовин не сказала: — Я согласна стать ею, мой повелитель. И слушая, как радуются эорлинги за своего короля, Эомер ощутил могучую силу этого великого народа, принявшего его решение как своё. Отныне это была и его сила. *** По обычаю, если мужчина и женщина народа эорлингов хотели стать спутниками жизни друг друга, они уходили на лошадях в степь на одну ночь, в которую впервые делили ложе и становились единым целым. Никто не должен был стать свидетелем священного союза, и этот обычай чтили многие поколения. Почти до самого заката Эомер обсуждал с советом последние дела касательно восстановления городов, и, когда вошла Винтео, чтобы сообщить, что лошади готовы, с едва скрываемым нетерпением вышел из дворца. Эовин уже оседлала свою любимицу, Эофлед, и норовистая кобылица всё время перетаптывалась и фыркала недовольно, желая уже скакать по степи. На седле у Эовин была прикреплена сумка со всем необходимым для ночлега под открытым небом, и её светлое, радостное лицо вызывало у Эомера чувство неизмеримого счастья. Винерат всхрапнул под ним, стоило на него сесть, и Винтео отошла, чтобы её не задели соскучившиеся по степи лошади. Эовин ловко сжала ногами бока Эофлед, и та мгновенно сорвалась с места, увлекая Винерата за собой. Они вихрем промчались по Эдорасу, заставляя горожан отойти к стенам домов, и выехали за ворота, оставляя город за собой. Едва Эдорас остался немного позади, Эовин весело рассмеялась, и Эофлед чуть замедлилась, гарцуя по велению хозяйки. Давно они не выезжали так вместе, чтобы провести время в степи, обгоняя ветер. Эомер подождал сестру, и вместе они направились к своей любимой равнине, где посреди степи росло дерево, защищённое с трёх сторон от ветров камнями. Из-под одного из них бил родник с чистой прохладной водой. Это было место их детских игр, которое они нашли сами, и Эомер всегда называл его «приют Эовин». Эовин спешилась, сразу хватая поводья Эофлед и Винерата, и привязала их к ветвям дерева. Когда слез с коня и Эомер, они стреножили своих лошадей и отвязали поводья. Солнце только начинало садиться, и Эовин расстелила взятое ею одеяло там, где было хорошо видно закат. Эомер собрал сухой травы и добавил её к хворосту из сумки, чтоб костёр получился достаточно большим и тёплым, и сел подле сестры. Небо розовело нежно, так необычно для переживших войну людей, привыкших к кровавым рассветам и багровым закатам, и разноцветные светлые тона постепенно уступали место ночной синеве. По краю горизонта, уже поглощённого темнотой, загорались звёзды, и наконец солнечный диск полностью опустился за холмы. Щёлкнули друг о друга камни, и костёр засветился алым пламенем горящей в нём прошлой жизни. Эовин достала из сумки кожаный мех с кумысом, сыр и хлеб, поделила их, и в уютном молчании они неспешно поели, украдкой поглядывая друг на друга. Было немного странно знать, что теперь они уже не брат и сестра, а по окончанию этой ночи станут супругами. Эовин привычно руководила – убрала остатки еды, расстелила ещё два одеяла и немного отошла от костра, чтоб раздеться. Сняв платье и оставшись нагой, она хотела было уже надеть ночную рубашку, но была остановлена ласковым и немного колючим поцелуем в плечо. Ветер обдувал стройное тело Эовин, поэтому она зябко поёжилась и обернулась к Эомеру. Он снял с себя рубашку – последнее, что не успел раньше, - и обнял Эовин, согревая её собой. — Пойдём, - мягко сказал Эомер, и Эовин покорно пошла, ведомая им, к расстеленным в душистой траве одеялам, которым предстояло стать их первым брачным ложем. Костёр тихо потрескивал ломающимися от жара стебельками трав, и Эовин чувствовала кожей ещё более сильный жар взгляда брата. Она легла на спину, стыдливо прикрыв грудь рукой, но склонившийся над ней Эомер