***
Дышать в месте, куда свежий воздух не заглядывал более тысячи лет, было крайне тяжело, но в тот момент Тайрену казалось, что всему виной эта давящая сверху тьма, в которой даже привычные к ночи глаза хищника с трудом разбирали очертания предметов. Прихрамывая, он шёл вперёд, держась стен. Куда выведет его эта тёмная дорога под осыпающимися вековой пылью исполинскими сводами? Зачем он, вместо того, чтобы сидеть под разломом и ждать помощи, каждым своим шагом всё ближе и ближе толкает свою жизнь к краю? Отчего-то в сердце грифона не было ни страха, ни сомнений. В голове стоял туман, словно всё происходящее вокруг не более, чем сон. Был ли император безумцем, против всякого здравого смысла переступившим порог храма, или же напротив – безумен был весь мир? Был ли он слепым, шедшим в пасть собственной смерти, или же внезапно прозревшим, приближающимся к утерянной для всего мира истине? Этим тёмным залам известно многое. Казалось, если спросить вслух, стекающие по стенам тени незамедлительно ответят. Но в высоких коридорах разносились только звуки шаркающей поступи и тяжелых вздохов Тайрена. Он потерял чувство времени, а потому не мог даже приблизительно сказать, сколько блуждает в этом тёмном царстве – час, два или же несколько минут? Забрался ли он так глубоко, что грифонам, которых уже давно привёл Ригальд, придётся долго его искать, блуждая по храму, или гигантские ворота, через которые он сюда вошёл, всё ещё за его спиной? В этом бессознательном состоянии император ни в чём не был уверен наверняка. Ни в чём. Но и вечно это длиться не могло. Призрачный компас, который направлял каждый новый шаг Тайрена, бесследно испарился, когда тот проник в очередную залу. Грифон как вкопанный застыл на месте, не зная, куда идти дальше. Но всё это значило лишь то, что прибыл на место. – Подойди ближе… – голос, донёсшийся из другого конца помещения, заставил императора в страхе сжаться. Древность этих стен и сверхъестественная сила пропитывала каждый его звук. Так мог говорить лишь тот, кто слился с этим местом, обитая в нём многие века. Нет, не для того Тайрен проделал весь этот путь, чтобы в самый ответственный момент развернуться и бежать без оглядки. Собравшись духом, он шагнул вперёд. – Настал тот час, когда обет, удерживающий меня в этой юдоли, будет исполнен, – продолжали раздаваться слова пока ещё невидимого для императора существа. Он не смог сдержать удивления, когда, добравшись до одной из тёмных ниш, увидел, что обладателем столь необычной речи оказался восседавший на почерневшем каменном троне грифон. Если бы тот вновь не заговорил, Тайрен точно бы прошёл мимо, приняв его за каменное изваяние. Хотя, судя по скопившейся на нём пыли и сковавшей бугристые веки паутине, он мало чем отличался от такового до пробуждения от своего сна. – Не бойся. Я такой же смертный, как и ты, а жив лишь потому, что душу мою в этом дряхлом теле удерживает клятва. Я стал хранителем тайны и тебе… – взгляд чёрных, забывших дневной свет глаз пронзил застывшего в смиренном ожидании Тайрена, – тебе суждено стать её приемником – так распорядились свыше, и ты не вправе отказать мне. Подойди и преклони колени, – властно приказал хранитель, и император подчинился. – Я потрачу последние силы, чтобы показать тебе то, что видели эти стены… http://pixs.ru/showimage/Grifpng_3252603_17987888.png (иллюстрация) С треском лапы древнего грифона оторвались от подлокотников и обхватили голову склонившегося перед ним мёртвым хватом. Мощный импульс, вырвавшийся из холодных как у покойника пальцев, отдался ни с чем не сравнимой болью, но Тайрен и стона издать не успел, как всё исчезло. Абсолютно всё. Настало полное отсутствие даже самых слабых физических ощущений. Казалось, его дух резко вырвали из плоти, как сорняк с грядки, и словно стрела, сорвавшаяся с туго натянутой тетивы, он с дикой скоростью унёсся в неизвестность, далёкую от всего земного. Но вот полёт во мраке прекратился, и грифон осторожно приоткрыл глаза. Оглянувшись, он обнаружил, что находится в том же зале. Но теперь тот никак не походил на мрачный, наполненный духом тлена