***
Фен. Реп. Дом. «Угар, а не жизнь. Вроде бы, я существую. Но все существование уложилось в три слова из трех букв», - размышляла я, топая обратно домой. Было чертовски холодно, и я старательно вжимала голову в плечи. Наушники не закрывали уши, я не брала их с собой. Из-за чертовых волос с резинками под шапкой свободно гулял ветер. Ну ничего. Это всегда так. В ТЦ поеду с наушниками, с планшетом – не пропаду. Да и особо по улице не придется мотаться. Разве что потом, днем, погулять с Люком. А днем уже будет тепло. И не будет этих дурацких волос. Да и Люк, если что, согреет. Я доперлась до своего подъезда и набрала код. Домофон возмущенно завыл, сраженный моим тайным знанием, и разблокировал входную дверь. Люблю этот момент – чувствую себя коварной бандиткой. Вся такая крутая пришла, вся такая крутая взломала домофон за две секунды. Для приличия закинув на плечо вторую лямку рюкзака, я направилась к своей квартире. А то ведь сейчас опять начнется вынос мозга – почему ты портишь себе спину, кудах-тах-тах. Я прошла к лестнице и уставилась вверх. Темно, как в пятой точке динозавра. Ну уж нет, не пойду я по лестнице. Усложнять себе жизнь? Спасибо. Вышла из стремного старого лифта и поперла дальше по шестому этажу. Из квартиры пахнет вкуснятинкой. Но ничего хорошего эта вкуснятинка не предвещает. Вообще, я хочу есть. Но не в этой компании. Рядом с дедушкой меня выворачивает. Нет, я его люблю и все такое - но это уже слишком. От него несет так, как будто он дышит одним только табаком. Даже нет. Как будто он сам его синтезирует, как растения синтезируют кислород. Главное, чтобы он не привез с собой моего двоюродного брата и тетю. Терпеть их не могу. Но по другой причине - они просто гады. Насилуют мозги, сравнивают с кем-то, обсуждают вместе с мамой за моей спиной. Господи Боже, лучше бы я их не видела. Никогда. И они бы меня тоже не видели. Надеюсь, они не приедут. Хотя бы сегодня. Завтра, послезавтра, через секунду после полуночи - когда угодно. Но не сегодня. Не в оставшиеся у меня четырнадцать часов. Но нет. Мне не повезло. В прихожей стояли туфли тети Дины, рядом валялись огромные кроссовки. Явно ее ненаглядного сыночка. Опять будет срач по всему дому. Наверняка эта парочка приперлась после деда, когда я была у репа. Я скинула куртку, кеды и прошла в гостиную. Там уже стоял стол, который вытаскивали туда только по торжественным случаям, чтобы пожрать и заодно позырить телик. Ясно. Дедушка уже там, тетя и идиотский братишка тоже. Я старалась не подавать виду, что меня что-то бесит. Вцепилась сама себе в горло и сжала его. Заставила себя обняться с помойкой, в которую превратился дед. Вымученно улыбнулась тёте, молча стерпела удар ногой по заднице от горячо любимого братишки. Ад, а не завтрак. Дурдом, а не дом. И самое главное – маме с бабушкой абсолютно пофиг на то, что происходит. Как будто у них под носом завод по производству освежителей, а в зыркалки они вставили себе специальные линзы с эффектом «не видеть ничего, что касается унижения Лары». - Ларка, не мешай, садись за стол! – прикрикнула на меня бабушка. Ну ладно. Только подальше от деда. Может, хоть так смогу есть? О, точно. Надо пойти понюхать мой кактус. Начнется аллергия на пыльцу, у меня будет заложен нос. Это всегда работает. Но не в этот раз, увы. Меня запалили, когда я пробиралась к выходу из гостиной. Мама захлопнула дверь прямо у меня перед носом и приказала: - Завтракать! – из неё прямо прёт позитив. – Садись. Потом нам ещё собираться, что ты тянешь? Куда опять намылилась? - Это… Я Люку хочу корма насыпать, - попыталась соврать я. Минус балл тебе, Лара. - Я его уже покормила, - заявила мама, вручая мне чайник. - Э-э-э… Ну тогда я пойду хотя бы руки помою, я чё-то забыла. Точно, руки, я же с улицы пришла, - я отвела взгляд. Ну и как ей сказать, что я хочу сделать? Опять ведь будет срач и дым по всей хате. - Влажными салфетками вытри! – отрезала мама. – И немедленно садись за стол. На нас вся семья смотрит. Хочешь расстроить тётю Дину? Вот глянь на Бориску – сидит, ждет. Даже салфетки разложил, умница какой, - она едва не пустила слезу умиления. – Марш! - А… - Влажные салфетки уже на столе. Чёрт. Не вышло. Ну ладно, я постараюсь не дышать носом. И желательно сесть подальше от деда. Я послушно села на стульчик и постаралась незаметно отодвинуться от тёти Дины. Можно и нужно скрыться за вазой, спрятаться. Пошла она к чёрту – опять будет считать, сколько я ем. Снова высчитает, сколько стоят вещи, которые сейчас на мне. - А почему мы так долго ждали, солнышко? – вкрадчивым голосом начала она. Ну вот. Я засунула в уши наушники-пули и затихла. Авось, не спалят. Надо быстро работать ложкой и молчать. Тогда пронесет. - Она к репетитору ходила, - неожиданно «пришла на помощь» мама. Черт побери, если я не отвечаю – это ещё ничего не значит. Что ты так бросаешься меня «прикрывать», как будто я какой-то социофоб и боюсь говорить с живыми людьми? - О, репетиторы! – тут же вцепилась в это слово тётя Дина. – А по какому предмету? Сколько платите? – она замолчала. Даже странно. А как же… - А вот мой Борис всё сам, всё сам! – с гордым видом заявила эта курица. О, ну вот. Теперь я её узнаю, лол. Моя мама принялась расписывать ей все свои расходы. И все благополучно закончилось обычным выводом – я бездарный лох, на которого тратится куча денег. - А вот мой Боречка победил в соревнованиях, а мой Боречка занял первое место... – спустя пару минут закудахтала мамина сестра. Черт бы её побрал вместе с её Боречкой. Убить обоих мало. Я одним махом допила чай, встала и собралась свалить из комнаты. Но нет. Дина вцепилась в мою руку и потребовала: - Убери наушники! Я выдернула свои «пули» из ушей, оттянула их и демонстративно отпустила. Весь остальной шнур был под одеждой. Думаю, это был эффектно. Мне всегда нравилось, как две тоненькие ниточки быстро взлетали, словно живые, а потом падали вниз и оставались висеть у меня на груди. Судя по тому, как нервно сглотнул Борька, ему это шоу понравилось. Но