Море в руках

Дядюшка Имрахиль никогда не привозил с собой ничего дельного. Его излюбленным подарком, сколько Боромир себя помнил, были причудливые морские раковины. Красивые и необычные на первый взгляд, на деле они оказывались совершенно бесполезными. Дядя говорил, что, если приложить такую раковину к уху и прислушаться, можно услышать, как шумит в ней море. Но Боромир, как ни старался, ничего подобного не слышал. Мама обычно отбирала у него эти раковины вскоре после отъезда дяди, говоря, что Боромир может пораниться об острый край или разбить хрупкую вещицу. Мальчик не возражал – он знал, что мама забирала их себе и хранила в своей комнате в особом ларце, и Боромиру было совершенно не жалко для нее этих подарков дяди. Он застал ее однажды утром, придя проведать, когда мама стояла у открытого окна своих покоев, устремив печальный взгляд куда-то вдаль, прижав одну такую раковину к уху и замерев совершенно неподвижно. Окна ее спальни выходили на восток. Боромир никогда не умел перемещаться особенно тихо – он скрипнул входной дверью, потом хлопнул ею, но мама не шелохнулась. Казалось, вовсе не заметила его. Чтобы привлечь ее внимание, Боромиру пришлось подойти к ней вплотную и ухватиться рукой за ее юбку – ростом он доходил матери до пояса, даже выше, но жест этот сохранился еще с тех пор, когда Боромир едва стоял на своих двоих, цепляясь за мать. Финдуилас вздрогнула и чуть не выронила раковину. Потом опустила глаза и улыбнулась. - Ты уже встал, мой маленький герой? – спросила она мягко,- как тихо ты подкрался. Боромиру хотелось сказать, что вовсе не тихо, но он вдруг заметил, что мама выглядит странно. С тех пор, как на свет появился его брат, Финдуилас часто хворала, и бледность и тени под глазами не были для нее новыми. Но в тот день Боромир заметил в ее лице нечто такое, чего прежде никогда не замечал. Взгляд матери изменился – Боромир был слишком мал, чтобы подмечать подобные тонкости, но даже ему стало не по себе. Мама смотрела на него, улыбаясь, но глаза ее были пусты – такой взгляд был у дедушки Эктелиона, когда он возлежал на своей кровати перед тем, как отправиться на вечный покой в Усыпальницы. Боромир не должен был его видеть тогда, но пробрался в комнату, где старому наместнику отдавали последние почести, и успел заглянуть Эктелиону в лицо. Теперь же такими же глазами, как он тогда, смотрела на него мать. Боромиру к горлу подкатил горький комок панических слез. Испугавшись, что вот-вот разрыдается, мальчик со всей силы обхватил Финдуилас за пояс, прильнул к ней и уткнулся лицом ей в живот. От страха его начинало трясти, но стоя вот так – близко-близко – Боромир пока мог совладать с дрожью. - Что с тобой, малыш? - удивленно спросила Финдуилас, но мальчик лишь мотнул головой. Ее легкая рука растрепала волосы у него на макушке, погладила по плечу. – ты меня задушишь, Боромир,- сказала она с шутливой строгостью. Но Боромир не двинулся с места. Ему вдруг показалось, что, стоит отпустить ее, стоит разжать руки – и она упадет и разобьется, как хрупкая морская раковина. - Хочешь послушать? – Боромир чуть отстранился и увидел, что мама протягивает ему свою раковину. Большую, изогнутую, с острыми шипами по одному краю. Внутри раковина была нежного переливающегося розового цвета, и мальчик покорно взял ее в руки, все же разжав свое паническое объятие. Раковина была тяжелой и теплой – видимо, ее согрели ладони матери, и Боромир вцепился в нее что было сил, боясь уронить на пол. - Приложи к уху,- сказала мать, и Боромир едва удержался, чтобы не сказать, что уже пробовал так делать, и до сих пор ничего интересного не получалось. Но Финдуилас смотрела на него с выжидающей улыбкой, и, чтобы не разочаровывать ее, мальчик повиновался. - Закрой глаза,- продолжила мама тихо, и Боромир опустил веки.