склеп. Трон, перед которым он преклонил колени, переливался россыпью самоцветов, пол под его лапами был зеркально гладок, а стены щедро украшали фрески и лепнина. – Как твоё имя? Император обернулся и с трудом признал в обращавшемся к нему грифоне того древнего хранителя, что совсем недавно всем своим видом грозил вот-вот рассыпаться. Его могучее вороное тело в рассвете сил облачало лёгкое голубое одеяние, лоснящееся оперение головы обрамлялось диадемой, а на правой передней лапе, приковывая к себе взор, красовалась испещрённая письменами странного вида перчатка. – Тайрен… Хранитель кивком велел следовать за ним. – Самые талантливые зодчие мира вкладывали свою душу, возводя этот храм. И ни в прошлом, ни в будущем не будет ничего, что способно затмить его красотой и величием. Повсюду, вдыхая в залы и коридоры ушедшую жизнь, расхаживали размытые силуэты грифонов и пони. Нередко им встречались и драконы, прогуливающиеся под арками и сводчатыми потолками без всякого стеснения. Всех их без исключения переполняло ещё не ясное для Тайрена благоговение. Он осознал, что перед его глазами предстало прошлое, но насколько далёкое – сказать затруднялся. Упоминания об этом храме отсутствовали и в самых древних рукописях Грифонии. – Что это за место, и почему я никогда о нём не слышал? – наконец, заговорил с хранителем грифон. – Ты много о чём не слышал, и в том не виноват, – откликнулся тот, продолжая стремительно приближаться к главному входу. – Мы здесь именно для того, чтобы это исправить. Оказавшись на пороге, Тайрен застыл, поражённый видом, сменившим тёмную пещеру: подножие ведущих наверх ступеней лобызала цветущая долина, до неузнаваемости меняя приевшийся глазу суровый пейзаж земель Грифонии чуждым для них зелёным цветом. Выходя за пределы ущелья, в котором находился храм, долина простиралась до самого горизонта, соприкасаясь с бездной закатного неба. Взор хранителя с трепетом устремился вдаль. – Посмотри на это солнце, Тайрен. Знал ли ты, что оно не всегда было марионеткой магии? Что вставало и садилось, не подчиняясь сетям вероломства и надругательства над природой? Таким его даровал нам Создатель, и таким оно должно быть. Никто, Тайрен, никто не сомневался в Его воле. Между плодородными землями не было границ, и все народы жили одной семьей, зная, что едины в Создателе. Внешние различия тогда не играли роли и не могли посеять раздор. Но это осознание пришло не сразу. Из неведенья мир вывели те, кто самыми первыми задумались о существовании чего-то высшего – избранные и достойнейшие представители трёх великих народов. Подвластная Создателю судьба привела к этому месту дракона, грифона и единорога. Избранные были первыми, кто услышал здесь Его голос, но не последними. И возведённый в этом месте храм с тех пор являл собой нерушимую связь творений со своим творцом. Мы были свободны в своих решениях, потому как Им ценились друзья, а не рабы. Крепость замка познаётся при штурме, а вера, преданность и стойкость дружбы – в бедах. Потому Он, желая испытать нас, впустил в этот мир двух демонов – истинное зло, вселившееся в существ, что первыми поддались яду лжи. Хранитель взмахнул лапой, и долина в зареве садящегося солнца, храм, горы – всё пошло рябью, начало меняться не только в цветах, но и во времени. Когда видимость стала прежней, под пасмурным небом показалось тянущееся к храму войско, чёрным потоком затопляющее долину и ущёлье. А впереди него, резко выделяясь среди окружения, гордо шествовали два единорога. Одна была чёрной, как смертный грех, а другая ослепительно белой, но ещё чернее первой внутри. – Единороги – существа, которых Творец выделил среди остальных, наделив великой способностью творить магию. Но надежд, что на них возлагались, они не оправдали… – продолжил рассказ грифон. – Только и стоило двум демонам в телах прекрасных кобылиц по Его попущению один раз подчинить своей воле солнце и луну, как разум многих из этого народа затмила жажда власти. Они не устояли перед желанием обучиться у них столь могущественному заклинанию, став в этом мире богами, и возвыситься над прочими народами. Разжигая