Ходи лошадью. Лошадью ходи, дурак! к/ф «Джентльмены удачи»
Ход 1 — Никит, ну ты же понимаешь… Чего ты молчишь-то? Никита сел на край дивана, вытянул ноги и зажал ладони между коленями: — А что говорить? — То есть, тебе окей? — Влад не смотрел на него: взгляд растерянно блуждал по гостиной. — Нет, мне не окей, — сказал Никита и с нескрываемым раздражением добавил: — На подоконнике! За два года он изучил привычки Влада. Тот, когда снимал контактные линзы, вечно не мог найти очки, потому что оставлял их каждый раз где попало. Линзы можно было носить несколько суток не снимая, но Влад каждое утро, уезжая в офис, надевал новую пару, а вечером, придя домой, первым делом её выкидывал. А потом бродил по квартире и искал очки — и делал это непременно только после того, как линзы были сняты. Бродить он мог долго, потому что с минус шестью для того, чтобы найти очки, были нужны очки. Никита плотнее сжал ладони коленями: ещё год назад эти беспомощные поиски казались ему милыми… — На другом подоконнике, — произнёс он, когда Влад пошёл не туда. — Где подзорная труба. Влад ушёл в дальнюю часть гостиной и обратно возвращаться не стал — решил продолжать разговор, находясь за спиной Никиты. Боялся встречаться глазами? Такой сентиментальности Никита от Влада не ожидал. Но тому как будто на самом деле было стыдно. — Надеюсь, ты не будешь говорить, что… Короче, не будешь устраивать сцен. Люди расстаются, это нормально. Никита натянуто рассмеялся: — Ты где-то видишь сцену? — Я вижу, что ты злишься. — Это нормально, нет? Да, я злюсь, потому что… Потому что я думал, что у нас всё хорошо. Мы же созванивались чуть ли не каждый день! Не мог сказать? — Никита повернул голову к Владу и подвёл итог: — Какая же ты трусливая сволочь, Бусыгин! — Не хотел расстраивать раньше времени. — О да, ты обо мне заботился, ну конечно! Просто тянул до последнего… Заявление Влада, что между ними всё кончено, Никиту расстроило не сильно. То есть расстроило, конечно, но скорее от того, что стало неожиданным. А ведь Артём предупреждал — в шутку, разумеется, — что зря он уезжает от Влада на три месяца и оставляет его без присмотра. За таким мужиком надо ходить, как наручниками прикованным, иначе уведут. И вот, пожалуйста, в первый же день после возвращения со стажировки — отставка. — У нас, правда, всё было хорошо. Дело не в тебе, а во мне. — О нет! — Никита закатил глаза. — Я сейчас блевану, честное слово. Влад вернулся в середину комнаты, помялся немного напротив Никиты, а потом сел в кресло. — При прочих равных условиях я бы предпочёл тебя. Можешь мне не верить, но я бы хотел… Я бы правда хотел, чтобы всё было по-старому, — он старался быть сочувственным и убедительным, но получалось плохо. Никита неприязненно поморщился и едко заметил: — Но перед генеральской дочерью устоять не смог. Влад терпеливо его поправил: — Злата не генеральская дочь. — Образно выражаясь, — отмахнулся Никита. — Слушай, мне просто интересно, сколько у папаши должно быть денег, чтобы даже ты купился? Никита смотрел в упор. Влад опустил глаза: — Очень много. Но не в них дело. У Ивана Антоновича есть… другие возможности. — Другие? — переспросил Никита, уже догадываясь, о чём шла речь. — Он тебе корочки пообещал, да? — Ну… да. Никита усмехнулся. Бусыгинская мечта: политическое влияние и депутатская неприкосновенность. Влад участвовал в предыдущих выборах, но проиграл. Они как раз вскоре после этого познакомились. Глеб Арнольдович, когда давал Никите на Влада «ориентировку», так и сказал: «Денег просто до хера. У них с отцом мясокомбинат, даже несколько вроде. Колбасный король, короче, но рвётся в политику. На выборах пролетел, видишь, мутный какой ходит. Сходи, утешь». Никита не принадлежал к числу официальных мальчиков Глеба Арнольдовича, но тот испытывал к нему личную симпатию и совершенно бескорыстно помогал советами несмотря на то, что Никита с регулярностью раз в пару месяцев отвечал отказом на предложение работать. Он приходил в клуб не с надеждой поиметь денег, а с надеждой встретить подходящего человека, хотя от материальной поддержки не отказался бы. Аспирантской стипендии и стартовой