Я прощен

Он умирал. Единственный источник информации. Единственный шанс одолеть генерала красных храмовников — и, возможно, единственный шанс очистить Тедас от зараженного лириума. Он смотрел прямо перед собой, дыхание останавливалось, но интонация была ровной, как у всех подобных ему:   - Нет нужды звать лекарей. Я выпил всю настойку смертогрибов, и теперь, должно быть... Тревеллиан скрипнул зубами от монотонного голоса.  Еще со времен Круга его передергивало от усмиренных: он избегал их с той фанатичной осторожностью, с какой переступают через трещины в плитах.  Наступишь  - случится беда. Поболтаешь с "клейменным"  — сам станешь таким. Но все известные Тревеллиану усмиренные были послушны и покорны. А этот умирал —  ускользал от всевидящего меча-ока Инквизиции. Зря он надеялся сбежать. - Солас. Призови лечащего духа, - сказал Тревеллиан. Каллен хватанул ртом воздух, но если и собирался возразить, то промолчал. - Духи не прислуга, - начал эльф,  осекся под взглядом Инквизитора. - Хорошо. Как скажешь. Ты же у нас главный. - Быстрее, - Тревеллиан подсел к усмиренному и встряхнул. Зрачки у него уже расширились  и глаза стекленели, в багряных сполохах заросшего лириумом зала все фигуры казались залитыми кровью. Ладони Соласа заискрили ярко-зеленым. Он прикоснулся к груди и  обметанным губам усмиренного, вонзил ногти, как будто хотел вырвать язык и сердце.  Сияние оттенка  разрывов в Завесе окутало неподвижное тело. - Быстрее, - поторопил Тревеллиан.  - Делаю что могу, - неприязненно отозвался Солас. - Духи не замечают таких, как он. Приходится... показывать. Он убрал руки. Каллен отодвинулся на пару шагов — слишком близко, по мнению Тревеллиана, к колоде красного лириума, и шептал то ли Песнь Света, то ли ругательства в адрес корифеева генерала Самсона, потерявших человеческий облик храмовников и кого-то еще. Тревеллиан сцепил пальцы в замок.  Метку дергало, как от глубокой занозы. Она реагировала на лириум, или на призванного духа. Усмиренный не шевелился. Тревеллиан ненавидел проигрывать — а всемогущему Инквизитору, Вестнику Андрасте, вовсе не к лицу терпеть поражения. И все же он откашлялся, чтобы произнести: довольно, Солас, оставь труп в покое. Мы попробуем отыскать  зацепки  в лаборатории. Хотя что тут найдешь  - в груде обломков, в огне и разгроме. Как сказал этот  усмиренный «мы решили принести себя в жертву, чтобы дать Самсону время уйти». Поразительная верность. «Будь он проклят». Солас убрал ладони от лица и груди «пациента». - Ладно, - начал Тревеллиан. И тут усмиренный втянул открытым ртом воздух. - Каллен, живо, - прикрикнул на  того Тревеллиан. Бывший храмовник, похоже, никогда не соображал слишком быстро, а без лириума его мозги только что не скрипели, как ржавые дверные петли. - Настойку эльфийского корня. Воды. В Круге Оствика будущий Инквизитор был целителем, правда, не рисковал призывать духов с тех пор, как Тень плюхнулась в реальность, точно муха в суп.  Или наоборот, это реальность завязла в Тени? Неважно. У Соласа получалось лучше. Но лечить Тревеллиан умел. Сейчас он соткал вязь простых чар и заставил едва дышащего парня выпить немного настойки. Тот открыл глаза. Тревеллиан улыбнулся: - Ну что, Мэддокс, - да, Инквизитор запоминал имена друзей, врагов и случайных знакомых. Вершил судьбы империй и ловил баранов на ужин беженцам. - Теперь ты нам  все расскажешь? Вместо ответа тот заорал. Закричал до хрипоты, его затошнило — черной ядовитой смесью и настойкой эльфийского корня, Тревеллиан и подоспевший Каллен едва успели перевернуть.  Он кашлял, потом вырвался и вцепился коротко остриженными ногтями в  щеки, оставляя глубокие борозды. - Что за... - Тревеллиан моргнул. Он терпеть не мог усмиренных, но знал точно: они не орут, не колотятся в истерике и не царапают себе лицо. - Разорван, разбит. Целый, снова целый, долгий сон — страшно проснуться, - Коул проявился  из стены и остановился рядом с подвизгивающим Мэддоксом.  - Было такое, стал целым снова. Я видел прежде. Коул присел рядом с Мэддоксом и осторожно взял его руки  в свои.  Мальчику-духу удалось перехватить безумный взгляд вопящего "усмиренного", тот замолчал. Он дрожал всем телом, словно от приступа болотной лихорадки. - Думаю, - заключил Солас. - Коул хочет сказать, что дух не только исцелил этого молодого человека. Он еще и обратил усмирение. Скайхолд напоминал улей: голоса, люди, каждый чем-то занят. Солдаты стоят на посту. Гномы отстроили очередную башню и отдали под склад оружия, а другую — под новый лазарет. Звон мечей и  глухой деревянный треск манекенов — тренировки, перебранка гнома-торгаша и очень тощей эльфийки. Женщина в полумаске с жемчугом брезгливо поджимает губы — наверняка очередная орлейская аристократка требовать аудиенции явилась. Огромный улей, тысячи пчел. В самом начале Тревеллиан знал почти каждого солдата, интенданта, слугу и поваренка, спасибо Быку, который не уставал напоминать «они твои люди», но теперь во внутреннем дворе, возле таверны, на плацу и даже в главном зале мелькали незнакомые лица. Его тоже не узнавали — человек в замызганном плаще, с царапиной во всю щеку — постарался лучник красных храмовников, хорошо хоть Каллен отбил стрелу вовремя,  - вряд ли тянул  на  живой символ Инквизиции. Скайхолд был ульем, а он - пасечником. Скайхолд требовал внимания, и, отдав бывшего усмиренного на попечение Жозефины, Тревеллиан забыл о нем на пару дней. Жозефина сама напомнила. - Милорд, если не возражаете, можно вас на пару слов? Это касается того... человека, которого вы привели из прошлого похода. Тревеллиан сообразил не сразу. Он только что принял аристократку в жемчужной маске. Орлессианка жаловалась на то, что красные храмовники разорили одну из ее деревень, Тревеллиан обещал принять меры и приютить оставшихся без жилья  людей. Улей- Скайхолд вмещал всех и казался бесконечным, подобно самой Тени. - А. Мэддокс, - Тревеллиан кивнул под пристальным взглядом Жозефины, откинулся на спинку инквизиторского «трона». Какой-то шип неудобно колол под лопаткой. - Как он? - Боюсь, ему не лучше, милорд. Его закрыли в одной из гостевых комнат, удалив оттуда все предметы, с помощью которых он мог бы... навредить себе. - Он пытался? - К сожалению, да, милорд. Выброситься из окна, перерезать себе горло вилкой, - воркующий акцент Жозефины усилился. - Бедняга кричит и требует дать ему умереть. Довольно щекотливая ситуация, учитывая все обстоятельства. Уже поползли слухи. - А что ты предлагаешь? - разозлился Тревеллиан. - Усмирить его снова?! Ты помнишь, что наши маги устроили, когда я выжег «солнышко» на лбу этого ублюдка Эримонда? А теперь представь, как они взвоют, если узнают, что Инквизитор усмирил несчастную жертву Самсона... Жозефина кашлянула. - Он не считает себя жертвой, милорд. Он настаивает на том, что должен понести наказание за все, что творил. И мне кажется... - она поднесла кружевной золотистый платок к губам и прикрыла нижнюю часть лица, будто изобразив перевернутую орлейскую полумаску. - Самсон относился к  нему не только как к инструменту. Вы ведь все еще хотите заставить его помочь с ликвидацией угрозы, правда? - Думаешь, парень возненавидел Самсона и станет сотрудничать? Жозефина снова замялась. - Вам лучше пообщаться с ним самому, милорд. По обе стороны искаженного сна одно оставалось неизменным: Мэддокс помнил все. Он предпочел бы забыть жизнь в Круге или то, что случилось после. Усмиренные  выглядят спокойными, но это покой  паралитика: где-то очень глубоко внутри ты по-прежнему чувствуешь, понимаешь, и ничего не можешь  поделать. Человек со сломанным хребтом смотрит в потолок и не шевелит ни рукой, ни ногой. Усмиренный разговаривает ровным тоном: у него перелом души. Осознавать и помнить это не мешает. Мэддокс собирался умереть там, в храме Думата, ставшем цитаделью красных храмовников.  Он все продумал до мелочей, даже ядовитую настойку приготовил заранее и держал в специальном флаконе, помеченной литерой "С". "С" - это как смерть. Самоубийство. Спасение. Даже усмиренные испытывают дискомфорт, когда  портят их стройные планы. Мэддокс же со своей сломанной и сращенной на живую нитку душой мог лишь кричать, хрипло дышать в паузах - горло болело от напряжения, в глаза будто сыпанули песка. Или сырца-лириума. Совсем как сам он делал, когда экспериментировал с различными образцами и подопытным материалом. Его держали в довольно уютной жилой комнате. Окно располагалось выше человеческого роста - Мэддокс дотрагивался  до широкого подоконника, и пытался подтянуться: он был сильным благодаря работе в кузне, но лишь ободрал ладони. У стены поставили кровать и выдали несколько теплых одеял.  В горах темнело поздно, но с последним лучом солнца комната ныряла в угольную тьму.  Лампад или свечей ему не доверяли, должно быть, опасаясь, что он подожжет себя заживо. За ним присматривали  настойчиво, но без жестокости. Трижды в день приносили еду.  Каждое утро - бадью прохладной воды для умывания. Однажды пришел человек, которого Мэддокс помнил еще по Киркволлу - там он был рыцарем-капитаном храмовников, звали его Каллен, и спросил, не желает ли Мэддокс чего-нибудь еще. Он поглядывал настороженно, как и полагается храмовнику. Как будто мысленно встряхивал и раскидывал на столе игральные кости: Мэддокс призовет демонов. Впустит демона в себя. Маги только этим и занимаются, не так ли. Мэддокс сначала качнул головой и потер шрам от клейма на лбу, а мгновение спустя то ли захохотал, то ли ударился в слезы, и скрючился в углу, обнимая себя за плечи и раскачиваясь вперед-назад. Страшнее всего не кошмар, а пробуждение. Страшнее всего - узнать, что кошмар был наяву. Мэддокс измерял комнату шагами. От окна - издевательски-высокого (Самсон бы дотянулся, мелькало сравнение, и Мэддокс давился им, как рыбьей костью) до запертой двери. Дверь из тяжелого дерева; всего лишь дерева.  Он теперь снова был магом. Подсчитывая сто сорок восьмой шаг между окном и дверью, где-то на уровне кровати и соседней стены - на стене было пятно в форме удлиненного черепа, лошадиного или козьего, - Мэддокс предполагал: а если правда... Одержимость - это не  на букву "с". Одержимость - не смерть, не самоубийство и не спасение. Он начинал рыдать всякий раз, признавая это, и еще вспоминал холод карьера в Эмприз дю-Лионе, и багряный порошок в кованом сундуке. Рядом был Самсон, который вел переговоры, в карьере разместилось небольшое войско, но это он, Мэддокс, придумал выращивать лириум на живых телах. Он разработал план для авантюры с "вольными гражданами", и еще высказывал осторожную мысль, подойдет ли в роли исполнителя рыжеволосый ферелденец Кэррол. Мэддокс невысоко оценивал его умственные способности, о чем с безжалостной честностью и сказал Самсону. Но Кэррол отлично справлялся - особенно после того, как его тело утратило всякое человекоподобие. Мэддокс следил за трансформациями, дозировал лириумное зелье для каждого . По его воле люди превращались чудовищ, и от него зависело, как скоро терзания того или иного храмовника застынут в звенящем пении конгломерата кристаллов. "Я убил их всех". Он садился на кровать и начинал тереть ладони о грубоватую ткань холщовых штанов, пока ладони не вспухали, пока пальцы не сводило судорогой. Почти уничтоженная вырвавшимися после лет молчания эмоциями рациональная его часть подсказывала: слезами ничего не исправишь. И руки все равно в крови. Это метафора. Ты больше не усмиренный. Ты должен понимать речевые фигуры и метафоры. "Я убил их всех". Правду не изменишь. Он мечтал умереть, одновременно понимая - это лишь избавит от мук совести и осознания, и не более того. Поэтому когда пришел человек, который "спас"  его, Мэддокс был готов к разговору. По правде, у него не было выбора. Инквизитор вошел в комнату Мэддокса и аккуратно закрыл за собой дверь. Невысокий, смуглый и костлявый, он немного напоминал тевинтерцев-венатори, которых с избытком хватало в храме Думата, пока красный лириум не захватил едва ли не каждый дюйм земли и камня, пока не сломал тысячелетние фрески  и бронзовые изваяния. Тогда венатори ушли. Струсили, презрительно фыркал Самсон. Мэддокс возражал, мол, среди венатори много магов, а им тяжело выносить воздействие лириума. Трусы, настойчиво повторял Самсон. Он гладил Мэддокса по бритой макушке растопыренной пятерней. У него слезились глаза: будто кровоточили. "Они трусы, а мы - нет. Нам терять нечего". Мэддокс соглашался. Инквизитор остановился у порога и кашлянул. - Добрый день, Мэддокс. Тот сидел в дальнем углу кровати, обнимал колени и прятал лицо. Мэддокс уговаривал себя, что сумеет выдержать, сумеет обсудить спокойно... кого он обманывал. И плевать. Он слишком долго был спокойным. - Что. Вам. Нужно, - переносицу ломило. Мэддокс потер распухший нос. - Сотрудничать, как ты можешь догадаться. Мы не враги тебе, - голос у человека, похожего на венатори, был обволакивающе-теплый. Мэддокс мысленно сравнил его с пушистым банным полотенцем. - Никто тебя ни в чем не обвиняет и не желает зла. Мы понимаем, что Самсон просто использовал тебя... - Самсон мой друг,  - Мэддокс сорвался на крик и вонзил ногти в колени.   