Рябиновый красный

- Что пялишься, шем? - Келлиан шипит, угрожающе сутулясь, словно собирается кинуться. Взгляд бывшего тейрна всё время останавливается... даже не на лице её, а где-то между ухом и шеей. Это раздражает. - Интересное украшение, - спокойно говорит Логейн. - Скажи, тебе знаком эльф по имени Рион Табрис? Келлиан машинально прихлопывает ладонью серёжку — ах, если бы можно было также легко прихлопнуть и раздражающий взгляд! - тёмное от времени серебряное плетение, в котором, как в клетке — красный шарик. Не драгоценный камешек, не цветное стёклышко, не раскрашенная деревяшка — покрытая лаком ягода зимней рябины. - Если ты имеешь в виду Цириона Табриса, то это мой отец, и тебе не должно быть до него никакого дела! - Он жив? Теперь Логейн смотрит прямо, впивается взглядом: требовательно, властно. - Не благодаря тебе! - выплёвывает Келлиан. - Я вовремя вытащила его из тевинтерской клетки! - Хорошо, - и он отворачивается, чтобы уйти. Келлиан медлит, кусая губу. Гордость и ненависть борются в ней с любопытством. - Постой! Откуда такой как ты может знать моего отца? Оборачивается, щурится, будто целясь. Отец так делает, когда сильно сердится. - Давно, во время восстания у меня был отряд. «Ночные эльфы» - их называли. Твой отец входил в него. - Враньё! Он порядочный эльфинажный терпила, нож-то в руки берёт только чтоб хлеб нарезать! - Он был моим лучшим стрелком. До ножа дело обычно не доходило. *** Кукушка самозабвенно отсчитывала кому-то изобильные оставшиеся годы, устроившись в чёрных ветвях осенней рябины. Под деревом стоял белобрысый эльф и, задрав голову, наблюдал за птицей. В руках его был лук, но тетиву он всё ещё не натянул. Логейн был более чем уверен в бесшумности собственного шага, но, стоило ему обогнуть холм, эльф под деревом обернулся и нацелил в лоб командиру стальное жало стрелы. Поверх жала в вечернем полумраке кошачьими зелёными огнями сверкнули глаза. Эльф опустил лук, дождался, когда Логейн подойдёт и чуть виновато пояснил, указывая вверх, на рябину, откуда как раз вспорхнула птица: - Вот, стоял думал: пристрелить или пусть живёт? Я пока в засаде сидел, одна такая же разоралась у меня над ухом, а ведь шевельнуться нельзя... так и мучился с час. Думал: слезу — порешу. А теперь думаю — Создатель с ней. Пусть летит. Эльф был типично для эльфа мелкий — впрочем, он ещё мог успеть вырасти, если не прикончат в следующем бою - и вид имел юный, заморенный и в высшей степени безобидный. Невозможно было поверить, что он чего-то стоит в драке. Впрочем, он действительно дрался отвратно, зато был отличным стрелком, лучшим в отряде, поэтому, когда случалось организовывать засаду, его всегда сажали на самую выгодную стрелковую точку. В этот раз ею оказалась крона старой сосны; вниз эльф слез, двигаясь враскоряку (от долгой неподвижности всё затекло), весь в трухе от коры и иголках. Что не отменяло семи его стрел, брошенных в самые опасные цели с ювелирной точностью — уж Логейн-то мог оценить. Поэтому стрелка отправили размяться, пока остальные спускали по реке трупы и инспектировали повозку с припасами. Одного из мёртвых орлейцев, вместе с сопутствующей броней и незапятнанной кровью табардой поверх доспеха (герб читался чётко и издалека), Логейн лично отнёс на тропу в полумиле от тракта и там, в виду заболоченных руин, прибил гвоздями к старому путевому столбу. Чего ферелденцам было для оккупантов воистину не жалко — так это стрел и гвоздей для помещения непосредственно внутрь тела. Когда он вернулся, тщательно заметая следы, повозка была уже подобающе замаскирована, чтобы сойти за имущество средней руки торговца. Отсюда они отведут её просёлочной дорогой до брода — Логейн и пара эльфов открыто, остальные тайно, вдоль дороги, по лесу — где припасы разгрузят и доставят в лагерь мятежников. Одноглазая эльфийка Фолти с блуждающей улыбкой чесала нос флегматичному волу, которого совершенно не смутила гибель предыдущих владельцев. Логейн переоделся в маскарад вольного торговца — не слишком зажиточного, но и не бедствующего, и пошёл за разминающимся с той стороны холма стрелком. Какового и обнаружил за разглядыванием кукушки. Мог послать кого угодно, но пошёл сам. Вблизи было видно, что глаза у эльфа не то