Не по канону

Мисс Голденвик возненавидела портрет своего жениха с первого взгляда. Она с детства увлекалась рисованием. В этом ей потакали батюшка и дядюшка, потому комната младшей принцессы всегда была завалена холстами и мольбертами, красками и кистями, гуашью, акварелью, маслом – всем, на чем и чем вообще возможно рисовать. Она считалась лучшей художницей королевства и скептически относилась к придворному художнику, которого должно было держать во дворце просто «чтобы был». Чужие картины критиковались безжалостно, начиная с выбранной цветовой гаммы, заканчивая не тем стилем нанесения мазков на полотно. Принцессу слушали и покорно меняли портреты в покоях на более-менее, по ее мнению, приличные, а забракованные передаривали или же складывали в подвалах. Жалко разбрасываться предметами, которые можно в будущем кому-нибудь продать или вернуть на место, если ее юное талантливое высочество сменит гнев на милость. Капризной Мисс Голденвик была лишь в тех вопросах, которые касались искусства в целом и картин в частности. Наставники учили её этикету и, хотя она упорно не понимала, зачем надо прихорашиваться, запихивать себя в удушающие корсеты и тяжелые юбки, перечить не смела. Никто не слышал от принцессы ни единого слова недовольства, не видел раздраженного взгляда. Девочка покорно поднимала руки, когда портнихи снимали с нее мерки. Она с поистине царским величием выходила к гостям в нарядных платьях. Даже если ей было плохо или грустно, Мисс Голденвик сохраняла на лице равнодушное выражение. Так проще. Она скромно сидела на званых приемах по правую руку от дядюшки и изображала из себя милого ребенка. И никто не знал, что в глубине души ей нравились простые прически, какие она видела у простолюдинок. Об этом не принято говорить вслух, Мисс Голденвик и не говорила. Ее предпочтения все равно никого не волновали, кроме дядюшки и отца. Так что смысла тратить силы на споры и истерики принцесса не видела. Зато она тонко намекала старшей сестрице Мисс Валентайн, что новое платье ее полнит. И стоит, наверное, есть меньше булочек, чтобы к следующему светскому рауту у привлекательного графа влезть в тугой корсет. Советы на тему белил и невинные замечания о том, что сестрица в желтом платье похожа на цыпленка, вызывали море слез и жалоб. Но невозмутимое лицо Мисс Голденвик и молчание в ответ на крики быстро наскучивали сестрам. Сложно требовать извинений от девочки, которая если и открывает рот, то только по делу. А жалобы разбивались о терпение дяди Галдино – он лучше других знал, как можно сладить с не в меру прямолинейной и честной девочкой. Ему даже нравилось слушать комментарии Мисс Голденвик на балах, куда их приглашали в качестве почетных гостей. Пусть принцесса была несколько… заторможенной в том, что касалось чувств, зато многие важные детали она схватывала на лету. И замечала то, на что другие не обратили бы внимания. Тем же, кто пострадал от ее острого языка, Галдино приносил официальные извинения, объясняя такое поведение сложным характером и тягой к «невинным детским шалостям». Оскорбленные графы и лорды мгновенно успокаивались и шутливо говорили, что после свадьбы любая, даже самая независимая и «колючая», девица станет как шелковая. Зря говорили. При страшном слове «свадьба» в глазах Мисс Голденвик загорался темный, нехороший огонек. Нет, она не буянила и не ставила весь дворец на уши, чем любили заниматься старшие сестры. Принцесса словно ставила перед собой непробиваемую стену: никого не слушала, ничего не говорила и не реагировала, если к ней прикасались или пытались куда-то повести. Она напоминала гнома из Подгорных Царств, который затаил жуткую обиду и ушел в глухую оборону, только борода (в данном случае – косички) торчат наружу. Мисс Голденвик могла целую неделю есть только печенья и пить очень дорогой заморский чай, не выходя при этом из комнаты. Портреты в такие дни она рисовала кровавые и мрачные, за них Святые Отцы могли и от церкви отлучить, если бы увидели, конечно. К счастью, леди Робин, сестра короля, могла успокоить принцессу. Сквозь ее оборону из кистей и красок она проходила легко, как зачарованный кинжал проходит сквозь