***
В течение пяти дней, прошедших с первого привала, Тия засыпала с надеждой, что снова встретится с незнакомкой и прикоснётся к тому, что по неизвестным причинам забыла. Но к её огромной досаде, аликорна посещали только обычные, уже навлёкшие на себя гнев сны. Она почти силой заставляла свои глаза закрываться и, покидая явь, раз за разом не находила искомое. «Это уже начинает походить на издевательство! – негодовала Селестия, вырванная из дрёмы очередным резким торможением. – Она показала моё детство… мрачное и злое. Детство, в котором я обычная пони… Но что же с этого? Где? Где обещанные ответы? Кажется, Фелис боится, что, узнав что-то страшное, я поверну назад… Что ж, если это правда, то… Нет, лучше не думать о таком и позволить событиям идти своим чередом. Выбирать мне всё равно пока не из чего…» – Тверские совсем страх потеряли! Это ж надо, так дело-то запустить! – махая масляной лампой, громко ругался извозчик. Выглянув из окна, княгиня удостоверилась, что шум поднят вовсе не беспричинно: гать, по которой осторожно продвигался возок, была, если выразиться помягче, не в лучшем состоянии. Прогнившие брёвна то и дело проседали под лыжами, грозя завалить транспорт. До этого, слава Богу, дело не дошло – всё обошлось лёгким креном. Извозчик, не единожды ходивший этой дорогой, знал, что низина во многих местах затоплена и заболочена, сковавший воду лёд ненадёжен, а потому – съезжать с гати дело рискованное. – Ну что, совсем никак? – выбираясь наружу, Василиса окликнула тщетно машущего хлыстом мужика. – Никак, сударыня. Скорее крупы до дыр добью, чем лошади сдвинут нас с места! – А ежели княгиня со мной на своих дв… четырёх пройдётся, гать худую минув? – предложила девушка, почёсывая за ухом крайнюю, шумно дышащую носом кобылу. – Неловко было просить, красавица, но раз сама предложила… – начал свой ответ извозчик, – да, так дело бы спорее пошло. До тверского посада отсюда рукой подать. Авось доберёмся раньше, чем окончательно стемнеет. В последнее заверение Тии верилось очень слабо: гать петляла меж подножий покатых холмов и мрак оседал здесь загодя, ещё до окончания и без того по-зимнему короткого дня. Не дожидаясь приглашения, отлично слышавшая разговор княгиня покинула возок. Пешком, так пешком. Перспектива заночевать в таком мрачном месте её не прельщала. Хруст снега под ногами идущих, редкое фырканье лошадей, скрип бревён – все звуки казались какими-то приглушёнными, словно это место не желало расставаться с тишиной. Даже птицы молчали. В довесок к этому с самого начала пешей прогулки Селестии казалось, что за ней кто-то наблюдает. Нет, речь шла не о взглядах сопровождающих княгиню всадниках и девушки. Тревоживший её наблюдатель был тайным и скрывался где-то там – за голыми стволами деревьев и мёртвыми пнями, в тени жёстких стеблей камыша и рогоза. «Вот только паранойи мне ещё не хватало… – поёжилась кобылица, косясь на зловеще ощетинившуюся кочку. – В страхе понивильцев, впервые увидевших мою вернувшуюся сестру в ночь Кошмаров, наверное, было столько же смысла». – Если какая-нибудь лихая голова вздумает западню нам подстроить, то лучшего места, чем это, ей точно не сыскать, – как бы невзначай подметила Василиса. – Боже упаси, сударыня! Нам токмо энтих не хватало, – перекрестился извозчик. – Но думается мне, не людей нам опасаться нужно. Молвят в народе, нечисть тут обретается… Ещё больше сжалась под тёплой шубой Тия. Хоть и не имела она чёткого представления о том, что есть нечисть, которую в страхе помянул человек, но что встреча с ней явно не сулит ничего хорошего, было очевидным. – А что это за нечисть такая? – спросила аликорн, подбрасывая дров в костёр беседы. Шествовать в зловещей тишине было крайне