С раннего утра и до позднего вечера Алан проводил время, сидя у окна. Он встречал рассвет и провожал солнце, наблюдал, как перемещаются облака по светло-голубому небу, и считал капли дождя, вздрагивал от грома и молний во время грозы.
Он не понимал людей, которые ходили по улице туда-сюда, куда-то спешили, опаздывали, нервно глядя на часы, с недовольными лицами расталкивали других людей, лишь бы успеть на автобус или, например, успеть зайти в вагон метро. Возможно, раньше он был таким же, но потом судьба распорядилась так, что Алан стал ценить красивое в его жизни, да и саму жизнь.
Еще три года назад он тоже везде опаздывал, с утра часто просыпался жутко недовольный, шел и просиживал целый день на работе, которая ему не нравилась. Но семье надо было помогать, девушку надо было иногда водить в кафе, иногда дарить ей что-то, а посиделки с друзьями также стоили денег. Поэтому путешествия, сон и просто развлечения Алан откладывал на потом, мол, успею еще, жизнь у меня будет длинной и насыщенной.
Он совсем не замечал восходов солнца, а также его закатов. Никогда не наблюдал за людьми со стороны, редко читал, только иногда - перед сном, да и вообще жил только ради работы.
Но разве люди должны так жить?
К счастью или же к сожалению, теперь Алан уже и не знал, судьба распорядилась так, чтобы именно он увидел мир совершенно с другой стороны.
Это был чудесный вечер, небо было с одной стороны светлым, а с другой – надвигалась огромная туча, где-то вдалеке гремел гром и сверкали молнии, ночью должна была быть сильная гроза. А посередине ярко светило солнце, которое переливалось теплым светом, его лучи попадали буквально на все. Некоторые радовались и подставляли лицо солнцу, некоторые надевали солнцезащитные очки, а другие недовольно жмурились и бурчали себе под нос, что сегодня слишком сильно яркое солнце, и это жутко мешает.
Алан вышел из здания и застегнул молнию кожаной куртки, надел шлем и сел на свой мотоцикл, который был припаркован как обычно рядом с дорогими машинами его друзей – сотрудников компании. Машина ему была не нужна, хотя он вполне мог себе это позволить. Многие смотрели на него насмешливо и говорили, что он ничего не понимает, но Алану нравились те ощущения, которые переполняли его, когда он быстро гнал по трассе на мотоцикле. Иногда это даже поднимало ему его настроение.
Сегодня, как ни странно, пробок было немного. Движение было достаточно неплохое, Алан осторожно лавировал среди машин, спрашивая разрешения проехать и останавливаясь перед светофорами. Он любил быстро ездить, но делал это за городом, где не было ни людей, ни машин.
Когда Алан остановился перед перекрестком, он внезапно заметил то, чего никогда не замечал – а именно вечернее небо, где солнце уже почти ушло за горизонт, а на город надвигались темные тучи. Он невольно залюбовался им и даже подумал, что никогда в жизни не видел такой красоты. Из-за этого он пропустил светофор и поехал немного позже остальных машин.
Что было потом, Алан не особо помнил, только некоторые отрывки. Как он набирал скорость, смотря перед собой, как где-то справа что-то блеснуло в последних лучах солнца, он услышал визг тормозов, а потом какая-то сила буквально выбила его с сиденья, даже не смотря на то, что Алан крепко держался.
Он упал совсем неудачно. Алана часто сравнивали с котом, и он шутил, что у котов девять жизней и что они всегда приземляются на лапы. Когда он падал, у него даже промелькнула мысль, что какой-то он неправильный кот, потому что падает не на лапы, то есть ноги, а на спину. Потом был сильный удар, да такой, что Алана отбросило на другой конец дороги, и он проехался по асфальту, он слышал, как что-то хрустнуло, а потом была боль.
Она была постоянно, не давала Алану отключиться совсем, то и дело возвращала его в сознание, от чего он мог только молча сжимать зубы и морщиться. Алану казалось, что ему в спину впились тысячи иголок, может быть даже тысячи осколков. А вокруг люди снова копошились, отталкивали друг друга, бегали и звонили куда-то. Вокруг Алана столпилось много таких людей, рядом стояли их машины.
Боль стала такой невыносимой, что Алан понял, что сейчас отключится, и в последний раз глянул на небо. Солнце уже село, а ему на смену пришла черная, словно сама ночь, туча. И Алан подумал, что грустно умирать, когда на небе уже нет солнца.