тётя Дина явно ничего не заметила: - Принеси мороженого, сделай доброе дело! - А ваш Боречка снова не грохнет его на пол, как было в прошлый раз? – в моем голосе было столько яда, что можно было бы убить половину населения планеты. Но у тёти Дины, кажется, был иммунитет. - Ничего, уберешь, - невозмутимо сказала она. Мне жутко хотелось врезать ей по морде, но я сдержалась. До конца дня мне ещё не раз захочется сделать это, так что лучше пока потерпеть. - И не подумаю, - фыркнула я. – Это ваши проблемы. Я принесу, - я развернулась и зашагала в сторону двери. - Чистюля, - бросил мне в спину Борька. Я остановилась, и, не поворачиваясь, ответила: - Мне плевать, в каком сраче живете вы. Моя комната обычно идеально чистая. А на полу будешь вылизывать все сам, - последняя моя фраза была обращена к двоюродному брату. Не слушая возмущенного кудахтанья тёти, я толкнула дверь и свалила подальше. То есть, на кухню. Нашла там в холодильнике мороженое. То самое, которое до сих пор продают в огромных мешках. Пломбир, мой любимый. Наверняка все будут поливать его всякими йогуртами, джемами, вареньем. В этом ещё одно моё отличие от семьи – я люблю чистый пломбир. Ну, в крайнем случае, может сойти мороженое со вкусом клубники. Но всякие там бананово-шоколадные извращения – это не для меня, уж простите. Я засунула обратно в уши свои «пульки» и пошла обратно. Оставила мороженку на столе. Обычно её разрезает дедушка, мама потом укладывает каждому порцию в тарелочку. Так было и в этот раз. Я ела молча. Слушала музыку, работала челюстями и молчала. Остальные шумно обсуждали какой-то дурацкий слезливый фильм, который как раз сейчас шел по телику. Они пытались несколько раз что-то сказать мне, но я только делала громче музыку. Ну уж нет. Я не уберу наушники. Спасибо, лоханулась. Угрожайте, материтесь – да хоть зомбируйте вы меня. Ни за что. Вы вообще кто, чтобы я вас слушала? Битлз? Сценаристы фильмов Марвел? Том Хиддлстон? Мороженка и музыка. Больше мне пока ничего не надо. Кстати о мороженке – мой кусочек почти закончился. Осталось только совсем немного, на маленькую ложечку. Вот черт. «Это мел и сладкий яд, с молоком его едят», - вдруг подумалось мне. Надо записать. Я люблю эти строчки, которые приходят внезапно – из них всегда выходят отличные стихи. Я потихоньку достала свою записную книжку и торопливо записала строчку, которая только родилась у меня в голове. Ладно, авось, как-нибудь разберусь. Наконец, фильм закончился. Семья чего-то зашевелилась. Я сделала музыку потише и разобрала несколько фраз. Кажется, они уже хотят начать собираться. О, серьезно? Мы все-таки поедем в ТЦ? Ну, судя по тому, что меня погнали убирать со стола и мыть посуду – да. Это, видимо, как плата за будущее удовольствие. Вроде бы как, все честно, почему нет. Тем более что одета одна я. Мама ещё и не одевалась. Тётя Дина сейчас непременно захочет напялить новое платье, а Борька будет красоваться в своих блестящих бестолковых шмотках. Бабушка будет долго ворковать с дедушкой, им некогда.***
ТЦ. Да ладно? Мы все-таки здесь? Первым делом я потащила всех в парикмахерскую. Пока тётя Дина не промыла на этот счет маме мозги. У меня будет «рваная» стрижка. Супер. Мои слишком длинные, как мне казалось, волосы, падали на мои плечи, несколько прядей упало на пол. У них не было шансов победить в этой неравной битве с лезвием. Господи, я становлюсь похожа на мальчишку. Но мне это безумно нравится. Это вроде бы как я, а вроде бы как и не я. Я закрыла глаза и расслабилась. Чувство невероятного облегчения, освобождения накрыло меня с головой. - Ну, все, принимайте работу! – спустя некоторое время раздался у меня над ухом бодрый голос парикмахера. Я открыла глаза и взглянула на себя в зеркало. «Еще бы зеленые были…» - неожиданно подумала я. Нет, мне очень нравилось, правда. Но мне почему-то безумно хотелось, чтобы эти волосы были яркого светло-зеленого цвета. Но мама, как говорится, голову за такое снимет. Так что не буду рисковать. - Спасибо, - растерянно пробормотала я, глядя на парикмахера. Тот расплылся в вежливой улыбке. Ну круто. Главное, что больше нет этих позорных «просто волос» на голове. Я вывалилась из помещения и встретилась со своими родственничками. Разумеется, они все тоже захотели сделать хоть что-нибудь со своими волосами. Тётя Дина покрасила волосы в совершенно жуткий цвет, отливающий светло-фиолетовым. Борьке заделали что-то короткое и кудрявое. «Он меня бесит до последней кудряшки», - тут же записала я себе в книжечку, когда впервые увидела у него на голове это нечто. Мы заплатили и потопали в неизвестном направлении. Тётя Дина крутилась в основном у магазинов с косметикой и шмотками, мама послушно бежала за ней, а Борька тянул их обеих к какому-то крутому телефону, который он углядел черт знает за сколько километров отсюда. Нюх у него на эти штуки, что ли? Я уже пробежалась по всем "контрольным пунктам", которые наметила, и уже откровенно скучала, когда меня зацапала в свои лапищи тётя Дина. Она затащила меня в какой-то магазин косметики и заставила ходить там вместе с ней, мамой и скучающим Борькой. Впервые я почувствовала, что мы с ним думаем об одном и том же. Но у него не было главного - блокнота и наушников с музыкой. Чертов лошара. Оставайся тут, в этой дурацкой реальности. А я свалю отсюда как можно дальше – куда-нибудь в Японию. Или в Китай, как пойдет. Впрочем, мне повезло. Я не успела даже достать свой блокнот, а тётя Дина уже потащила нас всех на кассу. Мама явно не вкуривала, что ей следует делать, поэтому она прихватила все то, что ей впихнула её сестра и поспешила вслед за ней. Очередь пока была небольшой. Разумеется – ведь я, как всякий разумный хомо сапиенс, потащила народ с утра пораньше. Основная толпа соберется где-то к часу, к двум часам дня. К этому времени мы уже свалим отсюда. Надеюсь. Ну или, во всяком случае, будем где-то там, где на людей абсолютно плевать. Например, в кинотеатре, на новых «Мстителях». Новых старых – как год 14 января. Я-то их