проснись

Витки и вправду бесконечны. Только проживешь одну неделю — сразу начинается новая смена. И не имеет значения, что ты сделаешь. Сядешь в автобус со всеми, один, с кем-то — повтор. Останешься в лагере один или с кем-то — повтор. Будешь бежать отсюда — хватит ненадолго, когда-то все-таки захочется спать — и повтор. Снова привычный «Икарус» привезет к не менее привычному «Совенку». Сначала это пугало. Я не мог поверить, что Пионер не лгал мне. Пытался прочувствовать все на себе, найти выход любой ценой. Ничего. Совсем ничего. Попытки узнать что-то у обитателей бесполезны. Мне казалось, что я не выдержу. Это было похоже на круги Ада. Только мой круг повторялся, повторялся. Все они говорили одно и то же, словно заучили все фразы. Мне казалось, что я бесконечно возвращался в прошлое, эдакую точку возврата, чтобы сделать то, что должен. А это «что-то» было явно важнее всей моей жизни. Тогда я впервые услышал, как кто-то сказал мне: «Проснись». Это был жутко знакомый, но в то же время незнакомый голос. Потом я слышал множество голосов. Мужчины, женщины, дети. Все они кричали мне только одно — «Проснись». Со временем лагерь мне начал нравиться все больше и больше. Обитатели уже не казались какими-то зловещими. Все были настолько добрыми и открытыми, что... я просто не мог желать лучшей жизни. Я мог делать все, что хотел. Учиться тому, чему хотел. Общаться с ними со всеми, сколько хотел. Ведь для меня не было счета времени. Для меня это была бесконечная смена, бесконечный пионер-лагерь, бесконечное лето. Я не взрослел. И никто не взрослел. А самое главное — они никогда не бросали меня. Просыпаясь в автобусе, я знал, что сейчас встречу Славю, потом Ульянку и Лену, Электроника, Шурика, Ольгу Дмитриевну, Алису, Мику, Женю и всех остальных. Они не могли уехать от меня. И я не мог уехать от них. Хотя, фактически, какой-то способ существовал, но... искать уже не имело никакого значения.

***

Поход. Я сижу и наблюдаю издалека, как спорят Лена и Алиса. Стоит ли мне подходить в этот раз? Как-то не хочется. Может быть, в следующий? Не думаю, что что-то измениться. Можно пойти поискать Ульянку и вместе до смерти напугать пионеров, а можно сходить за Славей на пляж. Ехать одному меня совсем не прельщало. Раньше я встречал Пионера, но последние тридцать витков он уже меня не навещал. Может, выбрался? Я усмехнулся сам себе. Ладно, не хочу, чтобы мне сильно влетело. Пойду поищу Ульянку. И тут я снова слышу тот самый голос. «Проснись». Она... просит меня, да? Бред. Слуховые галлюцинации. На этот лагерь невозможно повлиять извне. Мне просто кажется, потому что сейчас мне скучно и я устал.

***

Смена заканчивается сегодня. Пожалуй, все-таки надо ехать. Я постоянно оставался с кем-то в лагере. А пейзажи в автобусе такие живописные, что мне хочется еще раз взглянуть на них. Я даже утруждаю себя тем, чтобы собраться. Хотя не понимаю, зачем я каждый раз это делаю, если все равно сюда вернусь? Но иногда боюсь, что эти миры отличаются и мои вещи все-таки потеряются или Ольга Дмитриевна их куда-нибудь выкинет, решив, что очередной раздолбай-пионер забыл их. «Проснись». Вновь звучит голос в моей голове. Я подхожу ближе к автобусу и он становится громче. Проснись, проснись, проснись. Я брежу. Замираю и голос прекращается. Смотрю на лагерь. Может, мне опять остаться тут? Хотя, что с того. Лягу спать, потом проснусь. В автобусе. Икарусе.

***

Я сижу на пляже. Славя купается. Она выглядит такой красивой в лучах заката. Может, в настоящей жизни я был бы рад, если бы она была моей девушкой. Но... что такое настоящая жизнь? Может, она мне просто приснилась? В любом случае, мне туда уже не вернуться. Славя выходит и присаживается рядом. Мы молчим. — Как думаешь... — решаю первым завязать разговор, — что, если весь этот пионер-лагерь — всего лишь сон? И стоит нам проснуться, как мы снова окажемся дома? Представляешь, как было бы забавно. Что ты жила бы в каком-нибудь далеком две тысячи десятом, а твой сон находился в восьмидесятых прошлого века. И я был бы не настоящим. Не существовало вообще. Лишь плод твоего воображения или персонаж, у которого нет собственного мнения и он постоянно говорит заученным текстом? И все остальные тоже... ненастоящие. И ты бы не могла проснуться. А кто-то отчетливо говорил бы тебе: «Проснись». — С чего ты это вдруг? — недоверчиво покосилась на меня Славя. Так и знал. Я не могу задавать настолько прямые вопросы. Все равно на них никто не ответит, а мое поведение вызовет лишь подозрения. Хотя, впрочем, какая разница? Что бы они со мной не сделали, милиции тут все равно нет, да и вообще других людей не водится. Продукты питания, медикаменты, пионерская форма и тому подобное поставляется из ниоткуда. Автобус сюда приходит только в конце смены, а если и приходит раньше, то он не для меня. Автобусы тут ходят сами собой, водителя нет. Да и вообще, жизнь этой реальности существует только в пионер-лагере. Ничего другого не существует. Поэтому я решил перевести диалог в мирное русло: — Ничего, просто сон вчера приснился. Кошмар. Только странный какой-то, вот мне и стало интересно. — Вот оно как. — А ты бы проснулась? — поинтересовался я. — Что? — она непонимающе уставилась на меня. Ясно. Сделает вид, что ничего не произошло. — Если бы у тебя был хороший правдоподобный сон, а кто-то постоянно звал тебя и говорил «Проснись», ты бы проснулась? Или осталась бы дальше досматривать сон? — просто удовлетворить любопытство. Мне даже стало интересно, опять она в своей манере переспросит «Что?» или «К чему это?». А еще она может сослаться на то, что дел много. Я ведь уже задавал подобные вопросы. Она ничего не ответит. — Я бы проснулась. Это что, какой-то намек свыше?

***

Опять автобус. Опять я сажусь. Кажется, это уже сто пятидесятый виток здесь. Опять живописные виды, которые никогда не меняются. Дорога, которая никогда не заканчивается. Голоса пионеров, которые никогда не утихают. И постоянная усталость, которая не проходит. Как бы я не старался, все равно засыпаю. Однажды я попытался не спать очень долго. Часов шесть. И знаете... ничего не изменилось. Все те же виды и те же пионеры, все та же нескончаемая дорога. Как только я засыпаю — начинаю новый цикл. Все просто. Глаза закрываются сами собой. И где-то на задворках сознания я все еще слышу: «Проснись». Знаешь, я был бы рад больше не проснуться в этом лагере. Но я засыпаю. И вновь открываю глаза. В привычном «Икарусе». Солнце бьет в глаза. Вот и пришло время сто пятидесят первого витка. Но я до сих пор помню, что кто-то в автобусе отчаянно шепчет мне: «Проснись».