- Прислушайся,- последнее слово Финдуилас почти прошептала. Сперва ничего не происходило. Мальчик застыл, стараясь даже не дышать, чтобы шумом дыхания не сбивать магию раковины. Он чувствовал, как, стоя рядом, мама снова повернулась к окну – едва слышно прошелестели юбки. Он услышал сквозь давящую тишину бесполезной раковины, как Финдуилас тяжело вздохнула, почти ахнула, будто за окном вдруг возникло что-то ужасное. Где-то далеко-далеко вскрикнула чайка. Потом ей откликнулась другая, и лишь после этого Боромир понял, что звук доносится не из-за окна, а из раковины, которую он прижимал к уху. Одна за одной в ней на песчаный берег накатывали волны. Отступая, шипели, поднимали фонтаны белых брызг. Шум нарастал – море волновалось, и Боромир вдруг ощутил, как качнулся пол у него под ногами. Заскрипели мокрые доски. Ветер швырнул волну о борт, и палуба чуть накренилась. Хлопнули паруса. Волны бежали одна за другой, вторя ветру и чайкам. - Ты услышал,- тихо проговорила мать,- ты его услышал. *** Дядюшка Имрахиль прибыл рано утром, и его торжественную сопровождающую процессию Боромир видел из окна своей спальни. Князь Дол-Амрота всегда прибывал в Минас-Тирит с помпой. Окруженный своей верной дружиной, несущей стяги с серебряными лебедями, облаченный в легкие посеребренные доспехи, в высоком шлеме , из-под которого выбивались буйные черные кудри, Имрахиль походил на героя одной из тех сказок, что мама читала Боромиру на ночь. Боромир тихо выбрался из своей комнаты – не то чтобы ему очень уж хотелось увидеться с дядей и снова слышать от него «Какой ты стал высокий, словно настоящий нуменорец!». Но час был очень ранний, город за окнами только начинал просыпаться, а мальчик все равно уже был на ногах. Он пробрался длинными створчатым коридором к главной лестнице, скользнул вниз, к парадному входу, и там, спрятавшись за одной из статуй, наблюдал, как князь входит в Цитадель, а отец Боромира – наместник – встречает его сдержанно и скупо. Дружина Имрахиля осталась за дверями чертогов, а сам Имрахиль, сняв с головы шлем, бросил его оруженосцу, легким жестом отпустил его, и неторопливо пошел вслед за Денетором вверх – Боромир точно знал, куда они направляются. В святая святых – комнату, которая находилась для него, семилетнего, под строжайшим запретом. В отцовский кабинет. И от этого слежка становилась только интересней. Боромир подождал, пока отец и дядя поднимутся по лестнице до конца и ступят в галерею. Лишь после этого он взбежал следом. Сейчас мальчик старался двигаться тихо и незаметно, не грохотать шагами по каменному полу и не снести ничего на своем пути. Он не придумал пока, как проникнет в кабинет отца, когда тот закроет за собой и гостем двери, но сейчас это было неважно. Денетор и Имрахиль шли в нескольких шагах впереди и тихо разговаривали. Боромир, прячась за очередной колонной, старался прислушаться, чтобы понять, о чем идет речь. Большая часть того, о чем разговаривали взрослые, была для него недоступна. Он не понимал многих слов, а даже если и понимал, не мог ухватить сути. Но сегодня неожиданным образом разговор оказался предельно ясным. - Это исключено,- злым полушепотом говорил отец – видимо, отвечал на фразу дяди, которую Боромир услышать не успел,- ее место здесь, рядом со мной, ее мужем, и ее детьми. Она больше не дол-амротская княжна, а жена правителя Гондора. - Но ведь дело вовсе не в этом,- Имрахиль говорил чуть громче отца, но в разы мягче. Он никогда не повышал голоса, только если командовал войсками. Никогда не позволял себе отвечать грубостью на грубость,- она тает здесь, этот город ее убивает… - Ерунда,- отец почти выплюнул это слово,- да, она хворает, но это последствия тяжелых родов, и это пройдет – мои целители уверили меня в этом. - Она родила два года назад,- напомнил Имрахиль,- а в своих письмах она пишет мне, что ей страшно. А чувствует надвигающуюся тень… - Она пишет тебе письма? – Боромир замер в своем убежище – Денетор перешел почти на крик, больше не таясь от тех, кто мог его услышать. - Разумеется,- спокойно отозвался Имрахиль,- она все-таки моя сестра. И она навсегда останется княжной Дол-Амрота. - Не хочу ничего слышать,- отрезал Денетор,- пока она сама не захочет этого и не скажет мне об этом, я не стану ее отсылать. Ответа Имрахиля Боромир уже не услышал – хлопнула входная дверь кабинета, обрезая разговор и оставляя мальчика в полном замешательстве. *** Во внутреннем дворе у одного из углов, в тени высоких стен, была насыпана огромная куча речного песка. Песчинки были крупные, сероватые и блестящие, омытые водами Великого Андуина. Иногда среди этого песка попадались длинные полупрозрачные пластинки сланца, сквозь которые