эльфийские доспехи. Муж Мисс Валентайн однажды попробовал подойти к Мисс Голденвик в отсутствие Робин… Последствия были плачевными. Он стал желтым в буро-малиновую полосочку. А краски-то дорогие и хорошие, отмываются с трудом. От позора и самоубийственного прыжка в колодец пятого принца далекого королевства спас Галдино, который знал, чем можно смыть краску с кожи. Одежда, однако, оказалась испорченной безвозвратно. Больше никто рисковать не желал, и после разговоров о свадьбе к принцессе шла именно леди Робин. Ее хотя бы выслушают и примут к сведению. К сожалению, портрет «суженого» так сильно поразил Мисс Голденвик, что успокоить ее не могли только три часа непрерывного рисования на любимом мольберте. Причина проста, как золотая монета, и банальна до крайности: портрет был ужасен. И если дикую манеру художника еще можно простить, как и специфический оттенок зеленого, то существо на полотне портило настроение мгновенно. Мисс Голденвик с детства знала, что рано или поздно выйдет замуж за какого-нибудь принца какого-нибудь королевства, родит наследника и станет такой же клушей, как мамки-няньки, только чуточку красивее. Кандидатура принца в подобных размышлениях являлась сугубо абстрактной. На белом коне, с мечом и желательно весь такой храбро-благородный, чтобы быстрее погиб и оставил радостную жену вдовой. Большего от супруга Мисс Голденвик не ожидала и не собиралась искать в замужестве положительные стороны. Ей, втайне от батюшки, который продумал жизнь своих детей на лет сорок вперед, хотелось путешествовать по разным странам, увидеть много интересных мест и людей и рисовать-рисовать-рисовать… Не обязательно общаться и проявлять инициативу, главное – картины и вдохновение, разумеется. Иногда Мисс Голденвик сетовала на Господа, хотя придворный священник этого не одобрял, и спрашивала, почему он не сделал ее при рождении мальчиком? О, сколько проблем отпало бы сразу! Но Господь игнорировал любые молитвы, вероятно, по сговору со все тем же придворным священником. Принцесса осознала, что Богу там, наверху, нет дела до проблем смертных. Пожав равнодушно плечами, она смирилась со своим полом. Хотя она была похожа на мальчика, если надевала мужской походный костюм и заплетала волосы в не особо длинный «хвост». А вот «жених» по всем параметрам выглядел слишком женственно. Куда, скажите на милость, годится пышная копна волос бирюзового цвета? Чтобы получить именно такой оттенок, Мисс Голденвик извела почти все запасы голубого и зеленого, но все равно не добилась точного сходства. Видимо, автор портрета использовал что-то еще, пока неизвестное юной художнице. А пухлое лицо? А рот, искривленный в насмешливой улыбке? Складывалось ощущение, что существо постоянно смеется над ней, поедая виноградины размером со сливы. Расшитый золотом плащ спадал с хрупких плеч «принца» и складками лежал на полу, корона сверкала изумрудами, а монокль не прикрывал наглого, вызывающего взгляда. Если бы не мальчишечий костюм и совершенно плоская грудь (естественно, ему же тогда всего десять лет было!), юного наследника престола Дресс Роуз можно было легко спутать с девочкой. Мисс Голденвик спутала и, почувствовав себя жестоко обманутой, заперлась в своей комнате, не желая разговаривать даже с Робин. Она бы смирилась с грубым мужланом, уродливым и толстым, как король Вапол из Северных Земель. Но связать жизнь с человеком, настолько отличавшимся от канона настоящего принца – это вопиющая несправедливость. Может, зря она прочитала подложенные Мисс Валентайн любовные романы? Скука одолевала, вот и решила узнать, как низко пала старшая сестра. Узнала. Там, на страницах романов, жизнь после свадьбы рисовалась идеальной и прекрасной. Не хватало только единорогов и сахарной ваты вместо радуги на небе. Так не похоже на реальность. Мисс Голденвик попыталась сравнить прочитанное с тем, что ее ожидало (на примере замужней жизни Мисс Валентайн) и с тихой грустью отказалась от всяких мечтаний. Смысл надеяться, если впереди будет лишь выводок детей и полное подчинение венценосному супругу? Прекрасные принцы живут только на страницах романов. И уж точно не бывает любви с первого взгляда. И