голубые, не то зелёные — кажется, Ровен называет такой цвет «бирюзовым». Логейн наконец вспомнил его имя. - Рион, - произнёс он негромко. - Идём. - Конечно, извини, - эльф смутился ещё сильнее, взглянул искоса. Он был-то младше разве что на пару лет, но в отряд вступил недавно и до сих робел, не зная, как воспринимать Логейна: с одной стороны — шем, да ещё приближённый принца; с другой стороны — почти ровесник, простолюдин, и одно дело делаем... Остальные «ночные эльфы» давно уже, не чинясь, именовали просто «Логейн» или «командир» - а в острой ситуации случалось откликаться и на «эй!». Рион шагал рядом, хрустя ветками и шурша палыми листьями — горожанин, ходить по лесу он совсем не умел. - Откуда ты? - спросил Логейн, одновременно вслушиваясь в окрестные звуки. Никаких признаков тревоги. - Из Эремона, хотя должен был жениться в Южные Холмы. Даже рад, что сорвалось — что я забыл на том юге? - Сейчас ты тоже не на севере, - заметил Логейн. - Так не на всю же жизнь! - Рион наконец решился улыбнуться, и сделал это от души. - Вот погоним Орлей ссаными тряпками, и сразу перееду на северный берег. Логейн мимоходом задумался, следует ли поощрить проявление силы духа или осудить иронию над предполагаемой победой. Мысленно отмахнулся. - Да, там сейчас потеплее, - сказал нейтрально, не понимая, зачем поддерживает пустой разговор. Логейн не любил болтовни. - Эльфу везде зима, - развёл руками Рион. У одного из убитых орлейцев в кошеле вместе с монетами болтался странный шарик из серебряной проволоки — кажется, деталь украшения, подвеска, должно быть — сохранился даже элемент сломанного крепления. Сорвал, небось, с кого-то, а камешек выковырял. Шарик Логейн взял, и в лагере, сидя у костра иглой расправил мятые витки проволоки — получилось что-то наподобие крошечной клетки. Пустой. Повертел в руках. Вещица была по-своему красива, но совершенно бесполезна — мало того, что к ней ещё нужно было как-то приспособить цепочку или ремешок, Логейн и вовсе не носил цацек, а мысль порадовать сломанным украшением дочку эрла не задержалась в его голове лишней секунды. Рион вынырнул из темноты, проскользнув под локтем у сменившегося часового, бочком подобрался к Логейну, любопытно заглянул в руки. Логейн, не задумываясь, бросил ему шарик-клетку, тот машинально поймал и поднёс к лицу, удивлённо рассматривая. - Что это? Логейн пожал плечами: - Нравится? Бери. - Спасибо, - вежливо отозвался Рион и, наклонившись к уху сидящего Логейна, заговорщически понизил голос. - Пошли к нам, мы там рыбу поймали, и у нас уха — вкуснющая! Эльфы в любом лагере селились отдельно, на худших участках, и готовили на отдельных кострах. Война, конечно, сближает, но лишь до определённого предела — люди всё равно смотрели на эльфов пренебрежительно. Даже на отряд Логейна, успевший уже хорошо показать себя. Про них говорили: «Да, они ничего. Для эльфов». - Что за рыба-то хоть? - спросил, уже вставая. - Понятия не имею, - весело ответил Рион. - Я раньше речную рыбу даже не пробовал. Крысу — это да, бывало. - Часто? - Ну, когда зима голодная — то и часто. Платят эльфам сам знаешь как, а налоги — тем плати, этим плати... раньше, у кого позажиточнее, были куры или козы, теперь и того нет, потому что держишь животное в городе — плати... ну и вот. Открываешь кладовку, а там из всего, что можно слопать — чеснок да крысы. Тощие, но всё же лучше я съем крысу, чем крыса — меня. Логейн кивнул. Ему не надо было объяснять, что такое голод, хотя до крыс у него как-то не доходило. Лес кормил. - Рион, почему вы воюете? - остановился, придержал эльфа за рукав. - Не всё ли равно, чей сапог пинает тебя в брюхо, если пинки одинаково тяжелы? Эльф уклончиво почесал нос. Справа от чужого костра тянуло запахом спалённой каши и неприличной песенкой. - Принц наш — парень, вроде, неплохой, - сказал Рион наконец. - Может, при нём что-то изменится. Логейн был в этом совсем не уверен, но промолчал. Всем нужна какая-то надежда. - Пойдём есть уху, - подытожил Рион и потянул его за собой. *** Келлиан, насупившись, смотрела на Логейна, будто надеялась прожечь в нём дыру силой взгляда. Наконец тронула серёжку и с явным трудом, но решительно произнесла: - Расскажи мне всё, что ты знаешь о моём отце.