Not so bland, not so blind

— Руколла, — рявкнула Хабанеро в трубку, — Ты же слышал, что я сказала? — Да-да, я всё слышал, — устало прошелестел голос на другом конце провода. — Тебе нужен переводчик с русского, сегодня на девять часов. Такой, чтобы мог держать язык за зубами. Понял я, понял. Не срывай на мне свою злость. — Нет, ничего ты не понял. Они дали мне согласие на съёмку в последний момент! Это безумие какое-то. До вечера надо завезти в студию новые декорации и договориться с визажистом. И ещё этот переводчик, — она со злостью пнула колесо машины, которая всё никак не хотела открываться, получив в ответ пощёчину в виде дикого ора сигнализации. — Чёрт! Положив телефон на капот, Хабанеро яростно начала давить на кнопки на ключах, пока, наконец, не добилась желаемого — тишины. — Алло, Руколла, ты ещё здесь? — Да, дорогая. — Сделаешь это для меня? — Найти переводчика за пару часов будет проблематично, но я постараюсь. — Мне бы и глухонемой сгодился, лишь бы смог объяснить этой русской девахе, что я хочу видеть её на своих фотографиях. — Если он будет глухонемым... — Руколла, — почти прорычала Хабанеро, залезая на переднее сидение, — Мне сейчас не до твоего занудства. — Понял. Я наберу тебя, как кого-нибудь найду. — Жду, — вызов скинут, можно вздохнуть. Раз-два-три. Успокоиться. Она контролирует ситуацию до мельчайших деталей. Время Хабанеро с той минуты понеслось в темпе вальса. Позвонить декораторам, заехать в мебельный, пригнать бригаду в студию, помогать переклеивать обои и вешать занавески. Обычно фотографы этим не занимаются, но ситуация из ряда вон выходящая, времени мало, а менеджер в отпуске третий день, ведь съёмки официально считались несостоявшимися. Ещё больше двух месяцев назад самый известный фотограф всей Азии пыталась договориться о фотосессии с одной всемирно известной российской певицей, чьё творчество и ангельское личико потрясли весь мир. Но звезда приезжала в Токио лишь на три дня для проведения целых двух концертов, так что времени на фотосессии у певицы не было и подавно. До этого дня. Хабанеро просто не могла отказаться от предоставленной возможности. Проклиная весь мир и чуть не свалившись со стремянки, она вытащила из кармана телефон и прочла краткое: "Извини, немой не было, зато я нашёл тебе слепую. Её зовут Минто, она подъедет в 8:30. Будь с ней помягче.". Почувствовав мимолётное облегчение, девушка быстро напечатала в ответ ёмкое "Мне всё равно" и, на секунду задумавшись, отправила вдогонку "Спасибо". Всё же Руколла был настоящим другом — больше никто не мог её терпеть так долго. Эта Минто и правда приехала ровнёхонько в 8:30, не посмев опоздать и на минуту. — Здравствуйте. Меня зовут Минто, я переводчик. Надеюсь, что мы сработаемся. Миниатюрная девушка стояла в дверях, раскланиваясь в разные стороны. Слепая, да? Хабанеро подошла к ней и уставилась на большие солнцезащитные очки, перевела глаза на трость в правой руке и, сама не понимая почему молчит, сложила руки на груди. Природное любопытство взяло верх — она никогда не видела слепых людей. Тем временем Минто закусила губу и на повышенном тоне произнесла: — Извините! Меня зовут Минто, я... — Привет, — перебила её Хабанеро. Голова Минто дернулась в сторону источника звука, а на лице промелькнула тень облегчения. — Здравствуйте, меня зовут Минто, меня позвали помочь с переводом. Я слышала, что тут сегодня съёмки. Надеюсь, что смогу быть полезной, — девушка снова поклонилась. — Слушай, — Хабанеро вздохнула, — Это тебе не игрушки. Когда мы останемся одни, ты должна стать моей тенью. Мои слова — твои слова. Неважно, что происходит — ты переводишь. Всё понятно? — Да, — протянула Минто, ничуть не смутившись от тона Хабанеро. — Вот