Холодно-горячо

- Штейн, с тобой всё нормально? Чёртов напарник, который с самого момента их знакомства взял себе за правило следить за каждым шагом своего повелителя. Нет чтобы остаться на ночь у своей подружки, ему просто необходимо было вернуться и проверить, на месте ли его домашний маньяк. Франкену страстно хочется его послать, оскорбить, и чтоб он сейчас же вышел из комнаты и больше никогда не появлялся. Но он не может произнести ни слова: у него зуб на зуб не попадает, его бьёт крупная дрожь, и, надо думать, Албарн это заметил. - Да ты весь дрожишь! Вот только не надо подходить – но он, разумеется, подходит, игнорируя взгляд, полный ненависти. Франкен пытается оттолкнуть, но это приводит лишь к тому, что Спирит хватает его за руки, стискивает и изумлённо ахает. - Ледяной совсем! Что, чёрт побери, ты опять с собой сделал? Албарн начинает суетиться: притаскивает своё одеяло, крепко захлопывает все окна в доме, приносит обжигающий травяной чай. Штейн презрительно отмалчивается на вопросы, чай проливает, не успев сделать хотя бы глоток: руки дрожат. Спирит предлагает отвести его в медпункт, парень крутит пальцем у виска; получается жалко. Согреть его не удаётся, и коса сам начинает дрожать – от напряжения. - Ты знаешь о том, как согревают обмороженных альпинистов? Штейну сейчас не до занимательных фактов. Он качает головой и молча просит небо о том, чтобы его напарник убрался, откуда пришёл. - Нет способа эффективней, чем влить в пострадавшего побольше виски и положить его между двух обнажённых цыпочек, - сообщает тот, и даже палец вверх поднимает – для убедительности. Молодой повелитель лишь устало смотрит в ответ: «ну и что с того, семпай, у нас в доме нет ни капли алкоголя – и не вздумайте заикнуться про мой медицинский спирт – а ваши подружки вряд ли согласятся на столь экстравагантное развлечение: они все меня как одна боятся, и правильно, в сущности, делают». - Я, конечно, не сексуальная блондинка, и уж тем более не две, но, думаю, тоже сгожусь, - объясняет Албарн и начинает решительно расстёгивать пуговицы на своей форме. Франкен закрывает глаза, считает до десяти и открывает, чувствуя в себе силы по меньшей мере послать этого придурка, в идеале – ещё и сопроводить ударом в челюсть, совсем уж в идеале – вскрыть, но на это сил, как ни крути, не хватит. Но зрелище, представшее перед глазами, заставляет его моментально изменить планы. Спирит сидит на краешке кровати, уже успевший раздеться по пояс, неуверенно держится за ремень и кусает губы. Его лицо заливает густой румянец, так, что он почти сливается со своими кроваво-красными волосами. Покрасневший Спирит – о, какое зрелище! Какая трогательность! И Штейну, больному и холодному, неожиданно хочется что-нибудь с ним сделать, что угодно, лишь бы довести это смятение на его лице до предела. - Ну так чего вы ждёте, семпай? – интересуется он, насмешливо кривя губы. Он заставит его трижды пожалеть о своей затее и раз и навсегда отобьёт желание лезть к нему с помощью. – Раз уж взялись помогать, так нечего ломаться. Спирит кидает на него испепеляющий взгляд. Чудесно, он смутился ещё больше. Дёргает пряжку ремня, привстаёт над кроватью, поворачивается спиной – только тогда Штейн позволяет себе широко ухмыльнуться и облизать сухие губы. Хотелось ещё что-нибудь сказать, довести семпая до бешеной ярости, но язык ворочался с таким трудом, что вряд ли ему бы удалось произнести что-то членораздельное. Ну ничего, успеется. У Албарна дорогие чёрные обтягивающие трусы; ну ещё бы, ведь к девчонке своей ходил. Впрочем, не исключено, что он такие каждый день носит, Франкен замечал за ним любовь к хорошей одежде. - Ну ладно, - бормочет коса, подбадривая самого себя. Разворачивает клубок одеял, который сам же наворотил, помогает напарнику улечься: того бьёт настолько крупная дрожь, что даже на такое простое действие его не хватает. Потом быстро и ловко запрыгивает в постель, натягивает одеяло сверху, накрывая обоих с головой. - Какой же ты холодный, - взвывает он и весь выгибается от неприятного ощущения, но берёт себя в руки, притягивает своего повелителя ближе. - Я вас не просил, - огрызается Штейн, уткнувшийся носом в чужие ключицы. Попытка оставить хоть какое-то пространство между их телами была пресечена: Спирит надёжно зафиксировал чужие руки на своей груди, шипя от ледяных прикосновений, но и не думая сдаваться. Франкен же закрыл глаза и решил взять тайм-аут. Сейчас главное – набраться сил, тем более что пышущий молодым жаром коса и