***
…Взъерошенный мальчик лет четырех-пяти с ногами сидел на подоконнике, с трудом держась маленькими ручками за старую оконную раму. Он что-то внимательно высматривал на улице, постоянно протирая стекло, потевшее от его дыхания. — Мама, он вернулся уже… — воскликнул мальчик, соскакивая с подоконника и запирая дверь в свою маленькую комнатку. Внизу послышался испуганный женский крик и возня, а затем такой звук, будто кто-то ломился во входную дверь. Мальчик стоял у двери, слушая и кусая губы. Это он слышит не в первый раз… и, скорее всего, не в последний. Затем последует страшный рев разъяренного отца, рыдания и мольбы матери, звон бьющейся посуды и грохот падающей мебели, истошные женские крики… Все повторится с точностью. Потом разъяренный отец поднимется к нему, к несчастному мальчику, и попытается выломать дверь. Но у него ничего не выйдет, ведь ребенок, наученный горьким опытом, уже придвинет тяжелую тумбу к двери, а сам спрячется в старинный шкаф, тихо всхлипывая…***
— Она в конце концов ожесточилась и прогнала его ко всем чертям. Думаешь, обо мне беспокоилась? Она не только ожесточилась, но и отцовские привычки переняла. И злость срывала на мне. Поэтому целыми днями приходилось на улице ошиваться, чтобы под горячую руку не попасть. Все было — и в банду местного хулиганья попадал, и попадался десятки раз… И от матери сотни раз получал. Начиналось с подзатыльников, кончалось синяками и ссадинами. Врал всем, что со старшими хулиганами дрался. Да из нашей шайки мало кто верил — у всех та же ситуация. А потом — письмо из Хогвартса. Общался я, по большому счету, только с магглами, о магии знал мало. Почему мать не просветила? Да потому что решила навсегда забыть и моего отца-мага, и все, что с магией связано. Помнил только то, что успел усвоить до ухода отца…***
…- Мам… Что это такое? .. Одиннадцатилетний мальчик вертел в руках письмо, написанное зелеными чернилами. Он уже прочитал его, но смысл письма для него остался загадкой. Это было больше похоже на неудачную шутку… хотя… В памяти мальчишки всплыли воспоминания. Вот ему четыре года. Он сидит в гостиной… его мать на кухне… стоп. Она не на кухне, она сидит рядом с ним, укутывает его в плед. А на кухне варится суп. Ложка сама помешивает его в кастрюле. — Черт побери… — вырвалось у мальчишки, когда он осознал, что так благополучно забыл. Его мать отреагировала только на эту фразу и вышла из соседней комнаты. Ее совсем не узнать. Еще пару лет назад это была хоть и несчастная, но всеми силами держащаяся женщина…, а теперь она опустилась. Грязная одежда, блуждающий отупевший взгляд. Мальчику всегда этот вид внушал ужас… и отчаяние. — Ну наконец-то… — прохрипела женщина, глядя на письмо в руках сына, — правильно понял, правильно. Поедешь в эту школу. Я училась там… когда-то. Наконец ты не будешь мне весь год действовать на нервы…***
— В Хогвартсе первый год был затюканным незнайкой — ничего в магии не смыслил совершенно. А потом постепенно влился в слизеринский коллектив, хулиганское детство помогло завоевать какие-никакие позиции. Жил в перерывах между каникулами — летом начинался сущий ад. В Хогвартсе было куда легче — тем более, на четвертом курсе связался с будущими Пожирателями Смерти… Никогда не думал, что потеряю эту размеренную жизнь. В начале пятого курса обиделся на всю школу сразу — сбежал на день в Запретный лес. Маленький идиот, черт возьми… Сивый со своей компанией подобрались довольно близко к Хогвартсу, а я, придурок, ночью пошел в одиночный рейд по лесу…***
…Парнишка, кутающийся в местами протертую и рваную мантию, с проклятьями пробирался сквозь чащу Запретного леса. Он даже не использовал палочку, чтобы освещать себе путь — свет мог заметить патруль из Хогвартса. Он хотел лишь переночевать в лесу и снова вернуться в школу — чтобы все понервничали, чтобы знали, что с ним нельзя быть излишне грубыми… На угольно-черном небе огромным кремово-белым пятном сияла луна. Полная луна. За спиной парня послышались шорохи, хруст веток. Он почти не обратил внимания на это — тишины в лесу не было никогда. Но шум нарастал, с чудовищной скоростью нарастал… Парень не успел понять ничего, когда на него из непроглядной темноты набросилась огромная туша косматого зверя. Он ужасающе рычал, его огромная пасть, сверкающая в темноте белизной клыков, нависла над мальчишкой, отражаясь в его полных ужаса пепельно-серых глазах…***
Струпьяр замолчал и отдышался. Девушка, глядя на его измученное и хмурое лицо, хотела было попросить его не рассказывать дальше, но тут егерь срывающимся, дрожащим голосом продолжил. — Напал из темноты. С диким воем прыгнул — огромный волк… Не просто укусил — спину разодрал, странно, как не откусил чего… Смог сбежать, к утру полз по Хогвартским коридорам в крови… Дальше — туман. Наверное, через неделю очнулся, весь в шрамах. Месяц прожил относительно спокойно —, а точнее, провалялся в больничном крыле. А потом, в следующее полнолуние, началось…***
