Охота на крупную дичь

Жара стояла такая, что я обливался потом даже в специальном костюме с эффектом кондиционера. Рюкзак с оборудованием с каждой минутой становился все тяжелее. Он и так-то был не легкий, а на Эвридике еще и сила тяжести составляла 1,23 G, что добавляло вес грузу и проблемы нам. Планета Эвридика — дикое, прекрасное и загадочное место. Здесь, по сути, не так давно началась эволюция, и человек получил воистину щедрый подарок от Вселенной — возможность присутствовать при первом акте этого блестящего спектакля. На Земле мы в это время еще даже не стояли за билетами. Джунгли казались сплошным переплетением толстых, как канаты, упругих лиан и прямых и гладких, как опора аэроэкспресса, голых до самой кроны высоченных деревьев. Яркий солнечный свет проникал в джунгли почти на всю глубину, высоко наверху яркие солнечные лучи (для простоты местную звезду мы называли солнцем) широкими полосами пронзали пространство. Там, где мы шли, царила влажная душная тишина, разморенная солнцем. Идти было неимоверно трудно. Мягкая, жирная почва проваливалась под ногами, засасывая в себя наши тяжелые экспедиционные ботинки до половины высоты. Тонкие лианы прилипали к ткани костюма, обвиваясь вокруг коленей и лодыжек, а местная трава, явно созданная по проекту колючей проволоки, впивалась в одежду так, что я почти слышал, как спецткань трещит — хотя она была рассчитана даже на то, чтобы удержать удар когтя или воздействие клыка. Высокие яркие цветы с невыносимо тошнотворным запахом, похожим на аромат земной раффлезии, тянули к нам толстые ветви с узкими длинными листьями на концах. Края у листьев были как бритва, и если они задевали кожу — порез получался очень болезненный, до нескольких сантиметров в глубину, можно было и без глаз остаться. Заживали эти порезы долго и оставляли грубые шрамы. Поверхность листьев у этих цветов липкая, вернее, даже не липкая, а похожая на ленту-липучку прошлого века, которую использовали для одежды и обуви. Лист покрыт микроскопически мелкими острейшими крючками и прекрасно цепляется за кожу и одежду. Одежду рвет в клочья, на коже оставляет обширные ссадины. А сами цветы при этом удивительно красивы. Красные у самого основания лепестков и синие к краям. В общем, эволюция в чистом виде. Каждый борется за жизнь и долю пищи, а мы ведь еще прилетели сюда в сухой сезон. В сезон дождей растительность тут занимает каждый кубический сантиметр, и проводить исследовательскую работу невозможно вообще. Потому что каждые две минуты кто-нибудь претендует на то, чтобы тебя съесть. Джеральд, мой коллега и напарник, шел впереди меня. Мы стали друзьями еще в университете, и сюда, на Эвридику, прилетели в составе одной экспедиции космозоологов — первой масштабной экспедиции землян и, разумеется, ждали от этой планеты потрясающих открытий. Я в нашей группе оказался самым молодым и малоопытным по сравнению с прочими, всего четыре года практики после университета, и некоторые старшие товарищи слегка подтрунивали надо мной. Если говорить объективно, то опыта у меня хватало: во время учебы в университете я каждый год принимал участие в больших исследовательских проектах, а после получения диплома два с половиной года провел в глубоком космосе, занимаясь сложными проектами и исследованиями, включая изучение космических китов. Но в нашей группе у каждого за плечами был подобный послужной список. Джеральд старше меня на пару лет и опытнее на пару подобных экспедиций, но у него хватает такта не акцентировать на этом внимание. Он, как и я, занимается исследованием и ловлей космических животных для зоопарка, только я это делаю для Московского зоопарка, а он — для зоопарка на острове Джерси. Позади меня шел профессор Сагаси, руководитель нашей подгруппы и второе лицо в экспедиции — поджарый суховатый японец, недавно отметивший пятидесятилетний юбилей. Первые дни он ободряюще хлопал меня по плечу и говорил: — Я убежден, будущий профессор Селезнев, что именно ты первым из наших зачипуешь Большого Дракончика! Сагаси любил пошутить. Человек, за спиной которого десятки экспедиций, сотни открытых видов, полдюжины наград Зоологического Сообщества Федерации, три медали Галактического Союза, четыре тяжелых ранения, одна клиническая смерть и пять пересаженных после травм органов обычно обладает хорошим чувством юмора. Я хмуро кивал, оценивая шутку. Нет, в иных обстоятельствах я бы полез в лапы Дракончика в первых рядах. Но во-первых, после того, как капитан Буран подстрелил один экземпляр полтора года назад, все получили возможность собственными глазами убедиться, какое это чудовище. Тридцать пять метров в длину, тонкий, поджарый, небольшая голова (по сравнению с туловищем небольшая, а так-то она у него с пятиметровый посадочный катер) на крепкой длинной шее, двойные ряды зубов, шкура, увешанная щитками с острыми костяными пластинами, по бокам — двойной ряд метровых шипов, выделяющих ядовитое вещество с парализующим эффектом. Длинный, примерно треть от длины всего Дракончика, хвост с раздвоением на конце тоже увенчан гроздью ядовитых шипов. Одним словом, чудесное создание, всеядное, в отличие от Малого Дракончика, являющегося абсолютным хищником. То есть жующее все, что в принципе в состоянии прожевать, а прожевать при необходимости он мог и камни. Если до того, как Буран умудрился подстрелить Дракончика, разрядив два бластера ему непосредственно в пасть, ежегодно находились безумцы, отправляющиеся на поиски этого уникального зверя, то после количество желающих свести с ним близкое знакомство заметно