Тетива

Митал – покой и мир, она приходит и все дурное остается позади, все стремления и желания подчиняются порядку. Ее воля – как прилив, стирающий сомнения и тревоги, ненависть и злобу без следа. После того, как милость Митал прошла сквозь ее душу, покой следует за Эвелин Тревельян, порой она может повелевать чужими страстями, как ветер повелевает волнами, но внутри нее самой точно всегда бушует сильнейший шторм, и чем дольше она пытается его успокоить, тем сильнее он становится. * * * Первое, что Эвелин чувствует, обнимая Блэкволла – не нежность, а раздражение, замешенное на зависти: она долгие недели провела в заброшенных тейгах под Свистящей равниной, там, где вода отдает ржавчиной, где любой хлеб покрывается плесенью за считанные часы – а Блэкволл за это время так разъелся, что прежняя одежда на нем едва сходится; со стороны могло показаться, что едва только Блэкволлу стало известно, что его не отправят ни на плаху, ни в бой с порождениями тьмы, он тут же сделался ленивым, как прижившийся при кухне кот – хотя это не так. Эвелин отгоняет дурные чувства, устыдившись их, и обнимает Блэкволла снова; его борода, кажущаяся на вид мягкой, царапает обветренную в пути кожу, когда Эвелин целует его. Она старается вложить любовь в каждый свой вдох и выдох. Ту любовь, которая спасла Блэкволла от смерти, ради которой Эвелин настояла на том, чтобы он остался в Скайхолде – пусть даже никто больше не хотел этого. Крепость надежна, не хуже тюрьмы, Блэкволл не выйдет отсюда, Лелиана приглядывает за ним. Он в безопасности, вдали от битв, чудовищ, Серых Стражей, может есть и спать сколько угодно – именно этого Эвелин для него хотела, хотела для самой себя: Блэкволл больше не воин, ему ничто не грозит в этой мирной жизни. Мирная жизнь с каждым днем затягивает его все глубже, растворяет в себе прошлое, делая его неважным. Старым доспехам уже не покрыть Блэкволла, разве что все ремни заменить на новые, длиннее и прочнее – но никто не станет этого делать. Эвелин легко надавливает ладонью на живот, это прикосновение застает Блэкволла врасплох и тот пытается подобраться, но, должно быть, его желудок все еще полон после долгого обеда, у него не выходит долго продержаться, Блэкволл снова расслабляется и его живот упирается в ладонь Эвелин, а швы одежды натягиваются, почти слышно трещат, готовые лопнуть. В Скайхолде есть хорошие портные и Эвелин думает, что Блэкволлу стоит обратиться к одному из них. Эвелин не станет говорить ему об этом. Порой она боится сказать лишнее слово, не зная, не обратится ли то в приказ. * * * Эвелин не знает, почему после гибели Корифея Митал ушла из ее души, пролилась сквозь нее, как вода сквозь камни, но теперь без Митал Эвелин чувствует себя потерянной, это даже хуже чем чувствовать гладкий шрам там, где раньше была метка. Но хотя самой Митал в ней уже нет, остался след, некая сила, вложенная в нее, она – точно натянутая тетива, Эвелин чувствует ее внутри, и хочет научиться использовать ее. Она перечитывает записи старинных эльфийских легенд, пытается разобраться в рунах гномов, ей кажется, что теперь эти знания точно сами вползают в ее разум, но человеческому рассудку не хватит сил, чтобы собрать воедино знания и найти истину. * * * Даже в собственных покоях Эвелин не может остаться наедине с возлюбленным, эха голоса Митал не могут заглушить ни поцелуи, ни ее собственное сердцебиение. Эвелин никогда прежде не находила привлекательной мужскую полноту, но сейчас, глядя на то, как Блэкволл освобождается от одежды, она вспоминает умиравшего от долгой болезни, высохшего до костей и тонкой кожи отца, вспоминает братьев, поджарых как орлейские охотничьи псы, и между ног у нее вспыхивает теплым огнем желание. Не в силах дождаться близости, Эвелин заводит руку между бедер и сводит их плотнее. Блэкволл раздевается донага, и в свете масленой плошки, Эвелин рассматривает его – старые шрамы, завитки черных волос, особенно густых на груди; когда Эвелин уезжала в Свистящие пустоши, тело Блэкволла только начало расплываться у пояса, она едва могла прихватить рукой мягкую складку, выступавшего живота, а теперь тот выпирает вперед тяжелой полусферой, даже когда Блэкволл опрокидывается на спину. На его боках заметны складки. Приглядевшись, Эвелин видит в нижней части его живота пару