угнетающе. – Чудища сказочные, которыми мать дитё пугает, чтоб лучше слушалось, – отшутилась девушка. С медленно ехавшего впереди возка на Василису пал осудительный взгляд извозчика. – Может, ты что молвишь? – тут же бросила она ему. – Нечисть ваша – енто бесы или же те, шо с ними на короткой ноге, да души грешные, покой после смерти не обретшие. В каждом месте по-разному их кличут. Ежели в лесу с нечистью столкнёшься – лешим, игошей или лихом одноглазым наречёшь. На дороге что с тобой приключилось – будешь встречника окаянного винить. А ежели в топях ты заплутал, то на хозяев болот всё вали – кикимор там, болотников и болотниц всяких. И нет от всего ентого спасу, коль нехристь ты. Уж чего, а креста животворящего вся это братия пуще огня боится! Тия вздохнула, кинув сомнительный взор на свои копыта. «Да уж… От нечести мне не отбиться…» И часа не прошло, как состояние дороги начало заметно улучшаться, что давало Селестии повод тешить себя мыслями о скором возвращении в теплый возок, о его плотно зашторенных окнах, ограждавших от пугающей обстановки снаружи. И немудрено – к этому времени её списанное на предрассудки ощущение присутствия кого-то неизвестного подкрепилось весьма вескими и пугающими вещами: время от времени поглядывая в уже непроглядную темень, обступившую их со всех сторон, она замечала силуэт, крадущийся во мраке параллельно гати. Нечто позволяло увидеть своё мертвецки бледное, по-звериному проворное и странно мерцающее тело лишь на мгновение, а затем исчезало. Со своими спутниками Тия наблюдениями не делилась, потому как не исключала того, что всё это, возможно, не более чем злое наваждение. Внезапно раздавшийся тягучий треск гнилой древесины заставил даже всадников в сёдлах содрогнуться. – Етить! – вскричал мужик, еле устояв на козлах. – Как же я, старый пень, не углядел-то… Мало того, что по какой-то причине не одно, а аж целых три бревна просто-напросто исчезли с гати, так ещё и углядеть образовавшуюся брешь в темноте даже при свете лампы – задача не из лёгких. Слезшие с коней мужики вместе с извозчиком дружно навались на возок, оттаскивая его назад, а затем принялись выкорчёвывать передние брёвна, чтобы сдвинуть их назад, уменьшив тем самым расстояние бреши. Но не тут-то было – подгнившее дерево даже топор не брал. Намертво вцепились друг в друга брёвна, игнорируя сыпавшуюся брань и попытки их отсоединить. А тем временем, подставляясь взору перебирающей копыта кобылицы, вновь мелькнуло бледное существо, будто давая ей понять, что связь между ним и творившимся самая, что ни на есть, прямая. В этот раз оно не спешило исчезать, а просто замерло на месте, позволяя Тии себя рассмотреть. Расстояние между ними было приличное, но очертания человеческого тела у существа угадывались ясно. Также ясно, как и желание подманить кобылицу ближе… – Я отойду ненадолго… одна, – предупредила людей княгиня и, разжигая кончик рога, уверенно сошла с гати. – По нужде небось… – стянув еломок, чтобы почесать затылок, пробормотал извозчик. – В енту тьмутаракань сунуться, ну ежели токмо совсем невмоготу. Тии было не важно, на что похожи её действия – объяснить свою мотивацию она затруднялась даже себе, не то что другим. «Если Фелис избегает меня во снах, то, может, местом встречи в этот раз должна стать явь?» – Как не малы были шансы на то, что существо как-то связанно с незнакомкой, Селестии хотелось в это верить. К своему несчастью, она упустила тот момент, когда простое желание переросло в некое помешательство, вынуждавшее её добровольно толкать себя на риск. Что не говори, а закинутый Фелис крючок крепко поддел княгиню. Стараясь не угодить на гладкую поверхность хрупкого льда, кобылица всё больше и больше углублялась в бурную