Самсон выволок его из горящего Киркволла. Самсон заботился о нем с чуть грубоватой нежностью... и он же приспособил Мэддокса служить чудовищу по имени Корифей. "Друг". Мэддокс с удовольствием выцарапал бы ему глаза. Инквизитор сделал шаг вперед, но вернулся на прежнее место. - Хорошо. Друг. - Не разговаривайте со мной, как с ребенком, Инквизитор. Я не дитя и не безумец. И я все помню, ни от чего не отказываюсь. Хотите правду? Сарния - моя идея, вольные граждане - тоже. Форнье и Кэррол были просто исполнителями. Мэддокс вытянул ладони - костистые пальцы и обломанные ногти. На указательном дергало заусенец. - Понимаю, - тихо ответил Инквизитор. Тревеллиан, они его называли, вспомнилось Мэддоксу. Он по-прежнему мялся на пороге, как будто опасаясь, что стоит приблизиться — и  Мэддокс все-таки допрыгнет до злосчастного подоконника, сиганет вниз.  Тревеллиан, марчанин, как и они с Самсоном. Мир демонски тесен. Мэддокс засмеялся, толком не понимая, почему. Эмоции вытекали из него, как кровь из вскрытой вены. Тревеллиан-Инквизитор сделал вид, будто не заметил. - Говорят, вы Вестник Андрасте, Инквизитор. Говорят, вы добрый. Тогда ответьте: почему вы не позволили мне сделать то, что нужно?   - Мертвые ничего не исправят, - тихо проговорил тот. Мэддокс отдернулся и ударился затылком о стену. - Живые тоже. Я не стану вам помогать убить Самсона. Я не предатель. Точеное лицо Инквизитора менялось очень медленно: как будто перемещались  крохотные детали кованой куклы, и вот: вместо улыбки - сурово нахмуренные брови, носогубные складки.  Суров и серьезен. - Знаешь, я-то считаю Самсона отвратительным чудовищем, но верю,  что тебе он дорог. Инквизиция не требует предавать, вот только подумай: будет ли с Самсоном честен его хозяин Корифей? Или использует для своих целей и выбросит прочь, как пустой мешок? Мэддокс заткнул уши  и завыл.  Скулеж тянулся лириумной нотой.  Он заставил себя прекратить. - Корифей.  Я видел его: он безумен. Мне было все равно. Он соответствовал цели, - Мэддокс попытался передразнить бесстрастную интонацию усмиренного. - Вы правы, Инквизитор, эта тварь сожрет Самсона живьем, как только решит, что пришло время... - Тогда помоги спасти твоего друга. "Друга". "Будь он проклят". - Чтобы вы казнили его? Инквизитор задумался. Он все-таки сделал несколько шагов - не в сторону Мэддокса, мимо, руки сложил за спиной и выпрямился, точно на параде. Окно-бойница залило его прозрачно-золотистым светом. - Самсон этого заслуживает, не стану спорить. Но даю слово: он останется жив. Остальное будет зависеть только от него. И от тебя, возможно... раз вы были настолько близки. Мэддокса обдало жаром. Покраснели даже пальцы на босых ногах. "Не твое дело". - Хорошо, - сказал он. - Помогу. "С" - это как спасение. "С" - это как Самсон. Мэддокс почти ненавидел его, но хотел увидеть хотя бы еще раз. Он пытался убедить себя: я работаю не против Самсона, а против Корифея — отговорка на вкус была как протухшее яйцо. Я предатель, проговаривал Мэддокс вслух. Я предал наше общее дело. Сотни людей умерли зря — от закосневших лириумными колодами храмовников до крестьян, которых они же угоняли из деревень, дабы засеять их, словно  распаханную почву. «Я предатель». «У меня есть шанс все исправить». Лекарь Адан подливал Мэддоксу в воду крепкую травяную настойку. Мэддокс знал об этом, как знал и рецепт лекарства: легкое успокоительное, такое пьют истеричные знатные дамы. Он знал, как модифицировать рецепт, чтобы действительно ничего не чувствовать, но возвращаться в безразличную пустоту было много страшнее, чем трястись от каждого шага, бросаться в слезы от неверного слова или дурной мысли  или хохотать без причины. Настойку Адана Мэддокс все же пил: Корифей стягивал войска к эльфийскому храму, у них было мало времени, чтобы перехватить Самсона и испортить моровой твари праздник.  Некоторые эмоции полезны. Мэддокс порой боялся, что возненавидел Самсона, но не был в этом уверен, зато ненависть к Корифею ощущалась ровной и яркой, как огонь в кузнице.   Именно она   помогла ему выйти наконец-то за пределы комнаты с высоким окном. Помогла пройти по лестницам, соблазнительно-высоко повисшими над каменной темнотой пролетов. Помогла миновать битком набитый людьми зал. Мэддокс даже огляделся по сторонам, заметил фреску с тевинтерскими гравюрами,  широкие столы и угощение. За столом сидело несколько человек в красивых масках и гном с толстой золотой цепью на шее. Встретившись глазами с   Мэддоксом, гном вздернул брови, отодвинул полный до краев кубок и что-то записал в потрепанном журнале. Мэддокс бегло улыбнулся ему и спрятал руки в рукавах не по росту длинной мантии. Мантию ему принес лично Инквизитор. Мэддокс только теперь задумался: должно быть, он впрямь ценен, что так возятся. Ценен. Самсон его тоже считал «ценным»?  Мэддокс знал: да. Этого ему хватало: усмиренному немного надо для подобия «счастья». А теперь? Мэддокс поторопился в подвал, где его уже ждали — хмурый человек, рыжеволосая гномка, которая с порога налетела на "новичка" только что не с объятиями, назвалась Дагной и потащила за руку. - Это ты! Поверить не могу, это ты создал доспех Самсона... потрясающе, просто потрясающе! Ты настоящий гений! - тарахтела гномка. Мэддокс растерялся. Ему хотелось забиться в угол — можно вон там, за манекеном для образцов брони или стойкой с оружием, и прижать колени к подбородку. - Я... я больше не... не могу работать с лириумом, - уточнил он. Он теперь маг, а магам лучше избегать шепчущего порошка. Правда, магические способности  так и не вернулись. Мэддокс стал совсем бесполезным. - И не нужно. Ты просто расскажешь, как ослабить доспех, а потом... - Каллен. Инквизитор сказал, что он меня заберет. Я напишу письма. И... выманю Самсона. Мэддокс передернул плечами. «Выманю». Как зверя — он стал манком. Самсон его никогда не простит. Вероятнее всего, взаимно. Дагна протянула ему сомнительной чистоты платок: - Не плачь. Все будет хорошо, - кажется, она немного растерялась. - Н-не... обращай внимания, - Мэддокс справился с рыданиями, нашарил в кармане склянку с зельем Адана и проглотил половину залпом. - Я готов. Он закрыл глаза. Веки горели, будто целый день на солнце таращился. Кузнец ударил молотом о наковальню, и Мэддокс подпрыгнул от этого звука. - Все хорошо, - заверил он, и начал: - Согласно моим исследованием для того, чтобы нейтрализовать усиливающий эффект красного лириума необходимо... Мэддокс поймал себя на том, что голос его изменился: тембр выровнялся почти до монотонности усмиренного. Инквизиция делает благое дело. Мы не враги ни тебе, ни даже Самсону, убеждал его похожий на фанатика-венатори человек. Мэддокс не удержался, спросил его — правда ли вы... ты Вестник Андрасте. Тот покачал головой: не знаю. «Я хочу остановить Корифея, а еще мира и спокойствия, вот и все». Мэддокс не считал себя ревнителем веры, но в тот момент ощутил: должно быть, лидер тех, кого столько времени считал врагами, и кого ругал последними словами Самсон, и впрямь  проводник божественной воли. Или нет. Гораздо важнее, кто не был богом — и не был достоин жертв во славу своего имени. Мэддокс работал не на Инквизицию, но против Корифея. За то, что тот заставил делать их всех — самого Мэддокса тоже, но в первую очередь, Самсона. Он говорил, пока не охрип. Дагна налила свежей прохладной воды, потом спохватилась — может, тебе лучше горячего вина или подогретого эля? Мэддокс отказался. Времени мало. Ему еще нужно было успеть к Каллену — написать те письма, которым бы поверили красные храмовники и их предводитель. Закончил Мэддокс глубоко заполночь. Зашифровав последнее послание, он поднялся, стараясь держаться прямо, но пошатнулся, и Каллену пришлось подхватить его за онемевшую от пера и грифеля руку. - Тебе  нужно отдохнуть. Командор Инквизиции смешно и неловко отводил взгляд, словно винил себя за что-то, или стыдился Мэддокса. «Вы вынудили меня предать. Не позволили умереть  как одному из верных. Нет, не так: уговорили. Это гораздо хуже». Самсон будет в ярости. И еще... разочарован. - Позовите меня, когда приведете его сюда, - ответил Мэддокс, высвободившись из неуклюжей хватки бывшего храмовника. Каллен снова отвел взгляд. «Ты поддерживал Мередит. Ты говорил, что с магами нужно держать ухо востро, и распекал Самсона за «мягкотелость».  Ты смотрел на меня, когда проводили ритуал Усмирения.  У меня хорошая память: усмиренные ничего  не забывают, сломали мне душу, а не разум». Мэддокс чуть не высказал это вслух.   - Самсон может быть слишком опасен... - начал Каллен, и Мэддокс перебил его: - Я настаиваю. Мне кажется, имею на это право. Каллен дотронулся до запечатанного конверта. - Хорошо. Он сдержал слово. Мэддокс почти не спал по ночам. Он прилежно ложился в холодную постель, закутывался в двойное одеяло и закрывал глаза.  Он даже считал овец и напевал сам себе тихую колыбельную, которой баюкала в детстве мать.  И даже засыпал на краткие и несоразмерно растянутые в субъективном ощущении времени минуты — сны вернулись вместе с  эмоциями, и каждый сон был ужасен. Мэддоксу снился лириум: каменные полосы под кожей, искаженные болью лица, лезвия в желтоватой дымке, распоровшие   чьи-то щеки, спины и животы. Исполинский шар из зараженной плоти и кристаллов катился на Мэддокса. Ты виновен. Ты сделал это с нами. Мэддокс подскакивал с криком и, не в силах сдерживаться, кричал, пока не сводило спазмом глотку. Снотворное ему не помогало. Он засыпал на два-три часа перед рассветом, в хорошие ночи и утра — до обеда. И ждал. Каллен и Инквизитор, оба пообещали не убивать Самсона, привезти его в Скайхолд живым, однако Мэддокс сомневался, удастся ли им это. Он понимал еще усмиренным, что Самсон, в отличие от светловолосой женщины по имени Кальперния, не был фанатиком. Скорее он просто решил, что ему нечего терять. Отчаявшиеся маги вскрывают вены и шепчут демонам, отчаявшиеся храмовники едят красный лириум вместо хлеба. «Если он погибнет, я буду виноват», - проговаривал Мэддокс, и начинал смеяться: это уже неважно. Он ждал, он думал, что готов. И все-таки сполз в тихий обморок, когда в один из вечеров Скайхолд наполнился звоном железа и улюлюканьем - «поймали ублюдка, поплатится теперь, мразь!», а потом возле комнаты Мэддокса раздались тихие шаги, и Каллен открыл дверь, по-прежнему отводя взгляд и мучительным жестом разминая затекшую от тяжелой брони шею. - Пойдем. Каллен оказался достаточно тактичен, чтобы молча поднести к носу Мэддокса пропитанную резко пахнущим настоем веретенки тряпку и позволить ухватиться за руку.  