Тебя всегда выдаст твое сердце

Алекс до упора вдавливал кнопку звонка, не собираясь отступать. Наконец, дверь распахнулась, являя заспанного Зайберта. - Проваливай, - мужчина хотел захлопнуть дверь прямо перед носом незваного гостя, но в этот раз Вессельски оказался быстрее. - Пикс! Давай поговорим! - Уже поговорили. - Я что, зря несся сюда нарушая все мыслимые правила!? – наглость солиста всегда была скорее первым, нежели вторым счастьем, как у нормальных людей. - Да плевать я хотел, - тут Ноэль несколько покривил душой. К его огромному сожалению, ему ни разу не удалось дойти до предела, чтобы он перестал беспокоиться об этом невыносимом засранце, по праву считавшемся его самым близким человеком. Но у Алекса был незаурядный талант доводить Пикса до ручки, так что можно было не сомневаться, что все еще впереди. Но все же в этот раз Вессельски отличился особенно. - Йохан, - Капитан коснулся пальцев на миг задумавшегося мужчины, очевидно, почувствовав, что дело совсем дрянь, - пожалуйста… С неба упали первые капли дождя. Именно поэтому он решил впустить неугомонного вокалиста. И только поэтому. Молча шагнул в сторону, давая Алексу пройти. - Прости меня, - Алекс без своей шутливой ухмылки взглянул в глаза другу, борясь с желанием завалить такого теплого, сонного и родного француза прямо в холле, наплевав на все приличия и удобства. Конечно, для них это уже не было бы в новинку, но все же… - Обязательно, - яду в голосе Пикса могла позавидовать любая смертельно опасная змея. – Вот прямо сейчас. - Было бы неплохо, - не удержавшись, усмехнулся Вессельски. - Ты знаешь где гостевая спальня, - сухо сообщил хозяин, направляясь к лестнице. – На этом все. - Нет не все, - Алекс в два шага преодолел разделяющее их расстояние, прижимая друга спиной к своей груди. – Далеко не все, - бессмысленно повторился, украдкой глубоко вдыхая знакомый запах. Запах гранатового шампуня. Запах Пикса. Он всегда путал ему все карты, чертов маленький француз, слишком порочный и желанный во всем: от идеально очерченных губ до карих глаз и сносящего крышу запаха. Но сейчас он должен сказать все, что обычно опускает, щедро заслуживая прощения в постели. В этот раз они зашли слишком далеко. Возможно Ноэль и не понял, что скрывалось за злыми, брошенными от обиды словами, зато Вессельски почувствовал слишком хорошо. То самое нечто, что гнало его как одержимого во Фрайзинг в наползающую ночь, разливаясь мертвенным холодом под ребрами. Страх разрушить и потерять все, что составляло его жизнь. И речь шла вовсе не о группе. - Я боюсь потерять тебя, - последняя мысль оформилась в слова. Срывающиеся, еле слышные, но все же произнесенные. Они по умолчанию опускали «сопливую чепуху», и Капитан только сегодня осознал, насколько сильно они ошибались. – Ты больше тринадцати лет терпишь меня, даже когда я веду себя как последняя скотина. Как сегодня. Ты всегда рядом. Даже когда мы в разных городах, я чувствую, что ты со мной. Ты прощаешь многое из того, что другой человек на твоем месте никогда не смог бы стерпеть. Но ты терпишь. Даже Юргена, - почувствовав, что друг дернулся в его руках, он провел ладонью по ключицам, опускаясь к груди. – Молчи! Я знаю. Я понял сегодня. Больше не будет никого другого. Потому что ты не принимаешь, как малодушно убеждал я себя, ты терпишь, а всякому терпению приходит конец. Слышишь, Пикс? Я клянусь тебе. Больше никого, кроме нас, - последние слова он шепчет, касаясь губами уха друга. – Ты ведь сейчас сдашься… - Алекс, - севший голос Ноэля выдает того с головой, напрочь убивая всю напускную последние минуты суровость. – Почему ты всегда так уверен в том, что я прощу тебя и «сдамся»? - Тебя всегда выдаст твое сердце, - Вессельски чуть сильнее давит на грудь друга. – Я чувствую, - снова сводящий с ума шепот, хриплый, порочный и в то же время нежный. – Я чувствую, Пикс. Чувствую ритм. Я знаю его до мелочей, до оттенка. Когда я обнимаю тебя во сне, он один, а когда делаю так, - пауза, во время которой губы Капитана оставляют следы на шее беспомощно выгибающегося в сильных руках мужчины, - он уже совершенно другой, - Алекс и сам балансирует на грани безумия, куда они сорвутся, как всегда вместе, вдвоем, чувствуя, как ускоряются удары под его ладонью в такт его словам. – Und ich endlich spüre, wie dein Herz schlägt. Пикс. Ты же любишь наши песни так же, как я. Они же для тебя. Я же.., - он властным движением разворачивает Ноэля к себе лицом, теряясь в шоколадных глазах, потемневших от желания, - Йохан.., - Капитан наклоняется, прижимаясь лбом к пылающему лбу гитариста, вспоминая, как он сказал это в первый и единственный раз, так вскользь, почти небрежно, не желая разводить «телячьи нежности», полагая, что своим уходом из Megaherz и похожим на сегодняшнее появление в доме француза, он дал тому понять более чем достаточно. Слишком жалея, что так долго пренебрегал, и в то же время радуясь, что может это сделать. – Люблю тебя… - О, Господи, Алекс..., - Ноэль целует его сам, забираясь горячими ладонями под рубашку, вжимаясь в напряженное тело, чувствуя, как в глазах темнеет от желания и эмоций. – Прощен, хмыкает он между поцелуями, пока они как одержимые срывают друг с друга одежду, словно не виделись вечность, хотя с последнего концерта прошло всего два дня. Хочет еще так много сказать, многое из несказанного, ответить другу, но из горла рвутся только то тихие, то до неприличия громкие и пошлые стоны, пока губы Вессельского прокладывают дорожку из поцелуев от ямки на шее до темной дорожки вниз по напряженному животу. Хочет вставить слово, но, разражается смехом от мысли, что вставлять будут явно не то, когда Капитан довольно грубо тянет его к себе, закидывая ноги друга себе на бедра. Алекс сцеловывает с любимых губ и смех, и беспорядочные стоны, и собственное имя, забирая их себе и одновременно в тысячный раз подтверждая свои права на этого человека. – Я тоже, хрипло шепчет наконец Пикс куда-то в шею другу, когда они оба без сил лежат на смятых простынях. – Люблю. Алекс только находит его руку и переплетает их пальцы. Им снова не нужно больше слов. На ближайшие лет тринадцать еще точно.