смотрела уже несколько раз. Да и такое кино тёте Дине вряд ли понравится, так что особо рассчитывать не стоит. Свалим – и то хорошо. В очереди что-то стряслось. Она пошатнулась, и ровный рядок из наштукатуренных куриц немедленно распался. Остались только мы и какая-то странно не стрёмная чувиха, которая стояла впереди нас. Из чего я и сделала вывод, что очередь распалась именно из-за неё. - …без чека – ноу! – надрывалась кассирша. Жирная бездарность. Ни одного слова по-английски больше не знает, что ли? Стало интересно. Я даже сделала музыку потише, чтобы послушать разговор этой курицы с той чувихой. - Надо? – встряла тётя Дина, которая явно уже вкурила прикол с чеком. Я взглянула на экран её мобильника, который она демонстрировала кассирше. Там красовался Google-переводчик. До меня дошло. Похоже, эта «не стрёмная» чувиха не говорила по-русски. О, класс. Я стою рядом с живым американцем. Можно даже беспалева потрогать. - Да не надо! – простонала курица-кассирша. Тётя Дина возмущенно фыркнула, схватила за руку маму и потащила её к другой кассе. Но толпень из вечно бодрствующих студентов, которая уже основательно прижала нас со всех сторон, не позволила ей даже сдвинуться с места. - Ноу! Ноу! Не могу я без чека вам по акции товар продать! – скулила кассирша, с трудом напрягая единственную неглубокую извилину в своем грецком орехе. - Why? – отчаянно вопрошала темнокожая девушка, сжимая в руках какую-то карточку, в которой я сумела различить цветную картонку, которую обычно давали, если покупаешь что-то дорогое. Типа, тебе капают деньги на эту бумажку. Какой-то процент точно капает – не помню, какой. Ты только чеки каждый раз прицепляй и все. - Ну бикос! Не могу я! Тётя Дина давила на меня, прижимала к прилавку. Ещё немного – и я лопну, а все косточки разлетятся в разные стороны. Я тяжело вздохнула и убрала наушники. Осторожно взяла за руку покупательницу, обратилась к ней на её родном языке. Она сначала хотела дернуться, вырваться, убежать, но когда услышала членораздельную речь на английском языке, то сама вцепилась в меня, как схватился бы утопающий за спасательный круг, который внезапно врезал ему по башке. Вот так вот вам. Шах и мат, семейка. Стояли бы вы тут и скулили, как та курица, которая на меня вылупилась, как на Иисуса Христа. Всего-то нужно было – объяснить человеку, что без чека купон не действителен, что сам купон ничего не дает. И она послушно выложила на прилавок деньги. Вот вам и лол. Слушайте и учитесь, пока я жива. Хотя я уверена, что дольше двух минут офигеваний мне ничего не светит – все же было приятно поговорить с человеком, который тебя реально оценил. Темнокожая модница смылась. Тётя Дина налегла на прилавок, а я снова спряталась от мира в своей раковине. Да здравствуют мои пульки и мой блокнотик. - У вас дочь так с ней здорово… - пролепетала кассирша. Я не стала пока делать музыку громче – мне было интересно, что ответит тётя. - Это моя племянница, - поправила её тётя Дина. И на том спасибо. - Такая хорошая девочка! – тут же добавила она. - Да она у меня вообще умница, на олимпиады ходит, занимается, такая девочка прекрасная! – начала она щебетать. Fuck. Ещё немного – и меня вырвет от зашкаливающего количества сюсюканья в её голосе. Вот уж не думала, что так можно говорить. В её голос как будто подлили разведенного в сиропе сахара. И как он у неё не склеился ещё в горле? Вот черт, опять дурацкие ассоциации. Запишу, конечно. Но не думаю, что это хорошо звучит… Тётя Дина расплатилась, и мы вывалились из переполненного магазина. Сам ТЦ уже начинал оживать. Пусть оживает. Нам осталось всего ничего. Сейчас наверняка выяснится, что все уже купили все, что хотели, и мы благополучно свалим домой. Так и случилось. Правда, народ решил заскочить на дорожку в кофейню и слопать там чего-нибудь вкусненького. Я, стараясь не палиться, подошла к прилавку самой последней и заказала себе самых крутых омномномушек на свете. Настоящий кофе и эклер. Больше мне вообще в жизни ничего не надо. Я забилась в угол со своим сокровищем, попыталась слиться с кожаным диваном. Сделать так, чтобы меня не было видно. И, кажется, у меня получилось. Мои родичи-сородичи устроились на двух диванчиках. И конечно, мне выпала честь сидеть с Борькой. Но было глубоко пофиг на все. У меня были наушники и кофе. Больше ничего не надо. Кроме, может быть, книжечки. Но книжечка потом – сейчас меня ждет вкусняшка. Я на пару секунд затормозила, глядя на кофе. Мне ведь нельзя его пить. Давление резко скакнет – и прощай, Ларочка, мы будем скучать. Но мне хочется. Не думаю, что меня запалят, если я быстро уничтожу этот божественный напиток. Я умяла все за пару минут. Мама болтала с тётей Диной, Борька пялился на экран своего мобильника. А я сидела и кайфовала, чувствуя, как горячий кофе медленно проходит по всему моему организму. Точно так же, как шла утром мороженка. Но это оцепенение долго обычно не продолжается. Так случилось и в этот раз. Кофеин и сахар шибанули в кровь, и я на пару секунд словно взорвалась изнутри. Мне захотелось вскочить и закричать на весь ТЦ. Запрыгнуть на спинку дивана и заорать: «Бу!». Чтобы все услышали мой голос, и та американка узнала бы меня. Но мой порыв самым безобразным образом прибили ещё в момент рождения. Тётя Дина сунула маме денег и отправила её и Борьку в супермаркет. Оп. Что, наконец-то собираемся домой? Ну, судя по всему, так. Ну что ж, пока они ходят, есть возможность посмотреть фильм. Я скачала его ещё вчера вечером, но успела глянуть только первые десять минут. Я достала свой планшет. Универсальная штука. Пока все возятся с телефонами, плеерами и им подобными, я все совмещаю в одном устройстве. Без наушников планшет – это планшет. С наушниками – одновременно плеер, компьютер и телефон. А сейчас он превратится в экран телика. Хоп-хоп – мэджик! Я открыла папку с видео и ткнула пальцем в фильм. Но ничего не было слышно. Даже когда я выжала максимальную громкость. Разве что получалось разбирать то, что говорят актеры. А все