Мэддокса это даже позабавило. - Идем, - ответил он в тон Каллену. Они вместе спустились в большой зал, жаркий от очагов и дыхания людей. Инквизитор Тревеллиан восседал на троне. Мэддокс не сразу разрешил себе смотреть на окруженного стражей человека в цепях. Не кричать. Не рыдать. Мэддокс дышал ртом и носом одновременно. Каллен усадил его на широкую скамью и налил вина из бронзового кувшина. Рядом улыбалась девушка, немного похожая на ту, которую когда-то любил Мэддокс. Каллен шагнул вперед: - Лорд Инквизитор, на сей раз позвольте мне выдвинуть обвинения против этого человека: это личное. Генерал Корифея, военный преступник, убийца. На его счету тысячи жизней. Мэддокс перестал дышать. На поверхности стола, за который его посадили, вился выеденный древоточцем след. Девушка, похожая на давнюю любовь, ахала и обмахивалась ярко-розовым веером — от нее или от веера приторно пахло ландышем. Инквизитор покачивал ногой, у него износился сапог — весь в желтых пятнах.  Стражи  перешептывались. Цветной витраж над троном изображал каких-то то ли святых, то ли вообще эльфов. Мэддокс смотрел на кого угодно, кроме подсудимого, и только когда Каллен назвал Самсона по имени, не выдержал. - Самсон, - тихо проговорил он. Ландышевая девушка взмахнула веером — словно крыльями пестрой бабочки: - Вы его знаете... ах, да, это же вы... И отстранилась, сдвинулась, шурша пышным кринолиновым платьем  на самый угол. «Да», ответил ей Мэддокс. «Я». «Такой же преступник, но меня не судили. Такова справедливость». Самсон оглянулся. Вооруженные конвоиры потянули его за ошейник, ткнули  тупым концом меча в спину.  Самсон попытался обернуться еще раз, оскалился, оголил плохие зубы, щека дернулась.   - Что ты можешь сказать в свое оправдание? - потребовал от него Инквизитор. «Ты обещал, Вестник Андрасте», - Мэддокс поднял голову. От витражей струились цветные лучи. В этом торжественном свете Самсон казался особенно чуждым — болезненным, страшным, отвратительным чудовищем, как его назвал Каллен: бледный, с сальными волосами и полопавшимися в белках глаз капиллярами. Он натянул цепи; на миг Мэддокс подумал о  силе красных храмовников. Смог бы Самсон разорвать путы? Инкрустация в дезактивированном доспехе напоминала цветом засохшую кровь, но и без зачарованной брони Самсон был сильнее дюжины человек. Он позволил себя взять в плен, потому что... «Смирился?» Мэддокс встал с места. - Самсон, - позвал он, оттолкнул какого-то разряженного в бархат и шелк толстяка — от него тоже пахло духами и  немного чесноком. Солдат попытался задержать Мэддокса, но Каллен сделал жест: пропусти. - Мэддокс, - выдохнул Самсон. - Ты не... - Меня... вылечили. От смерти. От усмирения, - в груди щекотало, Мэддокс начинал истерично смеяться. Он не «здоров», нет. И не нормален.  -  Это я сделал так, чтобы Инквизиция тебя захватила. Это я выдал уязвимости доспеха. Видит Создатель, я собирался умереть, чтобы дать тебе шанс уйти... усмиренный считал, что это рационально. Но я предал тебя.  Будь ты проклят. Самсон натягивал оковы же — точно огромный пес, учуявший хозяина и рвущийся с поводка. - Мэддокс, - повторил он. - Ненавижу тебя! - тот сорвался на визг, вывернулся между конвоирами и вцепился в плечи Самсона. - Будь ты проклят. Ненавижу тебя. Я убивал ради твоего Корифея. Мне было все равно. Теперь — нет. Я хочу, чтобы ты жил. В толпе перешептывались. Кто-то засвистел и засмеялся, на него шикнули. Немолодая преподобная мать, стоящая за троном Инквизитора, сложила руки в молитвенном жесте.  Инквизитор потрогал подбородок. - Хм... Самсон заслуживает смерти как никто другой, но я обещал Мэддоксу проявить милосердие. - Но этот маг признался, что помогал преступнику! - зафыркал, брызгая слюной, толстяк в бархате. Из-под серебряного края его полумаски стекала капля пота. - Усмиренные, ваша светлость, не выбирают кому служить. Но после своего... исцеления Мэддокс помогал нам. Это справедливо: позволить ему решать судьбу преступника. Со всеми необходимыми мерами безопасности со стороны Инквизиции, конечно. Окончание разговора Мэддокс едва ли расслышал. Бесконтрольные эмоции взяли верх, он скрючился на ступеньках инквизиторского трона и рыдал, пока смуглая женщина, ривейни или антиванка в золотых одеждах, не помогла ему подняться и не прожурчала: вам лучше вернуться в комнату. Еще она пообещала Мэддоксу, что все будет хорошо. «Решать судьбу преступника», - сказал Инквизитор. Мэддокс прокручивал эту фразу у себя в голове, пока она не истрепалась серой тряпкой. Решать. Мог ли он попросить привести Самсона в свою комнату? Или отпустить его восвояси? Ах да, «гарантия безопасности». Фактически -   нет. Мэддокс увидел Самсона только на следующее утро, в подвале-лаборатории Дагны и Харрита. Кузнец приветствовал Мэддокса мрачным кивком. Дагна, напротив, прыгала вокруг скованного цепями Самсона, как белка вокруг большой шишки с орехами. Самсон как будто не замечал никого. У Мэддокса замерло в груди. - Самсон, - позвал он— в точности, как накануне. Сжал зубы до боли: нет, второй раз кататься по полу не будет. Он не сумасшедший. - Привет, Мэддокс, - Самсон тяжело повернулся, цепи заставляли сутулиться. - Совсем ты исхудал. Демонова Инквизиция тебя голодом морит, что ли?.. Он вздохнул: - Хорошо, что ты жив. Мне сказали, ты пытался покончить с собой. -  Это казалось разумным. - Ты нарушил приказ. Я же сказал, не вздумай ничего с собой сделать. А они... - Обратили усмирение, - Мэддокс сделал паузу, хватая ртом воздух. До Самсона оставалось шага два, не больше. От него пахло сырой затхлостью темницы, немытыми волосами, но Мэддоксу все равно хотелось... прикоснуться? Ударить? Влепить пощечину, может быть. - Да, - закончил он. - Это как снова начать ходить после того, как десять лет был прикован к постели.  Я... неважно держусь на ногах. Он улыбнулся. Самсон с усилием поднял опутанные железом руки и протянул их к Мэддоксу. Тот отшатнулся. - Не надо. - Ты все помнишь, да? - Помню. Но... - Мэддокс облизал губы, покосился на Дагну, которая посматривала на обоих выжидающе и нетерпеливо. Мол, здесь лаборатория, а не место встречи старых друзей. Мэддокс по-прежнему должен был помочь с исследованиями красного лириума, а Самсон — стать объектом этих самых исследований. Гномке хватало такта не вмешиваться, и все же Мэддокс не мог при ней назвать вещи своими именами. Вроде: да, я помню, мы были любовниками. Вернее, ты меня  трахал, мне-то было все равно. Вроде: нет, за это я тебя не ненавижу — сущая мелочь по сравнению с остальным. Наверное, мне бы даже понравилось. - ...это неважно. - Ты перешел на сторону Инквизиции, значит. - И не жалею, - Мэддокс вздернул подбородок. У Самсона глаза слезились сильнее, чем прежде. Интересно, они ему дают лириум? Он без лириума ужасно мучается, Мэддокс помнил, а сейчас эта мысль колола самой настоящей тревогой. Вот смех-то.  -  Корифей — чудовище. И ты делал из людей чудовищ. - Все так. А теперь выходит, я их бросил без присмотра, - Самсон покачал головой. - Знаешь, может, ты ждешь от меня какого-то дерьма... типа «мне жаль» или «я был таким мудаком», но нет, Мэддокс. Церковь запихнула меня в канаву вместе с остальными ребятами — кого-то раньше, кого-то позже. Тебе клеймо на лоб поставили, потому что Церковь это благословила. А Корифей-то вытащил меня и других из этой самой канавы и дал нам в руки меч, настоящую силу. Благодаря нему я и тебя выволок... - Сотни жизней того стоили, Самсон? Я за себя скажу -  нет. Я не хочу жить такой ценой. Мне очень жаль, что я еще жив. Самсон промолчал. Мэддокс тоже — рот опять кривило подступающими рыданиями, он ничего не мог поделать с собой, а какая-то его часть по-прежнему оставалась усмиренной и равнодушно констатировала: пройдет. Всего лишь последствия. А Самсон вовсе не злится на тебя за то, что заманил в ловушку. И ты на него — тоже. Разве не так? «Злиться» - не то слово, конечно. Злиться можно на того, кто тебе ногу отдавил и не извинился, или запустил в спину тухлым помидором. «Отвратительное чудовище», - в ушах Мэддокса звенел голос Инквизитора. - Вы еще долго, ребята? Мэдди, ты обещал помочь с кислотно-щелочным анализом... - подала голос Дагна — очень вовремя, потому что Самсон молчал, только желваки дергались, и Мэддокс тоже едва сдерживался. - Начинай, - сказал он охрипшим голосом. - Да-да. Можешь порезать меня на кусочки, - весело добавил Самсон. Он подмигнул рыжей гномке. - Отлично, - Дагна ретировалась к своему громоздкому аппарату для зачарования. Надо бы ей дать несколько советов по модификациям, может быть, Мэддокс больше и не мог работать с лириумом, но руки у него не отвалились, голова — тоже. Нарисовать чертежи  дело часа или двух.  И молот он держать не разучился. - Самсон, тебя нужно будет немного... надрезать. - Без меня, - запротестовал Мэддокс. Он совершенно точно знал, что не выдержит этого зрелища, мутит от вида крови — и всего красного, он ненавидит красный. Наверное, Самсон — еще сильнее. Гадкий цвет. - А ведь ты забирался в мои внутренности, - внезапно поделился Самсон. - Проверял, не пророс ли я изнутри. И ребятам вырезал самые болезненные шипы — помнишь, у этого мальчишки, Паксли,  все шла ртом кровь, а ты еще сказал, должно быть, оттого что красное плодится у него  внутри больше, чем снаружи. И выпотрошил его, как гусенка, но назовите меня нагом, если после этого парень не прожил на несколько месяцев дольше... - Прекрати, - Мэддокс закрыл ладонями уши. Самсон подошел к Дагне и ее аппарату — рядом стоял каменная плита, должно быть, с тех времен, когда Скайхолд был эльфийской крепостью. Оставалось только гадать, ели ли за ним, молились , или приносили кровавые жертвоприношения. - Ложись. Я постараюсь, чтобы тебе больно не было, - попросила Дагна. Самсон громыхнул цепями. - Не затыкай уши, - Самсон теперь смотрел снизу вверх, и глаза у него светились изнутри глубоким рубиново-багряным. - Понимаю, теперь ты чувствуешь себя отвратно. Но я хочу, чтобы ты помнил: это я был чудовищем, а не ты. - Хватит, - Мэддокс стукнул кулаком по камню. Боль продернула ладонь, предплечье и затихла где-то в грудной мышце. - Но ты прав. Я выбрал тех, кто был рядом. А потом выбрал ты. Наверное, закончилось все правильно. Эль в скайхолдской таверне хвалили, Мэддокс сам слышал, как два гнома аж причмокивали  и обсуждали какой-то там особо наваристый вкус и ячменный аромат. Ему самому пойло казалось кисло-горьким, он много лет не брал в рот ничего крепче воды или травяного чая. Зато эль притуплял мысли, и было даже не стыдно всхлипывать и вытирать кулаком сопли. На него как будто не обращали внимания. Изредка оглядывались, перешептывались — «это тот самый, бедный парень, он теперь всегда такой будет? Нелегко ему... но как он мог, с тем мерзавцем... он же из этих, оскопленных... нет, это не так называется... да тсс, тише ты». Не закрывай уши, сказал Самсон. Мэддокс не закрывал. Эль должен помочь, не зря же его пьют, правда? Он вздрогнул, когда тронули под локоть и наплескал из кружки липковатую лужу.   - Ой,  прости, - сказала Дагна. Она подсела напротив.  - Ты как? Мэддокс вытер слезу и пожал плечами: - Нормально. Насколько это слово было к нему применимо. Дагна должна  понимать. - Ты отлично держался. Я бы не смогла, ну... если бы была с ним знакома прежде, а потом... Мэддокс чуть не ответил с неуместной резкостью: не твое дело. Не хочу обсуждать. Особенно Самсона. - А ведь Самсон доволен, похоже. Мэддокс захлебнулся очередным мерзко-горьким глотком. - Что? - Ну хорошо, «доволен» не то слово. Но ему определенно было бы хуже, если бы ты погиб. Даже если бы при этом удалось сделать эту штуку с эльфийскими руинами... - Источник Скорби. Я уже рассказывал Каллену. Представления не имею, что это такое, и эльфийского я не знаю. Занимался другими вещами, но выложил что мог. Не хочу, чтобы Корифею это досталось, чем бы оно ни было. - Да-да. Мы выиграли время, перехватив Самсона, теперь будем на месте раньше. Каллен уже готовит солдат. И Самсон доволен. Мэддокс недоверчиво фыркнул. Он не сомневался в искренней верности Самсона божеству-самозванцу: религиозный экстаз был чужд изгнанному из Ордена храмовнику, однако Самсон не забывал тех, кто хотя бы однажды сделал ему добро. - Самсон не предатель. «Точно так же я говорил о себе», - Мэддокс прикусил язык. - Нет, не предатель. Но командор вот рассказывал про Киркволл, мол, честно служил Мередит, пока не понял, что она безумна и ее необходимо остановить. - Знаю.  Я был там, - бесцветное воспоминание усмиренного сводилось к «беспорядку и хаосу». И Самсону, конечно: именно благодаря ему Мэддокс не погиб в мясорубке из одержимых, одуревших от крови храмовников и отчаявшихся магов. Остальным усмиренным повезло меньше. - Ну вот, - Дагна хлебнула из своей кружки, слишком большой для нее. - Не думаю, что Корифей намного лучше. - И он тоже порос красным лириумом, - в сторону заметил Мэддокс. От выпитого его клонило в сон. Он тяжеловато поднялся, прикидывая — добредет ли до своей комнаты в высокой башне, сотня ступенек и два десятка поворотов. Или задремать где-нибудь на сеновале... - Давай я тебя провожу, - предложила Дагна. - Нет, спасибо. Я... видишь, почти успокоился. Для меня сейчас это редкость, - он усмехнулся. - Хорошо. Ну,  в общем, ты подумай об этом. Самсон доволен, несмотря на то, что его держат в цепях. По-моему из-за тебя доволен. И ты действительно можешь им управлять. Мэддокс уже уходил, прижав к груди кружку с недопитым элем. Ноги его держали неважно, и он едва не столкнулся со здоровяком-солдатом, который буркнул «прочь с дороги», и осекся, узнав кто перед ним; отшатнулся, словно от больного моровой язвой  - или цветущего красным лириумом. Мэддокс засмеялся и едва не выронил кружку. Он собирался идти спать, а ноги сами увели вниз, в холодную сырую темноту. Самсона держали в клетке с двойными прутьями, такими частыми, что Мэддокс едва просунул бы палец в щель , а у Самсона и этого не получилось бы. У самого входа в тюрьму еще горел факел, а ниже простиралась  темнота, и заунывно шумел водопад. - От этого звука  с ума сойти можно, - проговорил Мэддокс, поравнявшись с нужной камерой. Ему пришло в голову, что можно  бы попробовать зажечь светлячок — магический светлячок, десятилетки с этим справлялись, и он тоже, хотя никогда не был силен в чарах. «Я больше не маг». Не получилось. В камере шелохнулись тени. Мэддокс  заморгал, пытаясь привыкнуть к темноте. Он медленно наклонился и поставил на пол кружку, борясь с приступом ужаса — словно остался здесь навсегда, один, и никого по ту сторону клетки. Словно это его заперли под замок. - Самсон, - позвал он.  Мэддокс протолкнул пальцы сквозь прутья, но осязал только холодную пустоту.  Он тихо застонал, прижался лбом к железному частоколу. В голове шумело от эля, немного мутило с непривычки. - Самсон, - повторил Мэддокс и, чтобы заполнить шумящую водопадом тишину, стал говорить о Дагне и о Каллене. Я рассказал все про Источник Скорби и план Корифея. Да, я предатель, а ты нет, повторил Мэддокс три или четыре раза, и даже не зарыдал, потому что рыдания — жалость к себе. - Корифей безумен. Он не пощадил бы тебя, и остальных... ну, твоих. Наших. Людей. Я ведь это всегда понимал. Просто мне все равно было. Он повторил слова Дагны про Каллена — и обостренным от мрака слухом уловил насмешливое фырканье. Мэддокс будто исповедовался Самсону, и это было совершенно нечестно, потому что он почти здоров, нализался эля и льет полупьяные слезы, а Самсон в тюрьме: все еще зависим от лириума, все еще преступник в веригах. - Я хочу тебя отсюда вытащить, - крикнул Мэддокс. -  Пожалуйста, помоги. Самсон рассмеялся. Мэддокс узнал смех: неприятный и как будто царапающий. Если когда-то Самсон и умел искренне радоваться,  то давно разучился: иные судьбы не хуже усмирения отрезают эмоции — по крайней мере, способность веселиться. Мгновение спустя Мэддокс ощутил прикосновение загрубевших от меча пальцев. - Отличная идея, - проворчал Самсон. - Выбраться отсюда, я имею в виду. Он глубоко вздохнул. - Ладно, я не идиот. Понимаю, что с тобой творит эта Инквизиция и куда направляет. Кнутом и пряником, так вроде называется? Но одно у них выходит недурно — лучше, чем у Старшего. Знаешь что? Дарить надежду. Самсон сжал пальцы Мэддокса и прикоснулся к ним губами, словно пытаясь собрать с ногтей крошки сырого лириума - Мэддокс всегда работал в перчатках, но порой жгучее вещество прожигало даже драконью кожу. Самсон по-собачьи зализывал его ожоги.   - Передай командору или этому умнику с зеленой пятерней, что я выложу все насчет Источника и приведу в Храм. Только пусть позволят мне лично встретиться с Корифеем. Инквизитору придется поделиться. - Ты еще и условия будешь ставить? - Каллен стукнул кулаком по столу с расстеленными на нем картами так, что подпрыгнула стопка книг,   и повалились выплавленные из сильверита и веридия фигурки. Мэддокс втянул голову в плечи, хотя обращался Каллен не к нему. Самсон громыхнул своими цепями. Зал для переговоров в Скайхолде был полутемным, посол Жозефина недаром всегда приносила пюпитр с дополнительной свечой, но Мэддокс все же разглядел на шее и запястьях Самсона язвы: скверно отполированное железо натирало, сдирало клочок кожи за клочком, пока не открывались раны. Надо смазать настойкой веретенки, иначе воспалится... - Пусть говорит, - нахмурилась темноволосая женщина в очень откровенном  наряде. Мэддокс ее встретил впервые, остальных - Жозефину, Лелиану, Каллена, не говоря уж об Инквизиторе знал, а ее - нет.  - Он более других осведомлен о планах и ресурсах нашего врага.   - Да, верно. Послушай леди, сэр ферелденская брюква, - Самсон осклабился. - Если не я, то никто другой вас не приведет к Источнику. Корифей, знаешь ли, выбрал меня стать Сосудом. - Что это значит? - спросил Инквизитор. - Морриган? Темноволосая женщина пожала плечами. - Эльфийская штука в Храме Митал. Корифей хотел, чтобы я выпил этот Источник, а потом... - ...а потом он бы выпил тебя. Как бутыль хасиндской медовухи, - подсказала та, кого назвали Морриган. Самсон набычился и промолчал. Мэддокс хлопал глазами, подумывая: может, я тут вообще лишний? - Все это прекрасно, но я не вижу ни единой причины, по которой мы должны  дать свободу военному преступнику, да еще и тащить  с собой. И, кстати, доверять тоже, - Каллен оперся о стол, тихо скрипнувший под его весом.  Самсон тронул язву на шее и засмеялся: -  Не доверяешь, ферелденец? Правильно делаешь. Я бы тоже не доверял на твоем месте. Тебе - особенно: человеку, который лизал пятки Мередит, пока с ее благословения насиловали, убивали, усмиряли и  так далее. - Хватит, Самсон, - Мэддокс с усилием сглотнул комок в горле. У него похолодели пальцы, и он заранее ненавидел надвигающуюся истерику. Когда-нибудь, Создатель, ну пожалуйста. Пусть это закончится. Он ведь до усмирения был довольно спокойным... насколько помнил. - Я же тебе рассказывал, Мэд. Откуда у него шрам на губе?  Я ему морду разбил, потому что он настаивал на том, чтобы выгнать этого мальца, Керана. И усмирить старкхевенских магов заодно. Поздравляю, ты своего добился, Каллен: Керан пришел ко мне - оборванный и перекошенный от нехватки дозы. Его разорвало в клочья красным недели через три, и все равно это было лучше, чем то, на что вы с Мередит обрекли его... Каллен ударил без предупреждения. Мэддокс вскрикнул,когда голова Самсона откинулась назад, и лопнули губы. Кровь потекла по подбородку. - Довольно! - Инквизитор встал между Калленом и Самсоном. - Во имя Андрасте, прекратите. - Во имя Андрасте? - Самсон попытался стереть кровь. Мэддокс незаметно дотянулся до его разбитого рта платком. - Никогда ничего не делаю во имя разных горелых сук. Но без меня вы не справитесь, ребятки. Корифей все еще контролирует красных храмовников, венатори, Стражей, свободных граждан и часть шевалье. А, еще несколько отрядов порождений тьмы... проклятье, он призвал даже это дерьмо из-под земли. Вы можете рискнуть и пожертвовать половиной армии. А можете довериться мне. - Он прав, - вставила Лелиана. Она сохраняла выражение лица, достойное усмиренного. Морриган откровенно забавлялась, а Жозефина обмахивалась пестрым веером с золотой рукоятью и рисунком  в виде синих попугаев с оранжевыми гребешками. - Просто... просто чтобы вы понимали, - Каллен своим мучительным жестом, Мэддокс подмечал такие вещи,  – потер шею. - Я верил, что Мередит все делает правильно. Потом я понял, что это не так. - Тогда почему ты думаешь, что Самсон не мог сделать то же самое? - тихо спросил Мэддокс.   - Вы оба мне напоминаете одного человека. Он устроил форменную истерику на Собрании Земель, потому что поступили вопреки его желанию. И бросил целую страну на съедение Архидемону, будучи одним из трех выживших Стражей, -  Морриган поправила полоску ткани, едва прикрывающую соски. - Не лучшая тактика перед боем. - Согласен, - сказал Инквизитор.  - Самсон, что ты еще можешь предложить? - Красных храмовников, конечно, - он  слизнул каплю крови с разбитой губы и растянул рот в неприятной улыбке. Зубы у него были коричнево-красные. Жозефина охнула.  - Они все еще служат в первую очередь мне.  Я их генерал, а не Корифей. Я обещал им алую бурю и новый мир... увы, я понял - давно понял, не считайте меня придурком, что ничего  этого не будет. Ничего, что  хоть сколько-нибудь лучше церковного поводка. - Они будут сражаться на нашей стороне? - Лелиана передвинула блестящую зеленую фигурку и  добавила две новых фишки. Мэддокс пригляделся: они были вырезаны из граната, похожего на красный лириум. - Так точно. - А потом? - Они умирают, леди тайный канцлер. Я, наверное, тоже, - здесь Мэддокса передернуло, и он всхлипнул. - Рано или поздно красный не оставит им ничего, кроме агонии и безумия, и лучше бы все закончилось в доброй битве. Мэддокс знал, что это означает. Он слышал подобное, когда начинал готовиться к атаке Инквизиции. "С" - смерть, спасение.  Черная настойка смертогрибов. "Для меня тоже". - Самсон... - Все хорошо.  Мы надерем зад этим напыщенным тевинтерцам-венатори.  Мои ребята покажут все, на что способны. А вы оставите Корифея с длинным носом. Устраивает? Советники Инквизитора и он сам переглянулись. - Да, - сказал Тревеллиан. - Мэддокс, что-то хочешь добавить? Тот выступил вперед. Голова кружилась, руки дрожали, и живот крутило, но он привыкал. - Доспех. Его надо восстановить, чтобы Самсон мог бросить вызов Корифею. Я... я не могу теперь работать с лириумом, но все еще способен подойти к кузнице. Дагна обещала помочь с зачарованием. Нам хватит пары дней. Самсон сидел на краю кровати. С него сняли цепи, выпустили из промозглой камеры, и даже позволили вымыться - "Инквизитор воистину милостив", саркастично прокомментировал он. Лишних гостевых комнат не оказалось, и Мэддокс предложил свою. В конце концов, это было логично. На  правом запястье  загноилась  язва от кандалов. Мэддокс попытался промыть ее, но его замутило, он извинился и забился в угол на собственной койке.   - От меня теперь мало толку, - сказал он. - Брось, - Самсон надорвал зубами тряпку, смочил в отваре из эльфийского корня и веретенки и принялся за перевязку.  -  Если я за что-то и благодарен этой гребаной Инквизиции, так за то, что вернули тебе... - Душу, - подсказал Мэддокс. Затягивалась пауза, с каждой секундой все более неловкая. Мэддокс вспоминал, как Самсон приходил к нему в жаркую лириумную кузницу и болтал обо всем подряд - хвалил или беззлобно ругал рекрутов, делился планами и вспоминал прошлое. Иногда на него накатывало, и он последними словами костерил Церковь.  Погляди, кричал Самсон, что они сделали с тобой. Со мной, со всеми нами. Мэддокс был идеальным слушателем: никогда не перечил, никогда не спорил. Иногда он пытался засмеяться на шутки Самсона - правда, тот однажды сказал "не надо". Мэддокс тогда не понимал, почему. Порой Самсон отрывал Мэддокса от работы, чтобы просто обнять и держать в объятиях. Он целовал его  затылок и стискивал до боли. Тогда все было проще.  Даже молчание. - Ты не обязан воевать против Корифея,  - начал Мэддокс. - Информации о его планах вполне достаточно. - Я дал слово.  Не ради вот этого, - он покрутил забинтованными руками. - И даже не ради парочки флаконов лириума – хотя  наверняка обо мне так и говорят, я ведь из тех, кто мать родную продаст за щепоть порошка.   Самсон выпрямился. - Ради меня? - предположил Мэддокс. Рубаха с  узкой горловиной сдавливала, словно была стальными веригами. Он нервно передернул лопатками и стянул ее. Самсон склонил голову набок: - Тебе бы не понравился такой ответ, да? Не говори, я знаю. Твоя жизнь ничего не стоит. Моя тоже. Церковь нам это давным-давно объяснила, - он сделал шаг в сторону окна, и Мэддокс навязчиво подумал, что мог бы попросить поднять его. Самсон бы дотянулся.  -  Нет, не ради тебя, и тем, что Корифей меня "выпьет" тоже не напугали. Это та белая северная моль рвала и метала, когда узнала, что Корифей собирается насадить ее на булавку и поместить под стекло. Я-то готов ко всему. Просто... Самсон оглянулся: рот у него искривился то ли в оскале, то ли в гримасе страдания. - Ничего из того, что мы делали, того не стоило. Никакого  светлого будущего. Никакой красной бури и очищения загнившего мира. Что получилось-то в результате? Куча демонов, орда фанатиков из сраного Тевинтера и вопли моих ребят. Меня в очередной раз выставили дураком. Все боги одинаковы. Я рад, что хоть тебе удалось уйти с выигрышем.  Слава Инквизиции. Самсон хрипло захохотал. Мэддокс уткнулся носом в подушку, пытаясь закрыться от его слов, от его присутствия - мерещилась лириумная дымка и тот особый запах, грозы и гнилой крови. Хватит, Самсон. Пожалуйста, хватит, проговаривал он беззвучно. Я не выиграл. Никто не выиграл - и даже победа над Корифеем не исправит того, что мы делали. "Мы". Мэддокс рывком сел. - Иди ко мне, - сказал он.  Самсон вздернул брови, однако не стал задавать вопросов, и присел на самый край кровати Мэддокса.   Усмиренные ничего не забывают. Мэддокс помнил лицо своей девушки; они оба были подростками, когда подарили друг другу поцелуй и неловкую, полную смущения и глупых "осечек" ночь любви. Он обещал на ней жениться, и с удвоенным рвением целых несколько месяцев работал в кузне и лавке своего отца. А потом проявилось то едва заметное, что отличало его от обычных людей, обидное ужасно - Мэддокс едва ли был настоящим магом, уж точно не из тех, кто сжигает или замораживает целую армию одним ударом  могущества Тени.  Истязания он выдержал лишь благодаря тому, что был достаточно умен и не доверял никаким потусторонним сущностям, но долго не выходил из искусственного транса. Разбудил его Самсон. - Эй, - говорил он. - Давай, просыпайся. Мэддокса еще полдня мутило после Истязаний. Самсон, один из храмовников и один из тех, кто охранял его в Казематах, напоил горячим и сладким ягодным чаем и принес кусок пирога с рыбой и яйцами  - похоже, из собственных запасов. В  Казематах-то кормили безвкусной бурдой, а не выпечкой.  Истязания или нет, но Мэддокс так и не стал полноценным магом, зато ковал кинжалы и помогал залатать доспех; Самсон частенько просил его о небольшой услуге. "Обращайся, если что", - всегда говорил он.  И однажды Мэддокс решился... Нет.  Он не хотел сейчас вспоминать: слезы жгли глаза, в груди ломило. Самсон может понять неправильно. Самсон никогда не был из тех храмовников, кто использует усмиренных в качестве постельных игрушек. Но много позже, пьяный от красного лириума или не желающий принять правду, Самсон раздевал его, целовал и раздвигал Мэддоксу ноги.  Это было сродни попыткам шутить. Он хотел видеть Мэддокса живым, а тот старался не разочаровывать. Все просто. Сейчас же... сейчас он  сам не знал, что чувствует. Память подсказывала: Самсон был нежен и аккуратен,  как бывают не многие любовники - те, кто заботится об удовольствии партнера более, чем о собственном. Мэддокс облизал губы. Хотел ли он попробовать теперь? - Иди ко мне, - повторил он, и сам придвинулся к Самсону, прижимаясь голым до пояса телом. Самсон был крупным, худощавым,  и даже сейчас на его костях остались мускулы, похожие на крупные твердые узлы. Он смыл с себя смрад тюрьмы и грязи, но запах лириума остался, словно напоминание: никогда он не станет нормальным. Впрочем, это про них обоих. - Ты что же... - Да, - кивнул Мэддокс. У него снова текли слезы. Самсон ткнулся носом, стер мокрую дорожку. - Я ничего не забыл, и  кое о чем точно не сожалею. Я хочу понять... каково быть с тобой. Живым. Он засмеялся - без перехода от рыданий. Самсона передернуло. Что ж, ему придется привыкнуть к поведению исцеленного от усмирения.  Но у них есть шанс. Может быть. Мэддоксу хотелось верить. Самсон обнял его за талию и  осторожно тронул колючими сухими губами щеку; щетина у него царапалась, и когда Самсон поцеловал его губы, Мэддоксу невольно подумалось, что завтра будет весь зацелованный, с припухшим ртом и зарозовевшими щеками.  От этой мысли в паху потяжелело. Вот так это делается. Возбуждаться от простых  поцелуев и объятий, а не от механических манипуляций.   - Мэдди... - Самсон неверяще отстранился.  А затем, точно прыгая с моста в ледяную воду, подхватил под ягодицы, и усадил на колени, прижимая к груди и теперь целуя то мокрый плачущий глаз, то распухший нос, то ухо или рот. Он наклонился и лизнул сосок, и Мэддокс тихонько застонал от удовольствия, заерзал на коленях, вжимаясь пахом в пах.  Он не выдержал, развязал на потрепанных штанах Самсона завязки и высвободил крупный член, погладил жесткие темные волосы на лобке и дорожку до пупка. В ответ Самсон тоже раздел его, резковато дернул ткань, что-то там треснуло - порвал, наверное. Неважно. - Мэдди, я не... - Не заставляешь. Я хочу этого, - и схватил в ладонь свой и Самсона член, словно приглашая того убедиться, что возбужден не меньше. Самсон опрокинул его на кровать. Его голова оказалась между ног Мэддокса. Самсон взял его член в рот, и Мэддокс вытянулся напряженной струной, хотелось вбиваться и вколачиваться, или же замереть, одурев  от удовольствия. Самсон  отпустил член, только чтобы протолкнуть язык в сжатое отверстие и заставить Мэддокса протяжно застонать. Еще чуть-чуть, и я с ума сойду, мелькнуло в голове Мэддокса, он вцепился в жесткие волосы Самсона, и кажется, царапал  его затылок и шею. "Не останавливайся", - был он готов умолять Самсона, но тот понимал и сам - по прерывистому дыханию, стонам и податливо-открытому телу. Он смазал внутри собственной слюной и вошел по этой влаге - немного больно, но Мэддокс и не подумал останавливать. Еще, просил он, закрыв глаза; виски намокли от слез, от почти невыносимого наслаждения. Самсон замер, навис сверху и подтянул ближе, закидывая ноги себе на талию. Мэддокс обхватил ногами, насаживаясь на горячо пульсирующий член. Он выгнулся, царапая спину Самсона - и даже сейчас опасался нащупать каменный выступ лириума, или особую твердую припухлость, вроде мозоли, что возникает, когда плоть еще сопротивляется прежде чем неизбежно сдаться. Но нет, красный не взял верх - Самсон был сильнее лириума. Он задал небыстрый темп, позволяя Мэддоксу привыкнуть - вспомнить, прочувствовать  по-настоящему. Откуда-то Мэддокс знал: Самсон боится, что не-усмиренный оттолкнет его, в конце концов, вроде бы он любил женщин, письма  вон писал девице. Мэддокс не хотел бы ничего объяснять; просто существовали "все остальные" - и Самсон, отдельно.  Он простил, он прощен, подобно самому Маферату в Нестройных Куплетах. Самсон наклонился, целуя Мэддокса в шею. Грудь у него была вся в темных волосах и шрамах, и все тело в шрамах - ни единого живого места, наощупь Мэддокс вычерчивал их, заново осязая выемки на светлой коже. Его член терся о живот Самсона, и этого было достаточно, чтобы приближаться к высшей точке. Мэддокс вскрикивал и просил - да, еще, быстрее. Пожалуйста. Он кончил первым, и сжал мышцы внутри, чтобы Самсон заполнил его своим семенем, и снова поцеловал его, снова уколов губы. - Мэдди, - прошептал Самсон. - Я прощен, - ответил Мэддокс, и улыбнулся, словно поясняя: это про нас обоих. Все было почти как прежде: доспех и лириум. С последним, правда, теперь работала Дагна: Мэддокс как-то попытался ее заменить, и пять минут спустя корчился на полу: голову словно разрывало изнутри, его стошнило и носом пошла кровь.  От усмиренного больше проку, невольно думал он, злясь на себя из-за потерянного  времени.  Но и Дагне требовались паузы, она делала перерывы каждые полчаса. - Ума не приложу, как вы с Самсоном это выдерживали. Он говорит, ты круглыми сутками в лириумной кузне торчал. И он сам таскал доспех не снимая. Мэддокс пожал плечами и спрятал покрытые шрамами от ожогов ладони подмышками. - У нас больше ничего не было. Он чуть не добавил: ты всегда собиралась жить дальше, а мы - нет. Даже теперь вообще-то. Самсон хотел оставить его в Скайхолде, но Мэддокс настоял на том, чтобы тоже поехать в  Арборскую Пустошь, к храму эльфийской богини.  Самсон пытался добиться обещания, что Мэддокс будет в арьергарде - желательно, под присмотром Жозефины.  Тот непонимающе уставился  на него: почему именно Жозефины, и Самсон передразнил антиванский акцент: "Ах, здесь так грязно.  Я боюсь испортить новые туфли и платье".    Мэддокс немного обиделся, но промолчал. Прятаться под крылышком Жозефины или кого бы то ни было еще он не собирался. Правда, и толку от него немного:  не маг, не формари. Никто. - Извини, -  сказала Дагна. Она бодро добавила: - Теперь зато есть. Мэддокс не ответил. Харрит неохотно уступил  ему кузницу, и ревниво забрал какой-то свой особенный молот. Мэддокс и не претендовал: молот был старой рухлядью, к тому же тяжеловатым для него - недостаток силы Мэддокс компенсировал ловкостью и точностью.  Работа помогала не думать: например о том, что Самсон вряд ли вернется с победой.  Второе имя Самсона - упрямство, и разве он не собирался погибнуть вместе со своими храмовниками-монстрами - на пике славы? "Я буду рядом", - раскаленная сталь тягуче заполняла формы.  Дагна принимала заготовки, чтобы добавить лириумный сплав. Не успев остыть, сталь вспыхивала багрянцем. - Держи температуру. Не остужай, - говорил Мэддокс. - Лириум должен вступить в реакцию, жар его не разрушает. Добавь реагента для возгонки в пропорции шесть к одному.  Дагна заворожено внимала.    - Знаешь, если бы ты родился гномом, тебя бы сделали Совершенным, - как-то заметила она. Мэддокс расхохотался и уронил щипцы прямо себе на ногу. Хорош "Совершенный". Они торопились. Мэддокс обещал закончить через два дня. На плацу Скайхолда выстраивались готовые к маршу шеренги.  Самсона держали в запертой комнате, и Мэддокс представлял, как он пытается выглянуть в окно, и ждет, более других, включая командора и Инквизитора.  Ждет боя, который уже определил себе последним.   