зарплаты в не особо процветающей конторе хватало впритык. Через полгода после того, как он утешил несостоявшегося депутата, Никита переехал в его квартиру на Остоженке. Это было рискованно, но они никогда и нигде не показывались вместе, кроме как на приватных вечеринках у людей, которые в силу высокого положения тщательно скрывали свою ориентацию, или в паре закрытых клубов, так что за почти полтора года совместной жизни никто не предъявил Владу обвинений в гействе. — Ладно, — Никита встал с дивана, — пойду собирать вещи. Где мне тягаться с Мосгордумой. — Это не Мосгор, Никит. Всё по-взрослому, — многозначительно сказал Влад. — О, буду утешаться мыслью, что за Мосгор ты бы меня не вышвырнул. Никита дошёл до дверей в холл, когда Влад окликнул его: — Извини! Я не хотел, чтобы так вышло, но… Иван Антонович, Златин отец, он всё знает. Он поставил условие: никаких контактов с тобой и вообще никаких парней, иначе… Никита прислонился к косяку и сложил руки на груди. Это было уже интересно. — То есть, этот твой Иван Антонович знает, что ты пялишь мальчиков, но думает, что ты исправишься и будешь пялить исключительно его доченьку? — Он… Как тебе сказать… Он думает, что это типа моды. То есть, посмотрел на выступление Моисеева по телику и стал геем; перестанешь смотреть телевизор — сразу выздоровеешь. — Слышь, а папашка-то, наверное, тоже депутат? Что-то знакомое слышится… — Нет, он… Это неважно. — Влад, ты серьёзно влипнешь со своей Златой. Хотя... какая в жопу Злата? С Иваном Антоновичем. Жаль, ты сразу на нём не можешь жениться, без посредников, — зло рассмеялся Никита и вышел в холл. — Никит, если что, все вещи в гардеробной в гостевой спальне. Любовь Сергеевна собрала. Никита вернулся из холла. — И давно они там лежат? Влад пожал плечами: — Не помню, месяц, наверное. — Ну и сука же ты! Что ты мне там говорил по телефону? Жду, скучаю… А сам со Златочкой кувыркался. Она-то в курсе, что ты пидор — во всех смыслах этого слова? — Не в курсе. И сразу хочу тебя предупредить, чтобы ты не пытался… — Что?! — резко оборвал его Никита. — Боишься, побегу расстраивать твою свадьбу? Да сдался ты мне! — он развернулся и скрылся за дверью. Влад ничего не сказал, Никита услышал лишь тяжёлый вздох. Оборачиваться он не стал. Вещей в гардеробной оказалось неожиданно много, три коробки и два чемодана, а возле дверей стояли ещё те, что он привез из Лондона. На его машине с микроскопическим багажником придётся делать несколько рейсов, но хотелось разделаться со всем этим одним махом. Он достал телефон и начал искать службу такси, где можно было заказать минивэн. — Никита, малыш, ну пойми меня, пожалуйста… — неожиданно, так что Никита вздрогнул, прозвучал сзади голос Влада. — Что тебе надо, а? — огрызнулся Никита, даже не повернувшись. — Я всё уже понял. Хочешь, чтобы я тебе пожелал счастливой семейной жизни, что ли? — Я бы никогда… Мне никого, кроме тебя, не надо было… Просто это такой шанс. Никита заполнял форму заказа на сайте и ничего не ответил. Даже с такого расстояния чувствовался запах: от Влада крепко, сильно пахло коньяком — только что выпил. Для смелости, что ли? Влад, потоптавшись сзади, продолжил: — Ты оставь всё себе… В смысле, машину и остальное. Если тебе деньги нужны на первое время… — Да подавись ты своими деньгами! — зло бросил Никита. Он только сейчас, когда стал заказывать такси, понял, что не знает, куда ехать. Понятия не имеет. Его квартира пока существовала только в виде проекта, родных в Москве у него не было, а друзья… Далеко не все из них были готовы принять его вот так вдруг. У Артёма сейчас, как он понял, любовник в Москве, Женька временно вернулся к родителям, а вот Олежка Замкадыш вполне мог пустить его к себе на несколько дней. Влад вдруг обнял его за пояс, соединив руки на животе и даже попытавшись подсунуть их под ремень джинсов. — Ты охуел? — по-деловому, без капли удивления или возмущения поинтересовался Никита. — На прощанье, а? — зашептал Влад ему в ухо и поцеловал в шею. — Последний раз… Никита отдёрнул голову и начал отдирать сцепленные в замок руки Влада от себя: — Лапы убери, козлина! — Я три месяца ждал. Я правда скучал, Никит… Ну что тебе стоит? Ты сам же хочешь! — Ни хрена я не хочу, — Никита, наконец, вырвался из рук Влада и развернулся к нему лицом. — Ебись теперь со своим Иваном Антоновичем! Никита взял первые два чемодана и покатил их к выходу из комнаты.***