почему? Потому, что каким-то тупым детям вздумалось орать рядом со мной. Пять этажей. Черт знает сколько квадратных метров. Так какого же хрена надо торчать именно возле меня? Почему нельзя просто свалить куда-нибудь подальше? Я же не слышу Адама. Зачем, спрашивается, я столько времени грузила этих «Любовников»*, если мне все равно не дают посмотреть их? За десять минут можно было понять, что это будет крутой фильм. Я имею, черт побери, право смотреть его тогда, когда хочу. А вот орать в ТЦ вам никто не разрешал. Они отошли на пару шагов. Ну слава Богу. Хоть послушаю нормально, что там говорят. Спустя пару минут появилась другая проблема. Меня начала доставать тётя Дина. Мне жутко хотелось врезать ей, ушатать так, чтобы надолго запомнила. Но пока нельзя. Ещё долгих одиннадцать-двенадцать часов она будет торчать в поле моего зрения. Если я только не смогу избежать совместного просмотра сопливого сериальчика вечером. Днем меня спасет школа, утром и вечером – мой природный пофигизм. Я изо всех сил старалась делать вид, что ничего не слышу. Тётя дико бесила – пыталась заглянуть в мой планшет, даже рискнула прикоснуться к наушнику. Я влипла в диван и сжалась. Не хочу, чтобы она трогала моё сокровище. Мой Томка. Моя Тильда. Не трогайте нас. Я видела, как у них обоих шевелятся губы. Приятно осознавать, что ты понимаешь, что говорили актеры на самом деле. Приятно иногда думать, что знаешь, как можно было перевести фразу лучше. Порой русский перевод радует, а порой просто бесит. Тупой перевод. Легче смотреть в оригинале. Легче и... приятней. Я не заметила, как вернулись мама с Борькой. Тётя Дина прилипла ухом к своему мобильнику. Судя по обрывкам фраз, которые мне удалось сложить в единую картинку, она вызывала такси. Круто. На моторе поедем, как люди. Так. Если я буду долго собираться, они наорут на меня. Так что лучше убрать планшет обратно в рюкзак. Едва я успела сделать это, как вдруг раздался звонок телефона. Я прислушалась. Звонил, что странно, не робот. Вполне себе живой мужик орал на тётю Дину, ругался, говорил, что ждет нас уже «черт знает сколько». Однако. Он что, ясновидящий? Долго думать не было времени. Мы похватали наши вещи и помчались на улицу. Тётя Дина заметила машину, которую нам описал водила, и устремилась к ней. Вслед за ней побежала мама. Борька уныло плелся, обозначая своё существование едва слышной руганью. Одна я шла – пофигистка пофигисткой. Неожиданно машина резко дернулась и умчалась куда-то. Я заметила, что водила поехал «пустой». Тётя Дина тут же схватилась за мобильник, набрала номер такси, стала ораться с кем-то. Я почувствовала себя неуютно без своих наушников и даже без блокнота. Мне захотелось достать хоть что-нибудь, бросить все, что я держала. Но нельзя. Пришлось терпеть. - Этот гад нажал на «выполнение вызова»! – возмущенным голосом оповестила нас (и половину населения планеты) тётя Дина, сбрасывая звонок. – Обещают новую машину прислать. Сказали, что ждать придется минут девять-десять. Ну, ничего, тут постоим. Не будем заходить уже обратно. Тупой говнюк. Тупойтупойтупой тупой говнюк. Тупойговнюк. Теперь мне из-за тебя, урод, торчать целых десять минут в пространстве. Тут везде люди. Тут везде не мои друзья. Тут везде мой город, а не тот, в котором я была минут двадцать назад. Эй, ну куда? Я не представляю, как я продержалась эти проклятые десять минут. Но я продержалась. Приехала новая машина, мы все кое-как впихнулись и поехали домой. Я воткнула в уши наушники и заглохла на заднем сидении. И, разумеется, стала пялиться в окно. Круть. Наушники и машина. Круть. Круть. Кто, черт побери, поверит, что я писатель? Весь мой лексикон сводится к одному слову.***
Толстовка, кепка, кеды. Скамейка. И Люк на поводке. Минут пятнадцать назад мы приехали домой, и меня благополучно выгнали на улицу – гулять с собакой. Люблю эти прогулки. Люблю эту куртку, в которой можно укрыться от всего, что происходит вне моего мира. Люблю эту чертову псину. Люблю это место. Вроде бы и за десять минут при желании можно до города добежать, дополнительно описав нехилый круг по всему кварталу. А вроде бы и чертовски далеко от всей этой чертовой цивилизации. …сказала чувиха в наушниках и с планшетом в руках. Это тоже надо записать. Я тот ещё Петросян, конечно. Но так уж я устроена – все нужно записывать. Может быть, это уже какое-то психическое расстройство? Я достала записную книжку, и неожиданно почувствовала, как дергается поводок. Люку захотелось пробежаться. Вот черт… Люк, гад. Я всё же соскребла себя со скамейки и помчалась за своей бестолковой собакой. Он радовался жизни так, как не радуется, наверное, никто. Носился, скакал, заставлял меня бежать за ним, прыгать, играть с ним. Господи, и откуда в этом существе столько энергии? Я не успела ухватить за хвост очередную мысль-русалку. У меня схватило сердце, и я резко тормознула. Да так резко, что моё тело поддалось чертовой физике и рухнуло на травку. Надо мной появилась испуганная мордаха Люка. Он обнюхал меня, стал лизать мои руки. Я тупо пялилась на небо. А если я тут сдохну, интересно, что напишут в сводках? «Убегала от своей собаки. Упала в траву, которая проросла всего несколько недель назад. Такая… зеленая. Такая крутая. Ещё не загаженная людьми». О, нет, так точно не напишут. У меня в наушниках послышалась веселая музычка. Даже не помню, когда умудрилась загрузить её себе на планшет. Дурацкая веселая музыка на почти родном языке. Самое время пофилософствовать. Кем я буду? Фрилансером? Ай да я. Ай да чмо. Кому в этом городе нужны переводчики? Кто пустит меня к бро? Или бро ко мне? Да никто. Я обязана гнить тут. Хотя… Может быть, мой единственный талант мне когда-нибудь пригодится. Думаю, у меня когда-нибудь будет небольшая уютная квартирка в Питере. Такая, какая нужна мне. Стоит попробовать добиться своей цели, почему бы и нет. Поддамся семье – перестану себя уважать. Я валялась черт знает сколько, растянувшись на земле в полный рост. Заболею? Не заболею. Но Люк вцепился в мой