Безумство есть часть нашей жизни

Меня окружила тьма. Куда бы я ни была вынуждена кинуть взгляд, абсолютно всё заполнила собой чернота — непроглядная и сжирающая свет. Возможно, я нахожусь в брюхе у огромного плотоядного монстра, готового переварить меня в любой момент, — настолько здесь темно и страшно. Мой страх ощущался живым. Кажется, что он хотел обнять меня, но не мог, в безмолвии наблюдая. Захотелось прикоснуться к нему, погладить, словно дикую кошку, как и окружающую меня тьму. Ведь любое животное можно приручить. И, совершенно не ощущая своего тела (да и не зная, есть ли у меня тело вообще), я в отчаянной попытке вскинула руки перед собой, в пустоту, и резко притянула к себе… что-то. Что-то мягкое, как перьевое одеяло, теплое и бескрайнее. Оно прижалось, растворяясь во мне, впитываясь, точно я большая губка. Никаких связных мыслей. Никакой паники. Никаких метаний. На виски стало давить легонько, почти не ощутимо, а глаза закрывались под чьим-то невидимым напором — спать захотелось неимоверно, и я без колебаний отдалась этому порыву. Я только что приручила дикого кота.

***

— …плохо выглядишь. Плохо? Еще бы, я ведь даже еще толком и не проснулась: голова растрепана, глаза краснющие, лицо опухло. Вообще, только в рекламах люди встают с постели с аккуратнейшей прической на голове, ни разу не мятой одежде и свежим лицом. Враки-враки, такого не бывает! — …найти еды, пока не наступила ночь. Еды? Ну, приятель, поищи в холодильнике, что ль, ей-богу, что как маленький-то? Мы вчера с Алексом достаточно жратвы накупили и точно не для того, чтобы на утро интересоваться ее количеством. Раздалось какое-то предвкушающее «пуф», хотя даже не могу себе представить, как «пуф» может быть предвкушающим, ну да ладно. Опять пробка от шампанского… Так, стоп, пробка вылетает с оглушающим «чпом», а еще я вряд ли вчера покупала в зоомагазине птиц и точно не ловила их сачком на пьяную голову. Итак, какой же напрашивается вывод… Очнулась я на лугу, в окружении большого количества цветов и ульев. Пчелы с каким-то пофигистичным настроем пролетали мимо, садясь на нереально яркие и вкусно пахнущие цветы. Но либо я стала лилипутом, либо пчелы действительно размером с кулак. Приподнявшись и нормально сев, я продолжила осматривать окружающую меня местность: мое бренное тело каким-то образом оказалось на зеленой лужайке, среди неизвестных мне дурманящих цветов, огромных пчел, ульев, высоких (с меня ростом) пучков травы и кустов со спелыми красными ягодами. А вообще, что-то здесь не так, зуб даю. Ну не могла же я наклюкаться до такого состояния, заснув при этом непонятно где, да еще и на пасеке! Немыслимо как-то уже. Встав на ноги, я принялась отряхивать со своей полосатой футболки траву и прочий мусор, такой же экзекуции подверглись и бриджи. И как я тут оказалась? И где это «тут»? Еще несколько минут тупо постояв, оглядываясь в разные стороны, я поняла, что мне, в принципе, всё равно, где я и куда попала. На душе резко стало до невозможного хорошо и спокойно, будто я обрела давно потерянный дом. Это место дурманило и чуть ли не сводило с ума. Мимо меня пролетела бабочка: она была чуть больше, чем те, что мне обычно встречались в парках или в лесу. Красно-черная красавица так и звала за собой, кружа вокруг. И я пошла за ней. Подумать только: я иду за насекомым! Но, нет, ничего такого страшного происходить не спешило, а бабочка, летящая зигзагообразно, облетала каждый цветок. Я не могла сказать точно, что это были за цветы, из-за банального незнания ботаники, но уже начала сомневаться, что подобные виды вообще существуют. Бред, глюки, иллюзия? Не удержавшись, я собрала несколько чудных ромашек (ну или что-то очень похожее на них), намереваясь сплести венок. Появились слабые отголоски ностальгии, будто я снова маленькая девочка, убежавшая из-под надзора родителей, чтобы всласть побегать в лесу. Венок получился не очень аккуратный, но кого это сейчас волновало? Я погрузила на голову свою импровизированную корону. Теперь летающие рядом бабочки