Попытка приручить

Слэш
R
Завершён
236
автор
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
236 Нравится 12 Отзывы 48 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Я поставил на столике бокал, и ухмыльнулся. Ты не хотел приходить. Антон Городецкий. Сдалось тебе это имя — возьми колдовское, не смеши народ! А впрочем, ты еще слишком молод для обстоятельного решения. Молод, неопытен, несмышленый. Ты напоминаешь мне щенка карликового мопса — такой же упёртый, милый и смешной. И глупый. Вздумалось тебе влюбиться в эту Свету. В Великую испорченную волшебницу, слишком норовистую для ее лет. Ей бы больше подошла кандидатура Эдгара — я хорошо знал его, пока он ни ушел от Дозора к Инквизиторам. Мордред! Что у них там, мёдом намазано, что ли? Устал враждовать? Да мы не очень-то и враждуем... Последние двадцать лет. И чего он на меня взъелся? Хороший был сотрудник, шел на повышение — я лично продвигал его, давал задания, взращивал Силу. Да, может быть, со стороны это выглядело и как манипуляция, но ведь все мы — не от мира сего — такие, делаем всё на свое усмотрение, продвигаем игру. И, если он считает, что находясь вне мне подконтрольной организации или моих, еще возможных, замыслов, избежит своей участи, то он еще наивнее, чем Городецкий. Тот тоже бегает от меня, игнорируя знаки внимания, что я посылал ему с курьером — посыльным из Темных, весьма толковым магом первого уровня. И почему меня все считают чистым Злом? Нелепость! Я раскурил сигару «Сильвер», с протяжным выдохом выпуская дым, и тряхнул головой. Ну, да, очень удобно, винить меня во всех грехах, и называть меня умышленным разбойником. Ну, вы же маги, в конце концов! Негоже путать рациональность с провинностью. Я всегда избираю меньшее зло, и малый сопутствующий ущерб. Я не жесток, что вы! Я — справедливо равнодушен. И всегда отвечаю так же, как относятся ко мне — если передо мной достойная личность. Взять хотя б того же Антона. Молодняк — но перспективный молодняк, — а отнесся ко мне с долей предусмотрительного уважения. Ну, и страха, конечно, — учитывая мою репутацию Великого и Ужасного, это не странно. Но ведь тоже привык к моему обществу. Я всё реже вламывался в его дом — теперь по делу просто обращался мысленно. Он сердился, психовал, но, так или иначе, делал то, что мне нужно. Непокорный бунтарь! Своевольный паршивец, с остатками самосохранения — не вовсю дерзить передо мной. Паяц — злиться на меня с глазу на глаз по поводу того или иного дела. Из недавнего, помню, ты так смешно досадовал на меня по совершенно пустячному делу одной молодой волшебницы, которая была столь неосторожна, ввязываясь в схватку с более сильным противником, вампиром из низших, что я прыснул, щелкнув тебя по носу. Ты озадаченно воззрился на меня, негодуя. — Милый мой, — сказал я, искусственно улыбаясь. — Уж ни думаешь ли ты, что все столкновения в этом городе происходят при моем непосредственном влиянии? Ты мне льстишь, Городецкий! — заметил я, хохотнув. — Совершенно беспардонно льстишь моему самолюбию, взращиваешь эго, раздувая степень моего влияния до небывалых высот. Не надо так. А, впрочем, продолжай-продолжай! — подбодрил я его, заметно раздражая своим нахальством. — Мне нравится ход твоих мыслей. Только на шаг продолжи логическую цепочку, и ты не увидишь этого шага. Ну, что же ты? Сделай меня виновником всего и вся! Вступи в конфронтацию, ведь ты к этому так рвешься. А потом посмотрим, до чего мы договоримся. — Завулон! Чёртов провокатор! — огрызнулся он, скрежеща зубами, и в бессильной ярости сжимая кулаки. — Не фамильярничай. Я отлично знаю, что ты не такой белый и пушистый, каким хочешь показаться. Я состроил умильную мину, и сказал, что прошу простить за моветон. — Допустим, коллега. Я не обязан Вас ни в чем переубеждать. Принимайте на веру что угодно. Без доказательств, я — свободен. В отличии от Вас, — я интимно