Следующие три месяца для Алана были тяжелыми. Точнее, для его близких. Из-за сильного наркоза и тяжелых травм – кома, а также неутешительный диагноз – Алан ходить не будет. Для всех это было приговором. Друзья лишь махнули рукой и на место Алана взяли другого молодого специалиста, у которого была машина, который вовсе не был похож на кота. Девушка посидела у его постели месяц, а потом в один прекрасный день не пришла и более не навещала его. Остались только родители, которые изо дня в день приходили к Алану, чтобы поставить на стол новый букет полевых ромашек, провести рукой по его ярко-рыжим волосам и помолиться за него.
Атеисты не верят в Бога. До первой трагедии. До первой неудачи или смерти. А потом они начинают раскаиваться, плакать и молиться, сетуя на то, что раньше не верили. Всё же во все времена людям нужна отдушина, чтобы верить хотя бы во что-то, когда в реальности все настолько плохо. Атеистами можно быть. Но, когда что-то случится, кого вы будете просить о помощи?
Для Алана три месяца прошли быстро, для его родителей – словно три года. Персонал выучил их лица и приветливо улыбался, когда мать или отец парня приходили с очередным букетом. Они знали, что с родителями парню точно повезло.
Очнулся Алан внезапно. Это случилось такой же темной ночью, когда на улице была гроза, когда гремело так, что казалось – еще немного и стекла вылетят из рам.
Снова прогремел гром, Алан вздрогнул и открыл глаза. У него уже почти ничего не болело. На руке мешалась капельница, что-то надоедливо пищало, а все тело как-то неприятно ломало, словно он лежал тут целую вечность. Когда он увидел на стене календарь и зачеркнутые дни – этот счет вела мать парня, он не поверил своим глазам – прошло три месяца!
Алан недовольно вытащил иглу, снял все провода с себя, сел, поморщившись, и помотал головой в разные стороны. Его волосы отрасли за это время еще больше и теперь доставали ему до плеч, под глазами были синяки, а сам он похудел – таким он увидел себя в зеркале.
Алан свесил ноги на пол и хотел встать, но что-то пошло не так, как ему казалось. Он просто не смог встать.
Наверное, каждому понятно, что очнуться однажды и понять, что ты теперь инвалид, нелегко. Тем более инвалид, который никому не нужен.
Нелегко было и Алану, ведь работа, друзья, любовь – все полетело к чёрту, осталась только семья и его несчастье. Он не помнил, когда в последний раз обнимал мать и старался держать себя в руках, чтобы не показаться слабым, он не хотел, чтобы кто-то видел, не дай Бог, его слезы. Отец лишь похлопал его по плечу и приказал держаться. Это простой жест как-то укрепил веру Алана в себя, но лишь до того, как врачи привезли ему его кресло.
Он просто не мог поверить, что остатки своих дней проведет в этом! И это Алан, который работал день и ночь, гонял на мотоцикле и был душой каждой компании. А теперь он должен просто сидеть.
Еще три месяца прошли для него, словно лет десять.
Через полгода он привык. Но ему не хватало скорости, веселья и той жизни, которой он жил. Ему хотелось встать и пойти, но он не мог, поэтому теперь его местом работы стала его комната в доме родителей, где он рисовал.
Рисовать Алан начал еще в детстве. А именно – лет с четырех. Это были странные коты с двумя хвостами, люди в красивых одеждах, корабли с крыльями и прочая ерунда, которая всем нравилась. Родители разглядели талант сына и отдали его в художественную школу, откуда он вылетел как пробка. Его манеру рисования посчитали неприемлемой. Мол, слишком своенравный и нахальный мальчик – рисует все, что захочет, а то, что надо рисовать не желает.
И потом Алан стал учиться сам. После института это дело пришлось забросить, но он мечтал вернуться к краскам и карандашам как-нибудь, и когда приехал в дом родителей, сразу же пожалел о своем желании. Теперь ему надо было рисовать постоянно, а он не хотел. Просто не было желания.
Однажды, сидя у окна, он вновь увидел заходящее солнце и вспомнил тот вечер. Что-то на небе напомнило ему об этом. И Алан взялся за кисти.
Первым другом Алана за последние полтора года стал Ирэн. Он работал патологоанатомом в той больнице, где лежал Алан, и один раз его попросили занести документы парню домой. Так они и подружились. Ирэн не любил рисовать, любил тишину и спокойствие, не любил людей, но любил котов. Ирэн молча читал, а Алан рисовал его – у них был некий симбиоз, и обоих это устраивало.
Ирэн приносил еду из Макдоналдса, кофе и новые книги, а Алан разрешал ему иногда оставаться у него дома на ночь, заставлял его есть – у Ирэна были проблемы с семьей, и чаще всего он жил в морге.