С Олегом Никита созвонился, пока ждал такси. Тот, как Никита и предполагал, был не против кратковременной вписки. — Конечно, приезжай. Правда я не дома сейчас. А что случилось-то? — Потом расскажу, — Никита покосился на консьержа, который с равнодушным видом поливал выставленные в холле пальмы, но, скорее всего, внимательно прислушивался к разговору. — Влад тебя того или ты сам? — Того, — пришлось сознаться Никите. — Вот гандон! — возмутился Олежка. — Ладно, нормально всё будет. Не переживай. — Угу. Олежка Замкадыш раньше был одним из протеже Глеба Арнольдовича, но отошёл от дел, когда его карьера в компании, занимающейся оптовыми поставками лаков и красок, пошла в гору. Олег начал регулярно ездить в командировки в Германию и Финляндию, влез в ипотеку и купил квартиру. Именно ей он и был обязан своим прозвищем. Прозвища на удивление метко умел раздавать Глеб Арнольдович, и у всех его мальчиков кроме «творческого псевдонима» для клиентов была ещё и кличка «для своих», но к Олегу не пристала ни одна. Но когда он, уже уйдя из клуба, купил ту самую квартиру, которая находилась ровненько за МКАДом, на Белой Даче, и сам себя назвал замкадышем в разговоре, прозвище приклеилось моментально. Никита добирался в Котельники из центра около двух часов — времени поразмыслить над ситуацией было полно, и поэтому, когда Олежка спросил его, как у него дела вообще, безотносительно Бусыгина, он смог точно и определенно ответить, что погано. — Не ужасно, но денег впритык. Я эти три месяца не работал, а тратил много… Ну и кредит за квартиру ещё. — Слушай, а я думал, за курсы Влад платил, — Олежка достал из холодильника две новых бутылки пива и поставил на кухонный стол. — За сами курсы и за проживание — да, а всё остальное я сам… Мог у него попросить, не вопрос, он бы не отказал. Но я что, на еду и шмотки себе сам, что ли, не заработаю? Никита сделал первый глоток и поморщился, когда от пузырьков газа защекотало в носу. Живя с Владом, свою зарплату он не то чтобы спускал на ветер, но тратил, не задумываясь, потому что было кому поддержать. Но богатенький папик Бусыгин помахал ему ручкой, а он остался на мели. Сбережения, однажды уйдя на первый взнос за квартиру, из-за кредита и прочих трат накапливаться не торопились; восьмого числа с карточки снимут очередные сорок пять штук за ипотеку — почти половину того, что на ней было. Зарплата не предвиделась до пятнадцатого, а жильё надо было искать уже сейчас: у Замкадыша можно было перекантоваться недельку, не больше. — Я завтра позвоню по объявам, — сказал Никита, выбирая из стоявшего перед ним блюда креветку покрупнее. — Буду искать что-нибудь поближе к работе. — Пока можешь не париться, живи здесь. Я через две недели в Анталию уезжаю, заодно за квартирой присмотришь. Только до твоей работы добираться отсюда — полная жопа. — Ничё, доберусь. Я, может, раньше съеду, но спасибо по-любому. — Ага, — Олежка кровожадно оборвал креветочью голову. — А с машиной что? Тебе оставил? — Ну да, она и оформлена на меня была. Я сначала думал, щас так красиво ключи ему в рожу швырну! А с другой стороны, какого хрена? Какая, на хрен, гордость — без тачки остаться? — Правильно сделал, — подытожил Олежка, — если б швырнул, наши над тобой ржали бы не переставая, что ты за два года даже на машину не насосал. Никита только пожал плечами и сделал очередной глоток. У него не было цели сбить с Влада побольше бабок. Возможно, в тот вечер, когда он подсел за его столик, основной мотивацией и были золотые горы, на которые намекал Глеб Арнольдович, но встречался он с Владом не только из-за денег. Влад ему нравился. Умный, уравновешенный, симпатичный, заботливый. Не без недостатков, с частью которых иногда было трудно смириться и которые со временем раздражали всё больше и больше. Но у кого их нет? Правда Никита затруднялся, к чему следовало бы отнести расчётливость