убавилось. Впрочем, оно убавилось еще и потому, что из безумных драконоискателей назад вернулись только те, кто не смог его найти. А таких было немного, потому что Дракончик людей умел искать куда лучше, и Первый капитан стал первым и тут, умудрившись остаться в живых после встречи. Я всецело разделял тезис, что рисковать надо с умом. Лезть же в одиночку к Большому Дракончику, рассчитывая засадить чип ему под шкуру и не являясь при этом Первым капитаном, означало претендовать на премию Дарвина. А я не собирался на нее претендовать. В том числе потому, что было во-вторых. На Земле меня ждала Кира. До рождения нашей дочери оставалось три месяца, и у меня не было никакого права бездумно рисковать собой. Замыкающим шел Лейден Кристен — аспирант зоологического университета Галактического Союза. Он тоже старше меня всего на пару лет, но в отличие от Джеральда, кичится этим и частенько рекомендует прислушаться к его авторитету — хотя в глубоком космосе он первый раз и до этого занимался в основном кабинетной работой. Профессор Сагаси каждый раз неодобрительно покачивает головой, когда Кристен начинает занудствовать, но обычно ничего не говорит — у Кристена академический склад ума, а мозг напоминает компьютер с неограниченной памятью, настоящая живая энциклопедия. Поэтому приходилось его терпеть, хотя в походе Кристен оказался невыносим — он каждые полчаса заговаривал о привале, обеде и о том, что у него ноют ноги, а рюкзак самый тяжелый. Хотя все прекрасно знали, что самый тяжелый рюкзак у профессора Сагаси. Ловить Большого Дракончика мы не собирались — с учетом его размеров и масштабов потребления пищи (до тонны мяса и трех тонн фруктов и травы в сутки) тащить его на Землю не имело никакого смысла, хотя Сагаси внес его в список кандидатов на вольер в зоопарке Галактического Центра. Но этот зоопарк только проектировался, поэтому пока нам предстояло найти несколько подходящих экземпляров и зачиповать их, чтобы иметь возможность вести наблюдение и лет через пять перевезти пару в мегазоопарк. Там для них собирались выстроить огромный вольер площадью в сто пятьдесят квадратных километров. Малый Дракончик — создание более скромных масштабов, зато хищное и гораздо более агрессивное, чем Большой. Длиной он шестнадцать метров, имеет полутораметровые двойные клыки, выделяющие нервно-паралитический яд, сильные лапы с острейшими когтями, и так называемые серные железы. Благодаря этим железам он может выдыхать пламя, что делает контакт с ним весьма опасным. Его нам тоже предстояло найти, зачиповать и провести подготовительную работу перед тем, как его можно будет забрать и увести на Землю. Через месяц на Эвридику прибудет огромный грузовой лайнер, привезет оборудование для многочисленных экспедиционных групп (исторических, археологических, биологических, геологических и прочих), и именно в его трюме будет перевезен Малый Дракончик. Вести поиски животных на Эвридике дело непростое. С целью сохранения флоры и фауны в максимально первозданном виде полеты разведкатеров над поверхностью планеты ограничены. Для эффективной работы биологический разведкатер должен находиться на высоте не более одного километра над поверхностью, в идеале — вообще метров триста-пятьсот, а на Эвридике этот воздушный коридор активно используется местной летающей фауной. В итоге разведкатера обследуют местность раз в десять дней и на высоте трех километров, что дает нам только приблизительные данные об ареале обитания крупных животных. И вот теперь мы собирались уточнить полученную информацию. Согласно данным биокартирования, которые мы получили вчера, на площади в двенадцать квадратных стандартных миль зафиксировано два Больших Дракончика и три Малых Дракончика. Эта территория находится между нашим лагерем и лагерем археологов, которые прилетели на пару недель раньше нас и заняли южный склон Зеленого каньона — большой долины, где в изобилии водились крупные животные. Южный склон — почти безлесное место, со скудной (по здешним меркам, разумеется) невысокой растительностью и с удобным подходом к воде. Животных там мало — Большому дракончику есть там особенно нечего, потому что специфическое лианное дерево, которое он объедает, там не растет, а Малому некого — поскольку те средних размеров звероящеры, на которых он чаще всего охотится, предпочитают тенистый густой лес. Но до этого тенистого густого леса от Южного склона буквально несколько миль. В настоящий момент на Эвридике не зафиксировано ни малейших признаков живых разумных цивилизаций или хотя бы племен, вставших на путь разума, но есть многочисленные следы того, что такие племена были, но по неизвестным причинам вымерли окончательно около двухсот лет назад. Археологи взялись за активные раскопки в надежде понять, почему это произошло и что погубило будущую великую цивилизацию. Профессор Сагаси к археологам относился несколько предвзято: ворчал, что они порой лезут в самую пасть Большому Дракончику, не соблюдают технику безопасности и вообще не думают ни о чем, кроме древних каменных очагов и кремниевых ложек. Но именно археологи сообщили нам вчера, что в двух милях от их лагеря видели Малого Дракончика — великолепный молодой экземпляр, недавно сменивший шкуру и щеголяющий новенькими боевыми гребнями на лопатках, еще светлыми и не обломанными по краям. И вот теперь мы вчетвером, с напичканными оборудованием рюкзаками, шли пешком сквозь непролазные джунгли на поиски Малого Дракончика. — До предполагаемой зоны обитания осталось полторы мили, — сказал Джеральд, бросив взгляд на навигатор