Не боялся

Ята не боялся потерять своего друга. Сейчас он стирает все общие воспоминания из своего затуманенного сознания. Память юноши словно форматируется. Он вспоминает всё по очереди, медленно, обещая больше никогда не возвращаться к этому снова. На его щеках не слёзы, нет, это не признак слабости, это просто вода, всего лишь поток эмоций. Он лелеет себя мыслью, что он сильный, что он справится, хотя он не знает, сможет ли дожить до завтра. Завтра - такое красивое слово, такое невообразимое, далёкое. Прекрасно знать, что тебя ждёт завтра. Но для Мисаки больше нет «завтра». Для него есть лишь «до» и «после». За один чёртов день произошёл переворот. Внутри, снаружи - во всём. Этот переворот для него глобальнее, чем перевороты в истории страны. Это было для него куда круче, чем отсутствие императора на престоле. Его тело словно приняло предательство как болезнь. Мисаки чувствует себя плохо, его бросает в дрожь, будто при ознобе. И он не знает: физически или морально ему хуже. Или Мисаки не чувствует себя совсем. Он, вроде, двигается, дышит, ходит, но одновременно он пуст. Его настолько переполняет и настолько опустошает одновременно, что он не может объяснить своё противоречивое состояние. Он не может даже говорить, словно разучился или никогда не умел. Мальчишке хочется кричать, орать, срывая голос, или просто застыть и не двигаться. Он превратился во что-то каменное, похожее на мраморную, холодную статую. Не красивую, а наоборот - искажённую слезами и болью, словно творец случайно переборщил с насыщением холодных красок. Наверное, такую статую никогда бы не показали ни на одной выставке. Его руки небрежно роются на столе и выкидывают всё, что хоть на секунду ему напоминает о прошлом. Он не хочет больше боли. Фотографии первыми летят в мусорку. Их не так много, пересчитать по пальцем легко — всего лишь три. Сарухико никогда не любил фотографироваться. Ему казалось, что это просто глупая традиция, которую он не обязан терпеть. Но он терпел. Ведь Мисаки так хотел общие фотографии, так долго просил своего приятеля об этом. Рыжий помнит своё обещание хранить их долго. Но сейчас руки нервно рвут их на сотни кусочков такими механическими и жестокими движениями. Он старается верить, что ему станет легче. Ята не боялся потерять своего друга. «Если бы не...» — все говорят себе это, верно? Каждый задается вопросом, что бы было в один прекрасный момент, если бы не... Прозрачная, словно шаль, надежда. Если бы не... А если бы Мисаки не познакомился с ним? Ята закусывают губу и останавливается лишь на секунду. Будь у него возможность вернуться в прошлое, он бы выбрал тот же путь с теми же ошибками. А Сарухико снова бы выбрал предательство. И никто бы не свернул. Следом летят и все подарки Сарухико, вплоть до дорогих наушников. Ята не сможет больше слушать в них музыку, он не сможет больше поделиться наушником со своим другом. Он не будет больше мечтать о вечности, которую так обещал ему Фушими. А он обещал, и Ята верил. Может, догадываясь, что всё это не более чем красивая ложь, но ему нравилось в это верить. Ему нравилось смотреть в серо-голубые глаза юноши и считать, что он всегда в них будет видеть только добро и ласку. Сарухико, однако, искусно умеет врать — Ята убедился в этом самолично. Мисаки не вспомнит больше ни о чём. Он не вспомнит об их общих мечтах захватить мир или уничтожить его одним радиационным взрывом. Он не вспомнит, как они прогуливали уроки, совершенно не беспокоясь о последствиях. Он не позволит себе вспомнить, как они беспечно обливали друг друга водой из фонтана, как они веселились в игровом центре. Он не вспомнит, как Сару кормил его пиццей, как улыбался ему, как говорил, что дорожит им. Он не вспомнит, как Сару заботился о нём, когда Ята болел. Он больше не вспомнит, как их сердца бились в унисон почти каждую ночь. Все воспоминания, что казались ему огнём в сознании, так резко и стремительно стали пеплом. Крупицами, которые не стоят ничего. Стена такая холодная, она создает контраст с его практически обжигающими чувствами. Он прижимается всей спиной к ней, сползает вниз на не менее холодный пол. Он больше не плачет, потому что слёзы иссякли. Да и ему больше не хочется плакать. Сейчас его организм уже не способен на такую функцию, он истощён. Это чувство истерии сводит Мисаки с ума, но он не может остановиться, не может перестать пересчитывать каждую секунду, проведённую с самым близким человеком, он не может перестать чувствовать, он не... Ята не боялся потерять своего друга. Он просто не ожидал, был не готов совсем чуть-чуть, на одну сотую. Просто немного поверил в вечность, ведь вечность это так долго, он немного отдался лжи, он не хотел тонуть в ней. Ведь каждый хочет услышать красивую сказку на ночь, поверить в неё. И Мисаки верил по-детски, как ребёнок. В том тёмном переулке Ята кричал на Сару. В тот момент между ними были не сантиметры, как казалось, между ними были километры, которые разделяли их. Огромные, протяжные километры, которые не позволяли Яте докричаться до Фушими. Если ночью им достаточно было переходить на еле слышный шепот, и они могли слышать и слушать друг друга, то сейчас... Сейчас даже раздирающего душу крика было мало. Границы были стёрты, все стены пали, и мир, в котором они жили, стал превращаться в руины. Он был беспощадно разрушен, вместо воздуха в нём воцарилась ядовитая пыль. Кроме ненависти, там не существовало больше ничего. Просто в одну секунду всё оборвалось. Ята всё-таки срывается на крик. Такой истощённый, глухой, похожий больше на мучительный стон. Если Мисаки сможет подняться с этого пола, то он будет героем для себя. Но он не торопится, он ещё не готов покинуть это место, пока слишком сложно встать. Просто невероятно. Ему не верится во всё, что произошло. Он хочет уснуть, а потом проснуться и снова почувствовать теплое тело рядом. Рассказать о глупом кошмаре Фушими и вместе посмеяться. Он хочет снова обнять Сару, прижаться к нему, почувствовать его. Он хочет быть рядом. Теперь это является слишком большой и красивой роскошью. Фатальные кадры воспоминаний кончились. Ята не верит во всё это, он не хочет осознавать всё, он готов молиться, он просит вернуться Сару, словно тот призрак. Он шепчет его имя, он пытается глотать воздух, но воздуха нет, его катастрофически мало, и Ята, кажется, постепенно действительно сходит с ума. Реальность такая горькая, но её нельзя выплюнуть, как таблетку. Он не знает, как будет дышать завтра. Он не знает, как поднимется, как по-привычному возьмёт скейт и отправится в Хомру. Он отправится один, и в его сопровождении будет только холодный осенний ветер. Ята не... Ята не боялся потерять своего друга. Он боялся потерять свою любовь.