воротник и упорно тянул, заставлял сесть. Сволочь. Милая пушистая любимая сволочь. Ненавижу тебя, солнышко. Я поднялась и потопала к скамеечке. Села там. Было жарко. Видимо, сердце хватануло так нехило. Жаль, что не взяла с собой лекарство. Люк запрыгнул на скамейку вслед за мной. Он понял, что сейчас будет. Да, умница моя, я хочу сделать это снова. И так всегда будет заканчиваться наша с тобой прогулка. Я расстегнула куртку и прижалась к собаке. Тепло собачьего тела – это непередаваемо. Мягкая, палевая шерсть, слегка отливающая шоколадом на спине и лапах. Торопливое дыхание. Стук сердец, наверное, сливаются в единый ритм. Обожаю эти моменты. Я достала свой блокнот и ручку. И мы вместе с Люком умчались куда-то далеко. Здесь нас не было. Не знаю, умеет ли он читать – мне почему-то хочется верить, что умеет. Я пишу всегда. Когда не могу писать на бумаге – пишу на телефоне или на планшете. Иду и пишу. Сижу и пишу. Решаю квадратное уравнение и все равно что-то пишу. У себя в голове. Надеюсь, он поддерживает меня в этом. Этот пёс просто не может быть другим. Он такой, каким я его себе представляю. Я не успела дописать сцену. Планшет завибрировал – пришла смс-ка от мамы. Скоро должен был начаться обед. Разумеется… И поэтому меня нужно отвлекать от описания Люка. Ведь только что выяснилось, что он умеет разговаривать, что понимает меня. Но нет, всем плевать. А если я скажу об этом – у меня отберут блокнот и выкинут его. Нет. Рисковать своим сокровищем я не имею права. Придется идти домой. - Люк, идем! – я встала со скамейки и потянула за поводок. Лохматая псина тут же спрыгнула на землю и поспешила за мной. Мы вместе добежали до нашей многоэтажки, эпично загораживающей солнышко, и на лифте поднялись на наш родной шестой этаж. Дышать там было нечем. Видимо, дедушка опять накурил на лестничной клетке. Ну что ж, вы сами напросились. Я не буду с ним разговаривать. Сегодня – точно. Когда мы зашли в квартиру, я торопливо отстегнула от ошейника Люка поводок, запихнула свою псину в нашу с ним общую комнату и захлопнула дверь. Корма в миске было ещё достаточно. Да и воды тоже. Так что если что – не пропадет. Тем более что я приду совсем скоро. Я смоталась в ванную, умылась, вымыла руки. Потом потопала в гостиную. По телику шла какая-то юмористическая передача. Правда, шуткам, которые там рассказывали, было уже лет сто. Ну, сто не сто, конечно. Но они явно были старше меня. Как говорится – так шутила ещё моя бабушка. Я вспомнила о своей недописанной сцене и достала блокнотик. Да, я и за обедом уткнулась в свою записную книжку. Вся семья смотрела на меня, как на идиота, когда я хрумкала пиццу и что-то строчила со скоростью света в своем блокнотике. Че вылупились? Клоун я вам, что ли? Да. Было неприятно. Но я старалась не подавать виду. Нужно терпеть. И точка. - А она у тебя всегда такая была? – громко спросила тётя Дина. О, кажется, на меня кто-то наехал? Хреновая попытка. Детка, ты ведь знаешь, что всегда. И всегда буду. Ты меня другой и не помнишь, ведь так? Впервые ты меня увидела, когда мне было года два. Тогда я постоянно рисовала. Сейчас постоянно пишу. Просто потому, что слова намного удобнее и выразительнее. И в них есть все, что мне нужно. Ясно тебе? И вообще, свалю-ка я в комнату. В конце концов, моя комната – моя крепость. Хрен кто капитуляции дождется. Я не собираюсь махать белыми трусами и орать, что мне нужно общение. Хоть забастовку объявите – с места не сдвинусь. Я быстро дохрумкала свой кусочек пиццы и выскочила из-за стола. Абсолютно пофиг, как меня сейчас там будут обсуждать. Пусть говорят, что хотят. Не могу я там сидеть. Не могу и всё тут. От дедушки воняет, тётя Дина жутко бесит, Борька вообще убивает одним своим присутствием. Я добежала до своей комнаты. И только там перевела дух. Смогла «полакомиться» своими таблеточками. Всё же с сердцем не шутят. Приходится слушаться врачей. Люк дремал на своей подстилке. Умаялся, бедный. Верно – умаялся. Воды в миске почти нет. Ладно, позже налью. Тут бутылка где-то недалеко. Я села за свой рабочий стол. И первое, что я увидела – это был не ноут, и даже не кактус. Это была небольшая коллекционная фигурка. Ну да, грешу я этим. Но как можно было удержаться? Ведь это же Капитан Америка! Я провела кончиками пальцев по щиту маленького Кэпа. Мой хранитель. Стоит тут рядом с Локи и Старком. Не знаю, почему, но эту фигурку я люблю больше всего. Она мне словно приносит удачу, даже несмотря на то, что как персонаж мне Кэп не особо симпатичен. Видимо, эта энергия должна была достаться фигурке Локи. Но она перепутала адреса и вселилась не туда. Жаль. - Здорово, Кэп, - зачем-то поздоровалась я. Фигурка, естественно, мне не ответила. Но это только в реальности. В моих фантазиях Кэп разговаривал со мной. Разговаривал… на английском. Меня припечатало осознанием тяжелой правды – это конец праздников. Жестоко, блин. Я сидела бы и переводила. Все, чего я хочу. Правда. Так мало того, завтра у нас английский. Ненавижу эту курицу-училку. Я сама знаю больше, чем она. А произношение? Отвратительное произношение. Какой диплодок её учил разговаривать? Маугли, а не училка. Праздники реально закончились. Значит, скоро начнется время охренительных разговоров. Что-то вроде таких: - Ты ничего не умеешь. Из тебя ничего не выйдет. Ты не сдашь экзамены. Что ты вообще можешь? Уверен, ничего из того, что я знаю. - Ну что вы. Абсолютно ничего. Разве что пишу да перевожу потихоньку. На два языка. Все будет точно так. Только я ничего не отвечу. Кто-то скажет – кишка тонка. Но мне просто пофиг. Меня просто не волнует то, что обо мне думают учителя. Я ведь все делаю, что вам ещё надо? Другие в моем возрасте уже рожают, обкалываются наркотой и курят. А я только лишь пишу. Взять хотя бы моих одноклассников – ничего не знают и не умеют. Гуляют целыми днями, где хотят и когда хотят. А ещё вроде бы как «лучший класс в школе». Правильно Томка как-то сказал – вы не знаете их так хорошо, как я. О. Точно. Одноклассники. Не было их чё-то в