No permanent address

У Тэён нет постоянного адреса, нет постоянного номера или электронной почты. У Тэён есть только новый красивый полароид, на который она еженедельно тратит почти все свои деньги, и большой потертый ранец. У нее нет адреса, телефона – ничего, что могло бы привязать ее к какому-то месту. Ей нельзя позвонить, написать, к ней нельзя куда-то прийти в любой момент. Нельзя, но Джессике бы очень хотелось. Она постоянно видит Тэён из своего магазина. Иногда Тэён даже заглядывает внутрь – зимой, чтобы согреться. Джессике бы хотелось согревать ее, обнимая. Но она может только предложить ей чашку горячего чая и красивый набор для скрапбукинга. Тэён расплачивается мятыми купюрами и пристраивается здесь же, за стойкой, на Джессику почти не обращая внимания. Уходит она так же – только коротко кивает на прощание. Ее волосы цвета персиков, рассыпанных по осенней листве, спадают ей на лицо, закрывая Тэён от Джессики, когда та тянется к ней – сказать хоть что-нибудь, имя спросить, плеча коснуться, пальцев холодных, дрожащих, тоненьких, словно стебельки первых цветов. В следующий раз она заглядывает совсем не решительно, у нее за плечами все тот же огромный ранец, а на шее – полароид. – У вас перерыв? – спрашивает, проскальзывая внутрь. – Мы сегодня без перерывов, – улыбается Джессика. (– Для тебя здесь открыто всегда.) Тэён кивает. Она ходит по магазинчику долго, вдумчиво рассматривает все, что попадается ей на глаза, а потом переводит почти растерянный взгляд на Джессику, протягивая ей несколько наборов для декорирования. – Как они называются? Джессика рассматривает ее ладони, тонкие линии жизни и любви, аккуратные ноготки. Отвечает: – Чуждый условностям; по пляжу босиком; здравствуй, сегодня. Она берет последний набор, едва касаясь руки Тэён – та прячет ладонь в карман пальто. – Праздник жизни. – Его не нужно, – качает головой Тэён почти расстроенно. – Остальные я возьму. – У нас скоро будет завоз, – начинает Джессика, ища сдачу, – я могла бы позвонить вам, когда это случится, если вы оставите номер. Тэён забирает у нее деньги и снова пристраивается за стойкой, старательно разобранной Джессикой к ее приходу. – Не стоит, – улыбка у Тэён красивая, но какая-то неживая, – я зайду через неделю сама. Джессика кивает. Тэён заходит на следующей неделе и через неделю тоже заглядывает – Джессика меняет все свои ночные смены на вечерние и сидит возле Тэён, когда та в очередной раз пристраивается за стойкой, словно маленькая пугливая пташка. Тэён покупает разные мелочи, возится с ними, не выходя из магазинчика, и никогда не говорит с Джессикой ни о чем, кроме покупок. Джессика смотрит на нее, тянется к ней раз за разом, но так и не набирается – то ли смелости, то ли нужной доли отчаяния внутри. Неделя, еще одна, снова, месяц, второй, третий. Летом Тэён меняет пальто на платьице, и Джессике кружит голову явно не духота в магазинчике. Она касается ее обнаженных хрупких плеч, когда Тэён засыпает за стойкой поздно вечером. Джессика смотрит на нее, чуть улыбаясь, и думает, что если касаться ее плеч – это не уют, то уюта в этом мире нет вовсе. Осенью Тэён взъерошенная, но почти счастливая – Джессика уверена, что видит, как в ее глазах загораются звезды. В волосах у Тэён опавшие листья – Джессика замечает это не сразу, потому что они сливаются с мягкими волнистыми прядками. Когда Джессика протягивает руку, огоньки во взгляде Тэён гаснут, и Джессика видит там страх. А потом Тэён улыбается почти по-настоящему, говорит: – Простите, иногда я бываю такой трусихой. И позволяет снять несколько запутавшихся в волосах листов. (– Знала бы ты, какой трусихой бываю я.) Джессика целует ее коротко, неосторожно и почти испуганно. Звезды в глазах Тэён зажигаются с новой силой. Она опирается о стойку, спрашивает: – У вас остался еще, ну, тот…. Праздник жизни? – Остался, – кивает Джессика. – Я возьму себе один. Пока Джессика идет к кассе, Тэён кричит ей из глубины стеллажей, что возьмет себе еще один – по той же цене. Хорошо, отвечает ей Джессика. Хорошо. Хорошо. На прощание Тэён целует ее сама – мажет со своей высоты по скулам, а затем по губам, мягко, вкусно, почти невесомо и бесконечно приятно. В свою утреннюю смену на следующий день Джессика находит на столе альбом, полный полароидных фотографий – там школы, там дети, там ее магазинчик и сама Джессика, стоит, склонившись над книжкой за своей стойкой, там осень, весна и лето, там реки, мосты и дворовые коты. Каждая страница альбома отделана по своему, на них стикеры, бумажные цветы и элементы уже знакомых Джессике наборов для декорирования. На каждой – свои надписи и рисунки. На последней странице фотография улыбающейся – по-настоящему, без всяких «почти» – Тэён и не открытый набор. Джессика всматривается в него, читает на этикетке название – «на счастье». У Тэён нет адреса, телефона – ничего, что могло бы привязать ее к какому-то месту. Ей нельзя позвонить, написать, к ней нельзя куда-то прийти в любой момент. Нельзя, но Джессике бы очень хотелось. Из магазина она увольняется через месяц. Тэён туда больше не приходит. У нее нет и не было ничего, что могло бы привязать ее к какому-то месту. И привязываться к человеку она не хотела тоже.