В клетке

Я ненавидела тебя за тот дар жизни, что ты мне дал. Коварно нанесенный удар по затылку – и мир поблек, расплылись флаги спартанцев перед моими глазами – я было обрадовалась, что встречаю смерть в бою. Как должно командующей, как должно воину, как должно мне. Страшно не умирать – страшно приходить в себя, сначала чувствуя запах запекшейся крови, а потом уже физически осязая зудящую боль под повязкой на голове. Руки сведены вместе и связаны – под спиной тюк сена. А в окно льется свет, отчаянно бьющий в глаза, перед которыми все продолжает расплываться. Но шум, похожий на рокот моря – людские крики, радостные крики, приближались ко мне, заставляя желать зажать уши – я привыкла к воплям и крикам. Я любила их. Но сейчас они раздражали. Мимо моего маленького окна, расположенного под самым потолком каменной комнаты, проносились ноги – женские и мужские, в сандалиях и босые, старые и молодые. И крики их становились ясными, слитными, почти осязаемыми: - Горго! Горго! Фемистокол! Горго! Только сейчас я поняла, где я и что со мной. Фемистокол! Грек! Подлый, поганый грек! Как он… Как он посмел?! Я в Афинах, празднующих ныне свою победу на море. Сожженные Ксероксом Афины, которые жили несмотря ни на что. Пожар не затронул подвалов – а я именно в подвале. Рабство. Опять. Вот что ждет меня – ни больше, ни меньше. Теперь вряд ли меня пустят по рукам – будут держать при себе, как подносчика вина. Меня, несокрушимую Артемиссию, подарившую персам бога. Затекшие руки болят, но я подавляю желание тихо подвывая потребовать внимания пленнице. Нет. Не дождется. Встать и подойти к окошку, посмотреть вверх, умудряясь разглядеть здание, расположенное напротив. В этой части город почти не пострадал. Жаль. Я бы очень обрадовалась, если б он провалился прямо в Аид со всеми его клятыми обитателями! На обед Церберу, на растерзание эриниям! К Посейдону на дно морское. Фемистокол не сторожит и не ждет моих мольб о смерти, что еще унизительнее. Он появляется уже ночью, когда Геката выходит на охоту, следуя движению луны. Победитель, увенчанный лавровым венком и всласть насладившийся почестями. Я смотрю в его глазах и думаю о том, что за неимением меча не отказалась бы ему их выцарапать. И заставить сожрать. - Подчиняюсь воле твоей, победитель, - выплевываю я, но на колени, как полагается при этой фразе, не становлюсь. И не встану. Не дождется.