и целеустремлённость Влада — чисто теоретически это было достоинством, но в практическом применении к нему, Никите, обернулось готовностью выкинуть его из дома и из жизни вообще, когда на горизонте появилась невеста с приданым в виде депутатского мандата. Никита подумал, что в глубине души всегда ждал от Влада чего-то такого. Сегодня его вывело из себя не столько «нам придётся расстаться», сколько то, что Влад ему несколько недель пел про люблю-скучаю, а сам в это время вовсю крутил с генеральской дочерью. Вот такого Никита не ожидал. Думал, что в случае чего его пошлют сразу и без разговоров, а получилось совсем иначе: Влад то ли стыдился, то ли боялся признаться и даже пару раз извинился. Но если подумать, Бусыгин был очень даже неплохим мужиком — не ревнивым, добрым, щедрым… — Ебать… — даже не произнёс, а простонал Никита, хлопнув себя по лбу. Он отставил пиво в сторону и выскочил в коридор, где вдоль стены стояли в строй пять его чемоданов и три коробки. — Лошадь! Блядская лошадь! Обеспокоенный Олежка тоже бросил пиво и вышел в коридор: — У тебя всё нормально? Никита раскрыл первый чемодан: — Любовь Сергеевна точно должна была положить… Тут вроде… Нет! — Ты чего потерял-то? — спросил Олежка. — Документы, там целая папка была, — он взялся за второй чемодан. — Документы на лошадь. Я тебе не говорил, что ли? Влад же мне лошадь подарил… — Блядь, на хуя тебе лошадь? В смысле, Влад ничего нормального не мог придумать? Полезного. — Мы с ним осенью в Вене были, ходили в Испанскую школу смотреть на выступление лошадей. Потом ездили кататься под впечатлением. Мне понравилось, но я у него лошадь точно не просил… Вот точно! А он взял и через пару месяцев повёз меня в отель один на выходные. Тебя ждёт сюрприз, говорит. Я ещё такой думаю: нет, чтобы на выходные в Европу куда-нибудь слетать, если хочет сделать сюрприз. Почему мы в область едем? Какие сюрпризы меня ждут в Ленинском районе? А там при отеле конюшни, и он мне эту лошадь дарит! — Никита перешёл к третьему чемодану. — Вообще приятно. Лошадь красивая, породистая… Но можно же было спросить. Вот правда, на хуя мне лошадь? Я даже ей управлять…. в смысле на ней ездить толком не умею. Я так вежливенько Владу говорю, спасибо, дорогой, но я как-то не по лошадям и вообще. Будешь учиться, говорит, тебе же в тот раз понравилось. — Нда… — протянул Олежка. — Это дико романтично, но вообще тупо. Никита только вздохнул. Он тоже считал, что дарить, не спросив предварительного согласия, лошадь — немного странно. Закончив рыться в последнем чемодане, он перешёл к коробкам. Все три тяжёлые, будто свинцовые — внутри лежали книги и прочие вещи, не относящиеся к одежде. — Ага, вот! — Никита вытащил толстую кожаную папку с серебристым тиснением по корешку. — Мелюзина, две тысячи шестого года рождения. — Никит, а ведь она, наверное, стоит прилично? — предположил Олежка. — Тридцать семь тысяч евро, — Никита довольно помахал перед ним договором продажи. — Сейчас, наверное, дешевле… А может, наоборот, дороже. В ценообразовании на лошадей я не особо разбираюсь. Вдруг они с возрастом только дорожают, как бренди. — Вот это вряд ли… Так что, будешь продавать? — Конечно, — Никитин голос звучал гораздо бодрее, чем когда они сидели за столом: оказывается, с финансами у него дела обстояли очень даже неплохо. И как это он раньше про лошадь не вспомнил? — А не жалко тебе её? — Как сказать… Я на этой лошади за всё время четыре раза успел покататься. Может, пять. Потом уехал учиться. Короче, это не собака, с которой десять лет в одном доме прожил. Продам без сострадания. — Только вряд ли быстро, — с сомнением заметил Олежка. — Изучу этот вопрос, — пообещал Никита, укладывая папку с документами обратно в коробку. Потом они с Олежкой перебрались на балкон. Вместо перил была поставлена широкая столешница, так что получалось что-то вроде барной стойки в длину всего балкона — можно было сидеть за ней и любоваться видами с высоты семнадцатого этажа. Никита так и сделал: отставил надоевшее пиво в сторону, руки положил одна на другую, как школьник за партой, и упёрся в них подбородком. От трёх бутылок