на запястье. — Обратите внимание — стало больше поваленных деревьев и разорванных лиан. — За последний час я видел как минимум три кучи старого помета, — сказал Сагаси. — Примерно трех-четырехдневного. И чем дальше мы продвигаемся, тем более свежий помет — видимо, Дракончик откочевал в этом направлении. Смотрите под ноги, ребята, а то шмотки придется просто выбросить — драконье дерьмо не отстирывается. Кристен вздохнул и снова спросил что-то насчет привала, но Сагаси только усмехнулся. — У археологов отдохнем. — Если доберемся живыми, — проворчал Кристен. — Боишься Дракончика? — сочувствующим голосом спросил профессор. — Нет. Но я скоро сдохну от жары и жажды, — Кристен дернул лямку рюкзака, подтягивая ее. — Надо было ехать сюда в сезон дождей, тогда тут воды как раз… Тебе по пояс будет, — хмыкнул Сагаси. Он сам был для японца довольно высок, одного со мной роста, а Кристен едва доставал нам до плеча, из-за чего, по слухам, сильно комплексовал. Кристен поджал губы, наклонился, отодрал от голени какую-то липкую ветку и зло швырнул ее в кусты. Из кустов раздалось хрумканье, шевеление, и снова все стихло. Мы двинулись дальше. В душном, опьяняющем воздухе пахло так, словно кто-то разлил флакон концентрированного мускуса. Дышать было тяжело, и даже неутомимый Сагаси пару раз замедлял шаги. Вдруг Джеральд поднял руку и сделал пальцами знак «Стой». Мы остановились, чуть не ткнувшись носами друг другу в спины. — Что случилось? — шепотом спросил я. Джеральд повел биоиндикатором. — Несколько сигналов одновременно, — сказал он. — Кажется, мы его нашли. Примерно в полумиле, не дальше. Но почему несколько? Один большой, один поменьше и четыре совсем небольших. Это не считая миллиона мелочевки. Самый большой по габаритам наверняка Малый Дракончик, а остальные не могу понять кто. — Насколько они далеко друг от друга? — спросил Сагаси, обошел меня и подобрался к Джеральду. — Довольно близко, — Джеральд подкрутил настройки. — Четыре маленьких кучкой, самый большой от них метрах в ста или около того, средний между ними и приближается к четверым. Кристен подошел ближе. — Тот, который средний, наверняка охотится за мелкими. А Малый Дракончик тоже охотится — возможно, только за четырьмя мелкими, а возможно, за всеми сразу, — сказан он, вглядевшись в экран биоиндикатора. — Включи определение биомассы. Что пишет? — Много помех, — разочарованно покачал головой Джеральд. — Дает только примерную массу с большой погрешностью. Очень много совсем мелкой живности, которая не дает определить точнее. Сагаси задумчиво почесал подбородок, поправил шляпу с москитной сеткой и сказал: — Давайте двигаться быстрее. Там может быть интересно. Мы ускорили шаги, хотя ноги уже гудели от усталости. — Стойте, — Джеральд снова вскинул руку. — Справа по ходу движения на двух часах. Определяет еще три биосигнала, один примерно такой же, как те четыре, хотя пожалуй чуть поменьше, один несколько больше — раза в три, и один совсем небольшой. И еще обнаруживает большое количество органики и кальция. — Гнездо! — воскликнул Кристен, и его глаза загорелись. — Это же гнездо! Скорлупа, черт возьми! Те четыре и этот пятый — почти наверняка детеныши. Это редкостная удача, величайшее открытие, никому еще не удавалось найти самку Малого Дракончика с потомством! Мы сможем не тащить на Землю взрослое животное, а взять детеныша, а то и двоих, если повезет! В глазах Кристена запылал огонь, который, наверное, горел в глазах Колумба и прочих первооткрывателей. Сагаси был настроен совсем не так радужно. — Ты хотя бы теленка у коровы пробовал когда-нибудь отобрать? — спросил он. — А это не корова, это здоровая, ядовитая и крайне агрессивная и без детенышей тварь. Я вообще думаю, что нам нужно разворачиваться и топать обратно — причем очень тихо. — Профессор Сагаси, я не верю, что вы боитесь! — Кристен, видимо, рассчитывал взять его «на слабо», но профессор очень давно вышел из школьного возраста. — Только дураки ничего не боятся. Умные люди знают, когда необходимо отступить, — Сагаси скинул рюкзак на землю и потянулся, хрустя плечами. — Селезнев, свяжись с базой. Возвращаемся. Нечего мамашу в стресс вгонять. — Профессор, — взмолился Кристен, — давайте хотя бы до гнезда дойдем. Раз мамаша отошла от него далеко и потомство топает за ней, значит, все устраивающие ее экземпляры вылупились. Последний наверняка больной или недоношенный. В крайнем случае хоть фрагменты скорлупы возьмем на анализ. Джеральд, дай биоиндикатор, — Кристен шагнул к нему и схватил прибор, не дожидаясь разрешения. — Это же совсем недалеко! — Кристен прижал индикатор к груди. — Двести восемьдесят метров! Профессор, я туда и назад! Возьму кусок скорлупы и посмотрю, что там с детенышем! — Стой! — в голосе профессора Сагаси зазвучала замороженная сталь. — Стой, Лейден! Это тебе не джунгли Амазонки, тут тебя за каждым углом сожрут и ботинок не оставят! Назад! Но Кристен, прижимая к себе биоиндикатор, рванул в джунгли, не оборачиваясь. Джеральд и я бросились было за ним, но Сагаси взмахом руки остановил нас. — Стоять, — прошипел он. — Сдались на мою голову молодые идиоты. Выговор с занесением и вышвырну нахер из группы. Пусть в кабинете сидит, хоть жив останется. Селезнев, второй биоиндикатор есть? — Сейчас, — я уже сбросил с плеч рюкзак и через минуту перебросил прибор Сагаси. Тот поймал его на лету и мгновенно включил. — Этот идиот чешет прямо на гнездо, причем быстро, — Сагаси открыл рюкзак, достал зоологический станнер (он имеет не убивающий, а парализующий эффект), закрепил бластер, быстро