понизил голос, сощурив веки и, видя твое негодование, задорно рассмеялся. Ты пытался подобрать контраргументы, не желая остаться в долгу — почему-то тебе очень нравилось со мной пикироваться, — но в итоге плюнул, обозвав меня мерзавцем, всё перекручивающим с ног на голову. Ну, давай, дорогой, сердись, мы оба знаем, что Свет не всегда прав — тебе неоднократно было за него стыдно, равно как и я не всегда любил своих подопечных. Но в Инквизицию не переходил — к моему глубочайшему изумлению. Может быть, был для нее слишком горячим? Я не знаю, этого я не видел. Зато лицезрел вероятностные нити, идущие рука об руку друг с другом — и мы действительно стали встречаться чаще. Ты от этого возмущался, а я... нет. Даже более того, я строил вероятностные течения таким образом, чтоб мы поболее пресекались, но всё равно я оставался не властен над твоей судьбой. — Ладно, чёрт с ним, с вампиром — его дело уже предано суду, там с ним разберутся быстро. И в этот раз, я думаю, защищать подчиненного ты не будешь. Скажи мне вот что. Зачем тебе всё это? Ходишь вокруг да около, делаешь подарки, странные одолжения... — ты хмуришься, как будто бы я представлял тебе неясную угрозу, которую ты силился разгадать. — Чего ты хочешь от меня? Опять втащить в какую-то махинацию? Тебе не надоело мной манипулировать? Всё равно ведь не будет по-твоему. Ты был странно уверен в своих словах. Неужели ты действительно в них верил? — Всё всегда' происходит по-моему, — надавил я несколько огорченно, досадуя на твою брезгливость. А еще гневаясь на недогадливость. А, впрочем, что с тебя взять? Опыт! Его ты еще не наработал. Но мне по нраву, что ты осторожничаешь. Только убавь слегка норов. — А если это и так, то я обязательно вырулю, чтоб это было на пользу. И не надо мне карт-бланш про мои ошибки. Поищи свои, — поморщился я угнетенно. — Оставь меня в покое, — произнес ты почти раздельно. — Играй на своем поле, а в мою жизнь не вмешивайся. И, если я узнаю, что ты что-то замышляешь против жены или дочери... Я невинно захлопал глазами, еще более раздраконивая тебя. Меня просто смешили твои беспочвенные угрозы. — Что? — спросил я намекающе, и скрестил на груди руки. — Что ты сделаешь, Городецкий? Вызовешь на дуэль? Начнешь на меня травлю? Доложишься Гесеру? Или, может, героически потащишь меня в Сумрак, надеясь, что тебе хватит более Силы, чем мне, продержаться там? Ты сверлил меня взглядом секунд, наверное, пятнадцать. По твоим глазам было заметно, что, если б мог, ты б медленно прожигал меня изнутри. Мысленно — я был совершенно уверен — ты кликал на меня все стороны Ада, но, совладав с собой, очень спокойно сказал: — Нет. Я тебя возненавижу, как «кровного» врага. И начну против тебя войну. И, клянусь, мне хватит Силы тебе противостоять — не сейчас, так когда-нибудь. И, не прощаясь, слишком разъяренный, удалился. Я видел твою ауру — она бушевала ярко-алыми пятнами поверх серебристо-серого. Ты был поверхностно взбешен, но глубинно уверенно-спокоен. И я понял — сделает, всё сделает, но сохранит их драгоценные структуры. Я и не собирался, хотя и ревновал тебя к Великой Назаровой. Ребенка мне вообще нет резона трогать — новый Иной, потенциально сильный, могущий стать Темным. Я ведь всего иронизировал, а ты так' к этому отнесся. Ты уходил слишком ломанным, почти марширующим шагом, с разочарованной мукой на лице, а я вынужденно сдержал непринужденность. Ненароком я сделал тебе больно, и сам ощутил эту боль — так странно. За всю мою жизнь со мной это встречалось нечасто. Я словно впустил тебя в свою душу, позволив себе такой взбрык, как невольный эмпатизм постороннего. И зачем только мне всё это? Я на это не подписывался! После очередной затяжки и мысленных проклятий на свою голову, я продолжил размышлять. Я сидел в своем кабинете, Главы Московского Дневного Дозора, чьи апартаменты занимали почти целый этаж, и, вальяжно