***
Куроко не знает, стоит ли ему удивляться тому, что за столиком он замечает Кагами. Вообще-то, наверное, стоит, но он не может, потому что ситуация до нелепости абсурдна, и это раздражает, поэтому Куроко едва сдерживает ядовитые нотки в голосе, когда подходит с блокнотом к проклятому восьмому столику. — Мне бизнес-ланч, стандарт, — говорит Кагами сразу, как только Куроко заносит ручку над блокнотом. — Акция «Бизнес-ланч» действует до четырех. — А, — выдает Кагами и возвращается глазами к меню. Он мычит что-то себе под нос, выбирая блюдо, и Куроко уже не может сдерживать раздражение, рвущееся наружу. — Ты серьезно, что ли? — натянуто спрашивает он и не моргает, когда Кагами поднимает на него вопросительный взгляд. — Теперь ты будешь каждый день сюда ходить? — Почему нет? — Оставь меня в покое. — Ты думаешь, я здесь ради тебя? Куроко не отвечает, только пытливо смотрит на Тайгу, из которого вырывается смешок. — Ты слишком много о себе думаешь. Я здесь, чтобы перекусить после лекций в университете, а не ради тебя. Куроко проглатывает ответ и чувствует себя идиотом. Он молча записывает заказ и старается вообще не смотреть на Кагами, когда приносит ему приборы, и бегло кидает «Приятного аппетита», когда ставит перед ним тарелку с супом. Он также старается избегать его взгляда, когда приносит ему счет. — Слушай, с такими нервами и самомнением как у тебя, не думаю, что ты сделал правильный выбор, устроившись официантом, — говорит Кагами, набирая пин-код на терминале, говорит просто, без упрека или укора, в его голосе нет яда, он просто сказал это как шутку, просто, чтобы разрядить атмосферу, и всё же Куроко чувствует себя виноватым. — Извини, — говорит он, вручая Кагами его карту вместе с чеком, и разворачивается, чтобы уйти, но останавливается, когда слышит: — А что мне будет за прощение? — Прости? — резко оборачивается Куроко. —Просто шучу, — Кагами вскидывает руки вверх, смеясь. — Видел бы ты своё лицо. Куроко возвращает лицу привычное выражение и, сверкнув в последний раз глазами, скрывается за дверью с табличкой «служебное помещение». Кагами выпускает короткий смешок и, закинув сумку на плечо, выходит из кафе с широкой улыбкой на лице, совершенно очарованный этим официантом.***
Лето для Куроко начинается в конце июня, когда он берет отпуск в кафе и уносится этой же ночью в клуб вместе с Аомине на тематическую вечеринку, где все «в теме». Кисе кидается с объятиями на Куроко, как только замечает того у барной стойки со стаканом крепкого напитка в руке. Блондин в привычной своей манере обнимает всех друзей, целует каждого в щеку и что-то счастливо лепечет, перекрикивая музыку. И да, Кисе пьян. Через пару минут, когда включают любимую песню Кисе, его сдувает на танцпол, словно одуванчик, и он теряется в толпе. Друзья только смеются над гиперактивностью Рёты и его позитивом и опрокидывают шоты у барной стойки. Ночь идет своим чередом. На сцене поет какая-то звезда, о которой Куроко ничего не слышал, но, судя по тому, как бурно Кисе, что стоит рядом с Куроко, реагирует на каждую новую песню, на сцене поет сегодня довольно известная личность. Впрочем, Куроко все равно. Он осушает очередной стакан, когда Аомине появляется буквально из ниоткуда, обнимает его за талию и в следующую секунду утягивает за собой на танцпол. Звезда, которую боготворит Кисе, закончила свое выступление две песни назад, так что теперь басы гремят из колонок, разрывая танцпол. Куроко и Аомине танцуют едва ли не прижавшись друг к другу, они смеются и иногда Дайки наклоняется, чтобы прошептать Куроко на ухо о том, какой он горячий или о том, как он его хочет. На пятой песне Аомине прижимает Куроко к себе одной рукой, а другую запускает в спутавшиеся голубые пряди и целует так настойчиво, так требовательно, так по-собственнически заявляя права, и до упомрачительности страстно, что Тецуя, наверное, упал бы, если бы не крепкие руки Аомине на его талии. Но момент рушится. И причиной тому становится вихрь по