в смертных гордыню, тёмные кобылицы собрали вокруг себя целую армию: её ряды пополняли и тщеславные пегасы, которым те сулили власть над погодой, и ненасытные земнопони, которым вдруг открыли глаза на то, что возделываемая ими земля приносит слишком маленький урожай. А о цене ты уже должен был и сам догадаться… Драконы решили остаться в стороне, да и грифоны не проявили должной стойкости, полагая, что Создатель от них слишком далеко, когда как тёмные мессии с армией последователей и безграничной силой совсем близко. Не знали они, что сила эта жива до тех пор, пока в неё веришь. С защитой, помощью и поддержкой Создателя точно так же, но тех, кто в них верил, оставалось слишком мало, чтобы отвести удар тьмы в тот день… Тайрен видел, как перед надвигающимся на храм войском встали презревшие смерть драконы, пони и грифоны – те немногие, что не пожелали предавать свою веру, преклонившись пред врагом. Под клювом императора на ступенях исполинской лестницы развернулась жестокая и неравная битва. Пламя драконов испепеляло сотни дерзнувших прийти в долину с мечом; грифоны, прикрываемые магией немногих союзных единорогов, без устали разили врагов бок обок с пони. Препятствуя злу, вознамерившемуся ступить под своды священного места, они устлали эти земли своими и чужими костями. А когда пал последний защитник, грянул гром и содрогнулись горы. – Тогда-то ущелье и погребло под завалом, – сказал хранитель, едва пространство вокруг охватила темнота. – В том, чтобы никто не надругался, осквернил или разрушил храм, была воля Создателя. Демонические кобылицы велели завал разгрести, но сколько бы усилий не было приложено, с места не сдвинулось и камня. А теперь посмотри вон туда, – Тайрену указали на гору мертвецов, плоть которых ещё не остыла, – и ты увидишь лишь смерть. Но очень скоро будет иначе… И подтверждая эти слова, среди тел началось сперва слабое, а затем более заметное движение. – Да, я был мёртв, – сказал он, глядя на поднимающегося грифона в крови и пробитых доспехах, – но Создатель не позволил мне уйти за своими павшими здесь братьями и вернул душу в земной сосуд. С тех пор я, исполняя Его волю, ждал… Наполнившийся грустью взгляд хранителя опустился на обагрившиеся ступени. – Светила в тот день лишились своей свободы, что было наказанием, которое этот мир заслужил. Будь у него чуть больше веры, всего этого не случилось бы. Но знай, что битва, в которой мы принесли себя в жертву, не закончилась в тот день, – посмотрев на императора ясными, полными огня веры глазами, произнёс хранитель. – Ничто не вечно, Тайрен. И светилам подневольным не всегда ходить по небу на радость злу. История имеет свойство повторяться… Восставший из мёртвых грифон направился в недра храма, не замечая последовавших за ним призрачных наблюдателей. – Близится финал, иначе бы ты здесь не оказался, – изрёк древний. – Кто сейчас правит королевством пони? – Две бессмертные сестры, – протянул Тайрен. – Светила подчиняются им уже более тысячи лет. Это значит, что они… – Нет. Создатель запретил демонам влиять на мир самим – окольными путями достигаются их тёмные цели. И эти сёстры, вероятно, их избранницы. – Что это значит? – Значит это то, что где-то есть и избранники Создателя. Твой мир – река, забывшая свой исток и бегущая в пропасть. Тебе же следует вернуть её к началам, о которых я говорил – найти избранных среди народа драконов и пони. Император остановился на месте. – Мне? Но как? – вопрошал он. – Как мне их найти? И разве избранных было не три? Грифоны… – Ты ещё не понял? – удивился хранитель. – Скажи, как ты здесь оказался? – Обвал… – задумавшись, прошептал грифон. – Камни, что отсекли храм от всего мира, не шелохнулись и под натиском армии! А тут – обвал! Я уверен, это произошло, стоило тебе только ступить на них. – Я всё равно не понимаю… – Ты был избран, Тайрен, – изрёк древний, положив лапу на плечо императора, – и теперь обязан найти двух других. О том, что я тебе поведал, они, как и ты, знать не будут. Ваши дороги обязательно пересекутся. Не упусти знаков, Тайрен – и они укажут тебе на них. – Я постараюсь, – пообещал