принцы, на самом деле, не спешат разговаривать с принцессами – не для того женятся, политика не предполагает чувств к назначенной с детства супруге. Мисс Голденвик очень жалела, что не может упиваться сладкими грезами. Кто знает, вдруг портрет – это всего лишь портрет? Будь он нарисован иначе, принцесса, возможно, изменила бы свое мнение. Нет. Мисс Голденвик поняла сразу, увидев рисунок: ничего хорошего из жениха вырасти не может. А когда он вырастет и явится к ней по всем правилам династических браков, принцесса сбежит из дворца и отправится в путешествие. О, об этом она мечтала в детстве каждую ночь! В ее душе так тесно переплелась тупая покорность традициям и отцовскому произволу, которого на самом деле не было, с жаждой свободы и творчества, что к своему семнадцатилетию она все-таки определилась, чего же ей хочется на самом деле. Она хотела творить. Рисовать то, что видят глаза и чувствуют руки. Совесть тихонько скулила в уголке разума, но Мисс Голденвик пообещала себе: если принц оправдает ее самые худшие ожидания, то в ход пойдет все, что только возможно. Ключи, выпрошенные у Галдино и открывавшие любой замок, давно лежали в укромном месте. Походная одежда собрана, план составлен, оставалось всего ничего – воплотить его в жизнь. Только каждый раз что-то мешало. То сестрица заболеет, то придворный повар отравится, то принцесса другого государства решит проникнуть к ним во дворец и что-то кому-то доказать. В общем, сплошные препятствия, которые мешали Мисс Голденвик взять себя в руки и захотеть сделать хоть что-нибудь. Она знала, что непременно сделает это, но пока слишком рано убегать – семью покроет несмываемым позором ее самовольство. Вот если принц Сахарок окажется сволочью, то родня обязательно поймет и простит. Особенно дядюшка, ему принцесса доверяла больше всего. До дня Х – дня свадьбы – она прилежно училась, часто предпочитая занятия по этикету истории родного государства или искусству. Дядюшка брал ее с собой на охоту. Мисс Голденвик много знала и мало говорила, но своими ироничными и точными карикатурами на высший свет других королевств развлекала Галдино. Рисунки не давали ему слишком сильно скучать во время утомительных поездкок. Принцесса объездила почти всю страну, знала каждого барда и менестреля, обожала останавливаться на постоялых дворах и слушать истории о разбойниках и пиратах. Дома же Мисс Голденвик ожидала Робин. Она рассказывала скучные исторические факты так, что хотелось слушать ее вечно. Конечно, лезть в политику Мисс Голденвик не давали, несмотря на вполне разумный возраст. Ей не хотелось этим заниматься, зато культура интересовала Мисс Голденвик неимоверно. Она даже покидала привычное состояние отрешенности и вела себя более живо, энергично. Отец, когда услышал об этом, великодушно махнул рукой, мол, пусть занимается, пока молода и задор есть. Мисс Голденвик и занималась: раздавала указания советникам и министрам, присутствовала на совещаниях, куда не пускали даже Мисс Валентайн, и думала, что было бы чудесно никогда не выходить замуж. Но крамольные мысли ненадолго задерживались в темной голове, ведь если ничего пока не изменить, то зачем расстраиваться раньше срока? С годами у принцессы добавилось эмоций, она могла смеяться и открыто выражать свой гнев или неудовольствие, но любовь к рисованию никуда не исчезла. Мисс Голденвик создала несколько карикатур на жениха, которые никому не показывала и которыми искренне гордилась. Она рисовала отца в роскошной шубе с заморской сигарой, и шрам на лице ничуть его не портил, наоборот, придавал солидности и немного жути. Разбойничий люд боялся короля Крокодайла до ночного недержания, а подданные любили и обожали. Дочь тоже испытывала к отцу нежные чувства, правда больше похожие на уважение, чем на любовь – Крокодайл знал это и потому позволял общаться с собой на равных. Ну, почти. Называть его «папочка» у Мисс Голденвик не поворачивался язык, потому все члены королевской семьи, даже сыновья и дочери, обращались к нему уважительно ― «Сэр». Мисс Голденвик не считала дни до свадьбы, хотя навязчивая мысль о замужестве постоянно билась в подсознании, как некое отложенное заклинание