Третий ящик

Когда тебе за тридцать, прекращаешь ждать от отношений каких-то взрывных эмоций, животной страсти, любовного безумия. А уж на огромном, подвешенном в вакууме корабле просто хочется иметь кого-то, кого можно пригласить в свою каюту, прижаться к его теплому живому боку и помолчать после насыщенной (или, наоборот, скучнейшей) смены. Для этого совсем не нужны сильные чувства, интерес или привязанность. Достаточно того, чтобы оба участника таких отношений понимали их границы и цель. И доктор Леонард Маккой, и главный инженер Монтгомери Скотт отлично все это понимали. Они даже не афишировали свои «отношения» – не отношения даже, а условный договор. Иногда они пили вместе, иногда отдыхали, иногда спали или обсуждали происходящее на корабле. Со стороны это, наверное, смотрелось скучнейшими посиделками престарелой пары, но отсутствие эмоционального прессинга со стороны своей пассии (чем часто грозили романтические отношения) и разумный подход полностью компенсировали подобную пресность. В какой же момент все пошло как-то не так? Сложно сказать. Возможно, когда подвыпивший Скотти безапелляционно уселся к Маккою на колени и с нетрезвой суровостью попросил – потребовал даже – немедленно его трахнуть. А потом непривычно и хрипло постанывал в такт толчкам, облизывая чужие, пытающиеся заглушить его пальцы. Кончив, Скотти отошел к кровати и вырубился почти мгновенно, а Маккой еще долго и тупо разглядывал его спину, на бледной коже которой остались следы от пальцев. А может быть, когда они впервые, быстро, судорожно и жестко потрахались в туалете какой-то забегаловки в увольнительной? Будучи беспардонно согнутым над раковиной, раскачиваясь под сильным напором и тыкаясь влажным лбом в зеркало, Маккой не мог до конца поверить в то, что твердый член в заднице и горячие, жесткие руки на его сосках и паху могут заставить его так беззастенчиво, пошло стонать. А потом Скотти начисто вылизал от семени его ягодицы и головку члена, с самодовольной ухмылкой вытер рукавом губы, и Маккой невольно подумал, что этот засранец весьма горяч. Или же все поменялось, когда после очередной суицидальной высадки Джима Маккой вернулся в каюту в весьма раздраженном состоянии, отмахнулся от попыток заняться сексом и грубо бросил: «Если так хочется – отсоси». Уже через мгновение Маккой взял себя в руки и попытался извиниться за свою резкость, но Скотти шумно сглотнул, безропотно опустился на колени и взял в рот вялый пока что член. Когда он закончил, сперма Маккоя сочилась у него из уголка губ, а его собственная неаккуратными кляксами венчала головку вытащенного наружу пениса. Кто вообще мог подумать, что в щуплом, невысоком теле лобастого главного инженера будет скрываться такой темперамент и совершенно убийственная способность лишать даже желания с ним спорить? Да и разве можно предположить, что главный медик одного из лучших кораблей Федерации добровольно бы позволил поиметь себя в каком-то задрипанном ксеносортире, да еще и остался довольным? Но в тот момент, когда Скотти безапелляционно сдернул Маккоя с барного стула, крепко поцеловал в губы и потащил за собой, желание спорить улетучилось само собой. И такое повторялось каждый раз! Маккой хотел бы сказать, что это, дескать, Скотти во всем виноват – чертов технофил-извращенец, охочий до жестких игр, публичного секса и чего-нибудь еще вроде грязных разговоров, пользуется его добротой и удовлетворяет свои девиантные наклонности. И, честное слово, примерно так Маккой и думал долгое время. Но однажды, почти зло отсасывая у главного инженера в турболифте, он с ужасом понял, что сам припечатал Скотти к стене, сам поцеловал, сам сдернул штаны и взялся за минет. Прозрение было почти пугающим, но крепкие пальцы зарылись в волосы, Скотти шумно задышал, сбивчиво попросил: «Ох, приятель, чуть глубже… мх, да, так», и стало как-то не до самоанализа. Уже потом, спустя пару дней, Маккой смирился: значит, он тоже чертов извращенец? Не самое ужасное открытие, которое может ждать тебя в космосе. В конце концов, обнаружить у себя альтаирских кишечных червей было бы гораздо неприятнее. Тем более, у Маккоя было идеальное оправдание: ноги. Ноги Скотти. Что-то неземное, запредельное. Покрытые жесткой светлой порослью и шрамами, бледные и худые, они, в теории, могли привлечь разве что оголодавшую псину. Но впервые содрав с главного инженера штаны, Маккой обмер на мгновение. Изящные, с точеными мышцами и идеальными пропорциями, ноги Монтгомери Скотта были настолько хороши, что Маккой готов был простить им самый главный недостаток – то, что они — мужские. Вообще, удивительно, как Скотти умудрялся прятать это великолепие под мешковатыми форменными брюками, но в тот момент Маккой готов был их (брюки) боготворить. Если бы не они, на Скотти уже давно запал бы весь инженерный отдел, и это великолепие – ноги, вместе с их хозяином, – могло бы достаться кому-нибудь еще.