впрямь был отличной грелкой. От него слабо пахло какими-то духами, то ли мужскими, то ли женскими, не разберёшь, а ещё травяным чаем и тем особым запахом, каким, наверное, пахнут только оружия: какой-то металлический запах, словно от нагревшегося жарким летним днём листа железа. А ещё у него очень быстро билось сердце. Оно буквально колотилось о грудную клетку и казалось, что ещё немного, и Штейн сможет его услышать. Он так и видел, точно наяву, огромный красный орган, пульсирующий и заставляющий бежать быстрее кровь, которая сейчас согревала их обоих. В груди молодого повелителя – маленькое холодное сердце и, сколько ни прислушивайся, услышать его не удастся, настолько молчаливо и незаметно оно работает. И есть ли оно вообще? Может, оно уже давно остановилось, и потому все попытки согреть его сейчас бессмысленны? - Лучше? – настороженно интересуется Спирит, выдирая напарника из сонного состояния какой-то полудремоты, от которой и так не слушающееся тело стало совсем расслабленным. Следовало как-то взбодриться, чем-то себя занять, чтобы заставить свой организм работать. А что может быть лучше занятия, чем доводить косу до белого каления? Штейн вспомнил его покрасневшее лицо и неаккуратные скованные движения, вызванные неловкостью – боже мой, семпай, у вас, наверное, ещё и голос должен дрожать, когда вы смущаетесь? - Нет, - говорит он и не без удовлетворения отмечает, что, по крайней мере, говорить он нормально может, а значит, этот показавшийся сперва довольно дурацким план всё-таки работает. – Вы меня, знаете ли, не полностью согреваете. Спина мёрзнет. - Давай ты тогда повернёшься? – беспокоится. Мило-то как. - Нет, так ещё хуже будет. Албарн нервничает, а его сердце стучит ещё быстрее. - Ну тогда я даже и не знаю… Может… - Семпай, - обрывает его Франкен, и тот тут же замолкает. Подобная власть над косой, который никогда не слушался своего напарника, кроме тех случаев на поле боя, когда от следования плану повелителя зависели их жизни, вдохновляла и согревала не хуже его самого. Молодой гений ликовал и собирался идти до конца. – Просто положите мне руки на спину. Спирит, не раздумывая, кидается выполнять приказ: ёрзает, пытается устроить всё поудобнее, в конце концов, обнимает Штейна – и если до этого между ними была хоть какая-то дистанция, то сейчас оба оказались прижатыми друг к другу так близко, что понять, где заканчивается один и начинается другой, можно было только по разнице их температур. Теперь Франкен оказался чуть выше и утыкался своим носом уже не в ключицы, а куда-то за ухо семпаю, почти губами чувствуя, как бьётся жилка у того на шее. От горячего дыхания Албарна теплела щека. В общем, ситуация описывалась одним словом: близко. Очень близко. Даже ноги оказались тесно переплетены, а руки, согревающие спину, казалось, прилипли к ней намертво. И ведь действительно помогало: Штейн чувствовал, как постепенно оживает, несмотря на липкий холод, засевший где-то глубоко под кожей и не собирающийся так легко сдаваться. - Теперь нормально? – спрашивает коса, и если бы его напарник не был так слаб, он бы дёрнулся от щекочущего дыхания. Да какое тут нафиг нормально? - Опустите руки ниже, - командует он и сжимает зубы, когда цепочка обжигающих прикосновений пробегает по позвоночнику. - Так? - Ещё ниже. Спирит проводит пальцами по краю чужих трусов, и почти видно, как недоумение и смущение проступают на его лице. - Да куда уж ниже, - бормочет он. Штейн молча ликует. - Кажется, кто-то собирался меня согревать. - Ну и что мне теперь, в трусы к тебе лезть? – нервничает Албарн, не чувствующий издёвки в тоне своего повелителя. Боже, ещё немного, и у него точно начнёт дрожать голос! - А девушки из вашего примера тоже об этом у обмороженного спрашивали? – холодно интересуется Франкен, чувствующий скорую победу и намеревающийся окончательно добить противника. – Давайте просто признаем, что вы фигово справляетесь с обязанностью двух сексуальных блондинок, и вы пойдёте по своим делам. Коса кусает губы и хмурится. Вот сейчас он окончательно стушуется, оттолкнёт, ёмко охарактеризует своего напарника и ситуацию в частности – и уйдёт, зарекшись больше не помогать против воли. Но он не уходит. Он трёт замёрзшие ладони, согревая их друг о друга, а потом резко, очень быстро, словно испугавшись своих действий, оттягивает резинку и засовывает руки внутрь. И это так внезапно, так горячо и так… ненормально, что Штейн стонет. Чужие волосы моментально забираются ему в рот, прилипают к губам; убрать