Договор на вечность

– Как окончание школы? – Если что-то изменится, я дам тебе знать. ------- Шестой этаж навсегда запомнится мне своей обителью одного из самых близких на тот момент людей. Этот человек всегда знал, что ему нужно и никогда не отступал от начатого дела. Я восхищалась им тогда, я восхищаюсь им до сих пор. Пробравшись сквозь черный коридор, наткнувшись по пути на арматуру, я взвизгнула от боли, но продолжила свой путь. Почувствовав кнопку лифта под своей твердой ладонью, я незамедлительно нажала на нее. Она загорелась, мои глаза тоже. Я ждала этой встречи целую вечность. И вот я здесь. Пару секунд, и она произойдет. Сердце бьется в бешеном ритме и звучит приглушенным эхом, отскакивая от стенок лифта. Лифт едет медленно, будто бы змея, проглотившая крокодила. Кто этот крокодил? – Я. Стучу в апартаменты своего товарища, ни на секунду не забывая о том, зачем пришла. Стук всецело проносится по помещению, но я будто бы в вакууме, и не слышу больше ничего, кроме... – Привет, – кроме его голоса. Он звучит отчетливо с нотками грусти и печали. – Я вовремя? – Как всегда. В его доме пахнет выпивкой и собакой, неудивительно. Он очень похудел, выглядит уставшим, побитым. Синяки на его коже оттеняют его темно-синие глаза. На секунду я понимаю, что утопаю в них, но потом сразу хватаюсь за спасательный круг и возвращаюсь в реальность. – Дже-е-ек, где ты? – мне надо было отвлечься на что-то, кроме товарища. Мозг парализован, и только банальные вопросы помогают задержаться на пару секунд здесь и сейчас, а не утонуть в который раз. – Не старайся, я продал его. – Зачем? – Слишком много гадил за ненадобностью, – мой товарищ проходит прямиком на кухню, и я слышу, как гремит дверца шкафа и звенят стеклянные стаканы, словно колокола. А ведь как вспомню эту собаку, так сразу вздрогну. Ее излюбленным местом был балкон, на котором сушилось все свежее белье, росли цветы и прочая чертовщина, что была у каждого в то время на балконе. Как в следствие, белье, сохнувшее рядом с кучкой собачьего кала, приходилось перестирывать, если тебя не радует перспектива пахнуть зоопарком целый день. Вы удивитесь, но именно от этого противного, хоть и естественного примера, я получила важный для себя урок. Деньги ничего не стоят. Пускай, твое дорогое платье от Валентино будет стоить более пяти сотен, оно не будет лучше подранных бомжарских штанов, если лежало рядом с кучкой говна. Так же и с людьми. У некоторых из них говно внутри. И каким бы одеколоном они не забрызгивали себя, какую бы маску не надевали – от них будет веять гнилью за километр. – Ты так долго меня не навещала, – он наливает мне непонятной консистенции содержимое в блестящий на солнце стакан. Я жду, пока количество напитка сравняется у нас обоих, и залпом выпиваю. Алкоголь прожигает все внутри, а может, просто залечивает то, что уже было прожжено. – Я же сказала, что дам знать, как только что-либо изменится. Мой товарищ не достает глупыми вопросами. Он выпивает и всматривается в мой злато-карий омут, но не тонет в нем. Он слишком сильный, чтобы утонуть. Слишком защищенный от этого забвения. Он молчит, ведь знает, что я сама все расскажу. За это я его и ценю. – Столько лет. Столько лет я пыталась забыть того, с кем когда-то согласилась на вечность, – голос сходит на "нет", и я делаю глубокий вдох, чтобы не сорваться окончательно. – Ты же с самого начала знала, что это невозможно. – Я не теряла надежду на то, что разорвать этот договор можно раз и навсегда. Все зря. А время ушло, с ним моя надежда. – Ты никогда не задумывалась над тем, что бы ты сказала тому, с кем подписала договор на вечность, если бы у тебя был тогда был шанс? – голос товарища успокаивает меня. Он, словно мягкое одеяло, укутывает меня и согревает. Мне становится спокойнее, мне уже не страшно. – Я бы попросила прощения за те годы. – А раньше бы ты сделала другое. – Что же? – Призналась, надеясь на что-то, – он улыбается мне и откидывается на спинку стула, ожидая того, что я сама все пойму. – К чему все это теперь? – но я не понимаю, или просто не хочу понимать. – Вот именно. Ни к чему. – А зачем мне это знать? – Ах, ты еще не поняла? – мой товарищ встает и направляется к окну. Этот жест означает лишь то, что я должна пойти за ним. – Что тут понимать? – я бросаю ему вдогонку слова, а затем преграждаю путь и пристально смотрю на него. Не утонуть. Только не сейчас. – Ты почувствовала вечность. – Я ее почувствовала, заключив договор, – я выплевываю эти слова, будто бы яд, скопившийся за столькие годы. Пока что спасена. – Нет. Совсем нет. Ты почувствовала ее сейчас. Ты расторгла договор, – уголки его губ мягко и устало поднимаются, вытягиваясь в тонкую нить несуразной формы. Меня это не пугает. Наоборот, это завораживает. Это тянет на дно, и я не могу вырваться из этих уз. Теперь мы молча стоим и смотрим в окно с высоты полета самоубийцы. Ветер обдувает наши лица, а вдалеке горят огни ночного города. На улице тихо, и эта тишина расслабляет, помогает собраться с мыслями. Я смотрю на товарища и понимаю, что он делает меня счастливой. Молчание ведь так часто лучше, чем пустая болтовня. Оно ведь так важно. И ведь так мало людей умеют молчать. Его слова останутся в моей памяти навсегда, как и он сам. Такой невероятный, такой идеальный. Если бы я могла сделать из него статую, то заказала бы самый дорогой на свете мрамор. Глаза бы сделала из лазуритов и сапфиров, а белок глаз из кристалликов бриллианта. Волосы бы его были из черного, словно смола, агата. Они бы обрамляли его лицо, как самая изящная на свете рамка. Настолько он красив. Его слова – это то единственное, что я пронесу через года глубоко в ячейке своего сердца. Я почувствовала вечность, не заключив договор на нее, а расторгнув. Я свободна. Я прощена. Точка.