***

Жадно целуя Скотти в его кабинете, распаляясь от одного осознания, что в любой момент их могут застукать, Маккой винил в своем поведении именно их – прекрасные ноги Скотти. Обычно он не был склонен к публичному сексу, но когда зашел к главному инженеру пропустить стаканчик-другой, понял, что хочет трахаться прямо сейчас. Реакция Скотти – тот тяжело выдохнул, позволил усадить себя на стол, обхватил руками и ногами – только подстегнула, и остановиться уже просто не получалось. – Сейчас, погоди… – Скотти насилу отстранился, глубоко вздохнул и потянулся к ящичкам в поисках смазки или того, что могло бы ее заменить. Маккой сразу же недовольно заворчал: ему нравилось Скотти целовать, прижимать ближе к себе, и отвлекаться на поиски совсем не хотелось. В конечном итоге, о таких мелочах, как смазка, он мог и сам позаботиться (зря что ли прихватывал с собой тюбик контактного геля для узи?). Но Скотти ворчание проигнорировал, извернулся, роясь в залежах. Маккой закатил глаза, отступил на шаг и набрал побольше воздуха. – Стой, – резко выдохнул он и добавил: – Раздевайся! Скотти замер как вкопанный и бросил на него быстрый, неуверенный взгляд. Маккой давно заметил, что тот становился весьма податливым, стоило командным ноткам прорезаться в голосе (правда, это происходило только в тех случаях, когда Скотти не слал его нахер), но сейчас, будучи в своих владениях, рискуя попасться на глаза подчиненным, он явно тушевался. – Ну же, – поторопил Маккой, – я жду. В какой-то момент ему показалось, что Скотти пошлет его к чертям. Но тот прикрыл глаза, замер на несколько секунд (если приглядеться, а Маккой приглядывался всегда, можно было заметить, как его руки нервно дрожат), а после слез со стола, послушно стаскивая с себя одежду. Обнажившись, он вытянулся по струнке: невооруженным взглядом было заметно, как напряжены его плечи и шея. Видимо, очень хотелось повернуться, чтобы убедиться, что сзади никого нет и какой-нибудь ушлый инженер не подглядывает сквозь прозрачные стены кабинета, как трахают его начальника. Маккой и сам окинул видимые части инженерного беглым взглядом, но никого не заметил и подошел к Скотти, резко притягивая к себе. Контраст обнаженной кожи и ткани неожиданно… будоражил. Беззащитный, голый Скотти мертвой хваткой стиснул его в объятиях (обманчиво маленький, он обладал недюжинной силой) и глухо замычал, когда Маккой настойчиво поцеловал его в губы. Теперь он не пытался отстраниться или взять инициативу в свои руки: пусть у них не было договора, стоп-слов или хоть озвученных фетишей, в сфере взаимодействия, связанного с БДСМ, они прекрасно понимали и друг друга, и правила игры. Натискавшись, Маккой отошел на шаг назад, провел рукой по нижней губе Скотти, дал тому пососать большой палец и опустил ладони к груди, раздразнивая соски. На бледной коже сразу же показались мурашки, Скотти переступил с ноги на ногу и стиснул челюсти, тихо буркнув что-то вроде: «Засранец, хватит дразниться». Маккой, естественно, не прекратил – слабо шлепнул по бедру и оплел пальцами напряженный член. Скотти шумно выдохнул, сжал руки в кулаки: было видно, как ему хочется толкнуться вперед, усесться на стол и заняться уже делом, но он отлично понимал, что прелюдия растянется надолго. И действительно, Маккой методично подводил его к самому краю: дрочил уверенно и быстро, размазывал по пенису прозрачную смазку, массировал чувствительную уздечку, но стоило Скотти начать постанывать, он останавливался и прикусывал – шею, плечи, соски, что подвернется, лишь бы боль отрезвила и не дала подойти слишком быстро к оргазму. Три таких захода, и Скотти было уже все равно, больно ему делают или приятно. Он вцепился в плечи Маккоя и запрокинул голову, позволяя тому беспрепятственно кусать нежную кожу. Маккой насилу отстранился – у него и самого стоял почти до боли, – хрипло выдохнув: – Подойди к столу, ляг на него грудью. Дважды просить не пришлось: Скотти послушался, распластался по столешнице, встал на цыпочки, выставляя напоказ крепкие ягодицы. Маккой ухмыльнулся и отвесил легкий шлепок – мол, подожди чуть. Скотт, хоть и выругался сквозь сжатые