вытащил из бокового кармана защитные перчатки. — Оставайтесь здесь, — сказал он. Мы с Джеральдом мгновенно переглянулись и начали экипироваться. — Вы что делаете? — рявкнул Сагаси. — Я сказал оставаться здесь! — Ходить по джунглям Эвридики поодиночке строго запрещено инструкцией, — сказал я, защелкивая крепеж станнера. — Мы оставим рюкзаки здесь, на тропе. Сагаси не ответил, но бросил на нас такой взгляд, каким директор гимназии смотрит на нашкодивших первоклашек. Причем первоклашки, глядя ему в глаза, продолжают в том же духе. Мирное щебетание, шорохи и шелестение прорезал крик. Такой, от которого выламывало наружу мозг и сотрясало резонансом кости. Мы вздрогнули и переглянулись. Крик оборвался, и в то же мгновение из глубины джунглей раздался шум — такой, словно где-то происходила ожесточенная борьба. Мы бросились в сторону гнезда. Сагаси впереди, за ним Джеральд и я замыкающим. Ветви хлестали по рукам, которыми мы закрывали лица, потому что узкие листья с бритвенными краями могли достать до глаз даже сквозь металлизированную защитную сетку, но мы уже не думали об этом. Сагаси двигался так легко и плавно, словно перетекая через поваленные деревья и спутанные лианы, что я понял — я даже не деревяшка. За мной вечно остается след, будто танкер прошел. Джеральд не отставал от него ни на шаг. В какой-то момент Сагаси обернулся и вручил ему биоиндикатор, а сам взял станнер наизготовку. На то, чтобы преодолеть двести пятьдесят метров по густым зарослям, у нас ушло чуть больше трех минут — это все-таки не по гладкой широкой магистрали города гулять. — Стоять, — Сагаси понизил голос до еле слышного шепота. Мы с Джеральдом шагнули ближе к нему и выглянули из-за его плеч. …Впереди росло огромное дерево. Это одно из самых высоких и толстых деревьев в джунглях Эвридики, стволы могут достигать до четырех-пяти метров в поперечнике. Обычно недалеко от поверхности ствол разделяется на несколько частей. Ствол этого экземпляра метрах в двух над землей разделялся на три части, образуя удобное для гнезда вместилище метров восемь в диаметре. Внутри лежала куча веток и широких лианных листьев, а вокруг валялись ошметки битой и давленой скорлупы. Я машинально отметил, что толщина скорлупы не меньше пяти сантиметров — это какой силой должен обладать детеныш рептилоида, чтобы взломать ее изнутри. Из гнезда торчала голая, лысая макушка детеныша, покрытая гладкой красноватой кожей. Детеныш хрипел и надсадно шипел, шумно грыз какие-то ветки и издавал утробный мерзкий звук. Кристен не ошибся. Но кажется, это почти стоило ему жизни. Стояла невыносимая вонь — вокруг гнезда росли местные раффлезии. Я понял, что меня тошнит. Но раффлезии тут были не при чем. Кристен лежал возле гнезда на земле, метрах в пятнадцати от нас, скрючившись в позу эмбриона. Вокруг растекалась лужа темно-багровой крови, быстро просачиваясь сквозь примятую траву и впитываясь в почву. Из рваной раны на животе вывалились петли кишечника, и Кристен рефлекторно сжимал их руками, пытаясь удержать. Раффлезии вокруг суетливо вытаскивали из земли корни и пытались передвигаться в его сторону. — Селезнев, аптечку, — коротко бросил Сагасси. — Джеральд, проверь… Он не успел договорить. Из-за дерева высунулась голова Малого Дракончика. Он резко прыгнул в нашу сторону, и мы рефлекторно подались назад. Это был еще не взрослый экземпляр — видимо, детеныш из предыдущего помета, подросток. Видимо, у Малых Дракончиков организация семейной жизни сходна с таковой у медведей — у них тоже детеныши из предыдущего помета нередко остаются с матерью и помогают растить следующее поколение. Сагаси выхватил станнер и разрядил в дракончика максимальный по мощности разряд, но тот лязгнул пастью и легко увернулся. Такое впечатление, что луч станнера лишь слегка обеспокоил его. Он был ростом с африканского слона, только африканские слоны никогда не обладают такой прыгучестью и прытью. — Кристен жив? — коротко спросил Сагаси, доставая бластер и выставляя максимальную мощность. — Отпугнуть эту тварь не выйдет. — Да, — ответил Джеральд. — Биосигнал говорит, что да. Дракончик подошел ближе к лежащему на земле Кристену. Сагаси поднял бластер и прицелился, но выстрелить не успел — дракончик оказался быстрее. Все случилось в одно мгновение. Дракончик молниеносно наклонился и схватил Кристена зубастой пастью поперек туловища, сжав челюсти, и вцепился в него передними лапами. Раздался тошнотворный хруст костей, и кровь брызнула так, что окропила ближайшие к нам лианы. Нога Кристена дернулась и повисла под неестественным углом, голова откинулась назад, и он захрипел, захлебываясь кровью. Сагаси прищурился и выстрелил Дракончику, целясь не в голову, а в основание передних лап — там у них довольно тонкая шкура и мелкие защитные пластины. Луч прожег шкуру, и дракончик пронзительно завизжал, швырнул жертву на землю и запрыгал по полянке, пытаясь понять, что происходит. — Он его растопчет, — прошептал Джеральд. Его лицо побелело, и он часто дышал. Сагаси был спокоен, как скала. — Джеральд, держи бластер. Целься ему или в пасть, или в подмышки. Селезнев, спасательные ремни с собой? Аптечку наготове. Достань шприц-тюбик с трамином. За мной, быстро. Мы бросились вперед. Кристен почему-то не потерял сознание, он хрипло дышал, зрачки у него расширились так, что голубая радужка почти исчезла. Бедренная кость была раздавлена и осколки прорвали кожу, кровь быстрыми толчками вытекала из бедренной вены и стекала на траву. Брюшная полость была разодрана в клочья, я не мог туда смотреть. Одним