Разрушать проще, чем восстанавливать. Жаль, Самсон не признает этого. Мэддокс поймал себя на том, что больше не жаждет смерти  - и еще сильнее  не хочет, чтобы умер Самсон. - Значит, готово. Самсон глубоко вдохнул горячий воздух кузни, должно быть, чуя нотку красного лириума, словно голодный хищник - кровь. Ему выдавали обычный, но пить синий после красного - все равно, что пытаться утолить голод пустой водой вместо наваристой похлебки. Нет, Самсон не жаловался. Мэддокс просто знал.    И без того красные глаза полыхнули темно-багровым, под рубахой напряглись мышцы. - Самсон, - позвал его Мэддокс. Тот дышал жадно расширенными ноздрями. Он сделал шаг навстречу деревянному манекену с восстановленным доспехом,  и на мгновение почудилось - оттолкнет Дагну, или вцепится в горло ей или Мэддоксу, или просто разорвет обоих голыми руками. Он все еще был способен на подобное, это Мэддокс тоже знал. Пауза затянулась на минуту или две. - Отлично, - сказал Самсон. Он прикоснулся к зазубренному конусу лириума на груди, и облизал губы. -  Поверить не могу, что снова надену это. - Тебе нравится? - Дагна что-то записывала в журнал. - Вгони себе по иголке в каждый дюйм тела, и тогда получишь представление о том, что такое этот доспех. Но да. Мне нравится, - Самсон хрипло засмеялся.   Мэддокс подошел ближе, чтобы помочь застегнуть крепления. Самсон не лгал насчет иголок: даже на расстоянии сырой лириум царапал кожу, как будто по ней  ползали и кусались крохотные муравьи.   На головную боль Мэддокс не обращал внимания. Самсон вытерпел однажды, готов терпеть и ныне, чем он хуже? -Нас использовала сначала Церковь, потом Корифей, а теперь черед Инквизиции. И вот что я думаю, - Самсон застегнул кожаный поддоспешник и содрогнулся, когда обработанный лириумом металл прикоснулся к коже.  Его перекосило, глубокое дыхание стало прерывистым, на лбу проступила испарина. - Что? - не выдержала Дагна. Она тоже помогала Самсону приладить части брони, и у нее тоже шла носом кровь. Самсон выпрямился во весь рост. Мэддокс подал ему меч; тот сжал рукоять. - Невелика разница. Арборская Пустошь оказалась славным местом:  в густой лиственной зелени пели яркие птицы. Поспела крупная земляника, из колючих кустов прямо к людям выходили доверчивые непуганые феньки и  наги. Кое-где лес сплетался ветвями, колючками и травой  в непроходимые узлы, войскам приходилось прорубать дорогу сквозь сросшиеся чащи.  Юрким фенькам удавалось удрать, а нагов солдаты порой затаптывали коваными сапогами, и Мэддокс оглядывался, пытаясь думать о битве, об испытании, но все равно сжималось  в груди  от жалости. Недостаточно выносливый, он был обузой и понимал это, и все равно упрямо нагонял шедшего впереди других Самсона. За тем следили: одно неверное движение - и ему конец.  Широколицая эльфийка -спутница  Инквизитора долго ругалась, а потом пригрозила самолично загнать Самсону «стрелу в жопу, пусть только попробует удрать». Первая стычка пришлась на небольшой отряд венатори. Люди в темных одеждах и острых капюшонах узнали Самсона, заорали - «предатель», и Мэддокс заметил, как у того перекосило лицо. Самсон опередил стрелков Лелианы и солдат Каллена,  в одиночку расправился с целым отрядом,  вернулся весь залитый кровью. Лириумный доспех сыто вспыхивал. Тела венатори раскинулись зеленой поляне с колокольчиками и отцветающими белыми одуванчиками — черное и красное, и Самсон тоже был черно-красным. - Понимаю, почему Корифей выбрал его своим генералом, - заметила Морриган — единственная, не считая Мэддокса, и может быть, Инквизитора, кто наблюдал за ним без отвращения или недоверия. Мэддокс хотел ей объяснить: нет, не поэтому. Самсон хороший воин, это правда, но Корифей-то сделал ставку на мучающегося  ломкой  бродягу.  Он промолчал: Инквизиция видела в Корифее абсолютного монстра, вроде архидемона, а он не считал нужным переубеждать. Спустя день разведчики Лелианы доложили, что основные силы  врага стянуты к Храму Митал, но самого Корифея пока не заметили. - Там красные... много, много красных, - разведчик, весь покрытый оспинами эльф, трясся и надвигал на жирно поблескивающий лоб капюшон. - Вооружены до зубов, с ними эти... серые твари. И гиганты из кристаллов. Лелиана поблагодарила разведчика, а когда эльф ушел напомнила Самсону: - Ты обещал, они будут на нашей стороне. - Будут. Если останетесь здесь — все, включая твоих шпионов, и отпустите меня поговорить с ними. - Я с тобой, - Мэддокс упрямо поджал губы.  На миг ему почудилось, что Самсон поднимет его за шкирку, словно котенка, и откинет подальше — к  палаткам-шатрам. К Жозефине, например. - Хорошо. Мы вдвоем. В конце концов, ты им не чужой -  все снаряжение мастерил, а кому и помогал прожить подольше... Самсон держал его за руку. Мэддокс ощущал взгляды в спину, шелест листьев — в них крались разведчики. Солдаты Каллена сжимали кольцо, стараясь зайти с фланга и окружить противника.  Издалека доносились звуки битвы, но  основное войско красных храмовников Корифей бросил к своей главной цели. Храм Митал  таился в расщелине, укрытый листвой и скалами, это было  место магии и тишины.   Но тропинка между лиственных лап и замшелых стволов перетекала в пустырь. Если солдаты Инквизиции прорубали дорогу и растоптали нескольких нагов, то войско  Корифея уничтожало все на своем пути. Пустырь на месте лесной поляны издалека напоминал свалку или высохшее устье реки. Самсон не надел шлем, а Мэддокса защищала только легкая кожаная куртка.  Наверняка, в ставке заключали пари, кто убьет их: венатори, Стражи-марионетки, или собственные же храмовники вызверятся за измену? У Мэддокса сердце билось через раз. Он цеплялся за Самсона — пальцы у него были сильные, и тот ощутил панику даже сквозь кованую перчатку.   - Не бойся, - сказал он. - Все хорошо. И без паузы взмахнул мечом, чтобы отразить сразу две стрелы. - Эй вы! Отставить атаку! - заорал Самсон, закрывая собой Мэддокса. Тот выглянул, заметил среди разоренного леса целое войско красных храмовников. Земля дрожала от грохочущей поступи чудовищ. Еще одну стрелу Самсон поймал в кулак, словно муху и сломал темное древко. - Это приказ. Я ваш генерал. Он сильнее сжал запястье Мэддокса.  За спиной мелькнула тень или две. Самсон переступил невидимую черту, которая отделяла «нейтральную» тропинку и захваченную  красным войском территорию. Над головой Мэддокса мелькнула глыба лириума, формой напоминающая огромный серп. - Назад, - снова приказал Самсон. Чудовище заверещало: его оттягивали прочь. Храмовники подходили ближе; те, у кого еще были лица посматривали с недоверием и удивлением. Деформированные скалили поросшие кристаллами зубы. - Сэр, но мы видели как Инквизиция...  - выступил вперед восьмифутовый лейтенант, весь покрытый наростами лириума, как иглоспин - иголками. Трансформация не мешала Мэддоксу узнать: Уистен было его имя; когда они шли в Теринфаль его впервые охватило безумие, и Самсон научил рекрута быть сильнее того, что внутри. Ныне утратив человеческий облик, он все еще мог мыслить, командовать, сражаться как воин, а не взбесившаяся от боли тварь. -  Захватила вас. Двое лучников — оба натягивали тетиву массивных луков — одновременно кивнули. - Верно, - ответил Самсон. - Вам удалось уйти от них, сэр? «Сбежать» Уистен не сказал. Красные храмовники не сдаются в плен, не сбегают. Есть только бой и смерть. Мэддокс знал это не хуже остальных, и сейчас у него горчило во рту, он кусал губы. - Сэр, а что с... - подошла поближе Нинетт. У нее были длинные рыжие волосы и лицо нежное, как у орлейской аристократки; даже ярко-алые полосы ее не портили. Внезапно Мэддоксу стало жаль, что она не будет прежней. Она красивая.   И внимательная. - С Мэддоксом? Инквизиция исправила то, что с ним сделала Церковь. Он больше не усмиренный. Самсон пожал плечами, как будто рассказывал в меру скучную байку за ужином. В рядах поднялся гул. Воины подходили ближе, недоверчиво таращились на Мэддокса и Самсона.  Чья-то перекрученная серая рука коснулась  лба Мэддокса — шрам от клейма поблек, но не исчез полностью. Мэддокс отдернулся и вскрикнул.  Самсон рявкнул  «отставить», и тихий юноша, усеянный лириумом, как подростковыми прыщами, смутился: простите, сэр, я лишь хотел убедиться... - Ничего, - сказал Мэддокс. - Это правда. Инквизиция не дала мне умереть и обратила усмирение.  А Самсон... Мэддокс осекся: Самсон должен говорить о себе сам. Что-то вроде: эй, в архидемонов зад Корифея. Или: бросьте все, служите Инквизиции? Мэддокс понятия не имел, но оглядывался по сторонам, видел зараженных, утыканных лириумом, обезображенных — никто не признал бы в них людей, кроме друг друга. И кроме него. От эманаций лириума привычно пульсировала в затылке и висках мигрень, но Мэддоксу не хотелось возвращаться к шатрам, к аристократам в красивых доспехах, к Каллену с его диковинным шлемом-львиной головой.  Место  Мэддокса здесь — и Самсона тоже. - Я обещал вам алую бурю и конец прежнего мира, а на его месте воздвигнуть новый. Я обещал, что мы одержим победу, даже если земля будет красной не только от кристаллов, но и от нашей крови. Так вот, - Самсон осклабился. - Я не отказываюсь от своих слов. Но тот, кто хочет назваться богом,  похоже, оказался таким же лжецом и лицемером, как и Церковь... - последнюю фразу он произнес почти шепотом. - Сэр?... Но как же... - Уистен потер щеку, красная полоска кожи отошла с чавкающим звуком, из-под нее проступил скол, блестящий на солнце, как драгоценный камень. - К демону все! - рявкнул Самсон. - Мы закончим начатое, так или иначе. Вы сотворили с собой все это не для того, чтобы сдаться или бесславно сдохнуть. Искореженные задвигали складками и наростами, сложив из них подобие улыбок. Новые и новые храмовники подходили ближе, чтобы убедиться: генерал жив, прежний — или почти прежний, а усмиренный кузнец и советник генерала вернулся «целым». Самсон был прав: не Корифей управлял ими, и не в самозванного бога они верили. Тот, кто называет себя богом, не заслуживает доверия.  - Маршируем в Храм Митал. Инквизицию пусть сдерживают венатори... хоть какой-то толк от этих зажравшихся северян будет. Вперед! «Это не то, что ты обещал Инквизиции», - мелькнуло сквозь пульсирующую мигрень. Мэддокс дернул Самсона за руку и жалобно заморгал. - Все хорошо, - снова сказал тот. - Я сам... поговорю с Корифеем. - Но как же... - Инквизиция сделала достаточно. Они больше не враги: если вы не тронете их, они не полезут. Считайте, что у нас вооруженное перемирие.  Но Корифей выбрал нас, и это, - он повысил голос так, чтобы слышали другие, - наша война. Мэддокс, ты можешь вернуться к Инквизиции. - Ты знаешь, что я откажусь, - Мэддокс опасался заплакать, губы дрожали,  и в горле как будто таяла большая сосулька. Он тяжело сглотнул. - Тогда ты с нами.  Нинетт, у тебя есть зелье? - Так точно, сэр, - рыжая открыла переметную сумку и достала склянку с мерцающей красной жидкостью. Самсон выхватил ее у нее и выпил одним глотком. - Спасибо, Нинетт. Гораздо лучше. Шагом ма-арш! Храм Митал лежал в расселине, закрытый поволокой магии и тайны. В густой листве мелькали золотые тени. Несколько из них набросились на войско красных храмовников, и были уничтожены на месте. - Не надо, - вырвалось у Мэддокса. Самсон мрачно пожал плечами: - Сами нарвались. - Не надо, - повторил тот. Мэддокс сел возле тела: вблизи «тень» оказалась эльфом, похожим на долийца, но в незнакомых золотых доспехах. Мэддокс прикоснулся к металлу, восхищаясь искусной ковкой и тонкой работой. Броня была тоньше ткани и прочнее тяжелых лат из сплава веридия  и сильверита.  