их не получается, и он выгибается, стараясь оттянуть голову подальше, но волосы у Спирита длинные, и кончаться не собираются. И в тот момент, когда он готов поднять так хорошо устроившиеся руки, чтобы убрать эти ненавистные волосы, случается то, от чего он напрочь про них забывает. Под одеялом снова раздаётся приглушённый стон, вот только принадлежит он уже не ему. - Семпай? – осторожно начинает он, не зная, что сказать дальше. Впрочем, хватает и одной вопросительной интонации, чтобы тот напрягся. Ну, ладно, напрягся, зачем же так руки сжимать? – Не надо так сильно цепляться. Мне будет несколько трудно объяснять парням в раздевалке, откуда у меня на заднице синяки формы ваших ладоней. - Я тебя туда ещё и укусить могу, - неожиданно злобно огрызается Албарн. Похоже, его эта обстановка нервирует ещё больше. – Не вертись. И колено убери, давит. Франкен не сразу осознаёт, что от него требуется. Но потом понимает: в попытке вытащить изо рта эти дурные волосы – которые там так и остались, кстати – он попытался опереться на что-нибудь, и надавил на пах напарника. Ну так надавил же, а не ударил, зачем так нервничать? Штейн подумал и решил колено пока не убирать. - Мне волосы в рот лезут, - пожаловался он вместо этого. – Не самое приятное. - Вот уж проблема, так проблема, - нервно начинает коса, но тут же замолкает. Молодого повелителя почти подбрасывает в его руках, он резко дёргается, будто его ударили сразу со всех сторон – и начинает дрожать, даже сильнее, чем в начале. Спирит цепенеет. - Что происходит? – шепчет он, но, несмотря на панику, действует правильно, видимо, на автомате: перекатывается так, чтобы оказаться сверху, вдавливает Франкена в постель, одной рукой, убранной с прежнего места, придерживает его голову, второй, оставшейся всё там же, прижимает к себе, не давая возможности отдалиться. «Всё нормально», - пытается сказать Штейн, но ему, как и тогда, не удаётся. – «Это всего лишь вторая фаза, она пройдёт через минуту, не надо волноваться». Но Спирит волнуется. Он сам начинает дрожать от проникающего в него холода и, не зная, что ещё сделать, утыкается лбом в лоб напарника, то ли в бессмысленной попытке измерить температуру, то ли просто от безысходности. Франкен теряет сознание всего лишь на пару мгновений, но когда приходит в себя, ему кажется, что прошло не меньше часа. - Всё нормально, - наконец, удаётся ему выговорить. – Это всего лишь… - Господи, ты в порядке? – взволнованно выдыхает Спирит, плевать хотевший на все нюансы прошедшего эксперимента. – Я уж думал, ты умрёшь сейчас тут. Его голос обжигает губы. Одна рука мягко гладит парня по голове, точно пытаясь успокоить. Вторая рука тоже гладит… но совсем не там, где следовало бы гладить, чтобы успокоить. И когда он успел стянуть его трусы? Штейн мучительно краснеет и пытается отодвинуться, но только сильнее вдавливает в Албарна колено, вызывая у того точно такой же стон, как и несколько минут назад. У Спирита стоит. Штейн пытается как-то осмыслить это, прейти от этого к какому-нибудь другому умозаключению, но замёрзший мозг отказывался работать. В голове молотком звучала одна только мысль, которую он тотчас зачем-то и озвучил. - У тебя стоит, - сказал он, неожиданно переходя на «ты», и сам удивился абсолютно сухому тону своего голоса. Таким тоном он обычно сообщал изменения в опытах, когда записывал их на диктофон. Албарн тяжело вздохнул. - Знаешь, - спокойно, почти равнодушно, - у тебя, вообще-то, тоже. А, ну да. Точно. - И что будем делать? – это звучит довольно глупо, и Штейн прикусывает язык, разозлённый на себя за такой нелепый вопрос. - Не знаю. Но ты весь дрожишь, а я собираюсь тебя как-то согревать, - Спирит переходит на шёпот, а его рука, покоящаяся на чужой голове, зачем-то притягивает Франкена ближе – как будто есть, куда ближе! – Можешь меня потом за это убить. Последние слова он выдыхает, уже проводя языком по чужим губам. Убить – это хорошая идея, - думает Штейн, но от поцелуя неожиданно становится теплей. И надо отдать напарнику должное, целоваться он в отличие от своего повелителя умеет. Поэтому парень решает пока что повременить с заслуженной карой и с некоторым трудом закидывает руки на плечи семпая: просто потому, что больше их девать в тесном пространстве под одеялом некуда – но Албарн автоматически воспринимает это как приглашение идти дальше и углубляет поцелуй. Франкен закрывает глаза и расслабляется, чувствуя, как согревается. Подразнил напарника, называется. Смутить захотел, ага. Вот теперь