поросль каких-то неразличимых в темноте кустарников. На нахождении возка к тому времени указывал лишь маленький жёлтый огонёк горящей в руках извозчика лампы. – Индрик! – вдруг раздался сзади игривый девичий голосок, заставивший аликорна подпрыгнуть на месте. Обернувшись, она увидела юную и совершенно нагую, красивую лицом девушку, чьё по-прежнему могильно бледное тело вблизи пугало не так сильно. На плече её лежали заплетённые в толстую косу волосы цвета пожухлого сена, а тёмно-зелёные, как недра омута, и такие же глубокие глаза хищно поблёскивали в темноте. Неслышно, будто вовсе не касаясь земли, девушка подбежала к остолбеневшей Тии и ладонью ледяной, как талая вода, повела по её шее и щеке, потрепала за ухом. Все её движения и взгляд были преисполнены каким-то непонятным для кобылицы благоговейным трепетом. – Вас уже вечность никто не видел! Неужто ты последний? – наконец изрекла она и, не давая Селестии опомниться, грациозно запрыгнула на её спину. Тут-то аликорн и вышла из оцепенения – хоть и лёгкое, почти невесомое тело девицы никаких неудобств не доставляло, но вот сам факт сего действа – очень даже. – Вы меня с кем-то спутали! – выгибая шею назад, бросила кобылица. – Как и я вас… – Разве? – искренне удивилась девушка. Моментально оказавшись перед Тией, она пытливо сверлила её взглядом острым, как стебли осоки. – Дух-то у тебя с незримым миром связан, иначе не узрела бы ты меня. Хотя… Молва шла о княгине дивной, что Еве дочкой не приходится – это, стало быть, про тебя… Верно-верно. Стал бы индрик с людом екшаться? Или же это забава такая? – Я знать не знаю, кто такой индрик, которым ты меня называешь! – заявила аликорн, повысив тон. – Говорю же, вышло недоразумение. Девушка залилась звонким смехом. – Ну, на лошадь ты, подруга, никак не тянешь! – Почему сразу лошадь? – возмутилась Селестия. – Аликорн я, если уж на то пошло. – Аликорн? – прищурилась девица. – Что-то не слыхала я о таких... – Я очень удивилась бы, если б слыхала, – улыбнулась Тия, найдя оппонентку забавной и вовсе не опасной. – Не отсюда я. – А откуда же? – с интересом спросила та, облокотившись на корягу. – Издалека. Настолько, что я даже не уверена, смогу ли когда-нибудь вернуться… А ты кем будешь? – Да так, душа неприкаянная, – перебирая локоны в косе, заявила девица всё тем же неунывающим голосом. – Пруд есть тут рядом – там-то и утопла тридцать зим назад. – О, сочувствую… – не зная, как отреагировать на такое признание, Тия произнесла первое, что пришло в голову. – Не стоит. У меня было достаточно времени смириться с этим, – отмахнулась собеседница, явно не желая касаться этой темы. – Эх, как же здесь скучно! – не в силах и минуты усидеть не месте, она вертелась вокруг кобылицы, как голодный кот, клянчивший у хозяина еду. То к боку её прижмётся, то снова на спину залезет, запустив длинные пальцы в основание гривы на голове. – За путниками наблюдать – не ахти забава. Но едва тебя увидала, так сразу желанием зажглась словом перекинуться. Думала, конь с рогом – индриг, не иначе! Зову тебя, зову, а ты – знай себе дальше идёшь. Вот и постаралась я с гатью-то дырявой… А ты, к слову, куда путь держишь? – В Новгород Великий. По делам личным и государственным. – Вот оно что… – вздохнула девица. – Ну, будь готова, подруга, что повстречаешь на своём пути много всякого дивного, страшного. Льнут к этому граду и души, и духи, и черти, словно мёдом там намазано. – И что же их туда влечёт? – спросила Тия уже с более явным интересом. – Не что, а кто! – поправила неприкаянная душа. – Да завелись там две не то жрицы, не то ведуньи. Ведьмы одарённые, между собой тайной связанные. Народ новгородский, разумеется, ведьм гнать не стал, хоромами их одарил, а взамен