садились и на нее, радуя меня своими красками и тихими взмахами крыльев. Вдруг под ногами что-то запищало и бледно-рыжее пятно метнулось в сторону. — Кто это у нас тут? — я присела на колени, чтобы получше разглядеть выглядывающую из норки мордочку. Маленький розовый носик, длинные усики, а после показались и глазки, белые и пустые, каких обычно не бывает у животных. Что за странность? — Хей, малыш, похоже, ты повидал больше, чем я. Поделишься? — и вот, сначала первая лапка, вторая, а следом — и полностью из норки вылез небольшой кролик. Рыжеватая шерстка, белое брюшко, хвостик и черные… рожки? Он болен вирусом, или мне довелось встретить настоящего кроленя? Я медленно протянула руку к настороженному мифическому милашеству, давая обнюхать себя. Он водил туда-сюда носиком, проявляя высшую степень настороженности и недоверия по отношению к моей персоне, но, что-то для себя решив, медленно перекочевал на мои колени. — Признавайся, рогатик, где у вас вольпертингеры? Мне всегда жутко хотелось увидеть летающих кроликов, — и, поднявшись да взяв кроленя на руки, я продолжила свой путь, с какой-то гордостью шествуя за бабочкой, что всё это время ждала меня на венке. Меня слушаются животные или я их? Поляна резко закончилась, вместо травы повсюду была рассыпана солома, хрустящая под ногами, а еще везде были большие буйволы. Это саванна, серьезно? По мере моего приближения к этим странным белоглазым волосатикам (как же я люблю придумывать всему клички!), они в каком-то неверии и испуге сопровождали каждый мой шаг. — Вы какие-то странные, ребят, — на что в ответ мне раздалось протяжное мычание. — Господи, даже буйволы говорят, что странная здесь только я. Пока я общалась с (не иначе, как) братьями по разуму, солнце медленно начало уползать за горизонт. Дело близилось к вечеру. Мой гениальный мозг решил выкинуть очередной гениальный выкрутас, и я зашагала прямиком в хвойный лес по левую сторону от саванны. Из-за темно-коричневой почвы света стало как будто бы меньше, а все бабочки куда-то запропастились, кролик в моих руках задрожал, тихонько попискивая. Голова так и фонтанировала идеями: усну под каким-нибудь деревом, недалеко от кроличьих норок, на утро отправлюсь на поиски людей, ибо не царское это дело — в неизвестных землях шататься без намека на цивилизацию. Справа послышалось протяжное «фьюх». Повернувшись в сторону звука, я ничего такого не заметила, кроме слегка покачивающейся ели, широкие и расправленные ветки которой были полны шишек. — Мне просто показалось, она не могла вырасти на пару футов, никак не могла, — прошептала я, пытаясь успокоить гулко бьющееся сердце. Чем ниже уходило солнце, тем темнее становилось. Под елями залегли пугающие тени, рогатики в остервенении попрятались по своим норкам (кроме того, которого я все еще держала в руках, естественно), а бизоны сбились в несколько небольших кучек по три-четыре особи, прижимаясь к друг другу, — всё живое и неживое готовилось к наступлению ночи. В попытке обойти широченную ель пришлось пригнуться, чтобы ветки не проехались по моему лицу, как по маслу, но, видимо, включился тот самый закон подлости, сопровождавший меня всю жизнь: ветка проехалась по волосам, сметая венок и выбивая из хвоста несколько прядок, которые и до этого держались на честном слове из-за того, что были слишком короткими. В надежде снова надеть «корону», я задрала голову, вглядываясь, ища взглядом венок на какой-нибудь ветке. Но в этих потемках даже сам черт сломил бы себе ногу да зрение, и я, разочаровавшись во всем окончательно, потопала дальше. На душе сразу стало неспокойно. Как-то в детстве я заблудилась в лесу. Уже был вечер, а еле протоптанные дорожки замело опавшей листвой. Я бродила туда-сюда испуганная, голодная и замерзшая в поисках хоть одного знакомого дерева или камня, боясь затеряться в этом лесу навсегда, так и оставшись не найденной. Сейчас же я начала ощущать себя точно также. Сомнения и страхи поселились в моей голове, колыхая давно забытое, спрятанное в глубинах