и думай, как выпутываться из такой ситуации. Спирита можно просто выгнать: теперь, если вскинуться, он уйдёт без протестов, понимает ведь, что зашёл слишком далеко – а сам как? Сил никаких нет, руки едва поднял, и со стояком он не справится. Да и холодно одному будет, а третьей фазы ох как не хочется… Если ещё один приступ будет, то тогда всё, организм попросту не выдержит. Так что косу не только выгонять нельзя, но наоборот, необходимо заставить того как можно дольше прижиматься к напарнику, делясь теплом. - Ну и чего остановились, семпай? – поинтересовался он, радуясь, что не растерял так необходимого сейчас яда в голосе. Албарн хмуро отвёл глаза. - Так ты лежишь бревно бревном, никакого удовольствия. - А вы чего хотели? - удивление почти что искреннее. – Страстного секса на всю ночь? Или дружеского минета? - Да пошёл ты, - совсем погрустнел тот и сделал попытку приподняться. Длинные волосы снова мазнули молодого повелителя по лицу. - Куда? – только-только отступивший холод нащупал щель между телами и осторожно начал пробираться под рёбра. – В смысле, куда намылились? Лежите уж теперь. Как Франкен ни старался, совсем безразлично произнести это не удалось. Спирит глубоко вздохнул и лёг обратно, прижавшись щекой к щеке напарника. - И долго это с тобой будет? – тоскливо спросил он и пошевелил плечами, на которых всё ещё лежали чужие руки. - Не знаю, но как кончится, вы об этом узнаете первыми. От обволокшей их тишины пульс застучал в ушах, и снова заболела голова. Штейн поморщился: лучше уж бы они говорили, только о чём говорить, когда лежишь голый под своим оружием, упираясь стоящим членом в его бедро, да чувствуешь, как медленно стекает по твоему боку его капля пота – Албарну было жарко и наверняка душно, но он мужественно терпел. - Жаль, что ты целоваться не умеешь, - неожиданно весело хмыкает он. – Хоть какое-то развлечение. Петушится, - подумал Штейн. – Пытается всё свести в шутку. Но обидно всё равно. - То, что я не ответил взаимностью, не означает, что я не умею, - зря рот открыл. Проклятые волосы опять забрались внутрь. Они у него живые, что ли? - Нет, - довольно тянет коса. Видимо, игра «достань напарника подколами на интимную тему» ему тоже нравилась. – Умел бы – ответил. Да и с кем тебе было тренироваться? - Не ваше дело. - О боже, так я что, украл у тебя первый поцелуй? – совсем развеселился Спирит. Сволочь всё-таки, какая же сволочь. В следующую же ночь, когда заснёт, надо будет ему лохмы эти дурацкие под ноль срезать. - Не надейтесь. Умею я. Албарн поднял голову, наконец-то убирая волосы с губ напарника. Штейн почти видел в темноте его улыбку, которая говорила об одном, а именно, что коса сейчас не удержится и сделает какую-нибудь глупость. - Докажи. У Франкена уже вертится на языке достаточно едкий ответ, но кое-что заставляет его передумать. Коса на него не смотрит – отвёл глаза в сторону и моргает часто. Нервничает. Смущается. Парень вдруг в красках представил, как он притягивает его к себе, впивается в губы поцелуем, крепким, почти болезненным, так, чтобы у того дыхание перехватило – и чтобы, когда его благосклонно отпустят на волю, он задыхался в волнении и краснел, понимая, что так его ещё никто не целовал… Сил на то, чтобы притянуть напарника к себе, хватило. Спирит широко распахивает глаза: он и впрямь не был готов к такому повороту событий, уж кто-кто, а его повелитель на «слабо» никогда не вёлся. А тут, гляди-ка, вскинулся, принялся доказывать, но это только подтвердило и без того твёрдую уверенность Албарна. - Ну? – выдохнул Штейн, чувствуя, что облажался, но стараясь не подавать виду. - Хреново, - честно, но без злорадства ответил коса. – Вот так надо… Последовавший за этим поцелуй был по-настоящему крышесносным: тут уж Спирит продемонстрировал всё своё умение. Засовывая язык так глубоко, что Штейн успел испугаться, что его таким извращённым способом пытаются задушить, он убрал руку с затылка напарника и переместил её на спину, вдавливая куда-то между лопаток и заставляя выгнуться. Перед глазами всё поплыло. Соберись, - приказывает себе Франкен, мысленно отвешивая себе оплеуху. – Если сейчас сдашься, то он потом всю жизнь будет тебе припоминать эту слабость. Попытка перехватить инициативу на себя не только не была пресечена, но даже поощрена: Албарн сбавляет напор, а потом и вовсе отдаётся во власть партнёра, только изредка направляя того языком. Парень с чувством начал повторять всё то, что только что было проделано с ним – он всему учился быстро – и сам лично был вполне доволен своим результатом. Спирит теперь уже сам изогнулся и неосознанно крепче сжал ладонь, которая всё ещё покоилась на ягодицах молодого повелителя – этого хватает, чтобы тот очнулся и резко разорвал поцелуй. - Так надо? – с вызовом, какой-то детской дерзостью. - Неплохо, - коса кивает. – Давай ещё раз, и в этот раз можешь не пытаться меня съесть… Штейн хочет сказать о том, что хорошенького понемножку, что надо как-то это прекращать, что руку с его задницы уже давно пора убрать – но не успевает, а там уже становится не до того: все силы уходят на то, чтобы не сдавать свои позиции и не позволять наглому оружию вести. Да, таких поединков у них ещё не было. В отчаянной борьбе оба чуть не стукаются зубами, глаза сжаты, руки дрожат, по подбородку стекает слюна, а колени поджимаются от такого напряжения. А бёдра неосознанно подаются вперёд, потому что тереться друг о друга становится так приятно… Похоже, пора это кончать. И срочно. Но ноги как-то сами закидываются к Спириту на спину, пальцы сплетаются в замок, не позволяя отдалиться – а обе руки косы гладят живот и грудь, от чего становится не просто тепло – жарко… - Хватит, - стонет Штейн, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, но в этот момент Албарн так сильно вжимается в него бёдрами, что от возбуждения чуть искры из глаз не сыплются. - Но ты ведь согреваешься? – усмехается тот, явно намеренно двигаясь так, чтобы снова заставить их члены соприкоснуться через слишком тонкую ткань дорогого белья. Согреваться-то Франкен согревался, но куда больше его сейчас волновало то, чем всё это может закончиться. - Я не собираюсь с вами спать, семпай, - уже куда более решительно. – А я гляжу, вы именно на это и рассчитываете. Спирит закашлялся. - Да нужен ты мне, - выдохнул он наконец. – Просто… Что «просто» он так и не сформулировал, смущённо замолчав, покорно уткнувшись лбом в чужое плечо и вернув руки на позиции исключительно дружеского объятия. Но Штейн и так понял. - Просто у нас у обоих стоит, - серьёзно продолжил он, уже почти не испытывая восторга по поводу того, что довёл-таки напарника. Потому что выход из получившейся ситуации напрашивается только один – но, чёрт побери, он не собирается сам его озвучивать. – С этим, конечно, надо что-то делать, не лежать же нам так. Только учтите, у меня сил ни на что не хватит. Ударения на слова «ни на что» достаточно, чтобы Албарн шумно выдохнул – понял. Он медленно опускает руку вниз, кладёт на всё ещё слишком горячее бедро. И медленно подбирается ближе, оставляя своими пальцами горящие следы на коже. Ближе. И ближе. Уж если этому было суждено случиться, то это должно было случиться не так. Они оба уже взрослые парни, чтобы понять, что в этой ситуации нет ничего, кроме чистой физиологии. Ну подумаешь, отдрочить другому. Штейн достаточно не брезглив, а Спирит достаточно свободно относится ко всем проявлениям секса, чтобы просто механически довести дело до разрядки и не думать об этом. Но происходит всё почему-то по-другому. Молча, тихо, сосредоточенно и очень… сильно. Может, это последствия полного истощения тела, может, из-за того, что оба уже слишком распалили друг друга поцелуями – но, в общем, это не выглядит как обычная мастурбация. Скорее это выглядит как вполне себе секс. Франкен тяжело дышит, дёргает бёдрами, судорожно сжимается и трётся носом и губами о чужую шею. Движения пальцев на члене то кажутся недостаточными, то приносят слишком много ощущений, и молодой повелитель бы плюнул на гордость и попросил, если б знал, о чём просить, если б знал, чего он хочет. А Спирит гладит, обнимает, целует, успокаивает. Целомудренно так целует, точно старший брат, укладывающий братишку на ночь, а сам в это время ускоряет темп, заставляя кусать губы, чтобы удержать рвущиеся наружу стоны. Штейн толкается в чужой кулак и чуть ли не рычит от нетерпения: ну скорее же, скорее! Казалось бы, вот, ещё чуть-чуть, но кончить никак не удаётся, и парень чуть ли не плачет от усталости и разочарования. Хорошо хоть Албарну хватает такта никак не комментировать происходящее. У него ситуация в точности до наоборот: ему немного нужно, чтобы довести себя до разрядки, но своего члена он не касается. Самочувствие повелителя превыше всего. - Ладно, - выдыхает Франкен почти со стыдом, - хватит. Это бесполезно. Организм слишком ослаблен, так что… Коса неожиданно крепко сжимает головку, и конец фразы теряется в стоне. - Уж если я взялся кого-то довести до оргазма, то этот кто-то