Самсон и Уистен поторопили его. Где-то поодаль тяжело громыхало чудовище. - Они охраняют это место, но мы же не враги... - Мэддокс чувствовал, что не вполне прав, им важно каждое мгновение — Корифей будет здесь с минуты на минуту, и не время тревожиться о каких-то странных эльфах. Но ничего не мог с собой поделать, перед глазами стояло кровавое месиво затоптанных нагов и распятая на чьем-то копье тушка фенька. - Он стал таким... хрупким, - подобрала слово Нинетт. Красная искра тлела в ее зрачках, но говорила она с искренней заботой. - Сдерживайте этих золотозадых. Инквизицию можете пропустить, только не всей кодлой, - внезапно приказал Самсон. - Уистен, Нинетт, - он назвал еще десять или пятнадцать имен, последним из названных заурчало чудовище. - За мной. Остальные — здесь. И постарайтесь выжить. До Храма Митал оставалось ярдов сорок. Самсон вновь взял Мэддокса за руку, когда они подошли к открытым вратам древних эльфийских руин. - Разрешите доложить, милорд, - коренастый, похожий на полугнома солдат, вытянулся перед Тревеллианом и продолжил после одобрительного кивка. - Пленник ушел в развалины, красные храмовники охраняют подступы. Они сражаются с венатори, сэр. Наших стараются не трогать, только защищаются... Тревеллиан победоносно уставился на Каллена. Тот до последнего не верил, что его заклятый враг — человек, выращивавший лириум в живых телах, - способен на честность. Каллен потер шею. - Предположим. Есть что-то еще? - Так точно, сэр. Заметили Корифея, - солдата заметно передернуло. - Кажется, он опередил нас. - Вперед. Самсон, может, и хочет лично сразиться с Корифеем, но слишком много чести, правда? Солдат неуверенно заморгал. - Вольно, - сказал ему Инквизитор. Каллен проворчал под нос: - Или все это ловушка, а Самсон только и ждал, пока мы его отпустим, и по-прежнему служит своему хозяину. - Слышал рапорт?  - Тревеллиан вгляделся в зелень, кое-где рябящую красным. На подступах к храму шла война, но к воротам не пускали красные храмовники. Они могли охранять Корифея... но тогда бы не убивали своих «союзников»-венатори? - Они чудовища, - Каллен сложил руки на груди. Из-за меховой накидки он как никогда напоминал здоровенную псину; сердитую псину со вздыбленной холкой. - И все-таки, похоже, на нашей стороне. Я пойду сам с небольшим отрядом. Тревеллиан подхватил прислоненный к высокому пню посох из вулканического  золота. Он оглядел свой отряд — кунарийские шпионы, ведьмы и отступники, духи и убийцы-самозванцы, и подумал, что на этом фоне однажды служивший Корифею храмовник и бывший усмиренный даже не слишком будут выделяться. Кассандра и  Каллен не одобрят.  Вивьен — тоже.  Она предлагала повторно усмирить Мэддокса, считая, что в нынешнем виде он бесполезен как формари и опасен, легкая добыча демонов. Но они, пожалуй, в меньшинстве. Лелиана, правда, советовала, чтобы Самсон остался в Храме Митал. Вариант «погиб как герой» весьма неплох. Он всех устроит; главное, чтобы не Самсон оказался победителем Корифея. Жозефина закрывалась своим веером — на сей раз оранжевым с прозеленью, смущалась до бронзового румянца на смуглой коже, но соглашалась. Что ж. Сейчас Инквизитору оставалось последовать за Самсоном  - и надеяться, что красные храмовники не решат разорвать его на куски. Они действительно сторожили врата Храма — и действительно не тронули Инквизицию.  Шагая мимо, Тревеллиан ощущал пение лириума, старался не оглядываться на изуродованные лица и тела, не прислушиваться к сиплому дыханию.  Кассандра маршировала с непроницаемым лицом и выставленным напоказ щитом — герб Искателей поблескивал от зеленоватых, запутавшихся в листве, лучей.   Вивьен брезгливо обогнула перекрученного «ужаса» - на миг Тревеллиану почудилось, что она покритикует  неровно обсыпавшие его кристаллы. Коул как будто исчез,  должно быть, он подобным образом скрывался в зараженном Теринфале.  Только Солас и Морриган как будто никого не замечали. Храмовники провожали их глубоким молчанием. Тревеллиан думал о клетках с иглоспинами, фениксами и драконлингами, о вонючем зверинце — или затаившихся хищниках.   Только один раз к нему обратился худой парень, болтающийся в своем доспехе, как яйцо в миске: - Остальные пусть остаются снаружи. Приказ генерала Самсона. - Он все еще считает себя генералом? - из тона Кассандры можно было ковать мечи, но Тревеллиан поднял ладонь: тихо. - Хорошо. И едва ворота захлопнулись, они увидели мост, усеянный трупами эльфов — в Инквизицию уже поступали депеши о таких; их называли «часовыми». Древние твари, немногим отличные от самого Корифея, и фанатичные, как все красные храмовники разом.  Почти все трупы были обуглены, словно их зажарили заживо. - Они уже были здесь. И явятся к Источнику раньше, - щелкнула зубами Морриган. - Самсон нас опередил. И Корифей, возможно, тоже. Похоже, он все-таки нас предал, - Кассандра с осторожной брезгливостью подняла лириумный осколок, похожий на большую щепку. - Все равно что довериться пропойце, - поддержала ее Вивьен, а Солас покачал головой: - Или пытался остановить побоище.   Его перебил свистящий вой дракона. Черные крылья загрохотали над головами. - Архидемон! - закричал  Тревеллиан. - Быстрей! - он дернул Кассандру за руку, устремляясь к внутренним дверям, открытым и усеянным у порога лириумной крошкой. Мэддокс видел Корифея прежде, и когда однажды Самсон спросил "что ты о нем думаешь",  замешкался с характеристикой. Понятие "божество" чуждо усмиренным: если у тебя нет души, ты не можешь впасть в религиозный экстаз. Много позже он говорил Инквизиции: Корифей - чудовище, но сам сомневался в этом. Сомнения растворились, как ложка меда в кипятке. Часовые в золотых доспехах не пытались его убить, только изгнать - он же двинулся вперед по запретному мосту, подобно взбешенному бронто. Магическая ловушка сработала, разорвала на куски, но Корифей восстал из мертвых: вылупился из кокона-тела порабощенного Стража, точно гигантское искореженное насекомое. Самсон не приказывал дать ему бой. Самсон как будто снова подчинялся Старшему, в которого некогда по-настоящему верил, а разочаровывался так медленно, что сам не мог осознать, и не осознал бы без подсказки Инквизиции. - Не убивайте их, - шептал Мэддокс, имея  в виду эльфов.  Ему хотелось скрючиться на заросших колючими лозами дикого винограда  и пестроцветьем эмбриума, эльфийского корня и феландариса, плитках; подтянуть ноги к подбородку и лежать так, пока не затопчут - словно фенька или нага. Корифей устремился вперед, не обратив никакого внимания на жертв - и на "своих" храмовников. Самсон скрежетнул зубами вслед: - Быстрее надо. В мозаичном полу зияла дыра. Разведчик-тень  метнулся к ней и доложил: - Там подземный ход.   -Ведет к Источнику, - Самсон резковато дернул Мэддокса за руку. - Идем. Нужно успеть раньше других. - Не убивайте их,  - Мэддокс оглянулся на груду мертвецов в доспехах из совершенной золотой стали. - Без нужды не будем.   Он спрыгнул первым, остальные - за ним. Чудовище протиснулось с трудом, отбило несколько крупных кусков лириума, но все же поместилось, а потом протянуло глыбу-руку и помогло слезть Мэддоксу. От близости полыхающего красного слезились глаза  и тошнило. - Позади Инквизиция, сэр, - снова подал голос "тень". - Вот пусть они с остроухими и возятся. Могут поцеловать в сияющие зады, - пробурчал Самсон. Его доспех светился в темноте, словно утыканный факелами. И он знал короткую дорогу. Не зря красные храмовники столько времени убили на изучение древнеэльфийских руин. Подземелье пустовало, не считая пары безучастных ко всему духов. У выхода снова набросились эльфы; каждый из них был на голову выше любого обычного эльфа, крупнее и шире в плечах. Их предводитель сражался огромным молотом, словно какой-нибудь кунари-наемник, а глаза у него фиолетово мерцали магией. - Проклятущие остроухие! - ругался Самсон. Мэддокс прикусывал губу и язык: не убивайте, хотелось просить ему, но часовые не останавливались и не сдавались. Ледяной залп едва не пригвоздил Мэддокса к золотой от мозаичных фресок стене, Самсон закрыл его собой и разрубил часового пополам - меч вошел от плеча до талии. Мэддокс зажал рот руками, и едва  заставил себя переступить через лужу крови и развороченное тело.    Золотой Храм дрожал от криков и магии.  Самсон остановился у очередной двери: - Довольно. Трой, - при звуке того, что когда-то было его именем, красное чудовище заурчало. -  Охраняй. Не пропускай. Остальные - за мной. Красное чудовище забаррикадировало дверь огромным разросшимся телом. Живой таран, живой камень, оно не чувствовало боли от магии и ударов мечей - никакая боль не могла сравниться с пожирающей изнутри. То, что когда-то было человеком по имени Трой не двигалось: просто не пускало эльфов-часовых дальше. Мэддокс замешкался, и Самсон поторопил его - Уистен, Нинетт и немногие выжившие после стычки со стражами Храма обогнали на десять-двадцать ярдов. Впереди лежал Источник. И Корифей уже был там. Корифей ждал. Его обезображенное лицо ничего не выражало: Мэддокс осмелился мельком глянуть и тут же отвел глаза. Когда-то давным-давно это создание было человеком, но оно почти избавилось от всякого человекоподобия; Мэддокс снова подумал о коконах из плоти и уродливых гигантских насекомых. Из плоти растет красный лириум, из живых тел Серых Стражей вылупляется сущность того, кто называет себя Старшим. В зелено-золотом святилище Источника Корифей смотрелся чуждо и неприятно, как пятно на белой скатерти. Тысячелетиями сюда приходили лишь жрецы эльфийской богини; может быть, иногда они вырубали своими мечами или магией чересчур расплодившиеся заросли древокустарника -баньяна, боярышника и неизменного дикого винограда с эльфийским корнем.  Укрытый магией камень разрушался, но медленно: песчинка в столетие. Арборская Пустошь стояла нетронутой - ни войны людей и эльфов, ни катаклизмы, ни сами Моры не тронули это место и его спящих, бессмертных хранителей. В центре Источника стояло зеркало, которое разведчики Самсона называли Элувианом. Мэддокс отметил искусную ковку рамы. Душноватый и сладкий от эльфийской магии воздух заставил его закашляться. Корифей был древней тварью, Источник  - еще старше. На миг подумалось Мэддоксу: это правильно, что он хочет обладать знаниями того времени, что ближе к нему, нежели к нам.  Пусть забирает и катится прочь. Мэддокса бы  это устроило. Нинетт  оголила меч. Уистен напрягся, кристаллы у него на спине подергивались от сокращения мышц. Корифей повернул голову к Самсону: - Ты возвратился ко мне. Остальных он не замечал - солдаты-храмовники, Мэддокс были менее, чем инструментами. О своих инструментах Мэддокс, например, заботился и никогда не позволял тонким щипцам из драконьего камня раскаляться слишком сильно. Самсон шагнул вперед, расправляя плечи и как будто заслоняя остальных. - К тебе? Ты обещал нам новый мир. Очистим старый от гнили, а потом будет все хорошо. - Свет, - согласился Корифей. - Я буду светом Златого Града, когда воцарюсь в нем. - Как-то это мало похоже на "свет".  Даже не знаю с чего начать. Может быть, с орды демонов и этих гребаных разрывов. - Все должно было закончиться на Конклаве. Если бы не вмешался вор, - взгляд Корифея сделался пристальным и по-настоящему злым,  Мэддокс задрожал: тварь читала мысли, знала, откуда они с Самсоном пришли. - Но у вас еще есть шанс. Подойди, Сосуд, испей из Источника. Самсон наклонил голову, словно был кунари и собирался бодаться. - А что будет потом... не со мной. С ними, - тыльной стороной ладони он указал на Нинетт и Уистена. -  Давай начистоту: ты уничтожишь нас, когда все закончится. Я помню, что сказал тебе однажды: достойный финал для Ордена - это лучше, чем моя судьба. Но я передумал. Самсон обнажил меч. Уистен потянулся к спине и выдернул из нее два кристалла - с мясом и кровью; стиснул в деформированных кулаках, призывая лириумную "магию".   - Ничтожество! - Корифей поднялся во весь рост - не менее десяти футов. - Я вытащил тебя из канавы, в которой ты гнил и скулил, умоляя о порошке. Я даровал вам могущество! - Вот это? - Уистен высыпал немного лириума. - Мы приняли это, - поддержала его Нинетт, - но ради чего?.. - Одумайся.  Источник наш, - Корифей по-прежнему не замечал никого, кроме Самсона. Мэддокс потихоньку отодвинулся - к бассейну темной воды с Элувианом в центре лежала обходная тропинка, вся в травяных плетях. Он пошел по ней.  - Источник приведет нас к свету. Весь мир склонится пред новым богом. Самсон плюнул под ноги: - Знаешь что? Меня задолбало кланяться. - Тогда ты умрешь. Раздался грохот; Мэддокс не удержался на ногах и растянулся носом вниз. "Самсон", - чуть не закричал он, раслышав его голос и звон металла. До Источника - шагов тридцать. Мэддокс не рискнул подниматься на ноги, и пополз на четвереньках. Он ободрал ладони о колючую лозу и очень боялся обернуться. Самсон был храмовником: умел отражать и развеивать магию, вот только не магию тысячелетней моровой твари.  Его меч отразил два или три сполоха, а очередной опрокинул на спину. Самсон ударил очищением, боковым зрением наблюдая, как "тень" (Фэй, ее зовут Фэй  - рекрут из Кинлоха, пришла месяцем позже после Кэррола, и удивлялась, что Самсон взял "этого психа") мелькнула за спиной Корифея.  Тот отбросил сразу четверых - Фэй и Нинетт с мечом в том числе.  Зеленый сполох впился в искореженное тело  рекрута из Кинлоха, она тонко закричала и затихла. - Глупцы, - мерно гудел Корифей.  Он наступил на грудь Самсона  и не глядя отшвырнул еще нескольких храмовников. "Осталось всего двое", - подсчитал Самсон. Нинетт, пошатываясь, встала. Ее лицо превратилось в красную маску из лириумных дорожек и собственной крови. Она что-то крикнула Уистену. - Жалкие глупцы. Ваши тела стали камнем, а камень - ступенями к моему трону на Небесах, - говорил Корифей тем же равнодушным тоном. - Таково ваше место, но вы отреклись от славы моей, и за это умрете. В когтистой лапе он держал Сферу и занес ее над Самсоном. - Стой! - прозвучало издалека. Самсон засмеялся, едва не захлебываясь собственной кровью -  кровь шла горлом, должно быть, Корифей сломал ему ребра. - Инкви... зиция.  "Они демонски вовремя". - Я убью и их. Но прежде - тебя. От сферы ширилось зарево, похожее на паутину. Силки накрывали Самсона, обещали вывернуть наизнанку.  Самсон сжимал рукоять меча. Инквизиция видела, что он сдержал слово. Перед своими храмовниками, перед этими людьми. Может быть, подумал Самсон, Инквизиция будет к ним всем милосердна. Особенно к Мэддоксу. Паутина чар превратилась  в корабельные канаты и накрыла темнотой. Эльф с гигантским молотом вырос над Мэддоксом: будто выступил из самой Тени.  Он перегородил путь к Источнику. - Шемлену не место здесь, - проговорил он, занося свой молот. Мэддокс смотрел перед собой: эльф казался золотой статуей, темные воды лениво плескались.  Мэддокс слышал Корифея, слышал ругань Инквизитора и его помощников. Самсона - тоже, сердце замерло и едва не выпрыгнуло из груди, но одновременно Мэддоксом овладело оцепенение, немного похожее на неживой покой усмиренного. Он ничем не мог помочь Самсону. Или почти ничем. - Пожалуйста, - он поднял голову, глядя в глаза эльфу с молотом. - Шемлену не место здесь, - повторил эльф. - Шемлен не должен овладеть мудростью Митал. - Я... я хочу помочь. Самсону. Людям, - Мэддокс хотел объяснить про красных храмовников, Сарнию и карьер алого камня, алого на белом, что растет из еще живой и кричащей плоти. Река в Эмприз дю-Лионе называется Кровь Эльфов, и когда растает, потечет настоящей, алой кровью - в низины Долов. Животные и люди, и долийцы выпьют зараженную воду. Все станет камнем у трона Корифея. "Я виноват в этом ", - хотел сказать Мэддокс. но только хлопал глазами и дергал едва заметным на тонкой шее кадыком. А даже если бы и объяснил, разве стал бы слушать маленького человечка - "шемлена" пробудившийся от векового сна эльф? - Прошу вас, - Мэддокс всхлипнул. Эльф по-птичьи склонил голову набок, отчего капюшон слегка соскользнул - под ним он был бритым наголо. - Я ощущаю странное в тебе. Ты вернулся из мертвых, чтобы исправить содеянное. - Да, - сказал Мэддокс. - Я должен исправить. Эльф медленно опустил молот. Темная вода потянулась к Мэддоксу материнской рукой. Умирать оказалось не страшно. Больно - да, но знавал Самсон и худшее. Ночи в Киркволле без единой щепотки лириума, к примеру.  Он попытался представить, чем закончится заклинание Корифея: разорвет в клочья? Вывернет наизнанку вместе с доспехом? Где-то в высоте раздался вой дракона. Каким-то образом Самсон видел и слышал все, что происходит вокруг. Явилась Инквизиция - красные храмовники, как и было приказано, пропустили только Вестника с его персональной шайкой.  Они таращились на снижающегося дракона и переговаривались между собой. - Мы опоздали, - прошипела Кассандра. Вивьен золотилась аурой рыцаря-чародея: - Источник все еще на месте... и где этот эльф? Солас повел головой: - Абелас там. Кажется, он решил, что делать с Источником. - Корифей - мой, - объявил Тревеллиан.   Он выскочил на середину зала. Корифей держал Сферу на вытянутой руке. Распластанный на полу Самсон еще вздрагивал, хотя вряд ли был жив. Тревеллиан ударил молнией. - Ничтожества, - проговорил Корифей. Дракон плюнул огнем, Нинетт заметалась, охваченная пламенем - рыжие языки жара вплелись в рыжие волосы. Темнота стала гуще. Темнота стала еще одним драконом - или красным лириумом.  Дракон Корифея поравнялся с хозяином, будто демонстрируя: так нужно служить, я никогда не предам... может быть, оттого, что сам я часть своего господина. - Сдохни уже! - заорал Инквизитор. Уистен оттолкнул его громоздким локтем. Он очутился прямо перед пастью дракона. - Еще один глупец, - сказал Корифей. - Да пошел ты, - ответил Уистен, и лириум взорвался: в нем, в Корифее, и в оскверненном драконе. Рыцари красных храмовников могли управлять кристаллами; а кристаллы всегда рады расти, поглощать, захватывать. На сей раз им достался целый дракон и целый моровой магистр. Корифей повелевал Мором - но не оскверненным лириумом. "Мы проснулись", - слышал шепот из алой поросли Самсон. Он захохотал, рассматривая быстро застывающую статую - Корифея со Сферой и расправившего крылья дракона с широко раззявленной пастью. Кристаллы поглотили Уистена с головы до ног, и его замершее навсегда лицо отражало торжество. "Инквизиция осталась с носом", - почему-то подумал Самсон, прежде чем отключиться.  Его меч выпал из рук. Вода была горька и пахла лириумом. Мэддокс выпил всего глоток, и на несколько минут потерял сознание, очнулся от того, что темноволосая женщина по имени Морриган трясла его за шкирку: - Ты. Маленький ублюдок. Как. Ты. Посмел... - Морриган, довольно, - Тревеллиан подошел к ним. Морриган отстранилась, все еще скаля зубы и напоминая разъяренного виверна. Тревеллиан подал руку Мэддоксу. - Вставай. Не знаю уж зачем ты выхлебал этот Источник, но раз сам Абелас дозволил... - Где Самсон? - прохрипел Мэддокс.  Шепот в голове странным образом успокаивал его - подобно тому, должно быть, как умиротворяла песнь лириума визжащих в агонии красных храмовников; но его шепот не только пел, но и говорил. Инквизитор и его спутники переглянулись. - Может быть, даже еще жив. Мэддокс вскочил. Он остановился с открытым ртом: прямо последи святилища возвышалась фигура из красного лириума - огромная, с несколько домов размером. Фигура была драконом и Корифеем; и еще парнем, которого Самсон когда-то научил владеть собой и принятой силой. - Уистен. - Да уж. Этот урод присвоил себе мой подвиг, - пробурчал Тревеллиан, и тут же рассмеялся. - Ничего, переживу. Самсон... там. - Не думаю, что он выживет, - вставила Вивьен. Мэддокс от нее отодвинулся подальше. В конце концов, эта женщина хотела его повторно усмирить, даже если высказала это как "всего лишь очередное предложение". - Солас куда-то пропал, - посетовал Инквизитор, - иначе бы он мог помочь, как тогда с тобой... Мэддокс их  не слушал. Он бежал к Самсону; тот лежал навзничь  неподалеку из статуи Корифея и его дракона - непробиваемый доспех  смят, лириумные украшения выдернуты из пазов, словно гнилые зубы. Рядом с ним стояла Кассандра и хмурилась. - Не знаю, - с ходу объявила она Мэддоксу. - Может быть, и выживет. Мэддокс закричал. Самсон пошевелил окровавленными губами: - Не... дождетесь. Мэддокс рухнул на колени. Он был плохим магом, а после "возвращения из мертвых" - как назвал это древний эльф и вовсе не мог колдовать. Но помнил простейшие лечащие чары, и сейчас магия текла из-под ногтей почти неостановимо, словно он вскрыл вены и исцелял Самсона собственной кровью, запретными чарами. Самсон надсадно дышал через раз.  Мэддокс лег рядом с ним на пол. - Я прощен, - сказал Самсон, и засмеялся. - Да, - ответил ему Мэддокс. - Мы все. Ты. Наши солдаты. Их можно исцелить. Живи. Пожалуйста. Самсон прикрыл  глаза и кивнул. Мэддокс ухаживал за Самсоном: лекари Инквизиции наотрез отказались подходить к зараженному красным лириумом.  Наверное, стоило поблагодарить, что вообще не добили,  даже выделили палатку. В палатке было прохладно и темно. Стоило зажмуриться, шепот в голове звенел громче, и странным образом, это успокаивало. Темные воды Источника Скорби заполнили лакуны переломанной и сращенной заново души. Эльф в золотой броне по имени Абелас сказал ему напоследок: в тебе знание всего моего народа. Используй его мудро. Мэддокс согласился: так и сделаю. Забинтованный  от шеи до пяток Самсон пытался высвободиться и ругал Инквизицию "лишь бы посадить на цепь, ублюдки гребаные". Мэддокс слушал его с непроницаемым лицом. Тревеллиан дернул полог и вошел: без стука. - Значит, эльфийская лужа рассказала тебе, как победить красный лириум, - он мельком кивнул Самсону. - Да, - Мэддокс как раз поднес к губам того стакан с водой,  и остался стоять спиной к Инквизитору.  - И вылечить тех, кто уже заражен. - И как же? - Потребуется много работы. Самсон уже согласился помочь: у него высокая устойчивость. - Отлично. Значит, я вас направлю в Сарнию, будете разгребать там собственное дерьмо. Заодно подальше от Морриган, а то тебя, парень, она,  по-моему, готова сожрать заживо. И это даже не метафора. Ну и, кроме всего прочего, это справедливо и вы наконец-то пригодитесь Инквизиции. - Нахер пошел, - подал голос Самсон. Мэддокс засмеялся. Тревеллиан обогнул спальный мешок и остановился так, чтобы смотреть обоим в лицо: - Главное, не болтайте о том, что случилось в Храме. - Да-да, конечно. Ты Вестник-мать-ее-Андрасте и поставил Корифея раком, - снова не удержался Самсон, на повязке в районе плеча проступила кровь. - Вроде того. Помните, формально вы не только мои агенты, но и пленники. Вы двое и каждый из этих... существ. Красные храмовники держались отдельно от лагеря Инквизиции. Насколько Мэддокс знал, они добивали демонов и самых неугомонных венатори; большая часть, впрочем, предпочла скрыться либо сдаться в плен. - Они мои люди, - напомнил Самсон.  Он моргнул и уточнил, глядя на Мэддокса: - Наши. - Вот и хорошо, - Тревеллиан покинул палатку без  слов прощания. Мэддокс сел рядом с Самсоном и взял его за руку. Невнятный шепот отвлекал его от собственных мыслей, Источник был сродни красному лириуму - либо одержимости,  и все же впервые за много лет Мэддокс ощущал нечто похожее на смутное счастье. Он взял Самсона за руку и проговорил когда-то прочитанное в секции не магических, но не одобряемых официальной Церковью книг:  - Как огонь было Её касание, но не жгло. И очистился я тем касанием. Не отчаивайся, сказал Она, ибо вероломство твоё благословлено было Создателем и возвратило меня к Нему. Я прощён.