расслабившись на кушетке, стряхивал белый пепел в металлическую пепельницу. Та была сделана в виде перевернутого черепа двенадцатилетней девушки, Иной, которую я знал когда-то, — и была очень удобна в использовании. Я был один. Я почти всегда один, и моя работа предусматривает некоторую обособленность. Но, при этом, я был вовсе не чужд товариществу и любви, как бы там ни считали посторонние. Мне было даже выгодно, чтоб они так думали, чтоб опасались, сохраняя расстояние, а там, я уже сам решу, с кем мне сблизиться. И, почти всегда, это существо становилось моим — раньше или позже. О, у меня было множество возлюбленных за мои года. Еще больше любовников и любовниц. И не все одинаково хорошо меня терпели. Я не требовал передо мной лебезить и пресмыкаться, не хотел вражды и недопонимания, но каждый делал то, что считал правильным. В конечном итоге я всегда оставался в удушающем плене одиночества. Одни суженые умирали, другие предавали — как Великий, я уже давно смирился с этим. Но, даже вопреки своему желанию, я не мог перестать чувствовать. Да, я научился обуздывать свои эмоции, страсти, отвечать — даже любимым — той же монетой, но счастья мне это не добавляло. Можно сказать, что я был безнадежен. И, как вам этот потрясающий цинизм, — я предал Алису. Ха! Сущий вздор. Это она' предала меня. А заодно и всю нашу организацию. Она могла любить этого Светлого великой и праведной любовью — и подавить в себе это чувство, отпустив его, как это от нее и требовалось. Могла тайно изменять мне с ним, обрушивая на них двоих всю мою месть. Могла даже выставить виновным только его, развернуться и уйти. И, уж конечно, возможно было не обыгрывать эту схватку, не доводить до нее. Я качаю головой, досадливо ухмыляясь. Люди, просто люди. Забери у вас Силу, и нет у вас ничего — не спасет ни опыт, ни мудрость, которые у вас не имеются. Ты учинила очень глупо, Алиса. А я так надеялся, что ты пройдешь этот урок. Да, это было провокацией, игрой, погибнуть в которой должен был этот Игорь. Изначально всё именно так планировалось... Если бы ты выдержала испытание. Но оно оказалось слишком неподвластно тебе. Что ж, меня не раз предавали — я давно смирился с этим чувством, — но крошечная надежда еще жила в моем сердце, что ты останешься той Алей, которую я полюбил. Глупо, очень глупо было надеяться на что-то. Всё-таки, ты не любила меня, и даже не уважала. Маленькая эгоистичная тварь. Мерлин! Я даже злиться на тебя не мог. Но обида до сих пор горела в моей груди. За что вы наградили меня, Сущие?! Сколь же редко я оказывался счастлив — в принципе, и особенно, в любви! Сколь же жаль было, что я могу опираться только на собственное могущество. Если б ни моя воля, от всего этого — прежде всего, скуки, оказывающейся до невозможности полынной, — я уже давно ушел бы в Сумрак, разомкнув объятья блаженному отдыху. А, впрочем, надолго ли? Я не питал таких надежд — меня снова заставят рождаться. Глупая жизнь. Почему-то мной овладела совершеннейшая апатия, как у некоторых осужденных перед казнью. На душе было тошно, будто кто-то напакостил. За окном цвела тьма, и яркие огни Москвы — там, вдалеке. Я сидел к окну спиной, и докуривал дорогую сигару. Недавно отсюда ушла одна ведьмочка, Элина, моя давняя любовница, помогающая коротать бездеятельные вечера. Ушла очень недовольная, что ей не удалось остаться в моей постели до утра. Чёрт с ней, я не хотел, чтоб она оставалась. Я не чувствовал в ее присутствии комфорта. На секунду я представил себе, что было бы, будь я в обществе Городецкого. Не могу сказать, что я почувствовал бы себя рядом с ним спокойно... Не сразу, во всяком случае. Но это было похоже на то, к чему я стремился — гармонию. Эли мне этого дать не могла. А плотские утехи — временны. Не могу сказать, что мне не понравилось — минет она делала искусно, да и любовницей была прекрасной, но... Да, на данный