неудовлетворённым не останется, - заявляет он с шутливой самоуверенностью, за которой отчётливо чувствуется та самая неловкость, которую так хотел увидеть его напарник. – Ну… хочешь, я тебе отсосу? Жизнь ещё никогда не подкидывала Штейну столько вариантов дальнейшего развития событий. Жаль только, что среди них не было варианта «умереть на месте от удивления», поэтому пришлось побороть в себе суицидальные наклонности и сподобиться на ответ. - Хочу. И молодой повелитель серьёзно задумался над вопросом, кто кому должен сказать сакральную фразу «если кому-нибудь расскажешь – убью». А потом Спирит разжал объятия, и снова стало холодно. А потом жарко. Албарн даже не сосал – лизал, гладил губами как пальцами, только нежнее и горячее. Обводил языком головку, спускался к мошонке, и чувствовалось, что он никогда ничего подобного не творил, но знает, что делать. Опытный, чтоб его. И в рот не берёт, только изредка обхватывает губами, щёлкает языком и отстраняется, дразнится. У Франкена мёрзли плечи, а в голову лезла всякая совершенно неподходящая к ситуации ерунда. А так не должно было быть: всё, что здесь происходило, происходило только потому, что ему нужно было наконец кончить, и следовало сосредоточиться на чём-то возбуждающем. Вот только возбуждающие мысли были такие, что лучше об этом и не думать вовсе. Например, о том, как эти проклятые волосы щекочут бёдра. Или о том, что по разгорячённой и облапанной заднице стекает капля, и это капля слюны Спирита. Или о том, как хочется, чтобы тот взял, наконец, член в рот. Пускай не полностью, хотя бы за щеку, но не просить же его об этом. И Франкен думает, что, может быть, можно было всё свести к игре, ухватить партнёра за волосы, притянуть так близко, чтобы некуда было больше деваться – заставить – но если это тому не понравится, то тогда всё будет совсем плохо. Поэтому Штейну остаётся только представлять, как он бы вжал Албарна в кровать, навис сверху – и трахнул бы его в глотку, сильно, безжалостно, до слёз, хрипов, мольб и стонов. И пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть он перестанет так мокро облизывать основание, пусть он возьмёт, наконец, в рот, ведь предлагал же отсосать, а не довести до изнеможения… И всё это закончится, наконец закончится. Спирит целует, двигает рукой, а потом неожиданно заглатывает член полностью, давит в себе рвотные позывы, жмурится и задерживает дыхание, слегка царапает зубами – но Штейну уже всё равно. Он вскидывает бёдра, задыхается и кончает. По всему телу пробегает цепная реакция обжигающего холода, и кажется, что вот оно, сейчас организм точно разлетится, как перегревшийся механизм, взрывающийся фонтаном мелких раскалённых деталей. Но несколько моментов самого кромешного ужаса, въевшегося в моменты небывалого удовольствия, отступают, и приносят за собой долгожданное облегчение. Становится тепло и душно. Штейн откидывает одеяло и отползает на конец кровати, утыкаясь головой в колени. Что в это время делает Спирит – неизвестно. Наверное, кашляет и выплёвывает сперму, кривясь от отвращения и обещая себе на следующий день уйти из академии. Но нет. Он сидит рядом и обнимает за плечи, и грудь его поднимается часто и сильно. А ещё у него трусы стянуты на бёдра, и Франкен с усилием отводит взгляд от розового подрагивающего члена напарника. - Согрелся? - Да. Скажи спасибо, скажи спасибо, просто скажи ему спасибо. Это не так трудно, как кажется. Но это всё-таки трудно. - Ну, тогда я пойду? Штейн поднимает голову и смотрит на семпая. А у того на лице ни отвращения, ни насмешки, ни даже этого бесящего беспокойства. Только какая-то смутная тревога и ожидание. И повелитель знает это выражение: это выражение человека, который очень хочет сделать что-то крайне неприличное, но не знает, как на это отреагируют. У него у самого где-то с полминуты назад было такое же лицо, наверное. Штейн медленно отрицательно качает головой. И Спирит, точно только этого и ждавший, моментально с силой вдавливает того в кровать, нависает сверху и целует – жадно, требовательно, уже даже как-то привычно хорошо. И можно не думать о том, что он только что делал этими губами и этим языком. - Спасибо, - шепчет Албарн в промежутках между поцелуями и вылизыванием шеи напарника. С ума сошёл, - думает Франкен, но молчит, отвечает на поцелуи, подставляет шею, подставляет грудь – и сам широко раздвигает ноги, кладёт руку на член косы, направляя его вниз, к ягодицам. Спирит не входит, только трётся, но уже от этого у обоих напрочь сметает