их помощью заручился. Демон демона издалека видит. Слетается туда с этих самых пор всякая мерзость, от вида которой любой смертный вмиг сединой покроется… – А что ещё про них говорят? – Селестия поняла, что всё-таки не зря сошла с гати. Внутренне чутьё велело ей слушать, запоминать, анализировать каждое слово и только потом отделять вымысел от правды. – А то, во что даже я не верю, – усмехнулась девушка, рассевшись на кобылице, как на палатях. – Нашлось немало тех, кто признал в этих двух Ярило солнцеликое да Мару – царицу ночную. – Кого-кого? – Не слышала? Боги это забытые, крещением с земли русской стёртые и ныне бесами зовущиеся. Верил раньше народ, что Ярило – солнцем повелевало, светом его землю освещая, а Мара – смертью костлявой, холодом лютым и ночью лунной. Аликорн молчала, обдумывая услышанное. – Думается мне, очень скоро ты доберёшься до истины, ежели с пути не свернёшь… Девица вдруг встрепенулась и быстро мотнула головой в том направлении, где остался возок. – Возвращайся давай. Спутники твои уразумели, наконец, что поломка не простая. Молятся, как на празднике престольном, и чары мои слабнут. Вот починят гать, да сюда за тобой полезут! О многом ещё хотелось Тии расспросить свою собеседницу, но увы – обстоятельства были против. – Очень признательна за беседу, – учтиво изрекла она. – И тебе спасибо, блуждающая меж миров. Может, свидимся ещё. – Девица прикоснулась к рогу аликорна, прежде чем начать медленно растворяться в темноте также, как и прозвучавшие шёпотом прощальные слова – в тишине. Оставшись наедине с собой, Тия ещё немного простояла на месте, а затем двинулась к гати, где её, как и предупреждала новая знакомая, уже хватились. Как оказалось, лишённая неприятных сюрпризов дорога начиналась буквально через несколько шагов. Нисколько этому не удивившись, Селестия с вымотанной Василисой залезла в возок, но, изменяя былым пожеланиям, зашторивать окошко не стала. Пусть в него заглядывает ночь, принесшая ей ещё одно ценное воспоминание. По мосту через Волгу, скрепя лыжами, ехал возок, пассажирам которого было не до торжественного приёма и выноса хлеба с солью. Не до этого было и самим тверчанам, что можно понять – даже первые петухи ещё не успели разорвать предрассветную тишь. Завидев княжеский транспорт с эскортом, заспанные сторожевые распахнули перед ним ворота Тверского Кремля – сердца этих земель. Что извозчик, что всадники, не слезавшие с коней с прошлого утра, а особенно Тия с Василисой – все выглядели неимоверно уставшими и выжатыми; у всех была долгая ночь. Поняв это с полуслова, княгиню вместе с её спутницей отвели в выделенные для них покои и оставили. Едва коснувшись головой подушки, аликорн заснула крепким сном. Не только Селестии гряда тверских холмов доставила неудобства, но и всему войску, растянувшемуся на десяток вёрст и добирающемуся до города лишь отдельными отрядами. Дабы восстановить его целостность, княгиня решила выдвигаться дальше не раньше, чем завтрашним утром. Двигаться впереди воинских соединений – это одно, а опережать их на день пути, а то и больше, когда земли Новгорода, в которые она идёт вовсе не с мирными намерениями, всё ближе – совсем другое. Проснувшейся к обеду княгине объявили, что вечером в честь её прибытия будет дан пир. Хоть празднества для неё и были нежелательными, что объяснялось суетным расположением духа, отказывать она не стала. Время, оставшееся до вечера, Тии захотелось потратить на изучение окрестностей – как-никак, Тверь была первым крупным русским городом, увиденным ею после Москвы. Далеко от внешних деревянных стен твердыни аликорн отходить не стала – ни к чему ей сейчас было общество местных зевак. К тому же отсюда, с возвышенности, и так открывался