взрыва. Постепенно ей стала интересна личность жениха. И хотя новых портретов не присылали, чтобы показать, как изменился наследник Дресс Роуз, Мисс Голденвик выяснила все про его страну. Тогда стало понятно, почему именно с этим существом отец решил заключить династический брак, не спрашивая мнения дочери. Кто откажется от богатого, знатного и, главное, щедрого зятя? Король Донкихот, в отличие от некоторых правителей, не присылал Крокодайлу бесполезных писем с уверениями в бесконечной преданности и не дарил красивых, но жутко нежных единорогов, которые пожирали все цветники за неделю. Король Донкихот, если того требовал долг соседа и будущего родственника, присылал армию, ресурсы и золото. Он то ли работал на благо своего сына, то ли таким хитрым способом примирял самого Сэра с необходимостью союза. Несколько раз Король Дресс Роуз приезжал к ним и блистал при дворе, в самом прямом смысле блистал – до того он был яркий, огромный, как гора, необычный и шумный, подобный какой-то дивной редкой птице. Отец так и называл его порой, но не гнал прочь, как многих других. А Донкихоту Дофламинго нравилось обсуждать с Крокодайлом важные государственные дела и неважные личные – за закрытой дверью покоев правителя Арабасты. Мисс Голденвик им не мешала, ведь и у отца должно быть хоть какое-нибудь – сияющее, ехидное и розовое, – но счастье. А ей, принцессе, просто хотелось поскорее отвязаться от замужних дуэний, которые на все лады рассказывали, как страшна брачная ночь, как ужасны мужчины, как они грубы и черствы, словно прошлогодний хлеб, и все такое прочее. После подобных лекций Мисс Голденвик, уже не ребенок, искренне считала, что окажись ее жених хрупкой девицей, то всем стало бы легче. Ей самой — в первую очередь. За месяц до свадьбы дворец накрыла предпраздничная паника. Одна только невеста невозмутимо рисовала, обсуждала с Галдино его коллекцию восковых фигур и убегала в парк, где было чудное освещение для того, чтобы предаваться творческим грезам. Мольберт, краски, тишина и пение птиц в качестве фона. Мисс Голденвик от души наслаждалась последними днями свободы, в то время как без нее шилось подвенечное платье, украшался замок, готовилось приданное, а гости со всех дружественных государств уже стекались на торжество, ожидая бесплатной еды и зрелищ. Сэр Крокодайл ненавидел тратить время и деньги на пустое любование и пересуды, но народ-де не поймет-с. Пришлось соответствовать и организовывать все по высшему разряду. Мисс Голденвик сочувствовала отцу и не роптала, когда ее вытаскивали из парка на примерку или когда пытались в очередной раз дать наставления на тему того, как подобает себя вести особе благородных кровей. Когда паника достигла апогея, а ни дядюшки, ни Робин, оплотов здравомыслия и спокойствия, рядом не оказалось, случился вполне ожидаемый срыв. Мисс Голденвик, обычно непоколебимая и равнодушная к чужому мнению, настолько устала от постоянного давления, что раздраженно кинула в дуэний одной из незаконченных картин, и, топнув ножкой, убежала быстрее, чем они успели хоть слово вставить поперек. Хотелось побыть одной и не слушать надоедливого жужжания над ухом. Она давно смирилась с неизбежным, так зачем нагнетать обстановку еще больше? В детстве Мисс Голденвик не обратила бы внимания на подобное, но сейчас почему-то любое давление воспринималось слишком остро. До свадьбы оставалось десять дней. Вечер наступил внезапно: всего час назад небо было едва тёмным, а теперь внезапно почернело, переливаясь на западе оттенками синего. Всего несколько ярких звёзд мигали в вышине. Трещали в зарослях черемухи кузнечики, шуршали ночные птицы, а светлячки, крупные, почти с орех, кружились вокруг виноградников и цветников, делая их волшебно-таинственными. Мисс Голденвик забыла мольберт и карандаши, потому решила просто прогуляться. Простое платье без корсета позволяло нормально ходить и дышать, легкий ветерок трепал неровную челку, и девушка с наслаждением осматривала знакомые с детства места. Трава покрылась пока еще редкой росой, и босым ногам было приятно собирать ее, словно крохотные жемчужинки. Садовник давно ушел спать, и никто не мог заставить Мисс