движением я приставил шприц-тюбик к шее Кристена и нажал спусковой клапан. Кристен обмяк и умолк. Сагаси вытащил из аптечки спас-комплект, выхватил из него эластичную повязку и вскрыл упаковку. Повязка развернулась в тонкий прочный лист примерно полметра на полметра, и Сагаси накрыл ею живот Кристена, быстро подобрав все, что оттуда выпало. — Я не знаю, дотащим ли мы его живым, — сказал я, подбирая палку и шинируя бедро. Кровотечение из вены Сагаси уже остановил, но сосудосшивательный аппарат в аптечке очень примитивный. — Я тоже не знаю, — Сагаси посмотрел на бледное, как снег, лицо Кристена. — Он потерял слишком много крови… — Ложись! — услышали мы голос Джеральда и ничком бросились на землю: над нашими головами пролетел луч бластера и мы услышали вой Малого Дракончика, получившего в морду еще один разряд. — Хватай его подмышки, — скомандовал Сагаси и кое-как ухватил Кристена за целую ногу и за шину. — На станции его починят. Если, конечно, будет что чинить. Бегом мы добрались до Джеральда. — Идите вперед, — сказал он. — Я буду прикрывать. Минут семь мы добирались до тропинки, где остались рюкзаки — двигаться с раненым без нормальных носилок было очень тяжело, а терять пять минут на их изготовление, оставаясь возле гнезда, было просто опасно — с минуты на минуту могла появиться мамаша. Пока мы пробирались к рюкзакам, Джеральд вызвал станцию. Нам пообещали прислать катер с медблоком на борту, но посоветовали связаться с археологами — до них было в три раза ближе и у них на станции был врач, а наш улетел на три дня на центральную станцию, пополнить запасы препаратов. Джеральд вызвал археологов. — Говорят космозоологи с базы Земля 14 — Вестер 202, нам нужна помощь, у нас тяжелораненый, — Джеральд держал перед собой биоиндикатор. Он у нас остался один — биоиндикатор, который взял с собой Кристен, раздавил Дракончик. — На связи Джеральд Норман. Нас четверо — профессор Сагаси, ассистент Селезнев, я, ассистент Норман, и раненый, ассистент Кристен. Судя по показателям, старший отпрыск дракономамаши продолжал прыгать вокруг гнезда. Не было заметно, что два попадания бластера оказали существенное влияние на его здоровье. Кристен же находился почти на грани клинической смерти, а у нас не было ни оборудования, ни средств оказать ему помощь на месте. Я ввел ему дополнительно двойную дозу трамина — такая доза обезболивающего погружала мозг в глубокую кому, что в дальнейшем могло спасти ему жизнь. — Отправляем катер, — база археологов отозвалась приятным женским голосом. — Ждите через пятнадцать минут. Мы не могли бы попросить вас об ответной услуге? Мы потеряли связь с одним из наших сотрудников примерно полчаса назад в вашем районе. Мы выслали за ним катер разведки, но пока не можем его обнаружить, потому что не имеем данных, в каком направлении сотрудник удалился. — Он отправился без сигнального чипа? — удивился Сагаси. — Он немного рассеян, — виновато сказала девушка. — Он чумарозец, они вообще редко покидают свою планету, с навыками поведения на сложных планетах и в чрезвычайных обстоятельствах имеются пока некоторые сложности. Уникальный гуманоид, очень талантливый археолог, но в плане соблюдения техники безопасности есть проблемы. Особенно если увлечется. Если вдруг вы на него наткнетесь, сообщите нам. Проблема еще в том, что в стандартный спасательный катер он в случае чего просто не войдет. Так, спасательный катер вылетел в вашем направлении. Держите связь, — девушка умолкла. — Чумарозец, — Джеральд почесал подбородок. — Никогда их не видел. Это кто такие вообще? — Это гуманоиды, — ответил я. — Ну, к гуманоидам они скажем так чуть ближе, чем к негуманоидам. Существа с шестилучевой симметрией. Имеют три сердца, шесть глаз, шесть верхних и шесть нижних конечностей. Рост от трех до трех с половиной метров, масса в среднем около тонны плюс-минус сотня — другая килограмм. Да, такой в обычный спасательный катер не влезет. — Ты их видел когда-нибудь? — спросил Джеральд, подкручивая настройки биоиндикатора. — Нет, — ответил я. — Пока не сталкивался, но читал. У них на Чумароз очень любопытные пресмыкающиеся, была у меня мысль привезти в зоопарк. Но Чумароз довольно далеко от нас, жители в основном домоседы и планету покидают редко, к себе визиты тоже особенно не приветствуют. Мы с профессором Сагаси наладили капельницу Кристену, воткнув катетер в центральную вену. Без Сагаси, пожалуй, Кристен уже умер бы — я не владел еще в таком объеме сложными медицинскими манипуляциями. Кровезамещающий раствор поступал в сосуды пострадавшего, но хватит его ненадолго — в каждой аптечке один комплект объемом в 400 миллилитров. Если бы кровотечение у Кристена было полностью остановлено, хватило бы и одной упаковки. Но остановлено оно не было, и в полевых условиях сделать большего мы уже не могли. — Смотри, — Джеральд подошел с биоиндикатором и показал мне экран. — Помнишь, я говорил про биосигналы в полумиле от нас? Четыре небольших, один побольше и один совсем большой. Тот, который побольше, индикатор определяет как тонну с погрешностью в центнер. Большой сигнал определяет как восемь тонн. В настоящий момент большой сигнал находится очень близко к среднему, средний почти неподвижен. — С ним могло случиться несчастье, — заметил я. — Он мог повредить ногу, или у него могло стать плохо с сердцем. Которым-нибудь. Я читал, что у них довольно слабая сердечно-сосудистая система. А с учетом расстояния между ним и Малым Дракончиком, им уже могут закусывать. — Вот что, — профессор Сагаси поправил капельницу. — Оставьте мне один