расслабило и пригрузило. В узкий просвет между соседними домами было видно автостраду — пульсирующий в густых сумерках поток огней, а в другой просвет, ещё более узкий, — желтоватое зарево от фонарей над кольцевой. — Отсюда красиво, — заметил Олежка, поняв, на чём подвис Никита. — Можно втыкать часами. А вблизи я МКАД ненавижу. — Это потому, что ты живёшь по эту сторону, а не по ту, — не удержался Никита. По ту сторону была Москва: внешне никаких отличий, всё те же жилые кварталы с кусками промзон между ними, однако формально — Москва. Город возможностей. Неисчислимых возможностей согнуть тебя, сжевать и выплюнуть косточки. Никита знал, что не пропадёт и выберется, именно благодаря тому, что возможности здесь для этого были. Это не городок на Северном Урале, куда после окончания вуза честно вернулся Артём и оказался в ситуации, когда оставалось лишь биться лбом о стену: место на единственном предприятии, где специалист его профиля мог быть востребован, уже было занято, а освободись оно, туда сразу выстроилась бы очередь из родни и друзей руководства. Артём, покрутившись на родине полгода, уехал назад в Москву. Правда, работать по специальности он и тут не стал. — Может, передумает ещё, — Олежка щёлкнул зажигалкой над ухом у Никиты. Тот вспомнил, как прошлой осенью говорил примерно то же самое нажравшемуся в сопли Олегу, когда того «уволил» мужик, с которым они долго — и тайно — встречались. Мужик был успешным кардиологом, и в тридцать девять его вдруг настиг кризис среднего возраста. Он внезапно почувствовал, что прожил жизнь зря, потому что только дом построил, а ни дерева не посадил, ни сына не родил. Никита не знал, насколько успешно произошла посадка дерева, но сына этот мудак какой-то девке заделал и собрался на ней жениться. Олежка удивил и Никиту, и Артёма своей бурной и тяжёлой реакцией на расставание: у него, по-видимому, всё было серьёзно. Трёхдневное Замкадышево бухание закончилось торжественным спуском вещей бывшего в мусоропровод и клятвой никогда больше не связываться с бишками, принесённой на «Основах маркетинга» Котлера; это было самое близкое к Библии, что нашлось в квартире. Олежкин бывший, естественно, не передумал, и Никита был уверен, что Влад тоже не передумает. И даже если бы и передумал — он для себя уже всё решил. Там, у Влада в квартире, он чувствовал себя униженным и выброшенным, как старая тряпка; а потом ему резко похорошело. В расставании была и положительная сторона: ему больше не надо будет притворяться. — Я не передумаю, — сказал он, когда Олежка уже и не ждал его ответа. — Да ладно, позвонит и побежишь. — Нет. И он не позвонит, у него теперь Злата, — уныло ответил Никита. — Свадьба скоро. — Да ясно же, что без папаши он на неё и не посмотрел бы. Захочется мужского тепла, вот увидишь… — За ним папаша следит, чтобы ни-ни, а то в Думу не пустит. — А прикинь, Влад будет свою женушку обхаживать, а с выборами его наебут! — злорадно заявил Олежка. — И останется у него одна Злата без мандата. — Это мы с тобой два безмандата, — зло отозвался Никита. — Неудачники… По уши в кредитах, а мужики шлют, стоит удобной бабе появиться.***
Утро воскресенья у Никиты наступило ближе к полудню. Проснулся он от звона посуды на кухне: Олег, судя по запаху, что-то жарил. Вчера, когда он ехал из аэропорта домой, думал о том, что на следующий день — вот счастье! — не надо на работу. Они с Владом поваляются в кровати с утра, потом неспешно сделают кофе, выпьют его в постели и опять поваляются… О чём он точно не думал, так это о том, что проснётся на разложенном кресле в квартире Олежки с мутной после вчерашнего головой, переполненным до боли мочевым пузырём и мыслями о мудацком Бусыгинском поступке. И попробуй решить, что из этого хуже… Когда он вышел из ванной, оказалось, что Олег уже разморозил и поджарил блинчики с мясом. Никита, когда зашёл на кухню, бросил взгляд на валяющуюся возле мойки разорванную картонную упаковку, перевернул отогнутый край и произнёс: — «Арбатские Премиум». Это Яковлева проект, замдира нашего. — Да? — равнодушно переспросил Олежка. — Первый раз вижу, честно говоря. Взял по акции. — Остатки