Хозяйка

Тёмные волны утихли на время штиля, стынь глубины распахнула седые пасти - не было места здесь слишком наивным, смелым, не было места созданиям с горячей кровью. Брёвна и ветви качались на тихих водах - просто остатки когда-то прошедшей бури, и никого из глубинных не волновало то, чему в мире их не было вовсе места. Здесь, в толще вод, свои правила и законы, нет места слабым и немощным, только сильным, или же тем, кто умеет во тьме скрываться, чтоб не попасться Хозяйке морской пучины. Эта Хозяйка - погибель всего живого, самая страшная хищница океана, эта Хозяйка крупнее своих собратьев, злее, страшнее, безжалостнее, сильнее. Эта Хозяйка не ведает лучшей доли, кроме того, чтобы жрать и прослыть убийцей, в серых глазах, что подёрнуты сизой плёнкой, только лишь смерть вызывает кровавый отблеск. Зубы Хозяйки что пилы, крупнее втрое длинных клыков, что у хищников есть наземных, зубы Хозяйки тела измельчают нежно, чтобы могла она брюхо своё наполнить. Плеск у поверхности слышит глубин Хозяйка, ту, что упала, она ощущает кожей, крови из маленькой раны на лапе львицы запах Хозяйка за тысячу метров чует. Кровь закипает внутри, окропляет тело, отблеском алым отсвечивает во взгляде - знает Хозяйка, что рядом уже добыча, знает Хозяйка, что только сожрать осталось. Тело Хозяйки огромно - под скопом брёвен тёмная тень проплывает, плавник над гладью только на миг появляется, и тотчас же вновь под водой замутнённою исчезает. И предвкушает Хозяйка богатый ужин - высунув морду тупую лишь на мгновенье, видит Хозяйка, что много гостей незваных поданными на нём быть уж давно готовы. Тихие всплески - вздымается туша рыбы с замершей рядом закускою - бурой львицей. Щёлкает пасть, и Хозяйка схватить готова, только внезапная боль ослепляет рыбу - глаз обжигает укус незаметной мамбы, по голове бьёт добыча когтистой лапой. Вмиг темнота с головой накрывает рыбу, тут же ещё одни когти наносят раны - с ней так давно не боролась её добыча, что ослепляют Хозяйку удар и ярость. Бьётся она, словно загнана в сотни сетей, мощным хвостом бьёт по брёвнам, сбивая жертву, клацает пастью в попытке схватить и львицу, и леопарда - потом, развернувшись скоро, серой стрелой, рассекая беззвучно воду, к чёрному льву мчится хищница в ослеплении и нападает, не чувствуя вновь удара.

***

Бой у Хозяйки неистовый и кровавый, сильные челюсти смерть и беду приносят - нет вкуса крови на коже, и нет добычи, но это только везение, и не более. Хватка акулы ужасна и молчалива, ярость, решимость - безумна и одержима только желанием, только одним желанием: чтобы все здесь оказались в её желудке. Каждый бросок неудачен, болят ранения, их разъедает клыками холодной соли сам океан, но Хозяйка не слышит боли, не ощущает, что кровью на теле раны плачут, её под водой хороня навеки. Нет, не сейчас, даже вовсе не слишком скоро, только вот бой этот станет её последним. Вновь запах крови - чужой, не её - и плески, светлая тень баламутит седую воду, следом за ней ещё тёмная исчезает в гулких пучинах под брюхом Хозяйки-зверя. Только пока до столь лёгкой добычи дела хищнице нет - она ищет свою добычу, ту, что так явственно берегом жалким пахнет, ту, что сумела зубами вцепиться в кожу, ту, что коснулась хвоста, оставляя раны. Те, кто зубов не боится, глупы, и долго им не прожить в этих тёмных и страшных водах, те, кто хвоста не боится, ещё глупее - зубы легко на его вырастают месте, ибо во всём обезумевшем океане нет никого, кто быстрее бы был Хозяйки. Вскоре она добирается до добычи, телом огромным ещё одну сокрушая - лев черногривый находится слишком близко, и для порядка Хозяйка его цепляет, даже о следующем промахе не жалея, этому льву от неё никуда не деться. Снова огромная морда с бездумным взглядом над водной гладью вздымается - резок выпад, и наконец тёмно-алая соль природы льётся Хозяйке на зубы, в большое горло, и на зубах остаётся живое мясо. Кровь придаёт и стремления, и сил Хозяйке, тотчас акула бросает свою добычу - скоро сама она свалится мёртвой в воду, и вот тогда-то Хозяйка наестся вдоволь. Тени под брюхом, и сбоку, перед глазами, целью становятся новою и желанной, но, опьянённая первым глотком победы, хищница жизнь ненадолго им сохраняет, просто бросаясь, играя, как кошка с мышкой - им уж не выбраться из беспокойной хватки вод Океана, великого Океана. Жизнь утекает по каплям из ран и сердца, только Хозяйка об этом ещё не знает.