бластер. Себе возьмите два оставшихся станнера и второй бластер. Мой разрядился совсем. Возьмите обе оставшихся аптечки и ни в коем случае не отключайте связь. Идите по биоиндикатору. — Надо вызвать планетарный катер класса «Гамма», — сказал я. — У него грузоподъемность до пяти тонн и полностью поднимающийся верх. Даже чумарозец поместится. — Такой катер есть только на Центральной Базе, — покачал головой Сагаси. — Почти два часа лету. Ладно, я его вызову. Идите. На рожон только не лезьте! Мы с Джеральдом быстро загрузили в один из рюкзаков аптечки и воду, я взял бластер и станнер, а Джеральд надел рюкзак и вооружился станнером. Взял биоиндикатор и замешкался. — Профессор, — сказал я, поняв его замешательство. — Вы останетесь без возможности контролировать положение дракончика. — У нас нет выхода, — сказал профессор Сагаси. — Я попробую его отогнать, если что. У меня хороший слух. В крайнем случае убью, хотя не хотелось бы. Идите, черт возьми! Мы с Джеральдом двинулись вперед, стараясь передвигаться по возможности с минимальным шумом и как можно быстрее. Сигналы на биоиндикаторе становились отчетливее, прибор наконец выдал подробности, в том числе с указанием наличия сердцебиения, и мы убедились, что это действительно чумарозец — его биосигнал выдавал пульсацию трех сердец. — Ритм плохой, — сказал я, когда Джеральд показал мне экран. — Тахикардия и аритмия. — Это может означать, что у него кровопотеря, — хмуро сказал Джеральд. — Возможно, что мы уже не успеваем. Я перехватил бластер поудобнее и мы поспешили вперед. До биосигналов оставалось не более шестидесяти метров, когда мы услышали вой Малого Дракончика, переходящий почти в визг, и рванули вперед, уже не заботясь о том, чтобы нас не услышали. На небольшую полянку мы выскочили внезапно. У подножия большого валуна, покрытого длинноворсым мхом, лежал на земле раненый чумарозец. У него была сильно повреждена одна из правых ног, из-за окровавленных лохмотьев костюма я не мог понять насколько. Мне показалось, что она практически оторвана и держится только на кожно-мышечном лоскуте. Двумя руками чумарозец придерживал лохмотья костюма, еще двумя закрывал обширную рваную рану на груди, одной отстреливался, а еще одной пытался нащупать аптечку, которая должна была висеть на поясе. Но аптечки там не было. Вся трава вокруг была в темно-голубой крови чумарозца (в основе белка, переносящего кислород, у них медь, а не железо). Чумарозец часто, неглубоко и тяжело дышал, а вокруг него прыгал на задних лапах Малый Дракончик. Он прыгал поразительно легко для животного такой массы. Дракончик не мог зайти со спины — с той стороны чумарозца защищал валун, но он все время пытался подскочить ближе и хватануть чумарозца за ногу или за голову. Бластер заставлял его только отскакивать, и было очевидно, что заряд ослабел — Малый Дракончик только взвизгивал, когда луч попадал ему в морду, но не оставлял свою добычу. Когда Дракончик подскакивал слишком близко, почти нависая над чумарозцем (голова животного находилась как раз на высоте четырех метров), тот выпускал из ноздрей в морду Дракончика струи ядовито-желтого дыма с неприятным запахом. Наверное, это слегка отпугивало самку — возможно, потому, что сами Малые Дракончики имеют аналогичные железы. Чумарозцу невероятно повезло в том плане, что он столкнулся именно с самкой, потому что такие железы есть только у самцов, иначе его уже давно поджарили бы и разорвали на куски. — Надо зайти со стороны валуна, — прошептал я. — Чтобы эта тварь нас не видела до последнего. — Попробуем отогнать ее, — кивнул Джеральд. — Боюсь, это бесполезно. Это не Кристен, утащить его на себе мы не сможем. Нам нужно продержаться до появления катера, а это почти полтора часа. За это время у нас точно так же закончится заряд бластера, и Дракончик сожрет нас всех. И не подавится. Боюсь, нам придется выставить заряд на максимум и убить ее одним выстрелом, как это не прискорбно. Я был очень огорчен — я не люблю убивать животных, я предпочитаю их исследовать и изучать. Но выхода не было, потому что жизнь разумного существа все-таки ценнее. Мы сообщили профессору Сагаси, что нашли археолога, и он зафиксировал координаты, чтобы передать их на Центральную Базу. Мы чуть углубились назад в джунгли и обошли поляну, стараясь, чтобы дракониха нас не заметила. Мы не могли тратить энергию бластера на отпугивание — мы даже не были уверены, что максимальной мощности бластера хватит. Первому капитану удалось одолеть Большого Дракончика только потому, что спасаясь от него, капитан проскочил между стволами огромного дерева и дракончик, преследуя его, застрял в расщелине башкой. Капитан смог разрядить ему в пасть два бластера до того, как Дракончик смог вырваться, и этого хватило, чтобы нанести ему смертельную травму. Удастся ли нам такой фокус, мы не знали. В какой-то момент мы услышали крик и тут же — визг животного. Дракониха опять умудрилась дотянуться до чумарозца, и он разрядил бластер ей в морду. Это отпугнуло ее, но мы понимали, что это ненадолго. Мы подобрались к валуну и влезли на него. Валун был высок и широк, и с почти отвесными стенками, дракониха на него не забралась бы. Мы высунулись из-за небольшого камня на верхушке валуна. — Держитесь, — крикнул я на космолингве задыхающемуся внизу чумарозцу. — Постарайтесь не двигаться! Иначе через минуту она просто убьет вас! Самка Малого Дракончика терла передними лапами морду — последний заряд бластера угодил ей между глаз: мы заметили оплавленную коричневую ссадину на шкуре. В воздухе стоял тяжелый