Рубикон

Я уже очень долго не мучался. И, знаешь, что? Ты тоже. Одиночество это любит. — Любит обнимать, хотя, я даже не знаю, как оно выглядит. Я никогда не поверю в то, что одиночество любит тебя больше чем я. Ты умираешь. Забавно, что от моих рук. Ты точно уверен, что сжигаю именно я, а может, тебя сжигает ярость?! Ты горишь, Лондон, и это прекрасно. Но я не готов смотреть на это. Я не готов целовать тебя в губы, Лондон. Потухшие глаза, бесчувственные губы, я по-прежнему люблю их. И я по прежнему грешник. Теперь я люблю пепел, ведь тебя сожгли мои проклятые руки! Я чувствовал тебя. Я и сейчас чувствую, как ветер обнимается с пеплом. Похоже, ветру ты роднее. Я молюсь всем своим сердцем — прошу прощения у Бога. У того самого, ну, у того, в которого ты никогда не верил… Ты горел, Лондон, так ярко, в 1666-ом… А потом ты продал душу.

***

А помнишь Лондон, и как он горел? В тот день ты продал душу и ради чего?! Чтобы одиночество обнимало тебя на Бейкер-стрит? * За что?! Неужели, ты готов предать меня в любой момент?! Знаешь, я больше не желаю касаться твоих губ, твоих грязных и мерзких губ. Невинная детская улыбка всегда была на твоём лице, и эти глаза, которые смотрели в душу. Однажды этими глазами ты посмотрел на меня, и я ослеп. Я перестал видеть. Видеть и прощать грехи. Я опускаюсь на колени, прижимая к груди большой, железный крест. А знаешь, до твоего прихода я был чище и спокойнее. Но теперь я другой… Я грязный грешник, который тебя сжёг. А ты уверен, уверен, что сжигали именно мои руки?! Быть может, любовь сжигала тебя?! Падре моментально становится пленником собственных слёз. Слышится сдавленный крик, а далее беспощадное убийство эмоций в самом себе. Что я тебе сделал?! Что ты с моей душой сотворил, Джек?! Видишь, каким я стал грешным…

***

Мир, какбудто не заметил как солнце и луна обменялись дежурствами. Их романтичный танец длился всего минуту, но это было прекрасно. Теодор к тому времени уселся на пол. Взяв в руке крест, он начал молиться, по-прежнему являясь пленником собственных слёз.  — Я сжёг. Сжёг грешную душу. Ей уже не было спасения. Знаешь, Боже, теперь я жалею…  — Что вас заставило это сделать? — И в первый раз я не знаю, что ответить. Не знаю, что говорить. Я готов. Я готов целовать костёр, на котором тебя казнили… И я его целую, Лондон, так нежно, и так по-детски… Сегодня впервые, может быть, одиночество решило меня обнять. Ведь мы очень долго не обнимались. Мы очень долго не мучались, и… Знаешь, я рад. Рад, что у костра твой запах, Джек…

***

А помнишь Лондон, И как он горел? Этот проклятый 1666-й год. В тот день пламя охватило тебя со всех сторон. Оно уже коснулось твоих ледяных губ. Ты сам выбрал этот путь. Ты горишь, (Джек) Лондон, и это воистину прекрасно.