Через два года их дружба вытащила Алана из депрессии, он даже стал чувствовать себя человеком, а не тем, что от него осталось.
Ирэн водил машину и даже мог иногда катать Алана по городу, чтобы он не сидел постоянно дома. Они ходили гулять и на выставки картин. Ирэн недовольно ворчал, что это просто пустая трата времени, а у Алана его было предостаточно. С него хватило работы и прочего, из-за чего он перестал ценить жизнь.
Еще год пролетел как-то быстро, и врачи сказали, что, если решиться на операцию, возможно, получится снова начать ходить. Алан не спал в эту ночь. Он ворочался и смотрел в потолок, взвешивал “за” и “против”. А на следующее утро отказался.
Пока что он был не готов.
***
С раннего утра и до позднего вечера Алан проводил время, сидя у окна. Он встречал рассвет и провожал солнце, наблюдал, как перемещаются облака по светло-голубому небу, и считал капли дождя, вздрагивал от грома и молний во время грозы.
Ирэн уехал в другую страну по обмену студентов на месяц, а Алан остался один. Ну, как один...
Ирэн попросил приглядеть за ним его друга, который учился на третьем курсе, но почему-то Алану казалось, что не стоило этого делать. Обошелся он бы и без друзей месяц.
Еще с вечера он хотел убраться, ведь придет незнакомый человек. На полу валялись краски, кисточки, на подоконнике стояли банки с водой, пустые чашки, где раньше был кофе. Книги лежали на полу, рядом с кроватью. Это был беспорядок, но какой-то аккуратный. Тут все лежало гармонично, что и убирать не хотелось. И с утра Алан просто решил ничего не трогать. А проснулся он от ужасной боли в спине, которая тревожила его уже примерно пару месяцев. Он полежал, а потом решил не мучиться и выпить таблетку. Однако настроение было ужасно испорчено.
Звонок в дверь раздался тоже не вовремя. Алан вздрогнул и уронил чашку, открыл дверь и хотел сказать что-нибудь нехорошее, но не стал.
Другом Ирэна оказалась девушка, так еще и...нормальная, а не как он. Короткие, темные волосы; зеленые глаза на миловидном лице, она была настолько маленького роста, что Алан сначала принял её за ребенка.
- Алан, так?
Она держала в руках бумажку с адресом, где старомодным и изящным почерком был написан его номер. Несомненно, писал Ирэн.
- Да, Алан, а ты – тот самый “друг” Ирэна?
Девушка кивнула и оглядела Алана. В её взгляде не было того отвращения, с которым обычно все люди смотрят на инвалидов. А девушки обычно перешептываются, что отчетливо слышно: “Жаль, что он такой, красивый мальчик”.
Заметив его взгляд, девушка улыбнулась и протянула ему руку:
- Шарлотта, для друзей просто - Лотта, потому что полное имя пафосное и большое.
Алан пожал ей руку и тоже улыбнулся, его плохое настроение куда-то делось.
Последующие несколько недель стали лучшим в жизни Алана. Лотта приходила каждый день после учебы, оставалась у него чаще Ирэна и, честно говоря, её компания нравилась Алану больше. Лотта была жизнерадостной, веселой, не молчала и тоже немного рисовала. Она была вовсе не похожа на хмурого и молчаливого Ирэна. Лотта готовила Алану еду, помогала убираться, если надо, приносила краски и иногда сидела перед его мольбертом, чтобы он мог её нарисовать.
Родителям Алана Лотта тоже нравилась, она часто оставалась помогать, приносила еду или оставалась с Аланом, если его родителям необходимо было уехать.
- Алан, а почему ты отказался от операции?
Лотта сидела на диване в комнате парня и перебирала его рисунки ручками и карандашами.
- Не знаю, мне кажется, что родители не выдержат еще одного потрясения в случае чего. Да и я не уверен, что мне это надо. Друзей у меня всё равно нет, работы тоже. Я уже привык.
Лотта подняла голову и посмотрела на него.
- А мы с Ирэном? Мы – твои друзья.
Алан пожал плечами и глянул в окно. Сейчас он уже был на грани того, чтобы согласиться, у него только появлялся смысл жизни и само желание жить дальше. Он посмотрел в сторону Лотты и решил, что во что бы то ни стало вылечится и будет ходить, потому что оно того стоит.
Когда Алан лежал на операционном столе и ждал, пока подействует наркоз, он не читал молитвы, как часто это делают те, кто идет на операции. Алан лежал, молча, и думал о родителях и о Лотте.