ТЦ. Даже странно. На первое апреля толпой с уроков свалили, а на Первое мая… Впрочем, пофиг. День дебила – праздник крокодила. Это их дело. Может быть, кто-то там и был. Может даже, пытался со мной заговорить, но я не слышала. Конечно, как я могла услышать их из Германии? Надеюсь, что они хотя бы не видели этого шоу, которое я на свою голову устроила в магазине косметики. А если видели? Что тогда? Как можно обернуть против меня моё знание английского? Заучкой будут называть? Да, черт побери, когда меня это волновало? Но на всякий случай бухну кофейком. Хоть как-то же нужно забыться. Я потихоньку вытащила свои тайные запасы и заварила себе ароматный напиток. Кофе. Любимый кофе. Плевать на гипертонию. Подыхать – так с музыкой. Вообще-то, кофеин – это ведь яд для меня. Переборщу, шибанет, и несут Ларку в гробике. Я встряхнула коробочку с кофе. Пустота. Черт. Закончился. Пойду-ка гляну, что там у меня осталось в заначке. Тайник у меня в шкафу – вторая коробочка, поменьше. На чёрный день, так сказать. Только вот там ничего не было. Тряпки, в которые я заворачивала свою драгоценную коробку, были распиханы по углам. От них жутко несло куревом. Ясно, дед все спер. Именно дед, ибо от моих тряпочек воняет табаком. Плохо ему не станет? И вообще, чел, как ты узнал о моих запасах? Тайных – я повторяю, тайных запасах. Вывод один – он рылся в моих вещах. Блин… Надо срочно постирать все те тряпки, в которые я заворачивала свою коробочку. И заодно брызнуть духами на шкаф. А то так и провоняет всё. Не буду устраивать разборок. Фиг с ним, с дедом. Завтра постараюсь купить себе заветных зернышек - благо, деньги пока есть. Даже несмотря на то, что я потратилась сегодня в ТЦ на пополнение других своих запасов – канцелярских. Всё же что-то у меня осталось. Я вообще трачу мало денег. Покупаю только то, что мне действительно нужно. Кофе не в счёт. Просто я такой человек – люблю риск. Экстрим должен быть более-менее безопасным, правильно? Ладно. Нужно чем-то себя занять. Я села обратно за стол и окинула его оценивающим взглядом. Когда мой взгляд допутешествовал до пачки бумаги… Вот знаете, как в фильмах бывает – люди переглянулись и сразу всё поняли? Вот точно также было и у меня. Разве что роли разных людей выполняли руки и мозги. Я взяла в руки лист бумаги и принялась за дело. Это даже не оригами. Это просто комки бумаги, из которых я леплю, как из снега, какие-то фигурки. И не дай Бог вы к ним прикоснетесь. Я вас порву, как русские рвали немцев семьдесят лет назад. Вообще, мне кажется, что я ошиблась временем. Лучше мне было родиться намного раньше. И ещё лучше – если бы я была мальчиком. Рванула бы защищать родную страну, верила бы в то, что она станет лучше, что будет процветать. Честно, стыдно перед теми, кто погиб на войне. Они-то думали, что наше поколение будет крутым, достойным. Не знаю, достойна ли я таких жертв. Не буду судить себя – я себя знаю только изнутри. Наверное, тем, кто находится рядом со мной, виднее. Ладно – я. А что же остальные? Им ведь плевать на всё. Мне, в принципе, тоже – но мы плюём на разные вещи. Если видеть только результат моей работы, а не её процесс – я думаю, это будет выглядеть достойно. Обещаю, я когда-нибудь к этому приду. Кэпу обещаю, ветеранам. Ну и тем, кто на нас с верхотуры смотрит, типа с небес. Возможно, смогу прилично жить. Так, чтобы не вылететь с работы в тридцать лет и понять, что никому не нужна. Не думаю, что у переводчиков есть ограничение по возрасту. Мозги – это вам не тело, которое за энное кол-во лет изнашивается и становится непригодным. Ни для спорта, ни для, в общем-то, жизни. Всех эти великих спортсменов ждёт один конец – они осознают, что ничего не умеют, ничего не знают, и свалятся со своего пьедестала, на который карабкались столько времени. Кому-то повезет, и он сможет стать тренером в какой-нибудь школе для таких же лошков. А основная часть почешет репу и пойдет под забор с бухлом, куревом и наркотой. Я практически уверена в этом. Так, что-то я увлеклась. Фигурка у меня давно готова, даже выкрашена в зеленый и черный цвет. Конечно, это не идеальный Халк, но на подарок однокласснице сойдет. Она, вроде бы, ничего такая. Тоже слегка не от мира сего, как и я. Подпишу где-нибудь на листочке, типа – «моему Кэпу от его Старка». Она поймет. Но только надо подождать, пока фигурка высохнет. Можно набросать кэповский щит на отдельном листочке и подписать там. Будет как подставочка. Наверное, ей понравится. Надо только убрать Халка на окошко – пусть сохнет где-нибудь там. А то мало ли, припрётся сюда кто-нибудь, схватит, облапает. Остальные фигурки можно и здесь оставить – со снеговичком и звездой ничего не случится. Пойду только возьму кисточку маленькую на кухне. Я её там забыла, когда мыла вчера свой стаканчик-непроливайку. Всё хотела забрать, но забывала… А тут ещё и глаза надо будет нарисовать, и ноздри, и губы как-то обозначить. А то у меня какой-то статуй невыразительный выходит – без лица. Рассуждая так, я направилась на кухню и обратно в комнату. По сути, я вернулась буквально через пару минут. Ни снеговика, ни звездочки уже не было. Черт бы вас драл! Какого хрена?! Где выкрашенные фигурки? Я вылетела из своей комнаты, разбудив мирно дремлющего Люка, и метнулась вслед за тенью, которая пару секунд мелькнула за поворотом. Кажется, кто-то шел обратно в гостиную. Гора мышц – стопудово это Борька, будь он проклят. Залез в мою комнату, взял фигурки… Но зачем? Что ему там надо было? Неужели, дед послал его спереть у меня ещё что-нибудь? Да, точно, помню – там, на столе, не было моей кружки. Что, уже всё свое поразбивали – решили за моё взяться? Да хоть квартиру взрывайте. Плевать уже. Я заметила, что мусорное ведро слегка сдвинуто в сторону. Хреново. По краям виднелись капли уже подсохшей красной краски – видимо, он случайно мазнул его моей звездочкой. Можно даже не смотреть – наверняка он скомкал их, и сейчас только отмывал руки. Бесит. Бесит. Бесит, сволочь, бесит. Кто сволочь? Ну, ты сволочь. И он