и замечательно. Я провожу тебя. — Очень любезно с вашей стороны, — почти прошептала девушка, беря уже погрязшую в собственных мыслях Хабанеро под руку. Впрочем, особого отношения она к себе и не ожидала, оставалось только покорно проследовать вглубь просторного, судя по эхо, помещения и сесть на небольшой деревянный стульчик. Прошло 1637 секунд — считать их давно стало нормой, — прежде чем суета вокруг утихла, оставив за дверью с десяток людей, их телефонные разговоры и омерзительный запах пота. Внезапная тишина, как поток свежего воздуха из открытого окна, заставила Минто почувствовать себя лучше. Шумный вздох Хабанеро где-то справа заставил её вздрогнуть. — Вы сняли каблуки? Тишина, новый порыв ветра. Шорох бумаги, лязганье метала, затяжка и резкий запах от зажжёной сигареты. — А что сегодня за фотосессия? Я совсем... — Послушай, — перебила её Хабанеро, делая новую затяжку. Зрелище ёрзающей на стуле Минто забавляло, однако эти глупые вопросы портили весь настрой. — Сейчас сюда придёт девушка, очень красивая девушка. Речь идет о съёмках на миллион, — затяжка. — И я хочу, чтобы всё прошло безупречно. — Да, конечно, я приложу все... — Ты не должна вмешиваться. Просто переводи. Поняла? — Да, я поняла, — от холода этих слов голос Минто дрогнул где-то к концу фразы. Хабанеро казалась ей не просто безразличной или строгой, она заставляла девушку почувствовать себя лишней шестерёнкой в огромном и прекрасном механизме. Отбросом. — А вот и я, — раздалось с другого конца зала. Только сейчас Минто заметила, что вся как-то сжалась под давлением враждебной атмосферы вокруг. Пришлось прокашляться, прежде чем она смогла повысить голос так, чтобы её услышали. — Здравствуйте, Анна, — голос Хабанеро, казалось, упал на несколько тонов. — Вы так обворожительны в этом наряде. Позволите?.. — Здравствуйте, Анна. Вы так обворожительны в этом наряде. Вы позволите? — Да, конечно. — Да, конечно. — Восхитительно, — на выдохе произнесла Хабанеро, дотронувшись кончиками пальцев до кружевного верха чулок, позволив ладони пойти дальше к талии и коснуться шёлковых завязок корсета, а взгляду скользнуть по полным грудям и аккуратным ключицам Анны. Поймав её взгляд, девушка улыбнулась и сделала шаг назад. — Великолепно выглядишь. — Великолепно. — Спасибо. — Спасибо. — Что ж, приступим. — Что ж, приступим. — Не возражаешь против музыки? — Мне тоже перейти на неформальную речь? — уточнила Минто — Не встревай, — чуть не рявкнула Хабанеро, взвинченная, измотанная долгими часами поисков переводчика, подготовкой студии и утрясанием бюрократических дел с зажратым менеджером русской певицы. — Не возражаешь против музыки? — Совсем нет. — Совсем нет. — Отлично, — Хабанеро потянулась к лежащей на чайном столике камере и щёлкнула Play на небольшом брелочке у себя в кармане — музыка заполнила полумрак комнаты. — Я уже настроила все оборудование, так что давай начнём с того кресла у окна. *** — Руку выше. *** — Немного больше на меня. Да, вот так. *** — Хорошо, теперь ложись на кровать. *** — Подцепи пальцем чулок. *** — Сними его. *** — Теперь приспусти лямку, пусть съедет с плеча. И голову выше. *** — Я подойду ближе. *** — Этот лифчик мешает показать твою истинную красоту, сними его. — Что? — голова успевшей немного заскучать Минто в изумлении дернулась в сторону предполагаемой кровати. Ей было неловко сидеть там, и хоть она не могла видеть, но буквально кожей ощущала, что рядом происходило что-то большее, чем просто фотосессия, — Мне это переводить? — Переводи. — Но... — Переводи, я сказала! — Этот лифчик тебе мешает, сними его. — Но... — Но, — во рту резко пересохло, а к горлу подкатила тошнота. Конечно, Минто слышала, что фотографы спят со