подсознания. Сзади послышался шепот, угнетающий и заставивший на мгновение зажмурить глаза. Что происходит? Что здесь, мать вашу, происходит? Я обернулась резко, вскинув одну руку вперед, как бы защищаясь от поджидавшей меня напасти, будь то человек или что-то иное. Ничего. Абсолютно ничего. Мой путь уже не лежал к самому удобному для ночевки местечку под деревом. Я искала спасения, выхода из этого проклятого места, переходя на быстрый шаг. Мир вокруг постепенно начал плыть перед глазами: раздваивались деревья, а черные как ночь птицы, казалось, спикируют с вершин и выклюют мне глаза, набросятся особняком, продырявят своим острым клювом мою грудь и выжрут сердце, — заклюют насмерть. Мне пришлось обходить их стороной, как и деревья, чтобы не напороться на иголки и сухие ветки. Впереди мелькнула чья-то огромная округлая тень. И теперь я могу поклясться, что у нее были глаза. Периферийным зрением я заметила уползающую черную змею. Вдруг меня передернуло из-за неприятного ощущения: что-то теплое стекало по моей руке тонкой струйкой, закапав с локтя. Опустив взгляд вниз, я чудом проглотила вопль ужаса, засевший в глотке и разрывающий связки. Вместо кролика, которого я унесла с полянки, на меня смотрело своими пустыми глазами существо полностью черное, склизкое и показывающее мне маленькую пасть, полную острейших как бритва зубов. Оно одновременно запищало и забулькало, издавая приглушенные хрипы. Меня парализовал страх, и, воспользовавшись этим, маленькое чудовище соскользнуло с рук и скрылось в чаще за моей спиной. Ладони, будто покрытые слоем противно-теплой нефти, дрожали, не унимаясь. Я обняла себя за плечи, не в силах даже хоть как-то постараться избавиться от этой дряни, и практически сорвалась на бег — что-то липкое дотронулось до моей шеи, попытавшись сжать. Теперь шепот был настолько громким, что заглушал мои собственные мысли. Множество, бесчисленное множество голосов приказывало мне, но я не могла разобрать из-за того, что их было неисчислимое количество. В глазах стояли слёзы. Не смей плакать, не смей! Но это было сильнее меня, и по щекам потекла теплая, даже разгоряченная влага. Теплая? С подбородка капало что-то черное и густое. И это были не слезы. Из-за моего крика в небо взлетела целая стая угольных птиц − точно предвестников смерти. Я побежала так быстро, насколько были способны мои нетренированные ноги, перепрыгивая через коряги и корни, спотыкаясь через раз, но не останавливаясь. Мне чудилось, что, если я замедлю шаг, что-то схватит меня, раздерет на куски. Возможно, это была чистая правда. Я добежала до поляны, гонимая приступами паранойи и животного страха, вся исцарапанная, в иголках и наконец почувствовала надежду — на самой окраине виднелся слабый свет. Люди, там должны быть люди! Казалось, что я выжала из себя максимум, но пришлось прибавить ходу. Где-то сзади упало дерево. Обернувшись на ходу, я заметила большой сгусток. Он смотрел на меня. А потом… сорвался с места. Меня преследовала сама тьма. До костра — а это был именно он — оставалось совсем немного. Я уже видела фигуру сидящего около него человека, как наступила ночь. Она покрыла всё непроглядным мраком, не давая возможности увидеть даже собственные руки. Послышалось злобное шипение некого изголодавшегося зверя, приготовившегося поймать добычу. Десять метров. Я уже не бежала, а катилась по черной жиже, что лилась с меня Ниагарским водопадом. Пять метров. Спину окатило точно лавой, прожигая чуть ли не до самых позвонков, а волосы загорелись ярким пламенем, но не сгорая. Скорее, выцветая. Полтора метра. Я добралась до костра на последнем издыхании, но так и не смогла выйти из тьмы. Еще один шаг, и меня схватили чьи-то пугающе-черные и готовые испепелить своим жаром руки. Захотелось закричать, но горло будто сдавили, связали огромным канатом, не давая издать даже малейший звук, но через мгновение хватка ослабла. Перед тем как лава залилась мне в глаза, я успела увидеть испуганное лицо мужчины. Стоящую в ночи тишину прорезал громкий девичий крик.