Химический дефект

Древний камень у межи Перекрестками объят. Две дороги сторожит, Хочешь в рай, а хочешь в ад. И куда тебе пора, Ты гадаешь по часам. Другом звался мне вчера, Кем теперь — не знаешь сам. Канцлер Ги — To friends Птицы сквозь закат прокричали, Друг мой, что ты слышал ночами? Предсказаний ветра напев печальный Ведом скрипке твоей. Скрипнули ободья в колесах, Дует ветер в сторону солнца. Кто из нас домой нынче не вернется, Не сказал суховей. Канцлер Ги — Folkier's song

Это был уже даже не недостаток. Недостатки не портили совершенства, они не тянули на звание изъяна. Совершенство имеет право на собственные слабости, иногда они его даже красят. Оттеняют, делая более человечным. Но не дефекты. Дефекты все меняют. Опуская совершенство до уровня обычных людей. А это был именно дефект. Химический. Из тех, что заставляет даже самых умных представителей рода человеческого стремительно глупеть. Скука. — Чего тебе не хватало? — Шерлок спрашивал не потому, что его действительно интересовал ответ. Все было и так понятно. Но отношения длиной в несколько лет заслуживали слов. Как финальной точки. Просто потому, что так надо. Мориарти отвел взгляд. — Я его люблю. Понимаешь? — Нет, — ровным голосом констатировал детектив. — Но продолжай. Разозлился. Джим всегда злится, когда бессилен объяснить. Потому что умен, а разум во всей этой ситуации присутствует в последнюю очередь. Разрушить союз двух умов, нечто большее, чем просто физическое влечение — ради химии? И правда — скука. — Чего ты не понимаешь? — всплеск эмоций с одной стороны. И холодный анализ с другой. Сам знает, что неправ — ещё бы не знать. Но упрямство не готово на признания. Равнодушное пожатие плеч. Что тебе ответить, Джим? В последнее время Мориарти не проявлял никакого энтузиазма в физической стороне их отношений, и Шерлока это полностью устраивало. Есть более важные вещи. Те, что определяют настоящую близость. — Я понимаю, что ты меняешь мозги на член, — брезгливая гримаса. — Но мне сложно объяснить, что, в таком случае, случилось с твоим собственным мозгом, Джим? Я ведь знаю, что он у тебя есть. — Пытаешься меня оскорбить? — агрессия. — Нет, — бесстрастный взгляд. — Ты сам себя оскорбил. Ты ординарен. И разочаровал меня. — Ты совсем не знаешь Себа. Шерлок закатил глаза. — Я знаю, что он — бывший военный. Наемник, в котором больше агрессивности, чем мозга. Который на каждом углу кричит, что мечтает вернуться на войну — но никогда не вернется. Потому что там стреляют, и могут попасть ненароком. Говорить всегда легче, чем делать. — Ты просто наговариваешь на него. Потому что ревнуешь, — злобный оскал. Сжатые кулаки. Боже, и вот этого человека он всерьез считал равным себе? Джим даже не хочет замечать ограниченности своего избранника. Который пишет с такими ошибками, что там не то, что университетом, но даже и колледжем не пахнет. И что же у них может быть общего, кроме постели? — Ревность? — в лице детектива ничего не дрогнуло. — Не льсти себе. Можешь спать с кем угодно. Потому что нас связывало больше, чем секс. Ты готов этим всем рискнуть? — Мы можем продолжать нашу Игру, — в голосе Мориарти звучит неприкрытая надежда. — Ты так думаешь? — Шерлок равнодушно передернул плечами. — А я — нет. Потому что мне скучно играть с тем, кто ординарен. — Я не ординарен, — с помощью злости он пытается заглушить обреченность в собственном голосе. Все ясно, Джим. Ты надеялся, что я посмотрю сквозь пальцы на твою очередную игрушку. Так бы и было, если бы ты не попытался сделать его чем-то большим, чем игрушка. Чем-то, что претендует на место в твоей жизни — которая принадлежит мне. Пару месяцев Мориарти пытался усидеть на двух стульях. Лгал, изворачивался — словно забыл, что живет с одним из самых проницательных людей современности. Который, к тому же, знает своего партнера как облупленного. И сразу понял, что с тем происходит. Именно вранье, кстати, разочаровало детектива больше всего. Мало того, что Джим сам утратил разум, так еще и отказывал Шерлоку в его наличии. Раз думал, что тот поведется на такие топорные отговорки. — Да мы просто работаем вместе! Я же не ревную тебя к твоему Лестрейду! Ревность. Это слово — еще один безошибочный признак. Оно появлялось в лексиконе Мориарти только тогда, когда для ревности и в самом деле был повод. Умнейший человек — и не понимал, что сдает себя с потрохами одним только этим словом? Воистину, химия творит с мозгами ужасные вещи. Шерлок поднял глаза и посмотрел на того, кого столько лет считал совершенством. На человека, чье имя произносили с почтительным придыханием сотни людей. Отчасти, стараниями самого Холмса. Их игры давно вышли на такой уровень, что оба стали почти легендарными — каждый в своей сфере. А теперь Джим меняет все это на обыкновенного солдафона. — Уходи из моего дома, — детектив даже не считает нужным прятать разочарование за бесстрастным тоном. И Мориарти понимает, что в этот раз где-то перешел черту. Ту самую точку невозврата, за которой его больше никогда не простят. Потому что сейчас Шерлок смотрит на него таким же взглядом, каким всегда смотрел на неудачный эксперимент. Чуть раздраженно и с некоторой долей самоиронии: надо же, как я облажался. Отвратительно, надо поскорее это прибрать. — Ну и уйду! Шерлок, запретивший себе чувствовать, включил