своими моделями, но никогда не могла даже предположить, что это... что так... да и вообще... Мутить стало сильнее, когда сквозь музыку до, как назло чуткого, слуха Минто долетел протяжный скрип кровати, а чуть позже звуки сбивчивого дыхания, чьего именно она разобрать не могла. Мерзость. Мер-зость. Воображение мастерски переводило шорохи и всхлипы в красочные картины, где длинноволосая рыжая девушка (именно так Минто представляла себе Хабанеро) лежит между разведённых ног высокой и худощавой модели и вылизывает её с таким усердием, с такой страстью, что лежащая в правой руке камера мажет кадры стоимостью в миллион при каждом спуске затвора. Когда до Минто доходит, что съёмка не прекратилась ни на секунду, что она ещё слышит протяжный писк оборудования и тоненький голосок выплёвывающий между вдохами на русском "не снимай", то проклинает себя. Проклинает за то, что ей нужно копить на операцию, за то, что денег нет, за то, что согласилась на эту работу и за то, что ослепла не настолько давно, чтобы забыть, как выглядит женский секс, за то, что всё ещё помнит каково это — измазать всё лицо блеском для губ и проколотым языком выводить узоры на чужой женской груди. Разжав впившиеся в трость пальцы, она на вялых ногах пошла в противоположную сторону от громких стонов и раз за разом срабатывающих вспышек, шла быстро, пока не упёрлась в стену, и, прижавшись к ней вплотную, сдвинулась вбок, пытаясь нащупать спасительный выход наружу. Споткнувшись о чью-то сумку и чуть не упав, несколько мучительных минут блуждая из стороны в сторону, Минто нервно потянула на себя ручку двери, но та не поддалась. Провозившись с ней пару минут и поняв, что сбежать ей не удастся, девушка села на пол и уткнулась лицом в колени. Было жарко. Было стыдно. Было мерзко, но мерзко не от того, что в десятке метров от неё трахались две, очевидно, шикарные женщины, а от того что ей тоже хотелось. Трахаться хотелось. Авария, реабилитация в клинике, потеря зрения, расставание с парнем, год в центре помощи слепоглухонемым, жизнь на пособие по инвалидности и редкие шансы подзаработать, закопанные мечты и надежды. Одиночество. Как же она, мать твою, хотела трахаться. Дыхание участилось, пульс подскочил вместе с играющей музыкой, вместе с нотами, которые брал до боли знакомый голос Анны, которая в данный момент в другом конце зала размазывала свой идеальный макияж по подушке и рвала ногтями кружевные чулки, которые пару часов назад в магазине Хабанеро выбирала лично для неё. Голова тяжелела. Пальцы ускоряли темп. Забранные в аккуратную шишку волосы распадались по плечам и липли к раскрасневшемуся лицу. Минто кончила под последние аккорды симфонического оркестра, прислонившись взмокшей спиной к злополучной двери и тихо матеря себя за то, что не обратила внимание на шаги в накрывшей комнату тишине. Хабанеро потянула девушку с пола, на мгновение прижала её к своему обнажённому телу, повернула ключ в замочной скважине и вытолкнула переводчицу за дверь. — Мой водитель ждёт внизу. Дверь с грохотом захлопнулась, музыка по ту сторону заиграла вновь, оставляя обессиленную и униженную Минто в пустом коридоре. Она плакала всю дорогу до дома, сжимая в руках чек и стопку документов, которые оставила для неё секретарша на заднем сиденье, что было весьма недальновидно — прочесть их Минто всё равно не сможет, впрочем, как и отправить факс с подписями. Ограбив холодильник на пару банок пива, она набрала один из немногих номеров, которые помнила наизусть. Выкурила сигарету, хотя не делала этого со времён аварии, а после ещё — и не одну, когда приехавшая помочь Морковь нашла среди бумаг серебристую визитку с коротким "Позвони, когда сможешь сама прочесть номер. Х.".