Еще вечером он сидел в палате с ней перед окном и разговаривал. Он говорил с ней о том, что делать, если вдруг для него операция закончится плохо. Как сказать об этом родителям, как им помогать в случае чего. Конечно, за такие слова Алан получил пару подзатыльников, но он говорил совершенно серьезно, без шуток или сарказма. Он боялся
предстоящей операции.
Сейчас он лежал и наблюдал, как вокруг суетятся врачи, пищат какие-то аппараты. На его лице закрепили маску, по которой должны были подать наркоз, и Алан стал считать. Не успел он досчитать до 6, как почувствовал, что жутко хочет спать.
А потом он уснул.
В этот раз пробуждение было менее приятным, чем в прошлый раз. Все болело, а в глаза что-то светило. Сначала у Алана промелькнула мысль, что он все еще на операционном столе, что наркоз не подействовал, что ему все еще делают операцию, а он проснулся.
Когда перед глазами предметы обрели более-менее четкие очертания, он понял, что находится в специальной палате, куда кладут людей после операций. Ему в глаза светило солнце, лучи которого просачивались сквозь занавески, а болело у него абсолютно все – и спина, и руки, где была игла, и даже ноги.
Алан поворочался и попробовал сесть. Сил на это не хватило, но он хотя бы понял, что хуже не стало. Спина его слушалась, и у Алана все еще оставалась надежда на благополучный исход.
Через несколько часов его перевезли в другую палату, а еще через час пустили к нему Лотту, которая вызвалась помочь больному и посидеть у его постели ночью.
Они были всю ночь рядом, в тишине, только с той разницей, что Алан лежал и морщился от боли, а Лотта сидела рядом и держала его за руку, словно пытаясь разделить с ним его боль.
Утром Алану полегчало, но выписать его пообещали только на следующей неделе. Утром Лотте пришлось уйти, чтобы заниматься, а потом немного поспать, но она обещала вернуться вечером.
Алан верил, что его жизнь начинает налаживаться.
***
Последующие несколько месяцев были для Алана еще более сложными, чем предыдущие. Конечно, он был рад, что все прошло успешно, но перед ним была поставлена уже другая задача. И ее было необходимо решить.
Алану предстояло вновь попробовать встать на ноги.
- Но я не могу. Ирэн, серьезно.
Алан подвинулся к Ирэну, который в очередной раз читал какую-то книгу, закинув ногу на ногу и лениво посасывая чупа-чупс.
- А ты через “не могу”. Вот бросит тебя Лотта, перестанет с тобой общаться, найдет себе парня, останешься опять один…
- Ладно, мотивировал.
И Алан начинал сначала.
Обычно за упорство следует вознаграждение. Алан упорно занимался и старался побороть себя. Конечно, и ему тоже был положен подарок, и он его получил спустя несколько месяцев после операции.
Впервые за несколько лет Алан медленно прошелся по траве, опираясь на костыль, вдохнул свежий воздух, запах которого можно почувствовать только в лесу, огляделся по сторонам.
Он был рад находиться не в душной комнате или белой палате, а на природе, вдалеке от людей и машин, от домов и всего, что так не нравилось Алану. Он еще немного постоял и опустился на траву рядом с Лоттой, которая лежала на траве и щурилась от яркого света солнца.
Он взял ее за руку и улыбнулся.
- Знаете что, Шарлотта Картер?
- Что, Алан Флинн? – девушка повернулась к Алану, чтобы лучше его видеть.
- Я тебя люблю, - он покосился на Лотту, с удовольствием заметив искреннее удивление на ее лице. - Просто никак не мог найти подходящий момент. А тут елочки, прохладно, солнце, никого нет. Просто рай.
Лотта подвинулась к Алану и взлохматила его волосы. Она любила частенько перебирать его локоны, которые за пару лет отрасли достаточно намного. Теперь Алан, как истинный художник, собирал их в небрежный хвостик, чтобы они не лезли в краску или не мешались, когда парень рисует.
- Я тебя тоже, Кот.
Алан счастливо улыбнулся и, облокотившись на Лотту, прикрыл глаза.
Несколько лет назад он лежал на кровати и даже не думал, что когда-нибудь будет счастлив.
Несколько лет назад он жалел о том, что его девушка ушла от него, он даже не думал о том, что она могла его не любить.
Несколько лет назад он был не уверен, что продержится и не покончит жизнь самоубийством, ведь у него были такие мысли.
Несколько лет назад Алан и не думал, что сможет сказать кому-то такие слова.
Несколько лет назад… А, впрочем, это уже не важно. Для него было важно, что происходит в настоящем, и он был счастлив. 