***

Боли Хозяйка с рождения не ощущает, ей неизвестны страданья от ран, укусов - хищника, равного ей, Океан не создал, прозвана хищница Смертью Седого Моря, прозвана истинно - нет никого страшнее, нет никого опаснее и быстрее, нет никого смертоноснее и кровавей - только сейчас ей столкнуться пришлось с добычей, что показалась сперва бесконечно лёгкой, но с каждой новой волною на горизонте эта добыча охотницу убивала. Жжение глухое внутри, в голове мутнеет, странное чувство - как будто она и видит, и ощущает, но только теперь иначе, запахи глуше и звуки гораздо тише, даже её идеальное раньше зрение странно подводит, мутнеет в глазах акулы. Впрочем, то хищнице только лишь неудобство - не понимает Хозяйка, что смерть всё ближе, яд расползается, травит её безмолвно, крошка-змея одолела Хозяйку Моря - та, на кого и внимания не обратили. Впрочем, всё ближе минуты рывков последних - когти впиваются вновь в чешую и спину, только на этот раз мир изменяет ракурс - чует Хозяйка, что что-то не так, и бьётся, силясь столкнуть с себя тяжесть, свою погибель - но тяжелее дышать неподвижной рыбе, и все потуги становятся бесполезны. Дикая ярость захлёстывает Хозяйку, это добыча пытается защищаться? Кровью акулы окрашены воды моря, хвост разметал эту кровь по холодным водам, снова атаки, попытки убить кого-то - всё бесполезно, она ничего не видит, слабость по телу расходится всё быстрее, и для акулы становится ясно только - не по зубам сухопутные крысы морю, может, когда-нибудь - но не сейчас уж точно. Всё ещё можно убить, укусить кого-то, вырвать куски, растерзать, проглотить побольше - пусть напоследок, но то был бы славный ужин. Снова рывок - снова холод воды по нёбу, что-то внезапно врывается, сильно ранит - боли по-прежнему нет, но туман густеет, и из оставшихся жабер сочится алым. Что же, Хозяйка, осталось совсем немного.

***

Бездна страшна неподвижностью, пустотою, тёмные воды алеют, затем чернеют - для Океана нет разницы, кто утонет, он поглощает и хищников, и добычу. Он поглощает, огромный, великий, тёмный, непредсказуемый, яростный и манящий - тех, кто воспитан в его бесконечном чреве, тех, кто не ведает мощи морской стихии. Все, кто не может себя защитить и выжить, лягут на дно его сглоданными костями. Так бесконечно - так было, и будет так же, суть Океана - рождение и могила, там появляется жизнь, обретает форму, там же она неизбежно волной уходит. Страшно Хозяйке - впервые за жизнь под сенью толщи воды и холодных ветров над морем, но этот страх заглушает слепая ярость, даже сейчас, умирая, она кусает. Рвётся, огромная, клацает челюстями, ясно поняв, что теперь ей уже не выжить. Дикое чувство - добыча была сильнее, и уничтожила хищника за минуты. Только что чуяла кровь чужаков Хозяйка - ну а сейчас лишь своей ощущает запах. Силы её оставляют, она не видит, боль наконец-то приходит, и это странно - было неведомо хищнице это чувство, не холодело внутри от чужих ударов. Чувствует Моря Хозяйка чужие когти на защищённом одной чешуёю брюхе, снова пытается сбросить убийцу с суши - и от того лишь быстрее встречает бездну. Несколько выпадов снова лишают силы, знает акула - она сейчас умирает, знает акула, что те, кто её терзает не пострадали почти от клыков огромных. Знает Хозяйка всё это, и ей обидно - так же, как больно - наверно, впервые в жизни. Боль оплетает большое акулье сердце, алые воды густеют, всё больше крови - и угасают последние мысли в шуме тёмной воды, замутняется обоняние, соль обжигает открытые раны рыбы, море становится ей колыбелью снова, так же, как стало когда-то, в живом рождении, крошке-акуле, сумевшей в утробе выжить. Там она стала сильнейшей, была сильнейшей всю свою жизнь - а иначе не выжить было, и наконец Океан ей раскрыл объятия, всё забирая - и имя, и жизнь, и ярость. Крови стихают потоки - мертва Хозяйка.