имени Кисе Рёта. И этот маленький засранец начинает тараторить о своей вечеринке в честь дня рождения, говорить что-то о дресс-коде, наплевав на всякое личное пространство, но разве можно злиться на этот сгусток энергии, особенно когда он хлопает длинными ресницами и мечтательно рассуждает о вечеринке, срывая голос в попытках перекричать музыку. — Такой засранец, — смеется Аомине, толкая блондина в бок, и они втроем возвращаются к барной стойке, где их ждут трезвый, как стеклышко, Акаши, рассуждающий в пьяном угаре на серьезные темы Мидорима и Такао, откровенно смеющийся над своим парнем-недофилософом. Однако, едва услышав краем уха разговор, Кисе подлетает к Мидориме и активно кивает на каждое его заключение, а затем они закрепляют соглашение каким-то нелепым тостом о вечности и пьют на брудершафт. И в пять утра все расходятся уставшие, но абсолютно счастливые.***
— Это еще что за нахуй? — фыркает вернувшийся с тренировки Аомине, глядя на разбросанные по полу куски ткани, ленты, листы бумаги с эскизами, вокруг которых сидят Куроко с Момои. — Осторожно, не наступи, — предупреждает девушка. — Это для Кисе. — Аомине хмурится, не понимая ровным счетом ничего, и Сацуки вздыхает. — Для его дня рождения. Он в эту пятницу, если что. И кстати, приходи в малиновом. — Что? — Малиновый. Это такой дресс-код. — А Кисе может хоть иногда быть менее голубым? Вопрос повисает в воздухе, Момои складывает определенным образом ленту, а Куроко делает какие-то надрезы на ткани, и выглядят они серьезно увлеченными. Дайки потирает виски от абсурдности ситуации. — В любом случае, что за дерьмо вы делаете? — Хм, увидишь на вечеринке, — интригующе произносит Сацуки, не отрываясь от лент в её руках. — Не увижу, — Дайки пожимает плечом, отпивая воду из стакана, — потому что меня не будет на этом сумасшествии. Две пары глаз моментально перемещаются на Аомине и пытливым взглядом прожигают его насквозь. — Что ты только что сказал? — шипит Сацуки. — Меня не будет, я улетаю, — он замолкает на середине фразы, в синих глазах поблескивают искры озорства, губы растягиваются в улыбке. — В гребаный Лас-Вегас! На неделю! — наконец, выпаливает Дайки на одном дыхании. Его глаза по-прежнему блестят, он улыбается и его буквально распирает от восторга, судя по его участившемуся дыханию. — Я думал, Кисе — твой лучший друг, — отвечает Куроко, отказываясь верить в происходящее. — Это так, он — мой лучший друг, — кивает Аомине. — И у него день рождения. — Который бывает в каждом ебаном году, а это, — он поднимает билеты вверх. — Случается только однажды, на халяву, я имею в виду. — То есть для тебя это дерьмо важнее лучшего друга? — Ты слышал, что я сказал? Это, блять, целая неделя в Лас-Вегасе. Куроко отрицательно мотает головой. — Нет, ты не можешь быть настолько мудаком, это слишком, даже для тебя. — Выходит, ты меня совсем не знаешь, Тецу, — пропевает Аомине, заворачивая на кухню. — Я не верю в дни рождения. Я верю только в сегодняшний день, и он отблагодарил меня бесплатными билетами. Ты едешь? — Конечно, нет, — фыркает Куроко. — Почему «конечно»? — Потому что это Кисе и его день рождения. Он придумал целый сценарий для вечеринки, он выкладывается по максимуму, чтобы нам это понравилось. Нам, его друзьям. А ты собираешься наплевать на всё это и свалить. — Я тебе еще не рассказал, насколько это охуенно, но, клянусь, когда ты услышишь это, ты захочешь поехать со мной. — Ну, и мудак же ты, Аомине. Куроко возвращается к прежнему занятию, но от взгляда Аомине не ускользает его нахмуренный вид, его сведенные к переносице брови, легкая дрожь в руке из-за напряжения в плечах. Дайки также замечает танцующих бесов в голубых глазах. Он знает, что Куроко зол, что он почти готов переступить черту самообладания, и от мысли, что Куроко сейчас опасен и уязвим одновременно, Дайки улыбается уголком губ, рисуя у себя в голове всевозможные варианты развития событий из-за одного какого-нибудь неосторожного слова, например. — Да как ты