***
Расслабляться нельзя. В квартире Моринт тихо, шумные переходы станции и гул басов, проникающий под кожу, остались позади. В просторных комнатах легко дышится; Шепард не позволяет себе хмуриться, но думает, что это уж слишком похоже на последний вдох перед смертью — уж она-то знает наверняка. Кейлин осматривается: мягкие диваны так и манят, предлагая расположиться с комфортом и стянуть с ног до ужаса неудобные туфли. Моринт не торопит; азари устраивается на диване, наблюдая за гостьей с ленью большой дикой кошки, знающей, что добыча уже загнана в угол и не денется никуда. Это придает игре остроту — Кейлин гадает, знает ли Ардат-Якши о истинных целях ее визита? Одному черту известно, какие еще сюрпризы может преподнести эта азари. — Я люблю поединки, — вкрадчиво говорит Моринт, и Шепард признает, насколько была права Самара: голос ее дочери вязок и сладок. Ее хочется слушать, сесть у ног и внимать, умоляя, чтобы Моринт не умолкала — а если и умолкала, то лишь за тем, чтобы сливать губы в поцелуях. У девочки-скульптора не было ни единого шанса. — Особенно когда в глазах противника видно понимание того, что он слаб и скоро умрет. Кейлин уже не знает, кто в этой игре охотник, а кто — дичь, но отступать не в ее привычках. Она разглядывает каменное изваяние, навеки застывшее в одной позе: Моринт говорит, что для его создателя все закончилось совсем не так, как он ожидал, а Шепард улавливает в этих словах горькую иронию: для кого сегодня все закончится не так, как он того ожидает? За панорамным окном темно: черноту станции разбавляют точки огней. Кейлин вглядывается в сплошную, неразделимую ночь, силясь разглядеть хоть какой-то знак. Моринт окликает, зовет к себе, а Шепард не может больше тянуть время. Рядом с Моринт мысли путаются, скачут, как ненормальные. Шепард держит дыхание и пульс в узде усилием воли: ни один мускул на ее лице не должен выдать внутренней борьбы и напряжения, заставляющего тело неметь. Отточенные инстинкты вопят об опасности, в то же время к азари страстно влечет: один неверный шаг — и можно сорваться в пропасть. — Посмотри мне в глаза, — мурлыкает Моринт, приблизившись вплотную. Ее глаза становятся черными, совсем как тьма за окном квартиры, — и скажи, что хочешь меня. Скажи, что ради меня пойдешь на убийство. Что готова на все. Язык становится чужим и непослушным — ворочается, повторяя слова. Немеющий разум тонет в вязкой сладости. Шепард пытается сопротивляться — и чувствует, как с каждым произнесенным словом проигрывает эту битву. Есть только смертельно прекрасное лицо азари и черные омуты глаз, в которых не отражаются даже звезды. Кейлин проваливается во мрак, но ей кажется, что неяркое алое пятнышко лижет лоб Моринт, и это пятнышко — единственный источник света в сгущающейся темноте. А потом позади с грохотом подымается стена синего огня, и волна биотической силы отшвыривает Ардат-Якши прочь.***
Возвращаются молча: Самара, хранящая молчание, в котором скорбь смешивается с чувством исполненного долга, и Шепард, все еще чувствующая себя слишком неустойчиво. Она была уверена, что никакая сила не способна сломить ее волю; Моринт убедила ее в обратном, показала слабину, запустив цепкие синие пальцы в разум и превращая его в послушную глину. Изнутри скребет мерзостное ощущение собственной уязвимости. От наемников, хасков и Коллекционеров Шепард всегда берегла надежная броня и верная рука, бьющая без промаха. Здесь же она оказалась беззащитна, будто младенец. Что там говорила Лиара, помогая упорядочить ряд призрачных образов, поселившихся в голове после контакта с протеанскими маяками? Что у нее сильная воля? Шепард проводит ладонью по волосам, будто это способно избавить ее от воспоминаний о минувшем вечере. Какой бы она ни была, ей не хватило сил противостоять искушенной Ардат-Якши, и осознание выбивает землю из-под ног. Кейлин чувствует себя разбитой — Моринт заставила ее разлететься вдребезги, и кому бы теперь под силу было ее собрать? — Шепард! Она оборачивается, замерев у отсека, ведущего к шлюзам. Их догоняет Гаррус; Кейлин хмурится, разглядывая приближающуюся фигуру турианца. — Я думала, ты занят на «Нормандии». Калибровка, еще что-нибудь. — Нужно было уладить пару дел. Она не переспрашивает: переминается с ноги на ногу, мечтая избавиться от обуви, заставляющей стопы гореть огнем, складывает руки на груди и смотрит требовательно, совсем как в самом начале вечера, перед лестницей, ведущей к VIP-зоне. От нее невозможно что-то спрятать, даже если это всего лишь новая царапина на броне. Между бровей залегает глубокая морщинка: винтовка за спиной турианца, крохотное алое пятнышко на лбу Моринт — совсем как от прицела... Шепард складывает два и два, Гаррус по глазам видит, что она его раскусила. — Мне казалось, я ясно выразилась на этот счет. — Ты не приказывала ничего не предпринимать. Кто-то должен был тебя прикрыть. — Меня прикрывала Самара, — коммандер оборачивается, чтобы посмотреть на спутницу, но не находит ее в отсеке: только жужжит ведущая к шлюзам створка. — А если бы что-то пошло не так? Что угодно. Если бы она не успела? Если бы что-то помешало ей успеть? Я — твой запасной план, Шепард, и я не позволю тебе умереть еще раз. Гаррус запоздало понимает, что сказал слишком много, но на попятный идти поздно. Шепард молчит мучительно долго, приоткрыв в удивлении губы; наконец, усмехается и качает головой. — «Запасной план»! — передразнивает она. — Ладно, умник. Мне срочно требуется запасной план, чтобы добраться до «Нормандии» в этой обуви, — она небрежно стряхивает туфлю со стопы и поджимает ноющие пальцы. — План «А», кажется, с треском провалился. Что скажешь? Гаррус берет ее под руку, позволяя повиснуть на плече. — Так точно, коммандер.