так здорово было смотреть на солнце. В них его свет распадался на множество разноцветных искр. Правда, пластинки легко крошились и распадались в пыль, но всегда можно было отыскать новую. Строить, однако, из этого песка было довольно сложно. Он плохо слипался, и возведенные башни рушились от одного неудачного движения. Но Боромир был не из тех, кто сдается. После утреннего разговора с отцом, завтрака и урока чтения и письма, Боромир снова встретил дядю Имрахиля – тот, видимо, уже повидался с младшим племянником и сестрой, и теперь горел желанием одарить старшего. Подношение в этот раз было очень необычным – князь привез Боромиру целый мешок мелких плоских ракушек. Раньше в них жили моллюски – рассказывал он – которые умели создавать жемчужины. Боромир ему, конечно, не поверил. Что такое жемчуг, он знал, что такое моллюски – тоже. И как из желеобразных противных моллюсков могла получаться такая красота, никак не мог себе представить. Но ракушки, надо признать, были что надо. Все как на подбор, почти одинаковой формы, отполированные прибоем, совершенно белоснежные. И теперь Боромир, сидя в песке, пытался построить маленький Минас-Тирит. Наконец к нему в руки попало нечто, способное сравниться с белизной его стен и улиц, и мальчик старательно выкладывал хрупкую песчаную башню ровными слоями ракушек. Получалось пока очень красиво – Боромир несколько раз отодвигался немного, чтобы полюбоваться. Работа была кропотливая и сложная – за ней он успел начисто забыть о том странном разговоре, что подслушал сегодня утром. Отец сказал, что не отпустит маму – и это защищало ото всех возможных тревог. Дядя Имрахиль не заберет маму в Дол-Амрот, пока она сама этого не захочет. А она не захочет – это уж точно! Боромир аккуратно возложил последнюю ракушку на вершину башни – теперь предстояло вылепить из песка ровные круги ярусов, и украсить их тоже. К счастью, ракушек для этого было предостаточно. Рядом с Боромиром, закопавшись в песок почти по самые уши, играл Фарамир. Его отдали заботам старшего брата сразу после обеда. Мама давно стала доверять ему присматривать за младшим братом без помощи слуг и нянек. Финдуилас говорила, что старший сын достаточно ответственный, чтобы оставлять с ним двухлетнего малыша. Боромир ужасно гордился таким доверием, и еще ни разу не подвел маму, всегда следил, чтобы Фарамир не поранился, не залез, куда не надо, и не падал со ступенек. По мере возможности он даже играл с ним, хотя игры в основном получались довольно бестолковые – Фарамир с трудом мог сказать несколько осмысленных слов и пробежать десяток шагов, не упав. Теперь же Фарамир копал глубокую яму широкой деревянной лопаткой, разбрасывая вокруг себя веером песок и мелкие камешки. Увлекшись работой, Боромир не заметил, как брат бросил свою ямку, подошел к нему, протягивая на вытянутой руке лопатку. - Копай,- попросил он, явно желая, чтобы старший брат помог ему в грандиозных планах. - Сейчас, Фарамир, подожди,- не оборачиваясь, отозвался старший – нижний уровень был почти закончен, и нужно было начинать выкладывать его ракушками, а еще придумать, из чего построить Великие Ворота. Может быть, удастся найти маленький кусочек жести или плоскую деревяшку?.. - Копай! – Фарамир подошел ближе, и теперь голос его звучал требовательней и громче. - Подожди минутку, дай закончить! – отозвался Боромир, укрепляя внешнюю стену маленькой крепости. Фарамир обошел его с левого плеча, размахнулся лопаткой, и прежде, чем Боромир успел его остановить, нанес несколько коротких и точных ударов. Белая башня, пошатнувшись, рухнула – ракушки разлетелись во все стороны, увлекая за собой под лавиной песка почти законченный нижний ярус. Боромир отпрянул. Едва осознавая, что творит, он развернулся к брату – тот так и застыл с лопаткой в руке, явно пораженный собственным поступком. Старший схватил его за плечи, сильно встряхнул – так, что челюсти малыша лязгнули друг о друга. - Что ты натворил?! – выкрикнул Боромир, снова встряхивая его,- нельзя так делать! Нельзя! Голова Фарамира дернулась, он крупно вздрогнул и заплакал – сперва тихо, но потом голос его набрал силу и заполнил собой весь внутренний двор. Боромир поначалу растерялся – при нем, а тем более, из-за него Фарамир до