Голденвик вернуться в душный, пропахший волнением замок. Она шла вдоль виноградных лоз, заботливо подвязанных и обрезанных, взвешивала в ладони спелые гроздья и представляла, как красиво будет выглядеть натюрморт, если добавить к черно-фиолетовым бусинам ягод свежий апельсин, сочные персики и какой-нибудь нежный цветок вроде ириса, чтобы смягчить резкость фруктов. Замечтавшись об игре света и тени на нерожденном еще полотне, Мисс Голденвик слишком поздно заметила движение справа от себя. Замерла, помня, что кричать – удел простолюдинок. — Ты кто? — спросила она у сгорбленной спины. Незнакомец — или незнакомка? — тоже замер, очевидно, не ожидая, что кто-то будет гулять здесь в такое время, и медленно развернулся. — А ты сама кто такая? — резкий голос разрушил очарование момента: она могла бы поймать преступника и похвастаться дядюшке, но вместо этого недовольно фыркнула, сдувая челку со лба, и посмотрела на поедателя винограда с искренним недоумением. — Тебя не учили, что надо здороваться со старшими? — Я вижу парня, который ест наш виноград и ставит под угрозу урожай вина в этом году, — сурово, подражая отцу, сказала принцесса и прищурилась. — А ну-ка подойди поближе. — Я тебе что, картина? — Тебе лучше поторопиться, а не то стражу позову, — мстительно пригрозила Мисс Голденвик и сама сделала несколько шагов влево. Лунный свет теперь падал именно так, как надо, стекая расплавленным серебром по коротким волосам странного оттенка. Где-то принцесса их уже видела, но память – дама коварная, подвела на этот раз. Лицо, увы, осталось в тени, зато можно было разглядеть фигуру. Невысокий и худой, не то, что муж Мисс Валентайн, пятый принц Скального Утеса. Тот одной своей лапищей убить мог, а этот… Этот парень явно не утруждал себя физическим трудом. — Как ты сюда пробрался? Это дворец короля, тебя казнят, если поймают. — Я люблю виноград, и здесь он самый вкусный, — последовал невозмутимый ответ. — Ага, ночью. Нет, я не прятался. И ты меня не выдашь, так ведь? — С чего бы мне молчать? — удивилась Мисс Голденвик. — Ну, ты не похожа ни на герцогиню, ни на леди, они бы давно спали, а не шастали, где не нужно. Значит, ты одна из прислуги, и тебе тоже влетит, если переполошишь тут всех. Мистер Логика рассмешил принцессу, она прыснула в кулачок и решила, что, и правда, а зачем отвлекать людей от работы и сна? Незнакомец был забавным. Он не угрожал и не лез драться, а еще луна красиво сверкала в его волосах, что завораживало художницу. Ей нестерпимо захотелось схватить хоть что-нибудь – уголек, мел, да даже веточку! – и набросать контуры лица парня, без глаз и прочих мелких черт, зато с густой шапкой волос, как у пажа. — Угадал, — солидно кивнула Мисс Голденвик. Вдруг незнакомец резко протянул руку вперёд и дёрнул её за косичку. Мисс Голденвик ойкнула и отскочила назад. — Мне больно, к твоему сведению! — недовольно сказала она. — Зачем ты это сделал? — Просто захотелось, — хмыкнул парень и перевёл тему: — Слушай, а из-за чего такой переполох? Кто-то умер? — Почти, — помрачнела девушка, глядя в сторону замка с затаенной тоской. — Ее младшее высочество замуж выдают. Это хуже смерти. Притворяться слугой было забавно, не нужно объяснять, почему особа королевской крови гуляет босая по виноградникам ночью. Парень склонил голову на бок: волосы блеснули новым оттенком. — А жених кто? — небрежно спросил он, разглядывая девицу с ног до головы и отмечая темные пятна на ее руках, плоскую фигуру и слишком худое лицо. Служанки обычно попышнее будут, чтобы принцам было приятнее их зажимать в укромных уголках. — Да кошмар просто, — ровным тоном отозвалась Мисс Голденвик. Тот, кто знал ее достаточно хорошо, сразу бы догадался, как много чувств она вкладывает в каждое слово. Постороннему же могло показаться, что собеседница не испытывает эмоций вообще и просто констатирует факт. — Мне принцесса портрет показывала, принц действительно жуткий, я не шучу. Маленький, худой, как жердь, и на девчонку похож, а еще зубы у него кривые,— про зубы — чистая ложь, но мысли срывались с языка быстрее, чем разум успевал их обдумать. — Представляешь, принцесса его не видела ни разу, не говорила