грифон, обретя решимость. – Найти их и привести сюда – далеко не всё. Первоизбранные оставили после себя свои регалии – накопытник, перчатку и амулет, которые стали необходимыми предметами в последующих обрядах общения между Ним и избранными будущих поколений. Нельзя открыть дверь, если нет ключа, и наоборот – какой прок от ключа, если некому им воспользоваться? К несчастью, накопытник, принадлежащий первоизбранному единорогу, был похищен, а что то сталось с амулетом дракона тоже неизвестно… Но знай, я хранитель не только истории, – древний выставил впереди себя лапу в перчатке. – Так что, как и с избранными, тебе остаётся отыскать всего две регалии. – Всего две… – невесело заметил Тайрен. – Если бы ты не был избранным, то бесполезно даже пробовать. А так, будь уверен, рано или поздно судьба выведет тебя на их след. Главное, верить. Тогда и невозможное перестанет быть таковым. – А принцессы? Как быть с ними? Я предчувствую, они будут создавать проблемы. – Ты сказал, сёстры бессмертны и правят уже более тысячи лет? Очень странно, что миру ещё не пришёл конец. Это значит лишь, что демонам пока ещё не удалось подчинить их себе, как прошлых кобылиц. Только Создателю ведомо, какую роль они сыграют во всём этом, но будь уверен – далеко не последнюю. В том, что им будет дан выбор, последствия которого сильно повлияют на чаши весов, тоже можно не сомневаться. Другое дело, что они к нему ещё не готовы… Мой тебе совет – не принимай сестёр за врагов раньше времени, ведь участь их незавидна. Я точно знаю, что счастье никогда не заглядывало в их жизнь, и вряд ли заглянет. Желание демона – уподобить своего избранника себе, окунуть в такую тьму, чтобы он никогда не нашёл путь к свету и следовал лишь дорогой своих пороков и страстей. Противиться этому, значит жить в извечной борьбе. Не забывай об этом, когда встретишься с ними в решающий момент. А теперь поклянись мне. Поклянись, что сделаешь всё ради возвращения этому миру того, что он потерял. Пусть тьма обманется неверным торжеством, пока свободное от него солнце вновь не озарит этот мир! Ещё утром этого дня Тайрен не видел в своей жизни никакого смысла: вместе с женой умерло всё, что роднило его с бренной юдолью, а обрести новые причины для продолжения пути не хватало сил. Но обстоятельства изменились – у него появился шанс заполнить пустоту внутри себя великой целью. – Клянусь, – промолвил он, отбросив сомнения. Хранитель с облегчением опустил веки и впервые за всё время их встречи улыбнулся. – Благодарю тебя, Тайрен… Его лапы вновь коснулись головы императора, излучая теперь не холод, а лишь умиротворяющее тепло.***
– … и чтобы не случилось, продолжай верить, – Тайрен завершал свой рассказ последними словами древнего. – Если вера мертва, мертва и надежда. Ригальд уже слышал эту историю вечером того же судьбоносного дня. Спустившись в пещеру с приведённой подмогой, он тогда обнаружил императора вовсе не в том месте, где оставил его, а перед пугающе огромным входом в храм. Единственным, что изменилось в облике Тайрена с момента их последней встречи, была непонятная перчатка на правой лапе – первое доказательство того, что его рассказ был не просто бредом, рождённым воспалившимся разумом истощённого ранением и потерявшего сознание грифона. Если бы тогда Риг спрятал её до его пробуждения, вера в произошедшее временное путешествие заметно бы поубавилась, и как знать, возможно, этого разговора и предшествующей ему войны не было бы… Но жалеть уже поздно. Ригальду оставалось лишь, следуя совету того древнего, верить и надеяться, и не столько во всю эту историю о Создателе, сколько во вменяемость своего друга и императора. Как же он изменился после этого… Не зря Ригу тогда казалось, что в вызволенном из пещеры грифоне не осталось почти ничего от прежнего Тайрена; от его слабостей и привязанностей, желаний и стремлений. Все мысли императора отныне принадлежали данному им обещанию. Одержимый разрушением свай, на которых зиждятся устои несправедливого мира, он начал восстанавливать целостность раздробленной на княжества Грифонии. Со стороны создавалось впечатление, что