Сказка о Темном Принце

Когда-то давно отец рассказывал сказки. Девочки забирались с ногами на кровать Мелиссы, Чарли притаскивал кресло-мешок. Билл не приходил — он читал в своей комнате, старательно делая вид, что уже вырос. Отец рассказывал хорошо — у него был глубокий бархатный бас, и от каждого слова в груди что-то сжималось, а по коже пробегали мурашки — по каждому позвонку. Особенно здорово было слушать, когда за окном завывал ветер или шумел дождь. Дана сжимала руку Мелиссы и мысленно говорила себе, что ничего этого на самом деле не бывает. Но червячок сомнения грыз ее изнутри — а вдруг? А вдруг — да? Сказки были разные. Страшные тоже — Мелисса их обожала. У нее загорались глаза, словно внутри зажигался огонь, она стискивала пальцы сестры и подавалась вперед от нетерпения. Кажется, она верила по-настоящему. Она всерьез мечтала, чтобы хоть некоторые сказки оказались правдой. Дана дергала ее за руку и спрашивала: ─ И страшные тоже? ─ Конечно! — вдохновенно кивала Мелисса, и Дана с облегчением вздыхала — как хорошо, что сказки остаются сказками. Иногда отец включал ночник, и близоруко щурясь, читал. Чешские сказки, немецкие, польские. Книжка ирландских сказок тоже была, но их он всегда рассказывал сам. И тех сказок, что он рассказывал, в книге не было. Про Темного Принца с сизой бородой и его двенадцать жен Мелисса любила особенно, но отец рассказывал ее редко. От этой сказки сладко и страшно сосало под ложечкой, хотелось свернуться в комок, подобрав ноги, и зажмуриться. Но Дана слушала, боясь, что сестра обзовет ее трусихой. Слушала. *** Малдер несколько раз предлагал ей уехать и оставить это дело им с шерифом. Но Скалли упрямо мотала головой, и, превозмогая тошноту, следовала за ними. Перебирала фотографии кистей с отрезанными пальцами и скальпированных черепов, смотрела на запекшуюся кровь остекленевшими глазами. Перед внутренним взором стояла картинка—человек, лица которого не видно, склоняется над ней с ножом. У него мягкий, бархатный бас, и от этого баса ее трясет—так, что зубы чакают друг об друга, и липкий холодный пот течет по позвоночнику. Нет! Нет! Я не хочу это слышать! Острая сталь прикасается к ее коже и делает надрез, и теплая кровь капает на пол тяжелыми круглыми шариками, и разбивается вдребезги. Кап. Скалли тряхнула головой, отгоняя наваждение. Вскрытие. Опять это чертово вскрытие. Девушку нашли незадолго до рассвета. Воистину, это был самый темный час в ее жизни. Скалли всегда нормально относилась к этой части своей работы, но сегодня она бы с большей охотой полезла в ассенизационный коллектор. Господи, как противно дрожат руки. Скалли решительно расстегнула замок и раскрыла полиэтиленовый мешок, в который был упакован труп. Откинула в сторону окровавленный полиэтилен. Тело оказалось совершенно ледяным. Пол качался под ногами, лампа качалась над головой, и все это медленно кружилось, словно в старинном вальсе. Темный Принц очень любит своих возлюбленных. Три пальца правой руки отрезаны, вырваны из пястнофаланговых суставов, сквозь черную запекшуюся кровь видны синевато-белые хрящи. Несколько прядей волос – девушка в прошлом была обладательницей шикарной натурально-светлой шевелюры — выдраны вместе с куском кожи. Раньше он был аккуратнее. Теперь влажные окровавленные волосы лежат спутанным комом — ни мягкости, ни красоты. На виске девушки — багрово-черный кровоподтек, кожа свисает лоскутом, в глубине раны — осколки кости. Золотая сережка сломана и наполовину вырвана из мочки уха. На груди — глубокие ножевые порезы. Кажется, он хотел отрезать одну грудь, но передумал. Небольшой острый нож с хрустом входит в теплую плоть, а жертва кричит и пытается вцепиться зубами в ладонь, зажимающую ей рот, но холодный металл безжалостно разрывает ее сердце. Скалли отвернулась и сделала глубокий вдох. И еще один, потому что тошнота подступила к самому горлу. Больше всего на свете она боялась, что Малдер увидит, как ей страшно. Она не трусиха. Нет. А работа есть работа. Скалли делала все по протоколу — описание, исследование, но мысленно видела только одно. Темный Принц прикасается к ней — к ее лицу, к ее волосам, и его низкий бархатный голос ласково говорит ей, как она красива. И что она должна принадлежать только ему. Потом ее все-таки стошнило — в маленьком туалете морга. Умывая лицо и руки ледяной водой, она надеялась смыть это липкое, мерзкое ощущение чужих окровавленных рук на своей коже. Она не трусиха. Нет. *** ─ И не надейся, девочка. Я знаю этот дом, как свои пять пальцев! Темный Принц идет по пятам. У него лицо не то человека, не то дьявола. Скрученная в жгут тряпка стягивает запястья, кожу пальцев саднит — она ссадила их, отбиваясь, кляп не дает дышать, а во рту — железистый сладковатый привкус крови из разбитых губ, в сердце — осиное жало страха. Я не буду твоей . Никогда. ─ Да где же ты, маленькая мерзавка? Нет. У него совсем другой голос. Низкий, грубый, холодный. В доме пахнет одиночеством, страхом и стыдом — мальчику, который жил здесь, было стыдно и страшно. Когда его ловили за подглядыванием за сестрами. Он подсматривал в щелку ванной двери, вожделенно глядя на крепкие ягодицы и тяжелые, как осенние груши, с темными вишневыми сосками груди старшей сестры ─ей было двадцать, а ему четырнадцать. На ее густые каштановые волосы, на треугольник черных вьющихся волос на лобке — смотрел и теребил член, когда его поймала за этим мать. Нет. Нет. Я не сдамся. Ни живой, ни мертвой. … Они покатились по лестнице, по полу, и его тяжелое, животное дыхание обожгло шею и лицо, но через мгновение, когда входную дверь вынесли двумя ударами шериф и его помощники, дьявол превратился в маленького испуганного мальчишку, застуканного за неблаговидным делом. Я не труси…ха… Господи, пусть только этого никто не видит. Боль в разбитых губах, ссаженных костяшках пальцев и подбородке, и ее колотит так, что она почти не может стоять. Малдер обнял ее, прикрывая собой ото всех. Темного Принца нет. Темный Принц остался в сказке — а здесь только мерзкий дьявол, пойманный с поличным. Хорошо, что не все мечты сбываются, и сказки остаются сказками. Малдер гладит ее по волосам, а она рыдает у него на груди, и ей все равно, что он подумает. А Малдер прекрасно знает, чего ей это все стоило. Не нужно считать себя трусихой. Все закончилось. И они не видят, как в трусливых глазах мальчишки дьявол ехидно ухмыляется. Он еще вернется. Непременно. Он дождется.