Бездонный колодец

Джен
PG-13
Завершён
14
Дэйзи_ бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
14 Нравится 5 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Вpемя уже было давно за полночь, сверчки продолжали свою бесконечную песню, звёзды двигались по небу вместе с тенями на земле, где-то вдали мерцали огни - то ли уже начинался рассвет, то ли горело очередное ранчо вместе с разорившимся хозяином. Народ из кабака всё равно не расходился по домам. Тут бурлила жизнь днями и ночами, и, несмотря на время разрухи и бедности в этом крае, жизнь была весёлой и даже приятно неожиданной. Но у всех ли она была такой? В центре просторной комнаты одиноко стоял стул, на котором чуть ли не разлёгся мужчина, чья молодость пряталась за отросшими бородой и волосами; бывший когда-то задорным его голос осип, а в глазах не плясали черти. Парень просто сидел и время от времени поправлял нелепые для своего образа ковбоя очки, завязывая мелкие узлы на длинной верёвке. Вокруг него уже расположились несколько людей, явно ожидавших услышать загадочную и наверняка печальную историю. А тому только и надо было высказаться перед последним шагом. - У меня была жена, красивая такая жена, жаль, не помню, как она выглядела, но я уверен, что она была красивой, - кто-то громко усмехнулся, а бодрый старик вскочил и ушёл подальше, бормоча что-то про пьяниц, которые даже согласовать свои мысли не могут. - И дети были. Бог мой, как же их было много, я даже не пытался их сосчитать. И все были бесполезные. Я горбатился с утра до ночи на поле, и всё уходило в продажу, а глупая мамаша плясала под дудку детей, ничего больше не успевая. И никто не получал ни крошки. - А как же выручка с того, что ты продавал, приятель?! - спросил некто, перекрикивая смех людей, одобривших замечание рассказчику. - Ты слышал когда-нибудь про налоги? - небрежно ответил тот, завязав ещё один узелок. - Ты, вообще, кто? - поинтересовались уже с другой стороны. - Я-то? Альфред Джонс. - Все замолчали. Просто потому что сказать было нечего. Это имя никому ни о чём не говорило. - На чём я остановился... Так вот, дети висели у своей матери на шее, а меня, кажется, и не замечали. Ничего не оставалось делать, кроме как сидеть в углу на сыром стуле без одной ножки. Он был даже хуже, чем этот, - Альфред постучал по тому стулу, на котором расположился сейчас. - Я сидел и думал обо всём. Ни одна мысль не смогла утаиться от меня за это время. Я думал, пока не зашёл в абсолютный тупик. На стене, прямо напротив меня, висело зеркало, я видел в кого уже успел превратиться, я видел бегающих по дому детей. Счастливые, я бы сказал, противно-счастливые. Несмотря на очередное бедное время в нашей семье, они умудрялись радоваться. Я их совсем не понимал и, можно сказать, ненавидел, поэтому мне захотелось просто взять и выпереть кого-нибудь из дома. Я пытался игнорировать плохие мысли. Когда я наконец-то, медленно с хрустом разогнув спину, встал со стула, в окна пробивалась лишь ночная темнота, и в жилье стало тихо. Шумно шаркая ногами, я дошёл до лестницы и поднялся на второй этаж. Тут было еще спокойнее. Все спали, а жена, наверное, рыдала в подушку, воображая, что жалуется своей матери на меня и на жизнь. Я приоткрыл первую дверь, которая сперва со скрипом поддалась мне, а потом сквозняк беспощадно растворил её, хлопнув об стену. В комнате будто ни одной души, только одно одеяло дрогнуло из-за неожиданного звука. Я приблизился и резко сдёрнул одеяло. Под ним лежала напуганная до смерти одна из моих младших дочерей. Я попытался ласково улыбнуться, и она, видимо, боясь не меня, а чудищ под кроватью, успокоилась, удостоверившись, что это не кто