сволочь. Все вы такие. Все вы такие! Все! Я сморгнула слёзы. Не время хныкать и разводить слякоть. Зеленой краски не видно – видимо, мой Халк уцелел. Надо пойти и докрасить его. Кэп ведь ждёт, что я её поздравлю. Я вернулась в комнату. Да, Халк выжил. На то он и Халк. Маленький, но красивый. Вот у него появились губы, глаза, черты лица… Хорошо получилось. Но делать что-то из бумаги резко расхотелось. Я замаскировала свою единственную уцелевшую фигурку в книжках и приоткрыла окно. Пусть подсохнет. И щит тоже должен высохнуть – это ведь не дело. Как я липкий рисунок потащу в школу завтра? Пока всё это дело сохнет, можно заняться кое-чем другим. У меня уже давно лежит вышивка, в маленькой железной шкатулочке припрятан бисер, нитки. На планшете меня ждёт схема. Пожалуй, сейчас – самое время посидеть с вышивкой в руках. Я уселась на кровать и занялась делом. Зря. Бисер меня не слушался сегодня. Мелкие заразы падали, терялись в складках одеяла. Проклятая вышивка тряслась, ряд слезал. Когда пятая бисерина упала из моих трясущихся рук, я бросила пакетик с бисером в ящик шкафа и резко захлопнула его. Попыталась найти в постели бисеринки, но они выбесили меня, как последнюю скотину. Всё, пофиг. Воткнется ночью в глаз – значит, так надо. Я слезла с кровати и подошла к окну. Щит уже высох, а вот Халк чего-то тянул. Ну ладно. До ночи-то высохнет, а там уже и убрать можно будет в рюкзак. Авось, не испортится. Я плюхнулась обратно на кровать. Со своим блокнотом, конечно, куда я без него? Открыла его. Несколько секунд подумала, а потом посильнее сжала ручку и свалила к черту из этого проклятого мира. «Хочу мистики. Хочу уйти туда, где она есть. Хочу. Ты пойдешь со мной? Разумеется, ты со мной пойдешь. Ты ведь мой билет туда. А Люк? Люк пойдет? Я взглянула на своё лохматое счастье, которое снова дрыхло на своей подстилке. Может, я слишком многого от него хочу? Ох уж эта чёртова привычка сомневаться во всём. Даже в том, что вижу своими глазами. Я верю только чувствам. И эти чувства говорят мне, что у нас с Люком все прекрасно. Что он такой, каким я его вижу и представляю. И он есть. Единственный, кто реально есть. Он из моего мира, но он существует. Странно даже. « Хочу научиться писать пером. Нет, ну серьезно. Это ведь интересно. И чувствуешь себя частью того, что уже никогда не вернётся обратно». Мне плевать, во сколько завтра вставать. Я хочу это дописать. Я не хочу уходить оттуда. Днем меня ещё не раз выгонят с уроков из-за того, что я буду увлеченно что-то строчить в блокноте. Плевать. Главное – не поддаваться соблазну попроситься выйти. Иначе меня затянет, и я не смогу вернуться обратно вовремя. Так и проторчу весь урок в этаком междумирье – вроде бы, в коридоре школы, и вроде бы – в Париже. Я хочу это дописать. Допишу – и спать. Плевать на ужин, пропущу его. Когда я закончу – будет уже ночь. Главное – не забыть моего Халка. Спокойной ночи, Люк. Проснёшься – всё равно меня не дозовёшься. Меня здесь нет.***
Кошмар, ну и курицы. Мои одноклассницы – просто курицы. Кто-то из этих наштукатуренных меня всё же видел вчера в ТЦ. Даже Кэп. И как я её только не заметила? Она ведь, оказывается, была вместе с мамой в той толпе в магазине косметики. Вот чёрт. Она видела, как я заговорила с той чувихой. Но, слава Богу, но не стала ничего спрашивать, и никому ничего не рассказывала. Ну, во всяком случае, мне так кажется. Может, им всем просто неинтересно, и поэтому меня никто не достаёт. Прошло уже два урока. Я пережила свою любимую литературу и алгебру. Алгебра, в принципе, тоже ничего – когда понимаешь, что происходит. Можно даже для прикола порешать что-то самой. Но обычно мне влом. Зато я успеваю сделать всю классную работу и всю домашку ещё на уроке. А ещё ответить у доски и поскучать минут пять-десять до звонка. Сейчас будет английский. Причём, совмещёнка, что ещё хуже. Обе группы будут у нашей англичанки. Она же страшенный псих! Как, спрашивается, она справится с целым классом народа? Сегодня ведь, как назло, припёрлись все. Даже те, которые болели по полгода. Ну ладно. Как-нибудь переживём. Вместе с блокнотом. Всё будет норм. Всё норм. Всё норм. Всё норм. Всё вообще норм. Как у миллиардера прям. Со мной села Кэп, нам дали задание. Написать перевод текста, который выдадут всему классу. Все прекрасно. Я справилась с этим заданием минут за двадцать-двадцать пять – не торопилась, смаковала. Перевод текста должен был получиться «вкусным». Справившись с переводом, я сделала дополнительное задание и достала свой блокнотик. Хотела переписать свой перевод. Думаю, будет интересно написать дома текст заново, снова на английском языке. А потом и попробовать перевести его снова. Например, на итальянский. Я могу делать это вечно. Сначала всё было нормально. Так, как я и предполагала. Но вот когда англичанка отобрала блокнот – тогда я уже озверела. Её не устроило то, что я переписываю текст, видите ли! Ну всё, тварь, ты напросилась! Я вскочила. На меня уставилось двадцать четыре пары офигевших глаз. Мне было плевать. У меня просто дико бомбило. Я высказала училке все, что думала о ней. Причем, на английском языке. Плевать мне на её самооценку. Вообще, вряд ли она поняла хоть что-то из того, что я сказала. Я наорала на неё, отомстив таким образом за все те три года, которые она вела у нас свой предмет. За все несправедливые записи в дневнике, за оскорбления на уроках, за вопли, за ту четверть, когда она мне поставила два только потому, что я однажды не сдала проект. Да, не сдала. Но, чёрт побери, я болела тогда! Кто мне сказал о плакате? Кто мне сказал, что за одну работу, которую я не сдам по уважительной причине, мне поставят два в четверти? Я орала и орала. Всё, что у меня накопилось в душе, впервые нашло выход не на бумаге. Мне не нравилось это, но остановиться у меня не получалось. Всё, меня вывели. С утра надышалась этим проклятым дымом. В квартире уже буквально густой воздух из-за этих чёртовых сигарет. С утра же наслушалась фирменных тётиных унижений, получила