Часть 1
15 июля 2015 г. в 20:15
Птица, запертая в клетке. Лишенная солнечного света, лишенная надежды на то, что однажды придет человек, способный выпустить ее на волю, позволив распустить крылья: такой сейчас была Дженна и она ненавидела себя за это. Ненавидела за то, что дала слабину, ненавидела за то, что не могла сдержать свои слезы, ненавидела за то, что вновь вошла в эту комнату без окон, заперев дверь на замок, лишившись возможности увидеть дневной свет, но больше всего этого она ненавидела е г о.
Он пихает ей в лицо новый выпуск третьесортной желтой газеты The Sun, на обложке которой находится она и принц Гарри, вновь доказывая, что не верит ей более. Дженне не нужны были эти доказательства, ведь она и так давно знала об этом, но его открытое недоверие, которое он раньше пытался хоть как-то скрыть, добивает ее, втаптывает в землю, а его пронзительный взгляд заставляет душу гнить. Она не жалеет. Или жалеет?
Это началось два месяца назад, но Коулман чувствует, где-то там чувствует, что это началось задолго до этого. Ричард перестал так часто звонить ей, когда она была на съемках ‘Доктора’, а о его визитах на съемочную площадку она даже не заикалась; он перестал возвращаться в свои выходные от съемок домой, чтобы лишний раз заснуть с ней в одной постели. Он не тосковал, а ее душа разбивалась на миллионы осколков, которые, кажется, никогда не перестанут двоиться.
Они не ссорились, и шатенка может сосчитать на пальцах двух рук все недопонимания, которые они решали громким скандалом, но этот случай не входит в это... определение? Они молчали, предпочитая не показывать лишний раз свои слабости, хотя знали, что они оба знают о точках друг друга, ранящих сильнее всего. Его устраивала эта повседневная жизнь — приход в их квартиру раз-два в неделю, секс [пусть даже и он со временем перестал связывать их] и тишина в гостиной, изредка прерывающаяся шумным перелистыванием странички очередной книги. А она изо всех сил спешила подтвердить свои догадки произошедшего между ними. Но они оба молчали.
Любовь исчезла, давным-давно став морской пеной, оставив после себя неприятное ощущение, которое люди любят называть привязанностью. И даже эта нить, которая, как оказалось, была последней вещью, связывающей две родственные души, которые нашли друг друга почти четыре года назад, рвалась. И они оба прикладывали к этому неимоверные усилия.
Дженна боялась этого разговора, чувствуя, как он чуть ли не наступает ей на пятки, когда она пыталась как можно дальше убежать от последствий, а Ричард не хотел разрушать то, что они так долго строили, полностью отдавая себе отчет, что начал это первым. С того самого момента, когда впервые проснулся с незнакомой женщиной в отеле.
— Будь добра объяснить, почему первое, что я вижу с утра, так это то, как моя женщина прилюдно флиртует с другим мужчиной? — на словах ‘его женщина’ Дженна горько усмехается. Он все еще считает ее своей женщиной, и девушка очень хочет узнать: кто еще есть в этом списке помимо нее? И она вновь рассматривает вариант ‘промолчать’, мысленно загибая седьмой палец, но нет. Не сегодня, Ричард. Не сегодня.
— Это доказательство, — она поднимает свой взгляд, смахивая скопившиеся слезы и клянется, что не будет плакать перед ним. Она не хочет, чтобы он допустил мысль о том, что ей может быть больно.
— Хватит говорить загадками. Ты знаешь, что тебя это не красит, — его слова эхом проносятся в ее голове и она ненамеренно игнорирует то, что он откладывает газету на тумбочку.
— Доказательство того, что первым, что ты увидел сегодня, была не эта газета. Сейчас четыре часа дня и ты только пришел. Не ври мне, Ричард. Ты знаешь, что тебя это не красит, — отвечает ему, искренне надеясь, что это его заденет, но это всего лишь вызывает ухмылку на его, по ее не скромному мнению, самодовольном лице. В принципе, она этого и ожидала.
— Тогда что же ты увидела первым этим утром?
— Ты знаешь, что.
— Не знаю. Поделись со мной секретом.
Улыбается, опуская голову. Конечно же, он знает, но если эта игра слов стоит их трехлетних отношений, то Дженна хочет выйти победительницей. Поднимает свою макушку и, осмеливаясь подойти ближе, встает на носочки и шепчет ему на ухо. Шепчет так, чтобы он запомнил это, ведь это — последняя ее тайна, с которой она поделится с Мэдденом. — Не-те-бя. — отрывисто произносит каждый слог, отстраняясь.
На мгновение закрывает глаза и чувствует появление комка в горле, будь он неладен. Если бы ее попросили описать ураган эмоций, бушующий у нее на сердце, она бы ответила так: ‘представьте, что все мы — самолеты. И теперь представьте, что один из них разбился’.
— Конец? И даже без поцелуя на прощания? — смотрит на нее и Дженна на подсознательном уровне чувствует, что он так хочет обнять ее, что хочет просить прощения, и она готова сделать то же самое, но гордость берет верх.
— Ставлю точку вместо тебя. Всегда пожалуйста, — улыбается, в последний раз смотря в его голубого цвета глаза, которые когда-то были для нее и морем, и небом. Взгляд которых когда-то был ее. — А теперь иди. Строй замок для другой.
Если бы она могла орать, то сорвала бы голос; если бы она могла пошевелиться, то бежала бы так долго, что переломала бы ноги, но вместо этого они оба стоят в гостиной, слушая тишину, которую больше не прервет звук перелистывания странички одной из многочисленных книг.
И они снова молчат.