темно-розовых ветвящихся дорожек, тянущихся по коже – такие часто появляются у беременных женщин. Кончиками пальцев Эвелин проводит по этим отметкам – осторожно, как по древним рунам в тейге, точно боится причинить боль. Блэкволл выглядит спокойным и умиротворенным, человеком из мира, где нет места ни древним богам, ни тем, кто им служит. Эвелин проводит пальцами по уже вставшему члену, прежде, чем направить его в себя. Управлять волей человека много легче, чем волей дракона, пусть даже всю свою долгую жизнь служившего Митал, и порой Эвелин кажется, что она держит душу Блэкволла в узде, в точности, как держала душу служителя Митал, как будто ее желание – демон, а он – одержимый. * * * Эвелин больше не верит ни в Создателя, ни в Андрасте, по крайней мере – не в тех, о ком говорят святые сестры в церквях. Она никогда не видела и не чувствовала Андрасте, а Митал прошла сквозь нее, пропитала все тело, как скверна пропитывает Серых Стражей. Теперь Митал ушла, Эвелин чувствует оставшийся внутри отзвук, отблеск, след. Как от проползшей улитки, как эхо от сказанных слов. Во сне к Эвелин всякий раз приходит одна и та же мысль, которую никак не удается ухватить за хвост, а та вертлявым нагом скачет по ее воспоминаниям и чувствам: Митал несет мир, заставляет отказаться от дурных стремлений, но любое стремление может стать дурным, если взглянуть на него лишь немного иначе, мало кто из смертных способен стремиться к настоящему злу или настоящему добру. Быть может, повелевающая чужими стремлениями, Митал может отнять у смертного волю, полностью или лишь его часть, быть может, отзвук ее голоса внутри Эвелин, превращает просьбы в приказы. Эвелин отчетливо помнит слова Соласа о том, что духи и демоны – одно и то же, вся разница только в том, готов ли встретивший раскрыть им душу. Снова и снова возвращаясь к этим словам, Эвелин все отчетливее слышит в них другой смысл, глубже: что, если забытые боги, о которых эльфы не говорят – не немыслимые чудовища, прячущиеся ниже тени, а лишь другие имена тех же могущественных духов, которых славят хранители? Эвелин могла бы спросить Соласа, но он ушел, и никто не знает, куда. Он исчез, от него остались лишь фрески в комнате, куда никто больше не хочет заходить. Иногда Эвелин перешагивает ее порог, но ей кажется, что со всех стен в душу ей смотрят чудовища, похожие на духов из Тени. Она всего лишь хотела чтобы Блэкволл – Эвелин никогда не назовет его «Томом» – был в безопасности, стал не воином, а человеком из мирных времен, и он им стал, следуя ее же желаниям: он больше не берет в руки меч, ест досыта и спит, сколько пожелает, каждый день. Со стороны это похоже на отдых после долгих сражений, но Эвелин не раз видела как за обеденным столом Блэкволл с бездумным равнодушием заталкивал себе в рот куски мяса, и взгляд его при том был пустым, как у зверя, на потеху загнанного в клетку. Он больше не наденет доспех и не покинет Скайхолд. Эвелин пугает тот след, который оставила в ней Митал, и это правда, но правда и другое: она отдала бы все, что осталось от ее души, чтобы вернуть величие Митал к себе хоть на четверть часа, снова почувствовать, как сердце заполняется истинным миром и истинной властью. Она – как тетива, тоскующая по стреле. И она ищет путь к Митал, в эльфийских руинах, в заброшенных тейтах гномов, в библиотеках древних орлейских крепостей, режет руки об старый пергамент, глотает пыль, ломает ногти, царапая камень, порой чувствуя себя безумной – так, верно, мечутся храмовники, лишившиеся лириума. * * * Ночь сменяется утром, Эвелин говорит себе забыть о волнениях и сама подчиняется собственному приказу. Все хорошо, все идет так хорошо, как только это возможно. Эвелин выходит на балкон и смотрит на небо, пронзительно-голубое, как сразу же после закрытия Бреши. Услышав шаги Блэкволла, она оборачивается и он обнимает ее за плечи. Он улыбается, говоря, что его называют за глаза «инквизиторской подушкой», и Эвелин снова прижимается к нему, приникает всем телом. Чувствуя, как мерно стучит сердце Блэкволла, она мысленно сворачивает шеи всем своим тревогам и кошмарным снам, а потом стискивает кулаки, ощущая белый пламень воли Митал, горящий в ее жилах. Скайхолд затоплен миром, и ничто этого не изменит, Эвелин никому и ничему не позволит это изменить.