зубы, но и правда обмяк. А Маккой стал судорожно искать на его столе хоть что-нибудь, что сможет заменить веревку. Сначала Скотти просто лежал, раскинув руки, потом приподнялся, потом подпер голову рукой и насмешливо посмотрел: – Помочь, может? Маккой раздраженно передернул плечом и коротко сказал: – Веревка. – Оптоволоконный кабель в третьем ящичке сверху. Первое желание спросить «ничего лучше не придумал?» умерло, так и не оформившись, – кабель, так кабель. Тем более, привязывая фигурные лодыжки к ножкам стола, Маккой обнаружил, что коннекторы на концах провода позволяют очень удобно фиксировать всю эту бондажную конструкцию. Растянутый, Скотти вновь распластался на столе, но что самое главное – он не мог закрыться, даже если бы захотел. И Маккой нагло этим воспользовался: встав на колени, он пошире развел ягодицы и припал губами к пульсирующему анусу. Римминг всегда ужасно смущал Скотти, он и в этот раз дернулся, попытался отодвинуться – надо ли говорить, что безуспешно? Маккой только сильнее прижался, обводя горячим языком сжимающееся кольцо мышц. Оставалось только беспомощно мычать и дрожать от наслаждения. Ах, да: римминг не только ужасно смущал Скотти, но и ужасно нравился ему. Чем можно было пользоваться в свое удовольствие. И если первые минуты Монтгомери все еще пытался закрыться или избежать прикосновений, то когда скользкий язык Маккоя скользнул внутрь, он сдался и сам подставился под прикосновения. Насладившись его глухими стонами, Маккой выпрямился, достал припасенный тюбик со смазкой и вылил на пальцы крахмалистый гель. – Господи, только не говори, что ты решил заняться еще и этой хренью, – простонал Скотти, почувствовав прохладное касание меж ягодиц. – Я же не хочу тебе навредить. – Ты чертов сумасшедший психопат, – он несчастно замычал, когда два пальца вошли в него и раскрылись на манер ножниц. – Трахни меня уже! – Трахну, но не сейчас. – Ублюдок, – резюмировал Скотти, нетерпеливо насаживаясь на растягивающие его пальцы. Маккой хмыкнул, с медицинской методичностью разрабатывая анус, но вскоре и сам уже не мог терпеть. Скотти изгибался, царапал столешницу, привставал на своих точеных, сильных ногах, без слов напрашиваясь на большее. Так что Маккой тихо ругнулся, достал пальцы и резким движением расстегнул ширинку. Кончить захотелось уже от того, что стягивающее ощущение и сухие прикосновения ткани сошли на нет. Но он ограничился облегченным вздохом, удобнее перехватил Скотти за бедра и вошел в него одним слитным движением. В ответном стоне того явно слышалось «ну наконец-то, засранец». Они трахались по-животному быстро, яростно. Если их прелюдия и содержала какой-то элемент изящества, доминирования и подчинения, то сейчас весь этот налет совершенно человеческих условностей исчез, обнажая звериное желание. Маккой вбивался в Скотти сильно, грубо, каждый раз впечатывая его в край столешницы. Наверняка было больно, но Скотти это волновало в последнюю очередь: он хрипло стонал, дрожал каждый раз, когда позвоночник простреливало острым наслаждением. Он вцеплялся в стол, чтобы дать дополнительную опору, и пачкал драгоценные ящички с инструментами собственным предэякулятом. И когда перед глазами у Маккоя стали расплываться темные круги, он навалился на Скотти, крепко прижал его к груди, замедлился в пользу более сильных толчков и свободной рукой стиснул чужой член. Первым кончил Скотти: напрягся в объятиях, заскрипел зубами, задрожал и забрызгал семенем пол и ножки стола. Тугая, жаркая пульсация вокруг пениса довела и Маккоя – со всхлипом он кончил в Скотти, а потом обмяк, прижавшись щекой к взмокшей спине. Именно этот момент Кинсер выбрал, чтобы зайти в кабинет. И Маккой, и Скотти замерли, не имея ни малейшего понятия, как себя вести. Кинсер же окинул их равнодушным взглядом, прошествовал к столу, убрал в третий ящик (из которого и был извлечен многострадальный кабель) парочку уни-инструментов, фамильярно хлопнул Маккоя по заду и направился к выходу. Уже у самой двери он коротко бросил: – Уберите за собой. И гордо удалился, оставляя двух до сих пор сцепленных вместе гуманоидов гадать, что это только что было.