момент у меня было много партнеров в ранге любовников, но всем им чего-то недоставало. Не знаю, они все были не «мои». А Антон... Само его имя разлилось в груди сладостной и болезненной тоской. Он либо действительно не понимал, чего мой флирт от него добивается, либо делал вид, что не понимает. Мордред! Я читал в его душе, и мог даже не гадать. Он боялся поверить мне, боялся ввериться в истинности моих намерений, и еще больше — уступить под моими упорствами. Зря-зря, так или иначе, ты придешь ко мне. Во сне я вышел в верхние слои Сумрака. И пробрался в твой сон. Я не мог, я боялся поверить, что это' истина. Ты звал меня во сне. Звал не совсем еще ясным сознанием сквозь Сумрак, но и в обычном мире твои губы шептали моё имя. Ты был один — заснул на диване в гостиной. Я видел, что ты возбужден — и от страха, и от наслаждения. Я созерцал твой кошмар — ты бежал в попытке спастись от неведомой угрозы, а потом вектор сна вдруг поменялся, и ты оказался в сновидении эротического содержания. Я бы даже сказал, порнографического — в темноте тебя ласкали десятки нежных рук, и чьи-то настойчивые губы выцеловывали узоры на твоей груди. Вот только не говори мне теперь, Антон, не отрицай, что ты меня ни хочешь, потому что я знаю, кого' скрывала эта маска сна. Я остался и продолжил наблюдать за дальнейшим сюжетом — конечно, инкогнито, — и сам возбуждаясь, но умело удерживая контроль. Ты закидывал голову, подставляя шею под страстные поцелуи и укусы, блуждал руками по телу остающегося в темноте любовника, и всё упрашивал меня продолжить. Ты был странно покорен в руках сонного дубля — даже нет, вынужденно сдался на мою милость, оставаясь страстным и в гордости. Мерлин! Как же вовремя я заглянул! Но не дерзил вмешаться — во все глаза наблюдал за процессом. Долгие, настойчивые ласки, сплетение двух тел во мраке, долго растягиваемые удовольствия, становящиеся почти пыткой, и бурный оргазм, судорогу которого я тоже почувствовал. Ладно, хватит, не могу и не хочу больше сдерживаться. Я вынырнул из Сумрака около твоего ложа и, не сдерживая желания, полуобольстительно накрыл твои губы поцелуем, мягко коснувшись ладонью груди. Ты дернулся прочь, словно я кинжал приставил к твоему горлу, округлившимися глазами, испуганно глядя на меня. — Что ты здесь делаешь? — охрипшим голосом осведомился ты, сильнее укрываясь одеялом. — Пошел вон из моего дома. Ты не повышал голоса, боясь разбудить домашних, но это было походе на крик шепотом. И потом я услышал серию отборных ругательств, обличающих меня в том, что я издеваюсь. Но я был серьезен в своих намереньях, и теперь без страха демонстрировал их. — В чем ты меня обвиняешь? — возмутился я так же тихо и оскорбленно, все еще стоя около дивана на коленях. — В том, что я — идиот или не серьезен? Разве это похоже на шутку? Антон, — я посмотрел на мага с укором, — вспомни уроки психологии. Что означают долгие ухаживания и флирт; непростые, но, в том числе, обходительные, разговоры; тайное подношение даров? Что символизирует пламенное касание уст? Антон, не будь идиотом. Мы обсуждали это уже сотню раз. Будь моим. Я страстно шептал около него, гипнотизируя взглядом, но он и не думал сдаваться. Я чувствовал, что его напрягло моё появление, и он смотрит на меня, как кролик на удава. Но былой сон еще не выветрился из его сознания, и ему безумно сложно было смотреть на меня сейчас. — Нет. Уходи. — Не уйду, — сказал я очень мягко, едва ощутимо коснувшись рукава рубашки у кисти — ты инстинктивно отдернул руку. — Я обязуюсь быть настойчивым. Антон, не спорь, пожалуйста. Ты посмотрел на меня, как на ожившего зомби, и недоуменно отвел взгляд. — Ладно, я чувствую, что ты не шутишь, — пожалуй, ты был даже сконфужен. — Но я, в любом случае, не могу доверять тебе. Да и послушай сам себя, что' ты предлагаешь? — маг снова почти переходил на «крик». — Разрушить семью? Прочь