распродают, они отказались от этой марки. Заказчик — Бусыгинский конкурент, не особо серьёзный, конечно. Яковлев хотел часть моих ребят себе оттянуть на два часа в день, прикинь! Я упёрся и не дал. Это же в чистом виде конфликт интересов. Мы Бусыгину тоже блины и пельмени продвигали. Он крупнейший клиент, и если мы будем одновременно на конкурента работать, это же… Пиздец, короче. — Но он всё равно сделал? — Сделал, но своими силами. Своей командой, то есть. Когда концепт согласовывался, они меня попросили высказаться. Я и высказался. Наверное, тоже не совсем прав был. В смысле, не по-деловому разговор повёл, а просто с ноги объявил, что хуйня. Сказал, что и дизайн хуйня, и идея тупая, и что с позиционированием проёб — на премиум не тянет. Что, блядь, потребители того премиума, на который они замахиваются, замороженные пельмени по определению не жрут. Ну, Яковлев решил, что я вроде как завидую и вставляю палки в колёса, потому что не мой проект. — И что? Успех его настиг? — Нет, конечно. Замдир у нас заебись креативный, но эта креативность просто прёт без всякого смысла, без учета восприятия аудиторией и всего прочего. Ну, он может что-нибудь крутое придумать, но такое, знаешь: круто, прикольно, но продаваться не будет. Он чисто креативщик, а в продажах и маркетинге не рубит вообще. Массовик-затейник. С клиентами у него хорошо получается контакт наладить, а как профессионал он так себе. Когда я к ним Бусыгина приволок в качестве клиента, то мы с ребятами первый кат-гайд сделали за всю историю фирмы. Правда, я одного дядьку из другой конторы консультантом привлекал, сам тоже не потянул бы. — А, ты рассказывал, помню, — поддакнул Олежка. — И за это они теперь тебя ненавидят… Типа самый умный. Никита усмехнулся: — Замдира точно ненавидит, остальные — вряд ли. Когда «Арбатские полуфабрикаты» свернули как неприбыльные, он сказал, что я его задавил бюджетами. И вообще я во всём виноват — не дал ему специалистов. Можно подумать, кроме моих больше никого нет. Я когда Владу проект начинал, шрифты вообще у Роба Кларка заказывал в Лондоне. А Яковлев в Москве найти никого не смог. Да он просто удавится от жадности на сторону платить, когда свои могут за зарплату сделать. Ну и сделали, как могли, — Никита сел за стол и подцепил на вилку блинчик. — Как представлю этого хрена, так сразу на работу неохота. А блины ничего такие... Когда они с Олегом уже пили кофе, у Никиты зазвонил телефон. Номер был незнакомым. — Это Никита Борисович? Вас из «Зелёного бархата» беспокоят, — сказал приятный женский голос. — Откуда-откуда? — переспросил Никита. — Кантри-клуб «Зелёный бархат». — А, да, понял, — Никита вспомнил название того отеля, где они останавливались с Владом и где содержалась та самая лошадь, с продажей которой он сейчас связывал свои надежды на счастливое финансовое будущее. На секунду ему стало страшно: вдруг скажут, что Мелюзина пропала или заболела. — Как раз собирался приехать к вам. — Да, было бы хорошо, но в принципе эти вопросы можно и по телефону решить. — Какие вопросы? — обеспокоенно спросил Никита. — Дело в том, что у вас образовался долг… Простите, — немного смутилась девушка, словно ей было неудобно сообщать клиенту, что у него есть долг, — мы пытались дозвониться до вас раньше, всю эту неделю звонили, но телефон был недоступен. — Я был за границей, и этим телефоном временно не пользовался. Так что там за проблемы? — Содержание вашей лошади, Мелюзины, в конюшне клуба было оплачено по пятое июля включительно. Обычно оплата производится вперёд, но у нас сотрудница в отпуск ушла, и мы вовремя не отследили этот момент, так что теперь вам нужно заплатить за прошедший месяц и за текущий. — Хорошо, я понял, — Никита сжал зубы: только этого ему не хватало — деньги, которых и так было не очень много, таяли на глазах. — Какой там долг? — Восемьдесят тысяч. Но если вы оплатите, как в предыдущий раз, сразу за полгода, мы предоставим скидку в разме… — Сколько?! — вырвался у Никиты возмущенный возглас. Но потом он быстро поправился: людей, которые забавы ради покупают лошадей за тридцать семь тысяч евро, такие суммы не должны