отвёл её и поцеловал нежную светлую кожу на ключицах. — Ты красивее, чем звёзды, Эовин, - сказал он ласково, и она вздрогнула от пробежавшего по влажной от поцелуя коже ветерка. В траве тихо стрекотали светлячки, ветер шелестел листвой дерева, и ночные звуки складывались в музыку. Но этой музыке недоставало немного любви. Эомер поцеловал Эовин в губы, второй раз в жизни ощущая влажность и мягкость её рта, нежность её языка. Изящные тонкие руки Эовин скользили по его плечам в неумелой ласке, но она смущалась опустить их ниже. Внизу живота нарастал незнакомый жар, и он увеличивался всё больше, когда Эомер касался её бедра тем, чему у приличных роханских девушек не было названия. Оно было твёрдым и горячим. Что-то на этот счёт Эовин слышала от придворных, но не знала ничего точно. Эомер тоже знал, что для неё это новое. Поэтому он был предельно осторожен, лаская шею, грудь и живот Эовин губами и языком. Она немного дрожала, сжимая обеими руками одеяло, и Эомер поймал её ладонь в свою, покровительственно удерживая. Губы его коснулись кожи прямо над треугольником светлых волос внизу живота. — Ох, - Эовин испуганно потянула Эомера за руку, но он шепнул ей: — Всё хорошо. Он вынул свою руку из её пальцев и погладил ладонями её бёдра, принуждая немного раздвинуть их. Когда Эовин сделала это, Эомер согнул её ноги в коленях и лёг грудью на одеяло так, чтоб его лицо оказалось прямо перед её пульсирующим лоном. Эовин не смогла заставить себя опустить взгляд и посмотрела в небо, на сверкающие драгоценными камнями звёзды, и ахнула, когда язык Эомера заскользил там, где её никто ещё не касался. Он будто вылизывал открытую рану – только открытые раны болят, а не приносят волны жаркой сладости, оседающей на языке привкусом мёда. Из груди рвались постыдные звуки, и сил сдерживать их уже не было. Эомер не стыдился того, что делал. Он поговорил с одним из своих друзей, и тот рассказал, как нужно правильно обходиться с любимой женой. Он щекотал кончиком языка точку, описанную ему как «правильная», помогая себе пальцами, и наконец Эовин со стоном изогнулась в сладкой судороге. На язык ему вытекла солоноватая влага, которую ему велели не стирать ни в коем случае, чтоб не сделать больно во время единения. Эовин открыла закрывшиеся в порыве удовольствия глаза только тогда, когда Эомер опустился на неё сверху, целуя шею, щёки и губы. Его рука была внизу, и, почувствовав, как что-то большое касается её лона, Эовин сжала плечи Эомера и снова зажмурилась. — Потерпи немного, - хрипло сказал Эомер, двинув бёдрами, и Эовин сорвалась на крик от внезапной боли. Но это продлилось недолго – Эомер не двигался, целуя её и шепча что-то успокоительное, а потом внутри потянуло желанием, и она попросила: — Пожалуйста… Эовин не знала, о чём конкретно просила, но Эомер всё понял, и на несколько мгновений она задохнулась в ощущениях, обрушившихся на неё. Боли больше не было, но что-то тёмное, страстное, обжигающее захватывало её изнутри, и Эовин застонала в тон Эомеру, двигаясь навстречу его бёдрам. Толчки с каждым разом становились всё мощнее, Эомер, изогнувшись, надсадно дышал и охал ей в шею, и в одно мгновение он вошёл особенно глубоко, так, что Эовин почувствовала, будто летит и одновременно тонет в тягучем меду. Это заставило её вскрикнуть вновь, и внутри неё ударила тугая струя – Эомер вскрикнул тоже, и усилием воли не опустился на неё полностью. Когда Эовин встретила его затуманенный взгляд, Эомер улыбнулся и снова начал целовать её, медленно восстанавливая дыхание. — Я люблю тебя, - сказала она, плача от переизбытка чувств, и Эомер прошептал ей в ответ: — Я тоже. Звёзды мерцали над ними под музыку ночи, благословляя короля и королеву на продолжение новой династии Рохана.