монарх, наконец, взялся за голову, и всеми силами пытается направить государство на путь процветания. Но Ригальд, с которым Тайрен делился своими намерениями, не слишком радовался улучшению внутренней обстановки. Император готовился к войне – что может быть хорошего в этой затее? Тем более – в войне с Эквестрией. Да это сродни безумию! И ради чего? Древнего артефакта, который, как выяснилось путём трёхлетних расследований, чуть не стоивших имперским агентам жизни, полёживает в неприступном хранилище Её Высочества Селестии? Предчувствия, что именно война явит избранного среди народа, что первый начал плясать под дудку тёмных сил? Шансы на достижение этих целей, равно как и на победу хоть в одном сражении, были ужасно призрачны и низки. Что может воин Грифонии противопоставить магии? Ничего, казалось бы, но нет: внезапно Тайрен наталкивается на алхимические труды своего покойного отца, на венец всех его опытов и исследований, на его наследие – трактат антимагического зелья. Тогда образумить императора стало сложнее, но всё ещё возможно. Сёстры – вот камень, на который налетит и разобьётся самая острая имперская коса. Но Тайрен, отлично это понимая, и так не поплыл бы против течения фактов, не будь на его стороне невероятная удача и сама судьба – принцессы исчезают. Обе. Вот и не верь после этого в проведение… Почти всё время Риг следовал за императором из чувства долга, без малейшей веры в его цель. Происходящие одно за другим совпадения, играющие Тайрену на лапу, заставляли его удивляться, но не пересматривать своих позиций. Ригальд не одобрял средства, которыми идеи императора претворялись в жизнь, и никогда не одобрит. Но вот вера с появлением Дейси не могла в нём не зародиться. Это произошло слишком недавно, чтобы из его памяти могла выветриться даже незначительная деталь. Ливший в ту ночь дождь почти закончился, перейдя в морось, когда на пути Рига показались дымящиеся очертания руин сторожевых башен. Казалось, перед ним последствия не минувшего сражения, а бушевавшего здесь совсем недавно смертельного и разрушительного шторма, что оставил после себя проломленные во многих местах стены и обрушившиеся кое-где верхние ярусы. Впрочем, иначе сейчас имперскую армию и не опишешь. Пернатый «шторм» помчался дальше, а здесь, на границе, остались лишь небольшие соединения, целью которых был поиск всего полезного в уничтоженных строениях – мародёрство, если более честно. Схожие мотивы привели сюда и целые полчища нетопырей, за несколько вёрст учуявших запах смерти. Эти ночные падальщики, повылезавшие из близлежащих пещер, ни за что не упустят возможности полакомиться свежей мертвечиной. Ригальд приземлился у одной из башен, чьи повреждения не вызывали серьёзных опасений или страха, что она, желая отомстить, обрушится, едва грифон переступит её порог. Теми же мыслями руководствовались и другие, а потому внутри было на редкость оживлённо: имперцы, к тому времени уже почти обчистив подземный склад, потихоньку переходили на уровни повыше. Риг знал, что должен быть в Понивилле – будущем плацдарме при штурме Кантерлота – раньше имперского войска, и всё же сделал незапланированную остановку. Причина в любопытстве? Да нет, там крылось нечто большее. Что-то, неподдающееся объяснению что тогда, что сейчас. И это что-то влекло его на верхние ярусы башни. Что, кроме ужасающих следов сечи, он там увидит? Отлично понимая, что ничего, Ригальд всё же, не желая толкаться в коридорах, пробрался на один из этажей через огромную брешь в стене. Залетевшие сюда нетопыри даже не среагировали на его появление, продолжая свой пир на костях – мерзкое зрелище, сопровождающееся характерными звуками. Голову занимало единственное желание – отделаться от навязчивых предчувствий, убедившись, что ничего, кроме самой смерти, здесь нет, и тут же убраться из этого места. Ригальд пробирался к центру платформы, стараясь не смотреть себе под ноги, а потому очень скоро обратил внимание на странное поведение нетопырей у дальнего холма из тел и обломков стены. Их собратьев даже взрывом нескольких бомб от трапезы не отвлечёшь, а эти