смущать: — Повторите, пожалуйста, связь не очень хорошая. — Восемьдесят тысяч. — Э-э… Хорошо. Я приеду через день или два, и мы всё решим. — Понимаете, ваша лошадь находится у нас уже… — начала девушка. — Простите, опять что-то плохо слышно, — прокричал в трубку Никита, а потом скинул звонок. — Да блядь же! Долбаная лошадь! — Что такое? — спросил Олег, который напряженно вслушивался в разговор, но ничего не понимал, хотя очень хотелось. — Звонили из клуба, где лошадь стоит, — Никита, забыв про кофе, ушёл в коридор. Вернулся он с Мелюзининой папкой. — Где-то тут должен быть договор, — Никита торопливо перебирал бумажки. — Ты представляешь, аренда этого самого, как его, стойла, стоит… бля… И правда: сорок тысяч в месяц! — Да ни хера ж! — воскликнул Олежка. — Квартиру можно снять! Эта лошадь, она там прямо в номере, что ли, живёт? — Так, аренда денника, выгул, уход, так-так-так… в размере сорока тысяч рублей… Срок уплаты… еще и пени! — Никита поднял на Олежку глаза. — Я с этой лошадью конкретно попал. Надо продавать срочно, я её не прокормлю. Мне вот прям сегодня-завтра за неё надо восемьдесят штук выложить… — У тебя нет, что ли? — Есть, но восьмого числа должны сняться деньги за ипотеку. На неё уже не хватит. Никита потёр рукой взмокший лоб. Ситуация была такая, что впору было хвататься за голову. Буквально сутки назад он возвращался домой из Лондона: у него были Влад, жильё и деньги. Влад вычеркнулся из его жизни вместе с жильём, деньги пока ещё были, но их собиралась сожрать лошадь. Оставалась работа. На работе завтра можно будет попросить аванс. Точно, попросить аванс, а с клубом договориться об отсрочке — не выгонят же они Мелюзину за ворота. А если выгонят? Он тогда останется без лошади и без перспективных тридцати семи тысяч евро. — Слышь, Олежка, сигареты есть? — Ты же бросил. Никита отхлебнул холодный кофе, поморщился и выплеснул оставшиеся полкружки в мойку. — Снова начал. Он не курил почти два года: помешанный на здоровом образе жизни Влад настоял. Бросить оказалось просто: Никита курил мало, больше за компанию или когда нервничал; с этим требованием Влада смириться было легко. Легче, чем с его требованиями к сексу. Хотя Влад ничего не требовал. Он просто не понимал, что что-то было не так, а Никита делал вид, что его всё устраивает. И он не представлял, каким эгоистичным и самовлюблённым мудаком Владу надо было быть, чтобы целых два года ничего не замечать. Или делать вид, что не замечает. С другой стороны, каким лживым хуйлом был он сам, раз два года притворялся. Никита вышел на балкон и, открыв створку, где не было москитной сетки, и высунувшись наружу, затянулся. Надо решить, за что хвататься и какую дыру первой затыкать. Звонить сейчас по объявлениям о сдаче квартиры, как он вчера планировал, не имело смысла: у него нет денег. Ещё три недели перекантуется у Замкадыша, а там всё может измениться. Вдруг он продаст лошадь? Никита решил, что этим сейчас и займётся. С лошадью надо разобраться в первую очередь.***
В какой-то момент, огибая по обочине очередную гигантскую лужу, Никита начал бояться, что никогда не доберётся до «Зелёного бархата», застрянет в этом блядском лесу и останется там навсегда. Сразу после звонка из «Бархата» он поехал к дому Влада, где вчера осталась его машина, а потом отправился в кантри-клуб. Свернуть с шоссе возле стенда с указателем не удалось — вся правая половина дороги была перекрыта из-за подводки каких-то коммуникаций. Стрелка с надписью «Объезд» указывала прямо, а потом направо, но Никита то ли пропустил нужное место, то ли его просто не было. В итоге он съехал на какую-то грунтовку с продавленной тяжелой техникой колеёй, по которой его «тэтэшка» угрожающе громко заскребла дном. Никита упорно ехал вперёд, ориентируясь по навигатору, раз уж дорожные указатели его подвели, и проклинал строителей коттеджного посёлка «Шахматово», которые всё вокруг разрыли. В конце концов, обогнув огромную стройку, Никита смог вернуться на асфальтовую дорогу — правда, произошло это почти у самых ворот «Зелёного бархата». Белоснежная машина была по окна в грязи и шлепках глины. Остальные автомобили