режим анализа. И безошибочно слышит в голосе Джима такие знакомые истеричные нотки. Не ожидал? Думал, буду держать до последнего? Не в этот раз. — Себ тоже любит меня! — последний аргумент. — Ждет не дождется, пока я перееду к нему! — Так не заставляй его ждать. — Он просто ищет квартиру побольше, — Мориарти насупился. — Та, что он снимает сейчас, слишком маленькая для двоих. Шерлок зло усмехнулся. — Возьми и сними сам. Мне казалось, что ты достаточно зарабатываешь. — Он любит меня, — невпопад повторил Джим. — Он мне так часто это повторяет, что… — А, ну да, — Холмс наградил бывшего любовника еще одной презрительной гримасой. — Как же я забыл. Ты ведь у нас юная девица, которая любит ушами. А я-то считал тебя взрослым мужчиной. Который слишком умен, чтобы ждать от близкого человека постоянных словесных напоминаний о том, что, как предполагается, и так очевидно. — Наши отношения никогда нельзя было назвать любовью, — вот теперь Мориарти уязвлен и пытается ударить в ответ. Глупая ложь, которая никого не обманывает. Только еще больше усиливает разочарование. — Неужели? — Шерлок приподнял бровь. — Напомни мне, как я до сих пор записан у тебя в телефоне? Еще одна слабость Джима, которая не казалась серьезным недостатком, а потому не вызывала раздражения. Склонность к неуместно-пафосным жестам. Поименовать контакт любовника в своем мобильном как «Жизнь моя, любовь моя», да еще и продемонстрировать ему это. Джим такой… Джим. Как будто Холмс когда-то нуждался в чем-то подобном. — Это… Это же другое! — презрительная улыбка на лице детектива явно выводит Мориарти из себя. И он снова ищет способ ударить. Чтобы хотя бы сравнять счет. — Да я и спал-то с тобой только из жалости! — внезапно выдает он. — Просто видел, что тебе этого хочется. А кому ты, такой отморозок, вообще нужен. Шерлок посмотрел на своего возлюбленного — теперь уж точно бывшего — с холодным разочарованием. — Отлично. Спасибо, Джим. Непонятно, правда, кого ты сейчас больше унизил — меня или себя. Лучше быть никому не нужным, чем шлюхой, готовой работать скорой сексуальной помощью и отдаваться из жалости. Ты мне противен. А теперь — уходи. И скрылся в спальне, столько лет бывшей их общей. Упал на кровать, закрыл глаза. Постарался не прислушиваться к знакомым легким шагам. Пусть пакует свои вещи и убирается. В чем бы не убеждал себя сейчас Джим, Шерлок его любил. И оба об этом знали. Взбаламошный, непостоянный, эгоистичный, капризный — Мориарти был настоящим наказанием. Выносить его общество было почти невозможно. Но спокойный, внешне всегда холодный детектив, который терпеть не мог шума и суеты, как-то привык. И даже получал от этого некоторое удовольствие. Умудряясь еще и отчаянно скучать, когда Джим на несколько дней уезжал куда-нибудь по работе. Причем, это была не та выматывающая скука, которая настигала Шерлока, если не случалось никаких преступлений. Это была тоска по человеку. По его немытой чашке из-под чая — почему Мориарти её никогда не моет? По стуку клавиатуры ночью. По сумке, которую Джим вечно бросал посреди комнаты, так что Холмс регулярно спотыкался. По множеству мелочей, которые столько лет подряд составляли их общую жизнь. Шерлок и сам пристрастием к чрезмерному порядку не страдал, но некоторые вещи, которые позволял себе Джим, даже для него были чересчур. А вот Джон, например, с его военной аккуратностью, от такого сожителя пришел бы в ужас. Впрочем, какая теперь разница? Даже хорошо: не придется перешагивать через шнур от ноутбука, пытаясь добраться до холодильника. Не нужно будет отклеивать жвачку от столов, тарелок и даже от пола. Больше не потребуется… Додумать детектив не успел. Внизу хлопнула дверь, оповещая, что его бывший сожитель покинул квартиру на Бейкер Стрит. Холмс вздохнул и поднялся, окинул взглядом комнату, которая без вечно разбросанных вещей криминального гения казалась пустой и почти нежилой. Поморщился. Подошел к окну и распахнул его настежь. Влажный воздух лондонской ночи слегка отрезвил, успокаивая глухую боль внутри. Там ничего не может болеть, а значит — и не должно. — Из проверенных источников известно, что сердца у меня нет. — Но мы оба знаем, что это не совсем так. Может и было. Я теперь сожжено, прогорело и рассыпалось давно остывшим пеплом. Так даже лучше. — И что же у меня осталось? — риторически вопросил детектив, высовываясь в окно почти по пояс. Ответом ему стал порыв ветра, бросивший в лицо взвесь мелких капель. — Лондон, — проговорил Шерлок, во все глаза вглядываясь в россыпь далеких огней, чуть расплывающихся в насыщенном влагой воздухе. — Город, который меня никогда не подводил. Никогда не давал скучать. Который принимает меня таким, какой я есть. Любит не меньше, чем люблю его я. Лондон с его загадками, тайнами и преступлениями. Этого у меня никто не отнимает. Это больше, чем я мог бы просить. — Химический дефект неизбежно ведет к поражению, — Холмс закрыл окно, взъерошил кудри, которые от влаги распушились еще сильнее. И снова упал на кровать. — Close your eyes and think of England*, — пробормотал он, закрывая глаза. ____________________________________________________________________________________ * Закрой глаза и думай об Англии. Есть версия, что именно такое напутствие дала своей дочери королева Виктория перед первой брачной ночью.