даже, а ее все равно замуж выдают. Я бы не пошла. А вдруг он садист? А вдруг того хуже – девка переодетая? — С чего ты так решила? — опешил вор винограда, отступив на шаг от служанки, чей голос, сочившийся скрытой, но ощутимой ненавистью, отчего-то вызывал чувство вины и непонимание. Принцессы так точно не выражаются — их учат манерам и контролю над собой. Тут, конечно, контроль есть, однако послевкусие от разговора кислое. Будто и не ел сладкого винограда. — А потому что, — сказала, как отрезала острым ножом, упрямо мотнув головой. — У него волосы сине-зеленые, щеки красные и имя дурацкое. — Какое?.. — Са-ха-рок. Да я бы так и кошку не назвала, а он принц, понимаешь? Принц! Он должен быть на белом коне, с мечом и короной, благородный весь из себя и храбрый. И что? Как назовет свое имя – «Сэр Сахарок к вашим услугам!» — то все враги и приличные драконы от смеха или помрут, или в плен сдадутся. Кому захочется такого рыцаря сладкого образа побеждать? Парень угрюмо молчал, ковыряя землю носком ботинка, Мисс Голденвик хоть и говорила спокойно, на последних фразах дыхание сбилось, а голос сорвался на недостойное принцессы злое шипение. Оба чувствовали странную неловкость, словно одна сказала, а второй услышал то, что слышать и говорить было категорически запрещено. — А как те… Мисс Голденвик хотела спросить имя незнакомца, чтобы найти его днем, послать гонцов. Даже если он окажется трубочистом или булочником, Мисс Голденвик всё равно хотела снова с ним встретиться и поговорить. Вдруг со стороны парка раздался тихий свист. Потом еще два раза, и все стихло. — Мне пора, — вместо ответа буркнул парень и быстро убежал, Мисс Голденвик не успела его ни остановить, ни схватить за руку. Погоню пришлось отложить: со стороны замка приближались крупные неповоротливые фигуры с фонарями в руках. Дуэньи испугались, что с принцессой что-то случилось накануне свадьбы, и побежали искать ее. Что плохого могло произойти на территории замка, кроме странной встречи, Мисс Голденвик так и не придумала. Последняя неделя до дня Х прошла для нее как в густом, молочно-белом, парчовом тумане. Тяжелое платье притягивало к земле, фата давила на виски, а рюши-рюши-рюши раздражали. Мисс Голденвик любила лаконичный стиль в одежде, вычурность и пошлость ее угнетали. Донкихот Дофламинго уже приехал, но предупредил, что сын задерживается – какие-то проблемы с каретой по дороге. К свадьбе обязательно успеет, а пока дорогая невеста может поволноваться немного – ей полезно. Невеста считала иначе и вместо того, чтобы испытывать волнение, положенное по статусу, сидела в своих покоях и сосредоточенно предавалась мечтаниям. Тот незнакомый парень не выходил у нее из головы. Интересно, кто он? Правда ли приходил за виноградом? Может, оборотень или демон-искуситель?.. Нет, глупости. Мисс Голденвик гордилась своей рациональностью и разумностью, а еще верила, что раз она родилась в «золотую неделю», то ей самой Судьбой велено не верить во всякую потустороннюю чушь. Она и не верила. Она – рисовала наброски, полупрозрачные эскизы загадочного незнакомца, совершенно забыв про свадьбу, принца с дурацким именем и прочие проблемы, которые свалятся потом, через несколько тяжелых, невыносимых дней. Пока все мысли занимало рисование и грезы о том, как здорово было бы обсуждать с незнакомцем картины, путешествовать и не вспоминать про долг, страну и цвет собственной крови. В день венчания Мисс Голденвик аккуратно сложила все наброски и спрятала в столе под ключ – вряд ли будущий супруг захочет смотреть на них. Портрет, все эти годы стоявший в дальнем углу, она не освободила от бремени тяжелой попоны, пусть себе и дальше пылится. Настоящий, не нарисованный принц, через несколько часов будет рядом с Мисс Голденвик. Пока смерть не разлучит их. Так, кажется, звучит клятва, которую дают молодожёны пред лицом Бога. Отец ждал в холле. Статный, величественный, в мантии благородного песочного оттенка, он возвышался над суетливыми дуэньями и фрейлинами, как языческий идол, о котором Мисс Голденвик читала в книгах. Робин и дядюшка стояли рядом и ободряюще улыбались, каждый по-своему. Идти было тяжело, непривычно тесные