крышу, и оба даже зажмуриваются, лишь бы не смотреть друг на друга и полностью отдаться небывалому ощущению. И вновь объятия, поцелуи, до жуткого хриплое тяжёлое дыхание, и лунный свет, льющийся через окно, тускло освещает то, что не должно было произойти, но почему-то произошло. Спирит дрожит, чувствуя приближение оргазма, и его ласки становятся жёстче и агрессивнее; Франкен шипит, когда зубы прикусывают тонкую и холодную кожу, но не отстраняется. Коса с силой проводит ногтями по выступающим рёбрам, сжимает, притягивает к себе, почти насаживает. - Франкен, - выдыхает он каким-то непривычным тоном, и повелитель, послушно изогнувшись, чувствует, как становится влажно там, внизу. Спирит мелко вздрагивает и выражение его лица почти жалобное. Почти трогательное. Штейн вздыхает и закрывает глаза. Сейчас бы в душ. Обоим. Смыть с себя сегодняшнюю ночь, стереть въевшиеся в кожу запахи пота, спермы и того, особого, которым пахнут только оружия. А потом на кухню, выпить всё-таки этот чёртов травяной чай, съесть что-нибудь, вместе посидеть за столом. Возможно – поговорить, обсудить, вновь поставить нарушенные сегодня рамки. Может быть, удастся снова, слово за слово, огрызнуться, обидеть, а потом разойтись по комнатам с независимым видом, чтобы на следующий день смотреть друг на друга с привычным равнодушным презрением. Только теперь почему-то не хочется так. Теперь хочется по-другому, и может быть, им сейчас удастся впервые посидеть вместе, радуясь компании напарника. Может быть, они смогут друг другу улыбнуться. Ненавязчиво дотронуться. Сказать что-нибудь ласковое. Назвать друг друга по имени. Спирит. Франкен. Но Штейн засыпает, чувствуя, как его тяжело и надёжно прижимает к груди всё спокойнее и ровнее дышащий коса. Когда молодой повелитель просыпается, он неожиданно чувствует себя хорошо. Яркие солнечные лучи освещают его комнату, которая напоминает место погрома: на полу валяются разбитые колбы – следствие неудачного эксперимента, закончившегося весьма неожиданным образом, там же лежит одежда Спирита, валяются скомканные пледы, на ковре темнеют пятна. Сам Спирит лежит на постели рядом, щурясь во сне от назойливых ярких лучей, кутающийся в одеяло: он всегда мёрзнет по утрам. Франкен задумчиво проводит рукой по волосам, шее, груди, прислушивается к ощущениям. Не холодно. Он чувствует себя вполне здоровым. Поэтому он бесшумно вскакивает с постели и быстрым шагом идёт в ванную, попутно отмечая, что находится в подозрительно хорошем настроении. Даже глупо как-то. Но губы почему-то растягиваются в подобие рассеянной улыбки. И щёки почему-то горят. Штейн останавливается перед висящим в коридоре зеркалом, внимательно смотрит на себя и… - Семпай, мать вашу! Появившийся в дверном проёме сонный Спирит, зевающий и кутающийся в плед, представляет собой какую-то до неприличия милую утреннюю картину. - Чего орёшь? – невинно интересуется он, подходя ближе. Однако нервная улыбка выдаёт его беспокойство: он смотрит на своего разозлённого напарника и ждёт заслуженной головомойки. По уму его вообще убить следовало бы: совратил своего младшего напарника, больного и потому не способного отвечать за свои действия – но Штейна сейчас волнует не это. - Что это? – он нагибает голову в сторону и демонстративно тычет пальцем в красное пятно на своей шее. - Вы о чём думали, когда мне засос ставили? Коса широко ухмыляется, почувствовав, что пускать на органы его пока не собираются. - А чтоб не болел! Вместо наказания тебе: в следующий раз будешь думать, прежде чем так меня пугать. - Наказания? – повелитель почти шипит, судорожно сжимая кулаки. – Я вам сейчас дам «наказание»… Спирит не был готов к нападению, и потому вскоре оказался прижатым к стене с заведёнными назад руками и тупой болью в затылке: Штейн не удержался от того чтобы как следует приложить напарника. Впрочем, особо сложившаяся ситуация его не тревожила. Сам нарвался, сам и получил. - Ты бы хоть оделся, - хмыкнул он, вставая поудобнее и упираясь лопатками в стену, чтобы дать место вывернутым рукам, – а то неприлично. - Да кто бы говорил. Последние слова он выдыхает уже в чужие губы. Спирит удивлённо улыбается, нагибает голову, позволяя чужому языку проникнуть внутрь – и дёргается, широко распахнув глаза от изумления, когда Штейн сжимает его соски. - Блин, - только и может сказать он и беззвучно стонет, раскрыв рот от боли. Франкен с наслаждением сильнее трёт пальцами, выкручивает; семпай молчит и не сопротивляется, только дышит рвано и смотрит как-то