Спасение

Когда-то давно маленькая Гермиона жутко боялась грозы. И когда раскатом грома случалось только загрохотать вдалеке, испуганная девочка мчалась в родительскую спальню и прижималась к тёплому боку матери. Мама гладила её по волосам и напевала тихо колыбельную, и Гермиона засыпала. Когда Гермиона стала постарше, ей пришло письмо из Хогварта. Тогда она очень боялась, что это чья-то злая шутка, но опасения оказались напрасными. По дороге в школу девочка боялась, что её не примут, что она окажется абсолютно бездарной, да и много чего она ещё боялась. Поэтому Гермиона вспоминала тёплые руки матери и её тихий голос — вот кто был её единственной спасительницей. Но если страх из-за сомнений в собственных силах не оправдался, то самый первый стал настоящим кошмаром. Но юная мисс Грейнджер попадает на факультет самых отважных, поэтому обещает себе никогда ничего не бояться и верить в себя. После первого курса её вера в себя укрепилась, и она вновь принесла себе эту клятву, подтвердив это на втором. Но всё рухнуло в один миг, когда в Визжащей Хижине она увидела усталого человека с больными синими глазами и позвала его по имени. Гермиона много раз думала, заметил ли он её тогда, почувствовал ли всё то, что почувствовала она, утопая в синеве его глаз. Но потом она вспоминала, кто она, а кто он, и отгоняла подобные мысли прочь. А страхи в её сердце оживали с новой силой. Лето перед пятым курсом оказалось особенно тяжёлым. Им тогда позволили находиться в штабе Ордена, который по иронии судьбы для Гермионы располагался в доме Сириуса. Они, вся толпа подростков, оказавшихся на Гриммаулд Плейс, ликовали от собственной значимости и взрослости, а Гермиона позволила ещё одному страху забраться в её сердце. Тревога о близких снедала её день и ночь, но позволяла хотя бы ненадолго отвлечься от прочих страхов. Как же ей хотелось, чтобы рядом оказался кто-нибудь, кто мог, как её мама в детстве, вырвать Гермиону из пучины страданий. Но это мог сделать только один человек, который никогда не станет её спасителем. И Гермиона, смирившись, старалась избегать Сириуса, но неизменно, словно в насмешку натыкалась на него в любом уголке дома. А он также неизменно здоровался с ней, величая «мисс Грейнджер», словно подчёркивая дистанцию. Она выдавливала из себя: «Здравствуйте, Сириус», вдыхая резкий запах алкоголя исходящий от него, и сбегала в свою комнату. Да и что она могла, девочка, так уверенная в своей правоте и так неуверенная в своей красоте? Но если бы кто спросил у неё, чего она хочет, Гермиона, не раздумывая, ответила бы: «Помочь». И только. Ей ничего не нужно было взамен, она просто хотела спасти этого человека. Но как поддержать и спасти человека, который тонет сам в себе, а вниз его тянет , поджидающее на дне тёмное, как и его фамилия, чудовище? В ту августовскую ночь состоялась их последняя встреча. Гермиона до сих пор помнит своё неверие в происходящее и горький вкус огневиски на его губах. Помнит, как его губы жадно сминали её, и с каким отвращением он оттолкнул её от себя. Гермиона помнит его крик: — А не надо меня понимать! Помнит звон разбитого стекла. Помнит: — И любить меня тоже не надо. Гермиона помнит, как стояла возле кухни, протянув руку, чтобы открыть её, и войти, вытерев слёзы, попросить: — А можно я попытаюсь вас спасти? Пройдут годы, Гермиона будет вспоминать о том, скольких людей она спасла, но никто так и не пришёл спасти её. Она научится не думать и не вспоминать об Арке. Не думать о том, где он и что с ним. Но она никогда так и не простит себе, что ей так не хватило смелости открыть ту дверь.