туфли жали, а каблук шатался, но таковы традиции. Проклятые традиции. Мисс Голденвик пыталась убедить себя, что давно смирилась, еще в детстве, что так нужно, во благо страны, но ее душа рвалась к мольберту. Сердце колотилось, испуганное предстоящей жизнью в браке, а в голове крутились все ужасы, когда-либо слышанные о первой брачной ночи. Успокоиться получилось, только когда девушка принюхалась и различила среди притираний горький запах отцовских сигар. Стало сразу легче и спокойнее. Это ее дворец. Ее королевство. И не какому-то там принцу решать, как именно ей жить после… После. Захочет – вообще в башню переселится и запрется там, и пусть муж только попробует возмущаться! С улыбкой и спокойным сердцем Мисс Голденвик вошла в церковь, где ждал отец жениха и сам жених, все-таки успевший к свадьбе. Собрав волю в кулак, она оторвала взгляд от носков своих туфель и посмотрела вперед, ожидая увидеть хрупкое создание, которое способен унести любой порыв ветра. Сине-зеленая шапка волос, как у пажа. Монокль на глазу. Наглая улыбка. И невообразимо ошарашенное выражение лица, как у человека, который увидел призрака наяву. О нет, мистер Логика, вы не трубочист и не булочник. И даже не «Сэр рыцарь Сахарок», потому что сдуть вас может разве что немаленький такой дракон – фигура худая, конечно, но ладная, на бедре шпага, которой он наверняка владеет в совершенстве, и в целом впечатление такое… Не каноничное. Мисс Голденвик представляла себе кого-то вроде принца Кавендиша, сватавшегося к ней два года назад, но все фантазии разбились о реальность. Интересно, он будет спрашивать у нее разрешения, чтобы ночью полакомиться виноградом? Придворные затаили дыхание, любуясь принцессой: не перепачканной в краске, не с разодранными коленками, не с косичками, а утонченной леди в пышном платье. Принцесса любовалась принцем, подбирая оттенки красок к его красному камзолу и золотистым пуговицам на воротнике. Принц думал, что сошел с ума, раз ему не хочется накричать на эту дуреху за все, что она сказала ему вчера, а хочется взять ее за руку и ответить на все вопросы патриарха утвердительно. Поговорить они смогут позже. Устраивать скандал при двух королях и челяди не к лицу, да и зачем? Портрет Мисс Голденвик, который прислали десять лет назад Сахарку, тоже был ужасен. В специально отведенных для молодоженов покоях поставили много свечей, курительных палочек и мисочек с миндалем и фруктами. На любой вкус, чтобы занять руки и рот, если вдруг жених окажется не слишком расторопным в любовных утехах. Сахарок всю торжественную часть после неловкого (и неумелого) поцелуя в церкви сидел как на иголках, нервно уничтожал виноград и метко плевался исподтишка косточками в придворного шута. Шут, зараза горбатая, насмешничал и пел частушки про то, как принц желает снять с принцессы платье, отчего Мисс Голденвик едва заметно морщилась, но вежливо молчала, не одёргивая разошедшегося шута. Она старалась ничем не показывать, что ее задевали скабрезные шутки и пошлые стишки. Умение держать лицо она переняла от Сэра Крокодайла. Отец мог ей гордиться. Они сели на разных концах кровати, не зная, с чего начать разговор. Сахарок полагал, что все окажется намного проще: он увидит незнакомую и нелюбимую девушку, свяжет себя с ней узами брака, выполнит супружеский долг и уедет обратно домой. Чаще раза в месяц традиции не принуждали навещать жену и проводить с ней время в постели. А там, может, и наследник появится как-нибудь сам собой. Но, увы, Мисс Голденвик испортила все планы привычкой гулять по парку. Он ее знал, она ему понравилась и просто принудить ее после ночного приключения принц никак не мог. Надо же выяснить, почему ей имя не понравилось! И вообще – не девчонка он. — Хочешь, покажу твой портрет? — спокойным тоном спросила вдруг Мисс Голденвик, поднимая на Сахарка недоверчивый взгляд. Словно ожидала удара, после которого сможет спокойно закрыться от всего мира. — Хочу, — кивнул Сахарок, и принцесса, удивленно округлив глаза, сорвалась с кровати так, будто она была раскалена добела. Дернув за скрытый ковром рычаг в стене, она исчезла в потайном ходе и вернулась уже из другой двери, таща за