неподвижно сидели полукругом, словно каменные изваяния на парапете. Намерившись разобраться, что это значит, Риг в несколько прыжков добрался до аномального места, разогнав скопившихся там ночных гадов. Глаза начали бегло осматривать окровавленные тела на предмет всего необычного. Безрезультатно. Но начав разгребать камни, привалившие мёртвых, он услышал слабый стон, что напугал его сильнее, чем всё виденное ранее. Как оказалось, одна пони была всё еще жива. Склонившегося над ней Рига отвлекли добравшиеся до этого уровня мародёры. Начни они обыск, очень скоро наткнулись бы на единственную выжившую и непременно бы это исправили. Но в тот момент Ригальд больше всего хотел не дать оборваться одной жизни, вдруг ставшей в его глазах важнее всех остальных. Ему пришлось очень убедительно разъяснить желающим поживиться добром павших, что здесь им ловить нечего. Очень убедительно. Размышляя над всем этим сейчас, Риг заметил, что жизненная ситуация Дейси с той самой ночи ничуть не изменилась – смерть по-прежнему, словно те нетопыри, смотрит на неё жадным взглядом, кружится рядом и даже пытается наброситься, но, увы, всегда отступает, наталкиваясь на преграду, имя которой – судьба. – И у вас хватило глупости предположить, что я избранна каким-то там Создателем? – смотря на Тайрена, как на безумца, спросила пегаска. – Риг ведь уже рассказал тебе про то, как пересекались ваши пути. Разве ты не увидела в этом закономерность? Любой другой с твоим стремлением умереть давно бы добился желаемого. Но не ты. Думаешь, если бы Риг не спасал тебя, всё было бы иначе? В обоих случаях он оказывался в нужном месте в нужное время совершенно случайно. И уж поверь, не будь Рига, это был бы кто-нибудь другой. Смерть сторонится тебя, – усмехнулся император. – Разве это не говорит о том, что в жизни остались важные дела, не завершив которые ты не увидишь иного света? Дейси, ты отмечена провидением, и от этого тебе никуда не деться. – Хочешь знать, какие у меня остались незавершённые дела?! Отправить к предкам всех грифонов! – прошипела пони. – Жаль вас огорчать, глупцы! – Месть – дорога в никуда. Я просил тебя быть честной к себе. Так реши же – действительно ли ты хочешь следовать этим путём, неспособным ничего исправить и предотвратить? Смерть твоих друзей будет напрасной, если ты выберешь его... Холодные глаза Тайрена встретились с горящим взглядом Дейси. – Заставить идти за мной и верить мне я всё равно не смогу. Так что не спеши с ответом. Грифон направился к двери и перед тем, как перешагнуть порог, не разворачиваясь, добавил: – Прошу, сделай правильный выбор, чтобы нам всем не пришлось жалеть. Этот мир заплатил слишком большую цену за ошибки наших предков. Но мы ещё можем это исправить. Сейчас. А потом может и нет... Он ушёл, не назвав место встречи, как всегда доверившись воле случая. Если она примет верное решение и найдёт в себе веру, их пути вновь пересекутся – вот на что рассчитывал Тайрен. – Готова вернуться в Кантерлот? – спросил Риг, когда они остались одни. Пегаска сердито кивнула. – Дейси, твои крылья… – бард запнулся, – ты и сама всё понимаешь. Я не смогу сопровождать тебя весь путь, поэтому с тобой вплоть до самого приземления в городе будет ещё одна грифина. Своим ты скажешь, что была в плену, но сбежала именно благодаря ей. Хорошо? Снова молчаливый кивок. – Посиди здесь ещё немного. Мне нужно всё подготовить... Риг покинул библиотеку, направившись в другой конец городка. Кому-то приходится терпеть разрушение своего привычного мира по прихоти судьбы, богов или провидения, а кто-то, пусть и неосознанно, рушит всё сам, и потом с грустью смотрит на руины. Одна знакомая Ригальда относилась как раз ко вторым. Глупая и упрямая грифина, погнавшаяся за призрачным счастьем и почти потерявшая истинное. – Гильда, хватит дрыхнуть. Поднимайся, давай. Как помочь этой заблудшей душе грифон знал, но вот что делать с Дейси? Неужели, если она ошибётся с выбором, её ожидает что-то страшнее и ужаснее всего уже произошедшего? Риг надеялся, что этого не случится. Должно же счастье хотя бы ещё раз заглянуть в её беспросветную жизнь?