так можешь? — встревает Сацуки. — Оставь его, Момои-сан, он — эгоистичный ублюдок, ты же знаешь. — Ну, уж нет, пусть слушает, — она встает напротив Аомине, смотрит ему прямо в глаза. — Да, Тецу прав, ты — эгоистичный ублюдок, но Кисе всё ещё верит в тебя, и он так сильно надеется, что ты, его лучший друг, придешь, но ты так легко меняешь его на эту чертову поездку, потому что там игрушки интереснее. И я спрашиваю тебя еще раз. Как ты так можешь? Повисает тишина, тяжелая, напряженная. Дайки молчит, но не отводит взгляд, смотрит прямо в глаза Сацуки, и в какой-то момент Куроко начинает казаться, что Момои смогла, что у неё получилось достучаться до разума или совести Аомине, но иллюзии крошатся как растрескавшееся стекло, когда Дайки пожимает плечами и, ухмыляясь, отвечает: — Легко. Напряжение между ними сгущается до такой степени, что его можно резать ножом. — Пойдем, Тецу, — произносит Сацуки, всё еще стоя рядом с Аомине и глядя ему в глаза, ее голос пропитан злостью, разочарованием и презрением. — Доделаем у меня, я не могу здесь больше находиться, потому что когда я вижу его физиономию, я хочу проехаться по ней табуреткой. Аомине только хмыкает, насмешливо и высокомерно, но Тецу и Сацуки больше на него не реагируют. Они собирают все материалы и уходят, оставляя после себя только громкий хлопок двери, который грозой гремит в воздухе.***
Сейчас полдень четверга, и вечеринка на грани срыва. Кисе на грани истерики. Мидорима только апатично кивает на разрушающийся план праздника, пока Такао и Момои совершенно безрезультатно суетятся, а Куроко старается не сходить с ума. Акаши ближе к вечеру пишет смс, что приедет сразу же, как только закончит с делами в компании отца, и тогда они обязательно что-нибудь придумают, всё уладят, и всё будет хорошо. Но нихрена не происходит. И ничего не становится хорошо, всё становится только хуже. Кисе сдается, у него пропадает весь настрой на праздник, он рвет все свои наброски, ругается, психует и в какой-то момент даже жалеет, что родился в этот день. — О, Кисе, не будь королевой драмы, — раздражительно бросает Такао, тоже вышедший из себя из-за хаоса вокруг. — Блять, — шипит Мидорима, отбрасывая телефон и вместе с ним попытки договориться насчет аренды помещения. — К черту всё, — нервно выдыхает Такао. — Мне нужно покурить, — и схватив со стола пачку сигарет и зажигалку, он выходит на балкон. Праздник на грани срыва, парни на грани истерики, даже Момои, которая может найти выход из любой ситуации, кажется, готова опустить руки. В конце концов, вечер заканчивается тем, что Кисе, не желая больше никого видеть и слышать, выпроваживает всех из своей квартиры. Акаши уже в следующую минуту садится в прибывший за ним автомобиль и уезжает, и Куроко думает, а не подкупил ли Сейджуро половину города, чтобы праздник не состоялся, но потом Тецуя вспоминает, что Акаши — всё-таки их друг, а друзья, вроде как, так не поступают. Он отказывается от предложения Такао пропустить с ними по стаканчику пива, чтобы расслабиться, и сворачивает за угол, решая пройтись до дома пешком. Он хочет придумать какой-нибудь план. Такой, где они были бы в выигрыше, и весь праздник удался бы на ура, но в голову ничего не лезет, и он слишком раздражен из-за этого. Когда Куроко тянется ключом к замочной скважине, дверь внезапно распахивается, и за ней появляется Аомине с дорожной сумкой на плече и печатью абсолютного счастья на лице. — Уже уезжаешь? — раздраженно кидает Куроко, насупив брови. — Ага, — довольно кивает Аомине, поправляя ремешок от сумки. — Ясно. — Что-то ты не выглядишь вдохновленным для человека, который готовит творческий вечер в малиновых тонах, — язвит Дайки и кривит рот в ухмылке. — Потому что всё пошло по пизде, — отрезает Тецуя, скатываясь на одинокий табурет в прихожей, и закрывает глаза в попытке абстрагироваться от всего произошедшего за сегодняшний день. А еще Аомине (чертов ублюдок) нависает над ним с его совершенно неуместной сейчас кривой улыбкой. — Прям