собой огромную прямоугольную картину, накрытую попоной. Сахарок раскусил неизвестно какую по счету виноградинку и лениво сполз с кровати, чтобы посмотреть на самого себя в семь лет. — Фу, правда, кошмар. Но и ты не была красавицей, между прочим. — Кому ты это говоришь, напомни, пожалуйста, — дернула плечом Мисс Голденвик и резко выдернула одну из шпилек: воздушная прическа тут же развалилась, густые тяжелые волосы рассыпались по спине волнами. Красиво. — Я и не хотела замуж. Мне рисовать больше нравится, чем вышивать и сплетничать. — Ты рисуешь? — оживился Сахарок. — Покажи. Мисс Голденвик с сомнением посмотрела на «мужа», но увидела в голубых глазах лишь искренний интерес и ни капли издевки. Решительно кивнув самой себе, она снова скрылась в тайном ходе, а вернулась с мольбертом, кипой бумаги, красками и кистями. Под мышкой деятельная особа зажимала какие-то листочки. Разложив все это богатство на постели и небрежно сметя в стороны лепестки роз, Мисс Голденвик, подумав, принялась тихо и размеренно перечислять, что, чем и как рисовала, почему и кто изображен на том или другом полотне. Сахарок внимательно слушал, забывая порой оторвать новую ягоду винограда, а когда увидел карикатуры на самого себя, то чуть не обрызгал дорогое шелковое белье соком. — Нравится? — осторожно спросила Мисс Голденвик, ей было любопытно, что скажет этот странный парень. Его сине-зеленые волосы при свете свечей имели совершенно иной оттенок, чем ночью при луне. Удивительно над ним посмеялась природа. Убегать из замка пока не хотелось — ночь только началась. — Недурно. Ты бы нашла общий язык с моей тетушкой Йолой. Она наслаждается искусством и сама рисует, правда весьма… своеобразно. Я вас познакомлю, если хочешь. Кстати, нарисуешь мой новый портрет? Старый надо выкинуть, он вгоняет в тоску. Лицо Мисс Голденвик просветлело, на щеках появились милые ямочки, а глаза засияли любовью к своему увлечению. Сахарок улыбнулся – Мисс Голденвик прыснула, прикрыв рот рукой, и важно сказала: — Зубы у тебя не кривые совсем. Прости, что сказала неправду. — Ничего, обо мне много чего говорят, — приосанился Сахарок, залез обратно на кровать и полулег, согнув ногу в колене. В двадцать два года Его Высочество выглядел нескладным подростком во всех этих церемониальных одеяниях. Надо бы переодеться, подумалось ему, чтобы жена не язвила. Она точно может. — Так нарисуешь? — Ага, — Мисс Голденвик тоже заползла на кровать, пододвинула к себе мольберт и едва заметно поморщилась. — Мне дышать тяжело из-за корсета. Можешь развязать? В ее руках уже порхал карандаш, делая наброски: позы, выражения лица, отдельные движения, будто девушка всю жизнь росла среди кистей и красок, а не в парчи и золота. Странным она, наверное, была ребенком. — Тогда придется раздеваться до конца. Нам еще супружеский долг выполнять, — без особого энтузиазма, буднично так, будто о погоде, протянул Сахарок, с трудом расправляясь с тугой шнуровкой. Мисс Голденвик слегка покраснела, но выпрямила спину и строго уточнила: — Нам обязательно надо это сделать, да? — корсет упал, осталось несколько слоев платья и юбки с рюшами. Мисс Голденвик скинула, наконец, неудобные туфли и вытянула ноги. Сахарок приподнял подол подвенечного платья и полюбовался на ее расцарапанные коленки. — Угу. Кошка? Девушка дернула плечом, не отрывая взгляда от рисунков. — Это необходимо сделать прямо сейчас? Нет, с лестницы упала, когда расписывала полотно над троном отца. — К сожалению, желательно нынешней ночью. В крайнем случае, завтра. А я высоты боюсь. — Слушай, я, конечно, не настаиваю, но повернись боком, мне тебя рисовать неудобно. — Я согласен ограничиться взаимозачетом. — Хмыкнул Сахарок. — Подай виноградинку, укатилась. — Держи, только она грязная. Лучше выбрось в вазу. Тебя маслом писать или акварелью? Утром дуэньи пришли в ужас от смятых простыней, перепачканных красным, и решили, что над их принцессой грязно надругались, убили и спрятали труп под кроватью, но все оказалось куда прозаичней. Молодожены мирно спали на полу, укрывшись сорванной шторой, а между ними лежал изрисованный мольберт. Миссис Голденвик пробовала новую технику и новые краски.