почти виновато. И глядя на него, такого неожиданно покорного, отдающегося в чужую власть, злость тут же испаряется. Штейн благосклонно отпускает соски, поочерёдно дует то на один, то на другой, ласково, извиняющееся гладит, а потом нежно целует. Спирит дрожит, но постепенно расслабляется и даже, кажется, нервно улыбается. Похоже, что ему нравится, а уж когда напарник начинает неприкрыто сосать, царапая ногтями второй, оставшийся без внимания – выгибается навстречу, да так развратно, что даже смущает. - Вот я вам сейчас отметин понаставлю, будете потом перед своими девчонками оправдываться, - мечтательно тянет повелитель, отрываясь от левого соска и переходя к правому. - А ты умеешь? – насмешка, а значит семпай слишком уж расслабился. Не чует, получается, в чьей власти. Чувствительный укус возвращает его на место. – Ну хватит, Штейн, перестань. - Я ещё только начал, - голос напарника прямо-таки сочится ядом и желанием отыграться за прошедшую ночь. – И вообще, вам нравится, так что не жалуйтесь. Внушительный стояк тому подтверждение. Похоже, что у косы нет проблем с эрекцией – а много ли юношескому организму для этого надо? Ну и большой же он – ночью на бьющем в голову адреналине не было возможности оценить масштабы, но с утра как-то сразу становится понятно, за что этого придурка так любит женский пол… - Если ты меня сейчас не отпустишь, - взволнованно начинает Албарн, готовый тут же и закончить, но Франкен выжидающе смотрит, ждёт продолжения. - То что? – нахально интересуется он. - То я тебя отымею, - Штейн смотрит ему в глаза и понимает – не шутит. И впрямь отымеет. А вообще-то ещё вчера они друг на друга без внутреннего содрогания смотреть не могли. До чего же иногда мало времени требуется людям, чтобы перейти от одной идиотской ситуации к другой. Франкен мрачнеет. Не то чтобы перспектива секса с семпаем была ему противна – с учётом всего произошедшего это чуть ли не самое логичное дальнейшее развитие событий – но просто это… ненормально же. Да блин. Это же Спирит. Тишину разрывает оглушительная трель будильника из комнаты Албарна. Оба отступают от стены и задумчиво глядят в сторону источника жутких звуков, которые, наверное, поднимают каждое утро вместе с напарниками и весь город. - Может, не пойдём сегодня на лекции? – с надеждой предлагает Спирит. – Ты же болеешь ещё, тебе нельзя. Штейн задумчиво кусает губы. На большинство лекций плевать, но анатомия! Скоро лабораторные начнутся, и если он не получит за них самый высокий балл, то просто перестанет себя уважать. Впрочем, решение нашлось быстро. - Верно, я на них и не пойду. А вот вы пойдёте и всё запишете. И зарисуете. Албарн переменился в лице, разочарованно пожал плечами и отправился в душ. Штейн же, неожиданно почувствовав, как заныло всё тело – а нечего было напрягаться, ему сейчас вообще постельный режим положен, а не обжимания у стенок – потащился обратно в свою комнату. Дойдя до кровати он так и упал плашмя, чувствуя непреодолимую лень и невозможность двинуться, чтобы укрыть себя покрывалом. - Ну ладно, побежал я, - в дверном проёме показался Спирит, нервно дёргающий пряжку ремня, и, оценив открывшийся перед ним вид, довольно присвистнувший. – Ты б хоть прикрылся, а то ведь я могу и плюнуть на первую пару… - Валите давайте, - пробормотал повелитель. – И воды купите на обратном пути. И последний кофе мы ещё неделю назад выпили. - Да я разорюсь, - шутливо покачал головой тот, наспех завязывая перед зеркалом галстук. – Это ж ещё в аптеку нужно зайти. - Зачем? - За жаропонижающим для тебя; за успокоительным – для меня. И за презервативами, естественно! – и коса, не без ловкости увернувшись от запущенной в него подушки, вышел из комнаты, весьма довольный собой. Штейн только хмыкнул. Ладно уж, почему бы и нет. Кто знает, может, вскоре идея переспать со Спиритом перестанет выглядеть настолько идиотической. В конце концов, ещё вчера то, что между ними произошло, и представить нельзя было. А пока что он не умирает от холода, не спешит на пары, и вообще всё хорошо. Странно, но всё действительно очень хорошо. Вот только вечером коса, выскочивший разгорячённый и без шапки на утренний холод, сляжет с высокой температурой, и жаропонижающее пригодится уже ему – а Франкену успокоительное не поможет, и семпай ещё долго будет припоминать ему его панику как доказательство тщательно скрываемой заботы повелителя о своём оружии. Что касается презервативов, то они, конечно, им тоже пригодятся. Но это, как говорится, совсем другая история.