Rubik's

      Let the whole world fall away, And fall into my arms. Stay with me! I don't know how long we've got left, And so I'm asking you To forgive me...*

***

      Локи сидит ко мне боком, так, что я вижу каждую насечку ранних морщин веерком возле выстекленного болью серого глаза. Когда только его глаза успели обесцветиться? Кому отдали свой цианный цвет и цианистый яд?       Он выстрелил себе в живот – это я могу проследить по хлюпкому пятну на черном флисе тонкого пальто под его ребрами.       У моего д е г е н е б р а т а берилловая кровь. Бледно-зеленая, с бензиновой радугой побежалости.       Грязная кровь.       Локи сидит ко мне боком, так, что его затылок удобно покоится на облупившейся спинке парковой скамьи.       В сквере безмолвно - нас исподволь поглощает прохладное апрельское утро. Если вы сейчас спросите, который час – мы ответим, что потеряли счет времени. Хотя, я примерно могу сказать. Пять пятнадцать...пять сорок пять. Примерно.       Не хочу вам врать.       Сегодня такой сияющий день...совершенный день, чтобы сдохнуть.       Локи сидит ко мне боком – безнадежно, болезненно и боевито; так, что я не могу трогать – только молча смотреть, как брат достает из кармана смятую пачку Vogue Menthe и, закрыв стеклянные останки глаз расшитыми капиллярной сеточкой веками, предает свету и весеннему воздуху тонкую парфюмированную палочку прелого табака. Профессиональный жест проститутки – подкинуть сигарету прямо в рот. Сиреневые губы туго схватывают белый прочерк - чирк зажигалки – первый торжественный затяг – .        – Сколько мы будем еще прятаться? Сколько будем бежать от Них...от них?       (От Богов, от людей).       Прятки. Ах, да! Забыл сказать. Мы с Локи уже очень давно забываемся в одной нам только понятной и дорогой игре.       Мы прячемся.       Кто не спрятался...Всеотец не виноват!       Я не отвечаю, а Локи просто курит, зная: его вопрос ударил в пустоту, куда тысячелетнее мгновение назад так истово сыпались мои просьбы о прощении.       – Похвально, Тор. – Брат говорит мало и редко, чтобы не провоцировать кровотечение. Он больше молчит и растягивает, клонирует симулякр времени, оставшегося на последний разговор. – Ты отыскал меня живым, и это замечательно. Это уже, как говорят здешние – земляшки – прогресс.       Почему Йозеф Кафка написал «Процесс», а не «Прогресс»?        – Франц. Франц Кафка, Тор. – Лафейсон всегда угадывает мои мысли – пусть даже такие неуместные, грозящие обратить наше потрясающее светопре(д)ставление в бездарное шоу.       Локи курит жадно, не торопясь, и на том участке жилистой шеи, жидко исполосованной волосами, который не закрывает лоснящийся воротник, струнится тугой живой трос – он вибрирует, вздрагивает, словно бы брат утоляет жажду, как и любой раненый с пробитой брюшиной. И вдруг это сильное – до сухожильного спазма - сосание сигареты окунает меня в другие, неприемлимые области памяти, мой лоб покрывает конденсатный снежок испарины, и я стремглав опускаю взгляд.       Мы курим, вдыхая с этой смертью Те горькие минуты, Те жалкие причины нашей лжи. Но мы курим, хотим, чтоб было круто, Умирая по минутам. Ведь вместе с этим дымом Мы не вдыхаем жизнь.**       – Вот скажи мне, брат, существует ли десятый мир, где есть что-либо прекраснее этого?       Он говорит о сигарете. Вернее, об ее пылающем хвосте. Он еще давно объяснял мне, что на венчике каждой дымной тростинки в минуту испепеления можно наблюдать высший миг микроскопического царства – оно окисляется, ржавеет, рушится, вдыхаемое драконом обратного сгорания – .       – Это – Готтердаммерунг.***       Лафейсон целует дотлевшую сигарету.       Время застыло, захлебнулось солнцем, не прорвавшись сквозь строй утренних копий, но я уже знаю, что эти слова были последними словами брата.       Окурок валится в брешь между бескровных пальцев, и я не выдерживаю, жму бумажную руку, дергаю на себя..!       Локи сидел ко мне боком, так, что стоило мне рвануть его с места, он ударил меня своей головой в висок (мирное деревянное падение). Его зубы мелко стучат, а глаза почернели. Я прижимаюсь раскрытым ртом к горьким напомаженным волосам и вынимаю из бездонного кармана куртки небольшой подарок.       Найти холодную руку брата несложно – пятиногий паук ползет по моей груди, пытаясь уцепиться. Нахожу, осторожно отнимаю от моего заходящегося в аритмии сердца, вкладываю игрушку в дергающиеся отростки с чешуйками лака на концах.       Встретимся по ту сторону страницы, брат.       Я держу Локи боком, так, что когда он окончательно замирает, его погибшие глаза видят только пластиковую пародию – радужный кубик-Тессеракт.       05. 05. 2015.