иной, как её папа. Но тут же она отпрянула от меня, несколько сконфуженная. - Ты живой? - Более чем. Я не мог в это поверить, они уже собирались меня схоронить, чёрт бы их побрал! Благодарные! Хотя, возможно, они считали, что благодарить меня не за что. Всё было ясно, словно солнце озарило мои мысли: они не любили меня, а я не любил их. То, что так обожала называть семьёй моя жена, не существовало. И все мы, бесконечное число человек, живущих в одном доме, утонули в бедности и безразличии друг к другу, как земля во время потопа. Собственная дочь уже не казалась мне милым ангелом и не пробуждала во мне никаких чувств, кроме отвращения. - Папа? - Она снова была напугана, да так, что я мог чувствовать её трясущиеся коленки и видеть блеск выступившего на лбе пота. Я встал и приблизился к шкафу, который должен был вмещать в себя громадные количества вещей - бессмысленное назначение. Открыв дверцу, я вытащил первый попавшийся под руку плащ. - Давай прогуляемся? Я давно хотел сходить с тобою в горы, - дочь покосилась на окно, откуда своими длинным лапами проникала темнота. Она боялась, я - тоже. - Сейчас просто чудесное время. Одевайся. Она, слушаясь меня беспрекословно, буквально завернулась в плащ, он был больше её раза в два и, наверное, принадлежал не ей, а кому-то из старших братьев. Мы вышли из комнаты, я попросил её подождать меня, а сам пошёл в сторону своей спальни. Приоткрыв дверь, я заглянул внутрь. Жена спала, ни о чём не беспокоясь; возможно, была уже мертва. - Я иду гулять, - пробасил я и громко хлопнул дверью, чтобы проверить реакцию. Не знаю, что с ней тогда было, но даже через целую вечность жена не появилась на пороге. Вернувшись к дочери, я взял её под руку и, всучив ей фонарь, повёл из дома прочь. Я начал что-то говорить себе под нос, чем больше мы удалялись в глубь долины и гор, тем громче я бормотал, позже начав что-то петь. Она куталась в шелестящий плащ, при этом держась за меня и фонарь, свет которого колыхался и на мгновение пропадал из-за её трясущихся от испуга рук. Вокруг не было ни души: в небе не летали птицы, и не сверкали звёзды, на земле росли лишь жалкие подобия пахучих цветов и сочной травы, засыпанные песком, наши следы остались на этой тропе первыми и наверняка последними. Вблизи стояли горы. Мы замерли, встали рядом с ними. Трепещущий свет, который был у нас в руках, не освещал ни подножья гор, ни их вершин. Мы были жалкими, но всё равно пошли туда, чтобы я смог сделать то, что задумал. Я пошёл, чтобы жить; она - чтобы думать, что будет жить. С моим поступком проблемы могли уменьшиться, могли прибавиться. Я понимал, что должен буду умертвить чуть ли не весь свой род, дабы бедность исчезла из нашей жизни, но сейчас было поздно останавливаться, раздумывать, что я на самом деле делаю, какую цепочку запускаю, и слишком рано, чтобы психовать. Я чувствовал, что она хочет убежать. В какой-то степени это было противно осознавать - сопротивление и недоверие родному отцу. Главное: держать её, полагаться на фонарь и пребывать в спокойствии. Мы начали подниматься на крутую гору, спотыкаясь об осыпающиеся камни, кашляя от пыли. Я не знал, куда веду нас двоих, просто надеялся, что я пойму, если увижу то, что ищу. Вокруг проплывали живописные виды, закутанные в темноту и растущий туман; неизведанная дорога порой обрывалась, и мы протаптывали её сами; фонарь в руках дочери шатался в ритм её семенящих шагов. Наконец-то мы подошли к обрыву, с него вся равнина с нашим домом в виде нелепой кляксы была как на ладони. Я присел на корточки, она, кажется, насупилась и смотрела в землю, прожигая взглядом булыжник. Это место было неподходящим, понимала даже она. Я