запах паленой плоти — кажется, последний заряд чумарозец поставил на максимум. Он наконец услышал нас, поднял голову и кивнул. Его голубоватая кожа была очень бледной. Сигнал биоиндикатора, который держал Джеральд, захлебывался писком — все три сердца чумарозца работали с тяжелыми перебоями. Дракониха подняла морду и прислушалась. — Кажется, она нас увидела, — прошептал Джеральд. Мы пригнулись за камнем. Я снял бластер с предохранителя. — Скорее услышала или почуяла, — ответил я. — Смотри, она именно прислушивается. Интересно, как они различают запахи? Смотри, она открыла пасть. Я подобрал небольшой обломок камня, оторвал от своего комбинезона рукав, испачканный кровью Кристена, завернул в обрывок камень и изо всех сил швырнул его в сторону. Камень прошуршал в гуще лиан и звучно обо что-то ударился. Дракониха метнулась на шум, не закрывая пасти. От ее тяжелых шагов дрожала земля, а в почве оставались глубокие следы. — Ловите шприц, — крикнул я чумарозцу. — Вводите весь, там обезболивающее! Я бросил ему не индивидуальный тюбик, а запасной, в котором было десять стандартных доз. Я не был знаком с биологией организмов чумарозцев, но выяснять подробности было некогда, и я просто прикинул на вес. Одной из правых рук чумарозец поймал шприц на лету, приставил к шее и нажал на клапан. — Спасибо, — прохрипел он и кажется, потерял сознание. — Селезнев, Норман, катер класса «Гамма» со спасательной бригадой на борту движется в вашу сторону, — раздался в приемнике, закрепленном у меня за ухом, голос профессора Сагаси. — Они идут на максимальной скорости. Говорят, что им нужен еще час, чтобы добраться до вас. Постарайтесь продержаться. — Да, профессор, — ответил я. Час. Да тут десять минут продержаться — уже подвиг. Справа раздался тяжелый топот и шум ломаемых веток. Дракониха возвращалась. Мы даже не успели обрадоваться тому, что она отвлеклась от чумарозца, как она уже вернулась обратно. Почему—то она не проявляла к нам явной агрессии, и вообще ее поведение неуловимо изменилось. И тут меня осенило. — Джеральд, — сказал я. — Поставь биоиндикатор на максимальную громкость. Мне кажется, ее привлекает писк прибора. Возможно, он напоминает ей писк детенышей. Возьми станнер. Мы попробуем ее обездвижить, когда она подойдет ближе. Поставь станнер на максимум. — Я понял, — кивнул Джеральд. — Возможно, если попробовать достать ее в упор, то получится. Дракониха начала обходить валун. Индикатор пищал, как нам казалось, на весь лес, а дракониха не могла понять, в чем дело — она не видела детенышей и не чувствовала их, но слышала писк. Она широко разинула пасть, пытаясь, видимо, уловить запах, и ворочала во все стороны зубастой башкой. Наконец она сообразила подняться на задние ноги и выпрямиться. Ее огромная двухметровая голова возникла перед нами так неожиданно, что на мгновение мы с Джеральдом замерли, а потом синхронно разрядили оба станнера ей в глотку. Уже потом, гораздо позже, мы узнали, что только так и можно обезвредить Малого Дракончика (впрочем, как и Большого). Задняя стенка их глотки граничит с крупным нервным узлом, первым и основным двигательным узлом их спинного мозга, который соединен обширными связями с головным мозгом, а стенка черепа в этом месте очень тонкая и напоминает решетку, то есть не сплошная. Именно поэтому Первому капитану удалось убить Большого Дракончика, а нам — обездвижить Малого. Дракониха закатила глаза и медленно осела на землю, не закрыв пасти. Ее задние ноги дергались и скребли почву и растительность вокруг, но в конце концов она окончательно затихла. Мы с Джеральдом спустились с валуна с другой стороны, чтобы случайно дернувшаяся лапа не порвала нас пополам, и бросились к чумарозцу. Он был едва жив. Дыхание стало совсем поверхностным, и диагностический щуп показал тяжелую аритмию одного из сердец. Два других сердца не бились. — У нас должно быть универсальное противоаритмическое, — сказал я, вытряхнув содержимое аптечки на траву. — Вот оно, — Джеральд протянул мне шприц-тюбик. — Но тут только пять доз. — Еще и сердец три, — ответил я, разрезая на груди остатки костюма чумарозца. — Будем надеяться, что хоть на одно сработает. На серовато-голубой коже виднелись отчетливые следы зубов драконихи. С ее точки зрения она всего лишь слегка цапнула добычу, даже не запустив зубов слишком глубоко, но видимо, сработал яд. Не исключено, что сердца чумарозца остановились именно поэтому. Я ввел препарат с левой стороны груди — именно левое заднее сердце еще работало, тогда как переднее и правое заднее не подавали признаков активности. — Ритм стал ровнее, — сказал Джеральд. — И он приходит в себя, если это можно так назвать. Чумарозец открыл два глаза из шести. — Спасибо, — сказал он. — Спасибо, благородные земляне. Еще пара минут, и стал бы пищей для младенцев Малого Дракончика. — Не шевелитесь, — ответил я. — Ваше состояние очень тяжелое. Катер со спасательной командой будет здесь только через сорок минут. Как ваше имя? — Мое имя — Громозека, — ответил чумарозец. Мне показалось, что он вдруг почему-то обиделся. — Я очень известный археолог! Меня знают на десятках планет! — Извините, — ответил я. — Мы — космозоологи, в археологии не слишком разбираемся. У вас есть своя аптечка? Наши дозировки препаратов слишком незначительны для вас. — Должна быть, — Громозека попытался повернуться и не смог сдержать стон. Одна из его ног была почти вырвана в верхнем коленном суставе, и смотреть на голубоватые окровавленные хрящи было невыносимо. Мы с Джеральдом наложили на разодранное колено Громозеки