по пизде? — передразнивает Дайки, потому что злой и раздраженный Тецу его забавляет. — Да, именно так, — выдыхает Куроко, стягивая с себя кроссовки, и напряженной походкой шаркает до кухни, выуживает из холодильника банку содовой и прикладывает ее ко лбу, потому что ему кажется, что голова вот-вот разорвется от всех мыслей, что роятся в ней, отзываясь пульсирующей болью в висках. — Всё так плохо? — в миг становится серьезным Аомине, бросая сумку на пол и усаживаясь на стул напротив Куроко. Тецу вместо ответа смотрит на него исподлобья и молчит несколько долгих секунд, прежде чем произнести: — Твой самолет до Лас-Вегаса улетит, — он оставляет банку содовой на столе, уходит в спальню и просто валится на кровать, оставляя решение проблем на завтрашний день. — Мудак, — последнее, что говорит Тецу (бормочет в подушку), когда дверь за Аомине закрывается с громким хлопком.***
Весь день пятницы напоминает квест с названием «Спаси вечеринку», который парни явно проигрывают. Кисе летает по всей квартире, пытаясь что-нибудь придумать и как-нибудь разрулить ситуацию, но больше у него получается наводить бессмысленную суету. Момои до четырех на работе и никак не может вырваться, поэтому она постоянно названивает и написывает смс всем парням сразу, что ни черта не помогает, а только действует на нервы. Такао уходит курить слишком часто, а Акаши вообще куда-то пропал и на звонки не отвечает. Куроко снова возвращается к своим подозрениям относительно Сейджуро, и понимает, что вся ситуация — это абсурд. Дикий и неистовый. И как в такой момент можно сохранять спокойствие, к которому с деланным выражением лица призывает Мидорима, восседая в кресле с талисманом дня в одной руке и чашкой чая в другой. Куроко хочет кричать или ругаться. Или разломать всю мебель. Когда отчаяние в квартире сгущается до такой степени, что становится тяжело дышать, в дверь звонят. — Момои, — предполагает Мидорима и идет открывать дверь. Такао уже готовится кричать и донимать девушку, но Шинтаро возвращается один с толстым конвертом в руках и полным недоумением в глазах, которое он не успевает скрыть за маской вечной невозмутимости. В конверте они находят приглашения с указанием места и времени, выведенные чернилами на малиновой бумаге. — И оденьтесь поприличнее, — голос Кисе звучит глухо, когда он читает выведенные ровным почерком слова, приписанные внизу только на его приглашении. — Что за черт? — первым отмирает Такао и в непонимании озирается по сторонам, глядя на ошеломленных парней. — Твоих рук дело? — гремит в следующую секунду Казунари, обращаясь к Кисе. — Что? Н-нет, — запинается опешивший блондин, он запускает пятерню в волосы и пробегается глазами по тексту еще раз. — Это не вы? — Кисе похож на потерянного ребенка, растерянно хлопая глазами и глядя то на парней, то на приглашение. — Я вообще ничего не понимаю. Может, курьер по ошибке доставил приглашения на этот адрес? — Ну да, и имена на них, конечно, совпадение, — отвечает Такао, бросая приглашение на стол. — Может, Момои-сан? — предлагает Куроко. — Есть только один способ проверить, — отзывается Акаши. — Да, и мы уже опаздываем, — заканчивает Мидорима, кивая на часы. И через пять минут они уже сидят в машине Акаши и едут по указанному в приглашении адресу. Дорога приводит их за город, прямиком к двери лофта, расположившегося в помещении бывшего какого-то завода. Акаши еще раз уточняет адрес и нажимает на звонок. Автоматическая дверь со слабым скрипом отползает в сторону буквально через две секунды, открывая гостям вид на просторную студию с большими окнами, высокими потолками с поддерживающими их балками, ныне выполняющих функцию декоративных колонн, на кирпичных стенах кое-где висят черно-белые фотографии большого формата, заключенные в аккуратные, сдержанные фоторамки в черном цвете. Всё помещение ярко освещено и украшено милыми цветами всевозможных оттенков: от белого и нежно розового до сочного малинового цвета. На колоннах Куроко замечает