резко встал, и мы пошли дальше, в глубь гор, где каньоны и расщелины словно раздвигались для меня и моих замыслов. Вскоре началась большая, простирающаяся чуть ли не до океана равнина. Я отчаялся, а дочь, чувствуя солёный ветер, видимо, успокоилась и ожидала возвращения домой. Но я понёсся вперёд, стоило мне увидеть что-то вдали. Я знал, что это то, чего я ждал всю ночь, если не всю жизнь. Я привёл её к колодцу. Сначала мы оба уставились внутрь, изучая невидимое дно, спрятанное под тихими всплесками серебристой воды. Я напился сам и предложил ей, но она больше не смотрела вниз и стояла в стороне, кутаясь в плащ, кидая взгляды на светлеющее небо, ожидая рассвета, при котором вряд ли случится нечто плохое. - Подойди сюда, - начал я и вновь заглянул в безобидную бездну. - Загадай желание, не говори его мне и кинь монетку в колодец, тогда оно исполниться. - У меня нет монетки, - она подошла застенчиво и стала выворачивать карманы, доказывая сказанное. Я небрежно оторвал пуговицу от её плаща, вырвав несколько нитей из шва, и запихнул её прямо в ладонь моей дочери. - Держи. Она приблизилась к колодцу и задумалась над своим желанием, немного приподнимая голову к небосводу, будто задирая нос. Тут она тихо цокнула язычком и слегка перегнулась через край, на секунду замерла, пытаясь разглядеть своё отражение в воде, и, слегка размахнувшись, кинула пуговицу, "Пусть скорее встанет солнце," - прошептала. Она осталась в таком положении и пыталась расслышать, как пуговица стукнется об гладь воды. И я толкнул её так сильно, как толкал телеги, когда мы съели последнего коня. Она полетела вслед за пуговицей. Та тихо плюхнулась на дно, но я не слышал, как упала девочка. Не было тяжёлого всплеска, вода не заволновалась, бездна молчала и была такой же безобидной. Я сел на холодный песок и уставился безразлично на быстро выпрыгивающее из-за горизонта светило. Единственный её вскрик эхом отдавался в моей голове ещё долго. Когда наступил полдень, я заставил себя подняться на ноги и, уходя, заметил лишь вертящуюся в крохотных волнах пуговку. Пройдя все протоптанные нами дорожки и оставив горы позади, пройдя мимо дома, где всё встрепенулось из-за пропажи меня и дочери, и дойдя до этого городка, я подумал, что всё кончилось. Но я сижу, рассказываю всё это вам и понимаю, что это только должно закончиться. В скором времени. Альфред встал с хлюпкого стула и, чуть не наступив на детвору, сидящую на полу, направился к выходу, таща за собой по полу верёвку. - Дядь, Вы куда? С верёвкой-то? - спросил один из мальчишек, внимательно слушавших его до этого. - В амбар, - Джонс лениво подобрал верёвку, потому что все наступали на неё. - Закончить всё. В скором времени. Все удивлёнными, заинтересованным взглядами провожали Альфреда до двери, и не думая остановить его. Когда он зашагал по улице, никто уже и не помнил молодого дурака, потому что снова заиграла музыка, алкоголь лился рекой, а кто-то заводной нечленораздельно заголосил песню. Дома было тихо, но беспокойно. Все лежали в кроватях, но никто не спал, прислушиваясь к звуками снаружи. Джонс счёл нужным на прощание лишь посмотреть в окно первого этажа и сразу же пошёл неровным шагом в амбар, в котором когда-то было много живности, и круглосуточно звучала какофония, состоящая из ржания, кудахтанья, хрюканья и мычания. Трясущимися от нервозности и страха руками Альфред закрепил длинную верёвку, покрывшуюся за несколько последних часов маленькими узелками, и смастерил небольшую петлю для своей же шеи. Он встал на табуретку, оттолкнулся и ушёл туда, где не было того отвращения, что он испытывал постоянно.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.