…За решеткой окна плыли серые тучи. Словно обрывки ткани на глубоком, беззвездном черном небе. Парень в больничном крыле метался на постели. Его что-то жгло изнутри, что-то сильное, гораздо сильнее его самого… Оно рвало его на части, заставляло беззвучно рыдать и царапать собственные плечи и руки… Тучи открыли круглый диск полной луны. Представление началось. Учителя, дежурившие у больничного крыла, очень поздно заволновались. Точнее, только тогда, когда услышали цоканье огромных когтей по каменному полу и оглушительный звериный рев в сводах коридоров. Из больничного крыла вырвалось чудовище. Чудовище, когда-то считавшее себя человеком…***
— Не помню ничего. Очнулся, привязанный ремнями к постели, простыни разодраны в прах. Выяснилось потом — обратился в волка, чуть не загрыз несколько учеников и учителя… Струпьяр закрыл глаза рукой. Он тяжело дышал, вытирая навернувшиеся слезы, но тем не менее продолжал уже гораздо спокойнее. — После этого из Хогвартса меня выкинули не задумываясь. Скоты, и до меня же оборотни были… Идти мне некуда. К матери? Смешно. Я ей и нормальный не нужен, а такой… Ничего лучше не придумал, пошел в лес. После почти недели тупого блуждания по лесу меня нашли. Егеря. Под командованием Сивого. Нашли полуживого, потрепанного… Когда очнулся, Сивый мне и объяснил, кто меня куснул тогда… Поставил условие — либо присоединяюсь к егерям, либо он меня добьет.***
…Парень с трудом разлепил глаза. Тусклый свет, боль во всем теле, пронизывающий до костей холод. Он явно лежал на полу, прикрытый подобием одеяла. — О, а вот и спящая красавица очнулась, — прозвучал голос где-то рядом. Послышались тяжелые шаги. Парень инстинктивно зажмурился, делая вид, что все еще без сознания, но это не помогло. — Эй ты! — над ним, словно гром, прозвучал хриплый бас, — знаю, что не спишь. Ты от разговора никуда не убежишь. Парень осторожно приоткрыл один глаз. Над ним склонился огромный мужчина. Его обросшее шерстью звероподобное лицо внушало ужас, от него шел запах… запах крови. — Не узнал? Даю подсказку — ты здесь благодаря мне. Во всех смыслах. Ну-ка, за что тебя выгнали из Хогвартса? Парень промолчал, с неподдельным ужасом глядя в глаза мужчины. Они тоже не были человеческими, нет… — Ты теперь не человек, парень. Ну что, скажешь мне спасибо, или будешь отмалчиваться? — мужчина подавил гнусный смешок, — по крайней мере, за то, что я тебя сейчас не оставил в том овраге, в котором нашел, ты меня боготворить должен. Но мне вполне хватит, если ты решишь приложить свои усилия к тому, чем занимаемся мы. Парень судорожно замотал головой, отстраняясь от оборотня. Тот нахмурился и проревел несчастному в лицо: — Знай, тряпка, я тебе предлагаю жизнь! Если хочешь, чтобы я тебя при любом удобном случае прикончил, валяй, можешь отказаться. Я дам тебе аж целый день на раздумья, не больше. Думай, если хочешь удержать свою жалкую душонку…***
— Все оставшиеся годы ходил по пятам за Сивым, как собака ему подчинялся. Научил меня, как сдерживать себя, будучи волком — дабы на своих не нападал. Представил Темному Лорду — и я попал в ту же зависимость, что и Сивый. Ну спасибо, ничего не скажешь… …Когда Лорд пал, многие Пожиратели загремели в Азкабан. Наша компания очень долго скрывалась, но в итоге… Через несколько лет мы почти все попались. И я тоже. Эти сволочи, которые со мной в одних рядах были, меня сдали за милую душу.***
…Мужчина свернулся калачиком на ледяном каменном полу. Азкабан… Синоним мучений и верной смерти. Он томился здесь уже несколько лет, он уже давно перестал пытаться вырваться из кандалов. Рваная одежда не согревала, ледяной металл еще больше холодил руки и ноги. Главное, что мучает его все эти годы — холод. Беспощадный, пронизывающий все тело и заставляющий дело биться в судорогах. Ничто так не угнетало, как ледяной воздух, обдувающий со всех сторон. «Когда я уже отброшу коньки…»***
— Как и все Пожиратели, я был освобожден, когда Темный Лорд возродился. Я вернулся в лес, завоевал позиции, перебил всех, кто меня подставил… Стал главнее Сивого. Добился-таки этого. Так и провел все оставшиеся годы, гоняясь за преступниками. Встретил тебя. Дальше мы оба знаем, что было… Девушка крепко обнимала егеря, роняя слезы, но удачно это скрывая. Сам Струпьяр неотрывно глядел на пламя, машинально поглаживая девушку по волосам. — Пойдем в дом. Слишком поздно уже, — просипел егерь, поднимаясь с земли и поднимая следом девушку, не отпускающую его ни на секунду, и медленно побрел к сторожке. Звезды ослепительно мерцали на синевато-угольном полотне неба. В тишине изредка слушался протяжный и жалобный волчий вой. Струпьяр, стоя на пороге своего дома, вглядывался в силуэты деревьев. Дождавшись очередного волчьего плача луне, он поднял голову и завыл так же протяжно и душераздирающе, подыгрывая своему далекому собеседнику, жалующемуся на тяжелую волчью жизнь. Как он хорошо его понимал…