несколько пинков от этого недоразвитого центнера мышц. Никто за меня не вступается – так я сама вступлюсь. Свалю отсюда. Свалю к черту. Или к Локи. Или ещё куда-нибудь. Можно, например, в Венецию махнуть. Благо, под рукой есть билет в любое место. Я наорала на училку за всех этих чёртовых людей. Она одна огребла за всех этих гадов. Когда поток слов иссяк, я схватила рюкзак, вещи и выскочила из класса. Пулей промчалась по коридорам, схватила в раздевалке куртку и вылетела из здания школы. Вахтёрша не успела остановить меня. Она как раз открыла дверь, чтобы выпустить кого-то из учителей. Возможно, это была даже моя классная руководительница. Кто бы это ни был, я его отпихнула и свалила со школы. Как типичный трудный подросток. Мы не трудные, неуважаемые взрослые. Просто вы не хотите нас слушать. Я на ходу накинула на себя куртку. Просто чтобы она не мешалась – было тепло. Ничего, к вечеру похолодает. Я шла домой. Хотела сбросить учебники и свалить куда-нибудь подальше. До вечера меня никто искать не будет. Заметят – скажу, что вернулась за спортивной формой. Спросят, зачем она мне – скажу, что у нас намечается субботник. Надо уметь врать. Я ведь писатель. Пока никого нет, я пробралась в комнату через окно. Люблю ту, что оставила его открытым. Она как знала, что я вернусь, как преступница. Но… подождите. Это ведь сделала я. Нет. Нет, это сделала моя сестра. Её ведь я тоже описала. Она есть. Просто у меня есть материальное тело, а у неё нет. Но она останется навечно. Меня не станет, а она останется навсегда. Это бумажное тело намного лучше. Оттуда её никто не выгонит. Вы нас не разлучите. Чёртовы люди. Вы ничего не понимаете, она ЕСТЬ. В отличие от вас. Э, стоп, мечта. Тормозни. Я ведь живу на хрен знает каком этаже. Не на первом. Я не могу забраться в квартиру через окно. Разве что по канату? Дома будет разнос. Но я хочу вернуться туда. Посадите меня куда угодно. В исправительный класс, в тюрьму, в психушку – мне все равно. Только не отбирайте блокнот. Там я. Там все мои друзья. Там мой мир. Нет, не там. Здесь. Я живу здесь, между страничек. Я заложник бумаги и обложки. Я не разбирала, по каким кнопкам домофона давила. Кажется, я позвонила в чью-то квартиру. Надеюсь, не в свою. Но меня пустили – это главное. И тут же я застряла в лифте, но даже не заметила этого. Плевать на все. Я прислонилась спиной к так называемой «стене» и сползла вниз по ней. Сжалась, ослепла от слез, которые катились у меня по лицу. Отчаянно цеплялась за свою жизнь. Бумажную. Но самую настоящую. Такую, какой она должна быть. Без тёти Дины, без издевательств. С моими друзьями, Люком… Лифт дернулся и поехал наверх. Я вывалилась из лифта и потихоньку прошмыгнула в свою квартиру. Судя по тому, как в гостиной монотонно болтал телик, все были там. Я в одну секунду оказалась в своей комнате. Открыла рюкзак и вытряхнула из него все немногочисленные книжки. Выкинула школьный планшет. Не завидуйте – учителя все равно не вкуривали прикола, как и что нужно делать. Поэтому на некоторых уроках мы так и занимались по книгам. Я швырнула тетради в аккуратную стопку, которая покоилась на нижней полке шкафа. Все верно – ненужному место внизу. Книжки легли в свою стопку. Пришлось аккуратно уложить их, чтобы никто не заметил бардака, когда зайдет в мою комнату. Я бросила в рюкзак свой старый любимый пенал, в котором было всего несколько ручек и пара карандашей. И кажется, точилка. Ластик был только на одном из карандашиков. Обойдусь. Плевать. Главное – уйти и выговориться. Возьму в термосе кофе. Заварить его беспалева было легко – все торчали в гостиной, на странные звуки, доносившиеся с кухни, этим диванным людям было пофиг. Я вернулась в комнату. Сунула в специальный кармашек рюкзака термос. Кто-то жалобно заскулил. Чёрт, Люк. Сейчас спалит меня, бестолковая собака. А чтобы не спалил… Возьму Люка с собой. Хоть не додумаются пустить его по моему следу. Всё гениальное просто, не правда ли? Я воткнула себе в уши наушники, нацепила на свою псину поводок, зачем-то застегнула куртку, и мы вместе свалили из дома. Дошли до моей любимой скамейки – той, что стояла около моста. Рядом шумела недавно ожившая речка. Снова достала блокнот. Снова громыхнула музыка. Нас найдут. И быстро. Но не в ближайшие несколько часов. Сейчас я – здесь. Я буду это писать. Вечно буду писать. Это единственное, чего я хочу – писать и переводить. И пить кофе. И слушать музыку. И ещё ненавидеть помоек с сигаретами. И задыхаться от аллергии. Будьте прокляты, болячки. Хотя что тут такого? Это же я, черт побери. Так будет всегда. Люк бегал где-то поблизости. Я запретила ему отходить далеко, и он почему-то слушался меня. Словно понимает человеческую речь, знает, что я ему сказала. Я наблюдала за своей псиной и молчала. Музыка гремела в наушниках. Да, Люк, это самый идиотский побег из дома. Мы ведь недалеко ушли – даже дорогу не переходили. Отсюда видно наш дом. Зато нас оттуда не видно. Так что пусть поищут. Минут через десять Люк заскочил на скамейку. Хочет домой, что ли? - Нет, брат, - тихо сказала я ему. – Нет. Пусть ищут. А мы здесь посидим. Ты ведь понимаешь, как это – жить по ту сторону блокнота. Хочешь почитать? – я расстегнула куртку. Он тут же прижался ко мне. Видимо, хочет. И мне плевать, что это «только собака». Вы ничего не понимаете. Зато он меня прекрасно понимает.***
Меня нашли поздно вечером на скамейке возле моста. Даже нет, не меня. Нас. Не надо меня дергать. Не трогайте меня. Я не хочу вас видеть. Я хочу к Люку и к своим друзьям. Они лучше, чем вы. Они бумажные. Вы всё равно никогда не станете такими, как они. Дедушка попытался меня обнять. Я вырвалась. Сейчас уже всё равно – я могу говорить всё, что хочу. Я свободна ото всех оков, как сказал мудрый Альтрон. Есть только мой мир, я знаю это. Он – единственный реальный. Там нет курящих людей. Там нет унижений. Там меня ценят. Там никто не роется в моих вещах. Там я – это я. И будь ты проклят, запах сигарет. Я трудная. И бракованная. Но увы – не настолько.