Майские же!

Очередная поездка на дачу Брагинского состоялась на Майские праздники. Для русских этот праздник очень ценен, и, хотя многие не могут припомнить, как нынче правильно именовать его (праздник весны и труда? праздник мира?), но всем понятно, что это отличный шанс попасть за город и поесть шашлыки, запивая их несомненным алкоголем. На этот раз народу набралось много, и поездку на нескольких автомобилях заменили совместным путешествием на поезде. Сперва все приняли это легко, ведь в поезде можно и поговорить, и полюбоваться видами из окон, и даже, как детям, порадоваться появлению продавцов мороженого и сладкой воды, купив у них что-нибудь вкусное и вредное. Но реальность была не такой радужной. Как настоящие совы, собрались все ехать только на пятичасовой электричке, благополучно пропустив все пустые утренние. Итог — мест не было. При первом осмотре — вообще. При более пристрастном втором — обнаружились несколько пенсионеров, которых уговорили освободить места, закинув (закидывали предлагающие) свои необъятные сумки на верхние полки. Как итог этой борьбы за сидения, получились следующие комбинации: раскрасневшийся Феликс со смотрящей на него влюбленными глазами Олей, Гилберт с Антонио, а Иван с соскальзывающим с края скамейки несчастным Франциском, то и дело пихаемым сидящей рядом с ним маленькой девочкой. Эта девочка постоянно требовала у мамы конфеты, просила открыть, а потом закрыть окно несколько раз за всю поездку, а в конце концов измазала пальто Франциска мороженым. Бонфуа терпел. Он искренне надеялся, что шашлыки оправдают все тяготы дороги. Однако, не одному Франциску было нелегко. Были и другие моменты, о которых нельзя не упомянуть. Например, о том, как вышедшие покурить Антонио и Гилберт чуть не остались докуривать на станции, когда электричка, сделавшая остановку в ожидании встречной, тронулась в дальнейший путь. Догнали, остановили. Хорошо, машинист попался человеколюб — позволил курильщикам вернуться в ржущий коллектив друзей, все время действия радостно машущий приятелям руками из окон. Или еще момент с кошельком Феликса, который он широким жестом протянул продавщице сладостей, чтобы она сама вытащила сколько надо купюр. Наивный Феликс! Она и вытянула. В пять раз больше. Лукашевич догнал ее через три вагона и вежливо попросил деньги вернуть. Ну, это он говорит, что вежливо, а как там на самом деле было, никто не знает. Но купюры поляк вернул. И больше в течении поездки ничего не покупал вообще. Чего не скажешь об Оле, которой понадобились в пути: пластырь, лимонад, фонарик, книга грамматики русского языка и, как финал, шорты пятьдесят шестого размера. На вопрос зачем они ей, украинка мило улыбнулась и сказала: «На вырост!». Феликс быстро прикинул прогрессию увеличения остальных частей тела соразмерно бедрам и остался доволен. Наконец, электричка привезла их в нужное им место. Но на этом поездка не закончилась, ведь предстоял еще сельский автобус! А это вам не хухры-мухры — битва за места в электричке не могла и сравниться с предстоящим. Быстроногий Антонио запрыгнул в автобус первым. Но радовался недолго. Мало того, что все заходящие за ним просили помочь затянуть в транспорт их тяжеловесные сумки, так еще и быстро и уверенно оттесняли испанца к дверям. В итоге, зашедший первым Карьедо решительно сдался и превратился в зашедшего последним. Возле Франциска сидела та самая девочка из электрички. Француз принимал суровую действительность, как наказание за свои грехи, и молча созерцал, как малютка сосет конфеты и пристраивает фантики ему в капюшон пальто. Гилберт ехал злой, как чёрт: он хотел курить и ждал только момента, когда можно выскочить из автобуса и засмолить бычок. Ситуация с почти упущенной электричкой минула в прошлое, и Байльшмидт размышлял, что с автобусом она не повторится. Она повторилась возле магазина, но уже по собственному желанию. Гилберт и Антонио оставили свои сумки на распоряжение Франциску, Ивану и Феликсу, (Олю никто сумки таскать не заставлял, она же дама!) и вышли из автобуса, чтобы закупиться сельским знаменитым самогоном. Вернулись они к тому моменту, когда овощи были порезаны, мясо жарилось, безалкогольные напитки расставлены, и ждали только друзей и их покупок. — Ну, с праздником! — громко объявил Иван, когда все расселись на скамейки возле мангала и подняли вслед за Брагинским стаканы. И тут грянул ливень. Без предупреждения, по-подлому. Но русские же не сдаются! Иван отставил так и не тронутый стакан и отошел к сараю, пока все спасали кто что мог. (Оля прикрывала собой овощи — остальные больше беспокоились за мясо). Вернулся Брагинский… с огромным зонтом от солнца. — Знал же, что пригодится однажды, — Брагинский крякнул, фыркнул и воткнул основание зонта в землю. Все сгрудились под ним. Так и праздновали. Под проливным дождем и раскатами грома, прикрываясь зонтом от солнца. Дождь кончился уже через пару часов, а расходиться никто так и не собирался. Зонт тоже оставили на месте. Мало ли что.