отсюда. Иначе я позову Светку, шефа, и мы вытурим тебя прочь за пределы квартиры. Мордред! Когда же Светка научится ставить барьеры на самых высоких слоях, чтоб ты больше не смог быть нашим неожиданным гостем? — ты нервным жестом помассировал переносицу, досадуя на эту ситуацию, а я готов был тебя придушить. Потом схватил тебя за запястье, и втащил сквозь Сумрак на кухню, обеспечивая полную приватность беседы. — Так, послушай сюда, Городецкий, — выплюнул я сквозь зубы. — Я всё равно добьюсь своего, можешь не сомневаться. Только объясни мне одну деталь, — ты зло сверкнул на меня глазами, но смолчал покуда. — Почему ты боишься признаться себе в том, что и так очевидно? Опасаешься поддаться искушению? — я самодовольно фыркнул. — Но ведь оно уже' пробралось в твои мысли, стало твоим желанием. Правда, пока не обреклось в цель... Но и до этого не далеко. — Что ты говоришь, Артур? Что за бред? Ты говорил нормальным тоном, но я чувствовал, что ты огорошен. Да, я читал тебя, но об этом тебе знать не обязательно. И защита твоя не сработает — я с легким пренебрежением наблюдал, как ты натягиваешь магические щиты. — Это не бред. А вот щиты от меня — ненужное удовольствие. К тому же, ты знаешь, что ты слабее, и они тебя не обезопасят. — Зато тебя задержат, — заметил ты весьма недружелюбно, враждебно взирая на меня. Сколько гонора. Но это-то мне и нравится в тебе, твоя непокорность. — Послушай, я не знаю, что ты задумал, — говорил Городецкий, находясь в легком замешательстве под моим непроницаемым взглядом. — Но, пожалуйста, прекрати. Уйди, прошу тебя. Вот так-так. Ты просил меня одно, а желал совсем другого. Занятное дело. Я мило покивал тебе, и чутко осведомился, а как же сны? — Какие сны? — вопросом на вопрос ответил Светлый, желая себя не выдать. — Те сны, которые, судя по линиям реальности, ты видел не впервые. Я тут просмотрел... — я скромно почесал ухо, и ты в мгновение побледнел. — Ну а чего ты хотел? Я, в конце концов, Высший. Сны, если учесть твои отпирательства, не весьма уместные, но очень настойчивые, месяцев уже... пять. Сны об опасностях и погонях, где в итоге мы... — Замолчи, — выдохнул ты задушено, поспешив откреститься и выставить вперед руку. — Как скажешь. Так вот, идея о нашем сближении за это время настолько просочилась в твое подсознание, что ты даже начал видеть сны об этом. Хорошо, я понимаю, ты боишься правды, потому и отвергаешь свои желания, стараясь сохранить семью... Но Светлане вовсе не обязательно знать об этом', — я угодливо улыбнулся, еще больше тебя настораживая. — Разве сексуальные отношения между Иными — преступны? Нет. Хоть в личном порядке, хоть оргиями. Но, если ты боишься, чтоб она ни приревновала, я могу лично заняться сохранностью этой информации. Буду ставить щиты, тянуть тебя сквозь сумрак, и никто ничего не узнает. Хочешь? Сердце кричало: «Да», но Антон усердно заглушил в себе этот предательский вопль. — Она посчитает это предательством, — не говоря ни «да», ни «нет» апеллировал Светлый. — Я не могу подставить ее. Мы всего недавно в браке... Кто же знал, что всё так обернется... — Антон шептал всякую подобную ересь, и я не сдержался, подул на его лоб, и поцеловал, приобняв. Ты мягко высвободился из объятий, стыдливо спрятав взгляд. Я обреченно поднял взор к Сумеречному небу. — Антон, — шептал я в снисходительном поджатии губ. — Не устраивай драму, пожалуйста. Она тут ни к месту. Тебя никто не разлучает с твоей благоверной, ничего никому не грозит. Поможешь ей воспитать ребенка... Какое кому дело, с кем ты делишь постель? — Я не могу, — повторил ты еще более сконфуженно. — Всё равно поползут слухи, что-то да всплывет. Я не хочу подставляться, и выглядеть в ее глазах предателем. — Ты такой сложный, Городецкий, — заметил я в досаде. — Именно поэтому ты и Светлый — вечно придумываете себе ворох чужих проблем. Именно поэтому ты и не можешь быть