гирлянды в форме звезд, которые они с Сацуки покупали еще на выходных, и это вкупе со всем цветочным великолепием и малиновыми красками сбивает всех парней с толку. Они растерянно озираются по сторонам, пока по комнате не разлетается глухой «чпок», который обычно сопровождает выскальзывающую пробку из узкого горлышка бутылки. Ничего не понимающие парни оборачиваются на звук и замирают (а Кисе даже охает), когда замечают Аомине с откупоренной бутылкой шампанского в руках. На нем классический костюм и миниатюрный цветок в петлице пиджака. Подле него, держа подносы с бокалами, стоит Момои с теплой улыбкой на лице. Она выглядит безупречно в элегантном обтягивающем платье тёмно-малинового цвета и с собранными волосами. Они улыбаются друг другу, глядя на в конец запутавшихся парней, и принимаются, как ни в чем не бывало, разливать шампанское по бокалам. — Добро пожаловать на малиновую вечеринку, — восклицает Момои, предлагая шампанское гостям, что до сих пор топчутся у порога и растерянно хлопают глазами. Сацуки продолжает солнечно улыбаться, когда подходит вплотную к Кисе и, протягивая ему бокал, мягким голосом произносит: — С днем рождения, милый. И после этого Кисе словно оживает, освобождается от крепких пут замешательства. Он обнимает девушку и сквозь слезы шепчет: — Спасибо. Спасибо. Спасибо. Немая сцена продолжается почти минуту, и затем Кисе отрывается от Сацуки и, глядя ей прямо в глаза, уже ровным и спокойным тоном произносит: — Большое спасибо, правда, — он переводит взгляд на Дайки, который стоит на прежнем месте, но уже без бутылки в руках, и выглядит так, словно это его застали врасплох. — Я знал, — начинает Кисе и энергичным шагом идет к Дайки, огибая маленький столик с гортензиями сочно-малинового цвета в стеклянной вазе. — Я так и знал, что вся та херня вроде «Я не верю в дни рождения» — всего лишь пыль в глаза, чтобы отвлечь нас. Я знал. Я, черт возьми, знал, — довольно выдыхает он в лицо Аомине и счастливо улыбается, глядя на Дайки, застывшего с теплой улыбкой на лице. — С днем рождения, — говорит Аомине, и Кисе толкает его локтем в бок, и когда тот сгибается от неожиданности, кидается ему на шею. — Когда вы это всё провернули? — спрашивает Куроко у Сацуки, когда вечеринка уже в самом разгаре, когда уже приехали друзья Кисе из агентства, и когда все веселятся, кричат, поют и много смеются. — И почему ты нам ничего не сказала? — Он позвонил мне вчера ночью, сказал, что у него есть идея. Утром я позвонила на работу и взяла отгул, и за день мы сделали это, — Сацуки обводит руками периметр комнаты. — Признаюсь, я была потрясена тем, как он быстро всё продумал, позаботился о месте, заказал цветы, которые так любит наша принцесса, — улыбается она, глядя на счастливого Рёту, который тут же ловит её взгляд, подбегает к ней, поднимает на руки и кружит, кружит, кружит. Дайки появляется рядом с Куроко сразу, как только исчезают Рёта с Сацуки. Он виновато поджимает губы, взгляд темно-синих глаз мечется между газами Тецуи и бокалом шампанского в его руке. — Привет, — неуверенно произносит Дайки, и Куроко слышит в его голосе извинение. Он улыбается, и Аомине расслабляется. Тецуя ставит свой бокал на столик и тянется к Аомине. — Почему всякий раз перед тем, как сделать что-то хорошее, тебе нужно всех разочаровать? — говорит он, обвивая руками шею Дайки и улыбаясь ему. — Такой уж я, — ухмыляется Аомине и прижимается лбом к лбу Куроко, чтобы прошептать: — Прости. Прости, что разочаровал тебя, — искренне произносит Дайки, заглядывая в шаловливые голубые глаза, которые в миг становятся серьезными. — Прости, — говорит он еще раз и осторожно, словно спрашивая разрешения, целует Куроко, и остальные слова прощения растворяются в нежном поцелуе. Всё хорошо. Все счастливы, и их счастливые лица сияют на немного смазанных (потому что всем было весело, и мало кого заботило качество фотографий) снимках, которые Кисе раздает им через день после вечеринки. Всё, на самом деле, хорошо.