сих пор почти ни разу не плакал. А теперь испуганные слезы катились ручьями по щекам, а крик становился все отчаянней. Боромир отпустил его. Фарамир не удержался на ногах, плюхнулся назад, и от этого зашелся еще сильнее. Через двор быстрой походкой к ним спешила сама Финдуилас. Боромир, заметив ее, застыл, а мать же подлетела к Фарамиру и подхватила его на руки. - Что стряслось? – спросила она у Боромира, строго взглянув на него и гладя Фарамира по спине – тот продолжал громко всхлипывать,- что ты наделал? - Он…- Боромир заложил руки за спину и опустил взгляд. Он чувствовал себя одновременно и виноватым и обиженным – почему это мама не интересуется, кто разломал прекрасную башню из песка и ракушек? Может, ему тоже стоило расплакаться? Это, однако, было недостойно воина Гондора. Как и лгать, отвечая на вопросы,- он сломал мою башню, и я тряхнул его. - Боромир! – мать казалась удивленной до глубины души, и это выражение ее лица было в сотню раз хуже, чем если бы она злилась. Финдуилас будто не могла поверить, допустить, что такое возможно,- как ты мог? Он же не специально. Больше никогда, никогда так не делай, слышишь? Боромир обиженно насупился. - Это была красивая башня,- сообщил он,- он ударил по ней лопаткой. - Никогда,- настойчиво повторила мать. Она открыла было рот, чтобы выговорить что-то еще, но внезапно Боромир увидел, как с лица ее в мгновение ока исчезли все краски. Оно стало землисто-серым, цвета речного песка. Финдуилас покачнулась – на ее руках Фарамир испуганно замолчал. - Мама? – Боромир бросился к ней, мгновенно забыв все свои обиды. Финдуилас неуверенно моргнула, разомкнула и сомкнула губы, повела плечами, и вдруг осела на землю, не разжав при том рук. Ее глаза закатились – теперь из-под век были видны лишь полоски белков. Падая вместе с ней, Фарамир явно слегка ушибся, но на этот раз крика не поднял – он, казалось, понимал, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Боромир оказался рядом с матерью мгновенно. Он потеребил ее за плечо. - Мама,- позвал он,- мама, очнись! Я обещаю. Больше никогда-никогда не буду его трясти. И построю новую башню. Мама! Она не шевелилась. Боромир не чувствовал, как по его щекам тоже полились слезы – он, всхлипывая, продолжал звать ее, когда за его спиной появился дядя Имрахиль и кто-то из его свиты. Он проворно вытащил Фарамира из рук Финдуилас и сунул его Боромиру. Тот, мгновенно собравшись, прижал брата спиной к себе, и тот, задрожав, доверчиво прильнул к нему. Имрахиль подхватил маму на руки и понес ее к выходу со двора. Со своего места Боромир видел, как бледная худая рука Финдуилас безжизненно висела, подрагивая в такт шагам Имрахиля. - Мама?- Фарамир указал вслед удаляющемуся дяде, и в тоне его звучал вопрос, на который он, несмотря на юный возраст, отчаянно хотел получить однозначный ответ. - Маме пора спать,- шмыгнув носом, ответил Боромир,- но я с тобой. Хочешь, построим новую башню вместе? *** Дядя Имрахиль уезжал из Минас-Тирита через несколько дней – когда сестра его более или менее оправилась. Она все еще не вставала с постели, но к ней вернулся аппетит, жар спал, и тяжелая усталость почти оставила ее. Боромир провожал дядю до самых ворот. Он шел рядом с ним, сжимая в руках большую теплую раковину – ту самую, в которой он впервые услышал море. - Ты не заберешь маму с собой? – спросил Боромир серьезно. За последние пару дней он пришел к выводу, что это не такая уж плохая идея. Если маме там, в Дол-Амроте, станет лучше, то отчего бы не попробовать? - Нет,- покачал головой Имрахиль,- она хочет остаться здесь, с тобой. Боромир понимающе кивнул, и некоторое время сосредоточенно молчал. Наконец, когда они подошли к границе нижнего яруса, мальчик остановился и протянул князю свою раковину. - Зачем это? – спросил Имрахиль. - Мама дала мне послушать,- объяснил Боромир,- и там было море… А потом, когда я пробовал сам, оно исчезло. Наверное, волшебство кончилось. Имрахиль хотел возразить что-то, но Боромир не дал себя перебить. - Когда приедешь в следующий раз, привези в ней еще моря? – он вложил раковину в широкие ладони князя,- для нее,- он неопределенно кивнул в сторону Цитадели. - Хорошо,- серьезно, почти торжественно ответил ему Имрахиль,- обязательно привезу.