свободен — тебя связывают эти догмы, обычаи, ставшие ненужными клятвы. Ладно, как будет угодно. Но мои предложения еще в силе — сообщишь, если передумаешь. Я надеялся, что он остановит меня уже сейчас, но он проводил меня тоскливым взглядом, полным глубинного сожаления, пока я окончательно ни скрылся в Сумраке. Прошла неделя, и вторая, я продолжал делать свои ненавязчивые намеки в знаках отличия, посылал тебе всякие занимательные вещицы вроде природных и магических редкостей, сигарет или музыки. И чувствовал, как ты с трепетом принимаешь дары, переступая через себя. Сны приобрели более романтический характер, но больше я не захаживал к тебе, обращаясь только по работе. Шли месяца. Я физически ощущал, как тебе непереносимо было сдерживать себя. Секса со Светой не хватало. Ведь это было не просто трение тел в жаре, а прежде всего обмен энергией, сплетение магий. И тебе нужна была Сила не ее. Находясь рядом с тобой, я часто видел, как у тебя дрожали пальцы, и сип голос, но существенно работе наши отношения не мешали. А вечерами занимался самоудовлетворением, сохраняя в памяти мой образ. И тогда я приноровился вот к чему — в момент экстаза скидывать тебе крошечную частицу своей Силы, приманить на инстинкты, дать почувствовать разницу. Как я и ожидал, к зиме ты сломался. Находясь в своей старой квартире, позвал меня со второго слоя Сумрака — по видимости, боясь услышу ли я, — и прерывающимся голосом попросил меня прибыть. А когда я ступил на старый пол коридора, мягко вышагивая из глубин Сумрака, сдавленно выдохнул, схватив меня за руки. Глубоко задышал, тревожно заглядывая в глаза, и резковато вопросил, что' я с тобой сделал. Пожав плечами, «ничего», — ответил я. — Ты обманываешь, — сказал ты уверенно. — Меня тянет к тебе так, как никогда не тянуло к Светлане. Там я сомневался, а тут — нет. — А может, наш союз тебе более подходит, — ответил я, помолчав. Я не спешил выбираться из его хватки. Я выдвинул идею, и она немного сбила твои мысли. — Что? Подходит? — ты выглядел растерянным, как будто никогда не слышал про совместимость. — Но почему всё так'? - твой голос был почти безнадежным. — Кто знает, Антон, — улыбнулся я печально. — Спроси у Верховных Сотворяющих, они, наверное, знают ответ. Зачем ты позвал меня? — спросил я без перехода. Ты что-то нечленораздельно промычал, и мне пришлось переспросить, обходительно на тебя глядя. — Я пожалею об этом. Точно пожалею, — ты уже вынес приговор, как преступнику. — Но сделай это. Только пусть это останется в тайне. — Разумеется, — заверил я шепотом, томно, у самого уха, и провел языком по ушной раковине, желанно обнимая тебя. Ты охнул, и задержал дыхание, словно боясь, что я что-то с тобой сделаю. — Обычно я не выношу свою личную жизнь на обозрение. Я вышел из Сумрака, потянув тебя за собой, и тут же прижал спиной и затылком к двери залы, жадно впиваясь в губы, делая легкий укус. Ты царапал мою спину через рубашку, проводил сильными пальцами вдоль ребер, и неистово вжимался в пах. Я чувствовал крайнюю степень твоего возбуждения, как только прибыл, значит, ты уже был «на взводе». Втаскивая Антона в комнату, я не сдерживал ликования: всё-таки мой план сработал, я привязал его к себе. Пусть пока только физически, но потом нас соединит магия, а эмоциональные конфликты мы как-то преодолеем. Мы невольно повторяем некоторые мотивы твоих снов, со страстью и нежностью предаваясь тому, что было так желанно и, для тебя, запретно. Ты шептал мое имя — уже человеческое, старое, — стонал и извивался под моими прикосновениями. А я ухмылялся своей победе. Я же говорил, что я всегда выигрываю. Правда, обычно это призрачное счастье оказывается недолгим. В эту ночь мы заночевали рядом. Ничего, если о нас и узнают, то не смогут разлучить. Ухмыляясь своим мыслим, я снова ушел в Сумрак. 10.06.2015
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.