отличный вид на разросшийся вокруг кремля город: на приземистые, коренастые избы крестьян и посадского люда; на широкие купеческие и боярские хоромы, гордо выпячивающие расписные фасады; на стройные башни часовен и церквей. Она смотрела на протекающую под мостом реку, уносясь мыслями вслед за её водами. Вспомнился ей разговор вчерашний, произошедший при очень странных обстоятельствах. Но ещё страннее были всплывшие после него совпадения: две появившиеся в Новгороде жрицы, одну из которых приняли за Ярило – божество солнца; знак, высеченный на воротах одного из новгородский дворов, что Фелис указала Тии в первом сне, и собственная метка аликорна, надёжно укрытая под мехом шубы. «В этой истории замешано слишком много солнц. И это ещё одно подтверждения того, что я на верном пути, – подумалось княгине. – Мне нужно лишь набраться терпения и просто идти дальше – вот и всё. Даже молчание Фелис и её возможная связь с этими новгородскими ведуньями не должна меня волновать. Нет, не будут чужие тайны важнее моих собственных». Изменениям в своём настроении княгиня была обязана проснувшейся вдруг гордости. Гордости и самокритичности. В характере Селестии две эти черты не просто сплелись между собой, но образовали нерушимый дует, ставший неотъемлемой частью её монаршей личности. Сейчас она впервые за всю прошедшую неделю обернулась назад, оценив со стороны собственное поведение, вызывающее упрёк. «Это всё не дело…», – укорительно помотала она головой. Разве пристало ей бегать за снами, как влюблённой кобылке за игнорирующим её жеребчиком? Ответ очевиден. Чтобы с ней не происходило, терять голову нельзя. Пробил ли нужный час или принятые накануне умозаключения приблизили этот миг, но под конец дня некто вновь сковал сновидение княгини потоками магии, неумолимо напоминавшими ни с чем не сравнимые ветра родной Эквестрии.Глава 9: Шаг в тень
10 июля 2015 г. в 18:30
– Княгиня! – раскатистым эхом прорывался голос. Стирая контуры и размывая краски мира снов, он увлекал белую кобылицу за собой – в реальность.
Тия ожидала услышать от Фелис хоть что-нибудь напоследок, но пробуждение прошло в полной тишине. Досадно…
– Княгиня, поднимайся! – повисла над ней уже собравшаяся в дорогу Василиса.
– Встаю, встаю… – пробормотала аликорн, с неохотой выбираясь из-под одеяла. Комната хорошо прогревалась печкой за стеной, а потому характерного желания спрятаться от холода, вернувшись в тёплую постель, не возникало.
– Допоздна небось гуляла? – уперев руки в бока, отчитывала Селестию девушка.
Аликорн вяло хмыкнула в ответ, натягивая шубу.
В хороший сон всегда хочется вернуться, ведь вряд ли грядущей ночью он привидится вновь. Каждый с усердным сосредоточением теребит изменчивую память, по крупицам собирая то, что осталось от волнующего фантома. Но в итоге тому всё равно суждено исчезнуть, раствориться в потоках чего-то нового, и однажды воспоминания о пережитых тогда приятных чувствах будут вызывать лишь безразличие.
Но Тия по этому поводу могла не беспокоиться, ибо случившееся хоть и было сном, но сном необычным. Скорее путешествием, поиском воспоминаний, которые теперь никуда не денутся, оставив в сознании неизгладимый, как тавро, след.
– Ну, ничего. В пути сон досмотришь, – утешала её Василиса.
«Если бы всё было так просто…» – подумалось Тии. Что-то подсказывало ей, что до следующего возвращения в её прошлое придётся подождать.
Завидев Селестию, запряженные в возок лошади весело заржали.
– И вам доброе утро, – бодро отозвалась аликорн.
Гостеприимные хозяева с крыльца прокричали гостям актуальное при тогдашних неказистых путях передвижения по просторам Руси-Матушки пожелание – «скатертью дорога!», и наложили крестное знамение на удаляющийся возок.