эластичную повязку, и я отправился искать аптечку. Я нашел ее в пяти метрах от валуна, вдавленную в почву огромной ступней Малого Дракончика. По счастью, земля в этом месте была мягкая и аптечка не пострадала. Мы отыскали препарат для сердца и ввели его Громозеке. Дефибриллятора у нас не было, но человеческий Громозеке и не помог бы. Джеральд сходил посмотреть, как чувствует себя дракониха. — Дама начала шебуршиться, — сказал он, вернувшись. — Скоро придет в себя. В идеале нам бы к этому времени убраться куда подальше. Я прекрасно понимал, что он прав — станнеры разряжены, и в случае повторного нападения нам придется просто ее убить, а это было бы неправильно. — Зачем вы отправились в лес? — спросил Джеральд, и мы вдвоем помогли Громозеке сесть. — Раскопки показали, что местные жители охотились на некрупных ящеров и делали это в одних и тех же местах, — ответил тот. — В пещерах мы нашли наскальные рисунки с изображением охоты. Среди прочего там был изображен этот валун, и я рассчитывал обследовать это место на предмет пригодности для раскопок. Здесь наверняка можно было бы найти копья, наконечники для стрел и много чего еще. Возможно, и ответ на вопрос, почему они вымерли. — Вон он, ответ на вопрос, — проворчал я, кивнув в сторону драконихи. — Не исключаю, что именно обилие хищных форм среди местной фауны привело к вымиранию будущих разумных. Но в этом еще разбираться и разбираться. Пойду воткну ей чип, раз уж на то пошло. Пусть послужит науке. Я поместил чип драконихе под шкуру на задней поверхности шеи. Мне пришлось действовать очень осторожно, так как огромная голова елозила по земле, и челюсти с острыми клыками лязгали прямо у меня над головой. Передатчик наконец ожил и, пробираясь обратно к Джеральду и Громозеке, я услышал: — Селезнев, Норман, вызывает катер «Гамма-восемь». Через две минуты будем у вас. Вскоре мы услышали шум приближающегося катера — они снижались к нам, почти пикируя. Из катера вылезли четверо спасателей, выгрузили специальную лебедку, на которой были укреплены носилки, и загрузили Громозеку внутрь. Доктор, прилетевший со спасателями, тут же подключил к нему диагностическую аппаратуру и кардиостимулятор. Профессор Сагаси, тоже прилетевший на катере, вместе с нами подошел взглянуть на дракониху. — Прекрасный экземпляр, — сказал он. — Молодая совсем, второй помет только. Мы сейчас видели ее четверых детенышей, они пируют над кратоящером в трехстах метрах отсюда. Будем пролетать мимо — зачипуем. Попробуем с воздуха, у них шкура тонкая еще, воздушкой наверняка получится пробить. С этой мадам такое не прошло бы. Дракониха дернула задней лапой и не достала до нас буквально полметра. — Давайте в катер, ребята, — скомандовал Сагаси. — Мадам сейчас проснется. А это вам не подросток. Кристену повезло, что остался в живых, сейчас его уже штопают на базе. До Центральной Базы мы добирались почти полтора часа. Нам удалось зачипировать троих из четверых детенышей. При этом они подняли пронзительный писк, действительно очень похожий на писк биоиндикатора, на который вихрем примчалась едва пришедшая в себя мамаша, так что нам пришлось улетать, не зачипировав последнего детеныша. Но если не считать тяжело раненого Кристена, вылазка получилась удачной. — Спасибо, Селезнев, — говорил пободревший Громозека. Он держал мою руку двумя крупными ладонями и время от времени тряс ее так, что я боялся, что моя ладонь оторвется. — Вы спасли мне жизнь! Вы спасли будущее археологии! Галактическая общественность этого не забудет! Я ваш вечный должник, Селезнев! Мои три больших сердца никогда не забудут вас! Громозека приходил в себя в госпитале Центральной Базы несколько дней. Туда же перевезли и Кристена, так что мы с Джеральдом навещали их обоих. Сагаси записал нам благодарность в личное дело. Он был так рад, что все в итоге закончилось благополучно, что даже не стал писать выговор Кристену, и выгонять его из группы не стал тоже. Громозека оказался весьма интересным собеседником, хотя несколько тщеславным и со странным чувством юмора. Но он и впрямь проникся ко мне искренней благодарностью. Узнав, что я ожидаю рождения дочери, он впал в глубокое восхищение: — Твоя дочь — моя дочь! Ты спас чумарозца, еще не имеющего детей, и при этом сам рисковал собой, еще не оставив потомства! В его глазах это было высоким риском, потому что чумарозцы обычно очень трепетно относятся к тому, чтобы продолжить себя в детях — погибнуть, не оставив потомства, у них считается очень грустным жизненным финалом. Впоследствии археологи очень помогли нам: мы смогли придумать комбинацию, чтобы заманить Большого Дракончика в ловушку и защемить ему голову гигантским стволом дерева. Благодаря этому нам удалось зачиповать его, подобравшись на близкое расстояние — я спустился на тросе с катера и выстрелил из воздушки для чипирования почти в упор. Риска в этом не было — голова Дракончика оказалась фиксированой, а хвостом до собственной головы он не доставал. На то, чтобы освободиться, у Дракончика ушло почти пятнадцать минут, но зоологический катер к этому времени был уже далеко. А с Громозекой с тех пор мы стали большими друзьями. Время от времени мы сталкиваемся с ним на разных планетах, и он обожает давать нам советы о том, как ловить крупную дичь, несмешно шутить и подкидывать мою дочь Алису к самому потолку. Некоторые его боятся, потому что для непривычного к чумарозцам гуманоида он выглядит ненамного безопаснее, чем Малый Дракончик, особенно если выпускает носом желтый дым. Но он очень добрый. Во все свои три больших сердца.