Interstellar

Свет далёкой тусклой звезды едва отражался от посеревших корпусов, со временем поеденных ржавчиной и обросших колониями бактерий, в своих крупных скоплениях подсвечивающие павших голубым сиянием среди вечной мглы ночи. Натужный скрип гидравлики сопровождал каждое движение чёрного меха, вопреки своим возможностям перетаскивающего корпуса, что уже точно не имели ценности. Энергона, если быть точнее. На такие планеты, ставшие кладбищем для сотен солдат, — колёсный обернулся на своего напарника, стоявшего на одном из немногих возвышений, вглядываясь в испещрённую звёздами гладь неба, — вот именно на такие планеты во времена радиомолчания и “пустых зон ” хотелось наталкиваться чаще. И чем дольше безмолвный, безликий и безразличный к судьбе двух десептиконов космос оставался единственным, что было вокруг, тем тяжелее было бороться за своё существование, начинающееся казаться бесцельным. — Вертебра? — копающийся среди останков и пробивающийся всё глубже мех подставил ёмкость под вырванную, но не разорванную магистраль, уверенным и отточенным движением надрезая её скальпелем. — А что, если… Что, если вообще никого не осталось? Ну, там ни автоботов, ни десептиков? Или мы движемся совершенно в другом направлении? Слишком давно на сканерах пустота, в баках, к твоему сведению, тоже, — в хрипловатом голосе проскользнуло едва сдерживаемое раздражение. Названный Вертеброй серый спейсджет не двинулся, продолжая созерцать проблески далёких звёзд. Расстояние до ближайших он без труда рассчитал, разложил по своим картам, вывел координаты, но вот из всех доступных небесных тел, без малого около двух десятков, нужно было выбрать одно, на крайний случай два, при этом оно должно быть как можно ближе к первому. Словно высеченный из породы корпус двинулся, широкие плоскости крыльев чуть дёрнулись. Спейсджет медленно повернулся к потерявшемуся под грудой корпусов своему личному ремкону. Мелкому, юркому и в силу этого коммуникабельному. Вертебра скорее бы передавил половину корпусов только спускаясь, поэтому грязной работой приходилось заниматься именно доку. Дверцы с побитыми стёклами, единственное, что сейчас было видно на поверхности, вздёрнулись под гулкий удар чего-то тяжелого и протяжное “шла-а-ак”. — Вайлдфаул? Цел? Остававшийся на поверхности мех шагнул к краю, заглядывая в очищенную от корпусов область, где его напарник мог стоять в полный рост в семь с небольшим метров и всё равно не возвышаться над слоем дезактивов. Первое, что появилось из-под немного обрушившихся завалов, — манипулятор и куб, что был наполовину полон. Дальше уже и облитый смазочными материалами шлем и недовольная лицевая. Вайлдфаул вытолкнул из нашлемных воздухозаборников воздух, а с ним и часть затёкшей туда жидкости. Покрытый царапинами и вмятинами, с местами облезшей краской и пятнами начинающей разрастаться коррозии, с разбитыми стёклами на грудных, с ещё и не закрашенными деталями, снятыми с чужих корпусов, он выглядел… несколько непривычно. Буркнув что-то едва разборчивое, когда его весьма грубо затягивали за дверцы под жалобный скрип креплений на возвышение, ремкон стёр с лицевой подтёки, передавая ёмкость в серые когти. В протоколах единственным приоритетом был Вертебра, чья целостность могла отразиться и на существовании самого Вайлдфаула, что, впрочем, никогда последнего и не настораживало. Он делал свою работу, он цеплялся за один из возможных вариантов своего существования, посему целый, возвышающийся над самим ремконом его многие столетия единственный пациент становился тем, в кого следовало уже бескорыстно вкладывать силы. — А ты? — спейсджет поболтал жидкость, рассматривая её, и угрожающе рыкнул: — Только не надо отнекиваться снова. — В самом низу лежит боевикон. На нашу удачу у него баки почти под завязку, — Вайлдфаул прошелся до аккуратно сложенных в пирамидку пустых кубов и взял один из них. — Так что ты прав. К тому же, — он повёл манипулятором перед собой, показывая на окрестности. — Здесь едва ли не несколько тысяч павших. Только с боевикона будет два куба, а ты рассчитай вероятность, сколько здесь подобных ценных находок? Колёсный улыбнулся, цепляясь когтями за выступы в скалах и возвращаясь назад к обществу посеревших и покорёженных мелких шестерёнок в колоссальной машине войны, что многие считают чудом инженерной мысли. Вертебра же одним глотком осушил то немногое, что было в кубе, поставил уже пустую ёмкость на место той, что забрал Вайлдфаул, и трансформировался. Отплыл на антигравах в пещеристое образование и вывел на экран звёздные карты, алгоритмы и формулы, возвращаясь к составлению очередного маршрута, что приведёт и его, и напарника к спасению. Или гибели. К примеру, в чёрной дыре, если Вертебра где-то просчитается. Опять.