Ты покинешь меня утром, так или иначе

23 октября, Нью-Йорк, 1:37 ночи. Джерард приходит в ночную закусочную за двадцать три минуты до назначенного часа встречи. Он заказывает дерьмовый кофе и просит два меню и два стакана воды. Он поставил свой телефон на беззвучный режим, но продолжает тревожно на него поглядывать, почти ожидая сообщения с содержанием: "Неважно, к чёрту все, я не приду." Когда Фрэнк, наконец, входит в двери, опоздав на одиннадцать минут, на нем одежда, которую Джерард уже видел по тегу #Frank Iero на тамблере: ярко-оранжевая шапка и светлая толстовка под паркой с меховым капюшоном. Он осматривает почти пустую закусочную, затем, увидев Джерарда, поднимает руку в перчатке в знак приветствия. Джерард выскальзывает с места, пока тот приближается, и Фрэнк дарит ему короткое небрежное объятие с запахом шампуня и сигарет. Рукой почти неловко хлопает Джерарда по спине перед тем, как они садятся друг напротив друга.       — На улице чертовски холодно, — говорит Фрэнк резко, потирая ладони друг о друга. Его щёки бледно-розовые от холода. Джерард представляет, как Фрэнк в течение одиннадцати минут курит одну сигарету за другой у двери закусочной и уговаривает себя зайти внутрь. — И охренеть как ветрено.       — Да, погода отвратительная, — соглашается Джерард, сжимая и разжимая кулаки у себя на коленях. — Я правда рад тебя видеть. Фрэнк делает знак рукой официантке и заказывает чёрный кофе. Он не смотрит в меню, лежащее напротив него, и не снимает ничего из верхней одежды.       — Так в чём дело? — спрашивает Фрэнк, сложив руки на столе перед собой. Он выглядит сдержанным, повзрослевшим, другим. Как версия Фрэнка Айеро, которую Джерард никогда прежде не встречал. Кажется, вечность прошла с тех пор, когда они ещё не были друг другу чужими людьми, пристально смотрящими друг на друга через грязный пластмассовый стол.       — Столько времени прошло, — в конце концов произносит Джерард, пытаясь вспомнить, когда они последний раз встречались. — Я хотел увидеть тебя.       — Ты увидел, — коротко говорит Фрэнк. Его голос уверенный, контролируемый, напряженный. — Дальше что?       — Теперь мы закажем чего-нибудь поесть и поговорим кое о чём, — говорит Джерард самым непринуждённым тоном, которого только может добиться, и пододвигает меню на столе. — Они могут сделать яичницу-болтунью с тофу и без лука, я спросил.       — Я недавно съел буррито, — говорит Фрэнк. — И не думаю, что нам с тобой теперь есть о чём разговаривать. Джерард наблюдает за языком его тела: отсутствие резких движений руками, жёсткость в спине, холодный направленный взгляд. Он знает, что это такое. Это старая схема. Джерард расстроен, жалок и подавлен. Фрэнк сердит, безрассуден и честен. — Ты ведешь себя как придурок. Фрэнк откидывается назад, скрещивая руки на груди и пожимая плечами. — Может быть. Это не меняет того, что я недавно съел буррито, оно было веганским, без глютена и весьма вкусным, и нам с тобой по-прежнему не о чем говорить.       — Я чертовски скучаю по тебе, — произносит Джерард низким, едва контролируемым шипящим голосом. — Можем мы поговорить об этом? Голос Фрэнка нехарактерно твёрд, когда он говорит: — Я бы не хотел, потому что чувство невзаимное, и, так или иначе, это нихрена не изменится. Джерард едва сдерживается от того, чтобы начать спорить, повысить голос, дать Фрэнку бой, в который он так явно рвётся. — Как дети? — говорит он вместо этого, не желая позволить разговору разрушиться, не успев толком начаться. — Дьюис сказал мне, что вы ездили в Диснейлэнд. Фрэнк издаёт нервный вздох. — Я не хочу говорить о моих детях, или о твоих, или о Диснейлэнде, или о старых временах, или о погоде, или о чём-либо ещё. Почему я здесь, Джерард?       — Ты здесь, потому что я попросил тебя прийти, и ты пришёл. Но если ты не хочешь говорить вообще ни о чём, то, я полагаю, тут нечего и пытаться.       — Великолепно, — Фрэнк допивает свой кофе и роется в бумажнике в поисках двух долларов. - Я тоже был рад тебя видеть. Джерард не собирался ничего говорить, но теперь, глядя, как Фрэнк встаёт с места и уходит, он не может удержаться: — Ты серьёзно думал, что я ничего не узнаю о Бёрте? Фрэнк издает внезапный резкий смешок и встаёт на месте, как вкопанный. Это звучит несвойственно, не по-доброму и более измученно, чем Джерард от него ожидал. — Оу, кто тебе сказал?       — Не имеет значения, — говорит Джерард ему в спину. — Просто надеюсь, что это того стоило.       — Что стоило? — Фрэнк поворачивается обратно к нему лицом. — Риск половых заболеваний? — Надеюсь, это стоило того, чтобы причинить мне боль. Он почти не замечает лёгкой дрожи, которая отражается на лице Фрэнка, того, как сжимаются его губы и как его быстрый взгляд устремляется в стену над головой Джерарда. Он выглядит поражённым, потому как, очевидно, совсем не ожидал, что Джерард обо всём узнает. Какое-то время он стоит в оцепенении, затем резко опускается обратно на стул и тихо шепчет: — Ты тут ни при чём. Он звучит смущённо, или с раскаянием, или виновато, или безропотно, или как-то ещё. Джерард знает его достаточно долго, чтобы, видя всё это, распознать поднятый белый флаг. Он инстинктивно и по опыту знает, что если дотянется сейчас через стол и коснётся руки Фрэнка, рука будет дрожать и вцепится в его собственную в отчаянной крепкой хватке. Но Джерард не может сдержать горечь, которая сходит с его языка, когда он бормочет: — Ты трахался с моим бывшим за моей спиной, и каким-то образом это меня не касается?       — Слушай, — Фрэнк раздражённо обрывает его, сжимая кулаки до побелевших костяшек пальцев. — Я просто хотел получить удовольствие. Если твои чувства пострадали в процессе, то это просто побочные последствия.       — Побочные последствия, — скептически повторяет Джерард. — Способ насрать на все наши былые надежды вновь стать друзьями.       — Я не хочу, чтобы мы с тобой были друзьями, — говорит Фрэнк. То, как Фрэнк смотрит на Джерарда, действительно вызывает тревогу — его челюсти стиснуты, взгляд безжалостен. Джерард уже видел Фрэнка в таком состоянии прежде, и впоследствии смывал кровь с его костяшек пальцев. — И это не твоё дело, с кем я сплю. Теперь нет.       — Джамия знает о нём? — не унимается Джерард. Это удар ниже пояса, он знает это, и он знает, что это не его дело, но не может сдержаться.       — Ты отлично знаешь, что её не волнует, с кем я, до тех пор, пока я возвращаюсь домой к ней, — огрызается Фрэнк. — И пошел ты, что говоришь мне, что я ей изменяю. Значит, она не знает. Джерард не удивлён. — Уверен, она была бы другого мнения, если бы знала, на кого это у тебя распространяется. Он многое знает о сексуальных предпочтениях Бёрта: для Бёрта Фрэнк всегда был снизу, и никак иначе. Бёрт наверняка трахал его на раковине в грязном туалете клуба после шоу, до синяков сжимая рукой его горло. Безрассудно, жадно, жёстко.       — Иди нахуй, — говорит Фрэнк. - Я могу делать это с кем хочу, и мою жену это нисколько не беспокоит.       — И наверняка именно поэтому ты ей ничего не сказал. Фрэнк ничего не говорит в ответ на это, и Джерард знает, что загнал его в угол.       — Как ты думаешь, как я узнал об этом? — спрашивает Джерард, делая глоток холодного горького кофе. — Он позвонил мне на прошлой неделе и сказал, какая же я 'чёртова дрянь', что причиняю тебе боль. Фрэнк в гневе вскидывает руки. — Ну конечно, блять, он сделал это. Вот мудак.       — Да, — говорит Джерард. — Так сними уже парку, и шапку, и перчатки, и сколько там у тебя ещё под этим всем слоёв, и поужинай со мной, твою-то мать. Джерард снова кладет перед ним меню, и Фрэнк долго смотрит на него, по-видимому, раздумывая. — Я уже поел, — говорит он.       — Тогда возьми десерт.       — Я не хочу десерт.       — Ещё одну чашку кофе.       — Эта гадость — всё равно что пить понос.       — Тогда пойдём в отель вместе со мной.       — У тебя, блин, всё в порядке с головой?       — Пожалуйста.       — Нет, этого не будет. Ты порвал со мной, ты развалил нашу группу, ты разбил моё чёртово сердце. Ты не можешь просто заявиться вот так и спрашивать меня о том, как я свозил своих детей в Диснейлэнд, будто бы ничего не произошло. Иди нахуй.       — Фрэнк —       — Нет — Ты не просто отказался от группы, когда мы втроём просили тебя остаться, ты ещё и пошёл и рассказал прессе, что группу надо было распустить ещё после Парада, что ты был несчастен во время Danger Days, что ты подвергал риску твою творческую, мать её, целостность, оставаясь в группе, которая тебя больше не вдохновляла.       — Фрэнк —       — Нет — Ты можешь говорить кому угодно, что это было нашим совместным решением, но от твоих ёбаных слов это не станет правдой. Ничего из этого не было совместным решением, и в особенности то, что ты порвал со мной. Так что нахуй тебя, Джерард. Возвращайся обратно к своим гитарным педалям, солнечной Калифорнии, отчётам об оладушках и своей чёртовой жене. Не звони мне больше, потому что мне больше нечего тебе сказать. Фрэнк собирается уйти, но Джерард встаёт и говорит: "Фрэнк."       — Иди нахуй, — резко обрывает Фрэнк, оборачиваясь к нему. Он гневно и резко жестикулирует, подчёркивая сказанные им слова. Джерард знает, что если потянется сейчас к Фрэнку, тот оттолкнёт его и не будет рассчитывать свои силы, когда сделает это. — Ты ушёл от всего этого, чтобы сделать себя счастливым. Но — вот тебе новость! — ты таковым не выглядишь. Ты выглядишь уставшим и скучающим, и то, что ты говоришь, звучит настолько дерьмово, что даже неловко слушать. Ты можешь говорить себе, что не был счастлив со мной настолько, насколько хотел, но ты был, и ты полный говнюк, что забыл об этом. Джерард дожидается, пока Фрэнк не закончит говорить, а затем произносит настолько убедительным тоном, насколько только способен: — Мне нужно было чуть больше. Это не значит, что я не люблю тебя. На что Фрэнк закатывает глаза. — Ох, меня сейчас стошнит.       — Нет — Послушай. Я был счастлив с тобой, и с ребятами, и с группой, — говорит Джерард. — До того, как это изменилось. Мы все отдалились друг от друга. Ты знаешь, что это так.       — Это, блин, прям исторический ревизионизм*, — восклицает Фрэнк, но какая-то борьба слышна в его голосе. Джерард, наконец, может расслышать печаль за его гневом.       — Нет, Фрэнки. Это искренне. Фрэнк качает головой. — Знаешь что, насрать. Уже поздно, ты чертов ублюдок, а мне нужно поспать. Фрэнк вновь поворачивается, чтобы уйти, и Джерард отчаянно говорит: — Выкури со мной сигарету.       — Я бросил, — Фрэнк вздыхает. — Бред. Ты пахнешь дымом. Фрэнк пожимает плечами. — Возможно, я выкурил парочку по пути сюда.       — Так выкури ещё одну со мной, — умоляет Джерард. — Одна сигарета, и можешь идти.       — Хорошо. Они выходят на улицу и укрываются от ветра в переулке около закусочной. Они достают каждый свою пачку — Lucky Strikes Фрэнка и Marlboro Reds Джерарда. Джерард смотрит на руки Фрэнка, пока тот закуривает, тёмные чернила видны на пальцах там, где заканчиваются митенки. Он будто становится более спокойным, когда делает первую затяжку и прислоняется спиной к стене, глядя на пасмурное ночное небо. Джерард смотрит на его шею, изгиб кадыка, тату с ножницами и завитками ленты на левой стороне. Он прикасался своими губами к этой шее, утыкался в неё лицом, это горло сжимало его член. Он был в тату-салоне, когда рука в чёрной перчатке наносила скорпиона на эту кожу, когда казалось, что у них всё прекрасно и ничего никогда не сможет это разрушить. — Пойдём ко мне в отель. Фрэнк медленно опускает голову и встречается взглядом с Джерардом. Теперь он выглядит изнурённым, прежняя агрессия иссякла. — И мы сможем что — трахаться в течение нескольких часов, а потом вновь разойтись утром? Нет, спасибо, у тебя не очень-то хорошо получается строить планы.       — Я скучаю по тебе.       — Ты скучаешь по мне, — повторяет Фрэнк скептически, стряхивая пепел с сигареты, — Но ты не хочешь быть со мной. Я не ищу сентиментального-секса-после-разрыва.       — Он и не должен быть сентиментальным. Он немного ухмыляется. — И секса 'вытрахай-из-меня-все-дерьмо-и-кончи-мне-на-лицо' я тоже не ищу.       — Фрэнки. Он качает головой, смотрит себе под ноги, пинает лежащий перед ним камень. — Я не хочу больше никакого секса с тобой. Никогда.       — Я скучаю по тебе. Мне тебя не хватало.       — Но это по-прежнему ничего не меняет, ведь так? Фрэнк поднимает голову и снова смотрит на него. Зеленые глаза выражают вопрос, но не надежду. Джерард не выносит, не может больше смотреть на него. Печаль, с которой он боролся, старался подавить, пытался забыть в течение почти двух лет, удушающим тесным кольцом вновь обхватила его грудную клетку. Затем Фрэнк оказывается напротив него. Мозолистыми кончиками пальцев приподнимает его подбородок. — Хэй, — говорит он. Слишком много моментов возвращается в один миг. Рука Фрэнка, тянущаяся к нему на заднем сидении передвижного фургона, пока мир, охваченный туманом, проплывает за окном. Потное лицо Фрэнка напротив его собственного, покрасневшая кожа, приподнятые брови, влажный поцелуй в проколотые колечком губы. Фрэнк, мечущийся на правой стороне сцены, его устало приоткрытый рот, безумие в глазах и обнажённое сердце. Воздух, покидающий лёгкие Джерарда, когда Фрэнк обнял его после ухода со сцены в Мэдисон-сквер-гарден. Фрэнк, наблюдающий, как он сходит с ума, стоящий по ту сторону стекла в записывающей студии во время "Kids From Yesterday", его татуированные пальцы, крепко прижатые к губам, и испещрённый морщинами лоб. Руки Фрэнка, держащие хрупкую крошечную спящую Лили, гордость в его глазах и синяки под ними. Паника в глазах Фрэнка, когда он впервые почувствовал рецидив на губах Джерарда. Тепло тела Фрэнка рядом с ним, когда они вместе курили на крыльце студии во время последней попытки на записи. Молчание на другом конце телефонного провода, когда он сказал Фрэнку, что не может больше этого делать. Джерард не знает, что видит Фрэнк в его лице, но он видит точный момент, когда Фрэнк сдаётся, он чувствует это, как материальный сдвиг в пространстве между ними. Рука Фрэнка отпускает лицо Джерарда, он резким движением бросает сигарету на землю.       — Да, хорошо, — наконец говорит Фрэнк. — Давай займемся сексом по ошибке в три часа ночи, а затем можешь снова разбить моё сердце завтрашним утром. Прошло почти два года, и Джерард всё ещё разорван в клочья.       — Я согласен на это, Джи. Пойдём.