на парковке были если и не идеально чистыми, то уж точно не выглядели так, словно ехали через непролазные говна. Видимо, нормальный объезд всё-таки был, и одному Никите не посчастливилось его найти. Никита зло хлопнул дверью, с которой посыпались куски подсохшей глины. Разговор с администратором был не очень приятным, но коротким. Никита заплатил вместо восьмидесяти тысяч пятьдесят, наплетя какой-то ерунды про то, что у него временные трудности с основной картой, а на «запасной» он не держит крупные суммы, и пообещав перечислить оставшийся тридцатник в понедельник или вторник. После этого он пошёл в конюшни. Стойло с табличкой «Мелюзина. Вестфальская. 2006. От Мартини и Ватерлоо» на дверце было пустым. — Это не вы, случайно, владелец Мелюзины? Никита обернулся: в дверях конюшни стояла молодая девушка в джинсах и мешковатой светлой ветровке, накинутой поверх оливково-зелёной форменной рубашки с вышитым на кармашке логотипом клуба. — Да, это я. — Я так и подумала. Она в леваде. — Простите, где? — не понял Никита. — Снаружи, в загоне. Никита кивнул: — Я не очень во всём этом разбираюсь. А как туда пройти? — Идёмте, провожу, — предложила девушка. До левад было довольно далеко. Девушка молчала, пока они шли вдоль длинных конюшен и не менее длинного крытого манежа, а потом вдруг сказала: — Вы редко к ней приезжаете. Сказано это было ровным тоном, но Никита услышал в голосе что-то вроде осуждения, но даже не упрёк, а, скорее, обиду. — Меня последние три месяца вообще в стране не было. А до этого… были другие дела. — Зачем тогда покупали? — Это подарок. Честно говоря, не самый удачный, — Никита не собирался никому рассказывать, как ему досталась Мелюзина, но эта девушка… Она была здесь не для того, чтобы обслуживать клиентов, она была здесь ради лошадей. Это чувствовалось. — Буду её продавать. Девушка внимательно посмотрела на него светло-карими, какими-то тёплыми и летними глазами и указала пальцем в сторону: — Вон она. Левады, их было несколько, были длинными и узкими и тянулись до жидкого леска. Мелюзина и с ней ещё одна лошадь, вороная и блестящая, словно шёлковая, гуляли в ближайшей. Увидев девушку, обе лошади подошли к ограде. Она порылась в кармане куртки и достала половинку морковки. Она протянула её вороной, а Мелюзине сказала: — Больше нет, прости. Тебе, наверное, хозяин что-нибудь принёс. Мелюзина ткнулась головой в сторону Никиты, словно поняла, что ей сказали, но потом обиженно отвернулась и, моментально потеряв к людям интерес, отошла. Никите стало немного неловко. Мелюзине он ничего не принёс; он вообще не подумал об угощении. Он посмотрел, как вороная лошадь склоняет голову к рукам девушки, та треплет её чуть выше носа, а Мелюзина пристраивается в очередь за поглаживаниями. — Думаю, у другого хозяина ей будет лучше, — Никита сунул руки в карманы брюк и сделал пару шагов назад, чтобы не стоять у ограды, как бедный родственник. — Вы случайно не знаете кого-нибудь, кто бы заинтересовался? — А за сколько будете продавать? — Толком не думал. Покупали полгода назад за тридцать семь тысяч. Евро. Девушка понимающе качнула головой. — Буду иметь в виду, если кто-то станет спрашивать, — а потом добавила: — У неё характер хороший, да и вообще… Буду скучать. Хотя вряд ли вы её быстро продадите. Постоит ещё у нас. — Возможно, — согласился Никита, хотя сам уже решил, что перевезёт Мелюзину в другие конюшни в любом случае: легко можно было найти такие, где содержание обходилось в два раза дешевле. Может, условия, конечно, будут и не такими роскошными, но у него самого условия теперь были не то чтобы роскошные… Девушка ушла, а Никита остался у левад один. Ни Мелюзина, ни её вороная подружка не обращали на него никакого внимания. Никита дождался, когда лошади отойдут одна от другой, чтобы чужая не лезла в кадр, достал телефон и начал фотографировать. Мелюзина была красавицей: лёгкая, стройная, с маленькой аккуратной головкой, какого-то редкого и удивительного цвета, который в документах был скупо обозначен как «серый», но на самом деле был близок к серебристо-седому. Сфотографировав лошадь сбоку, Никита решил сделать что-то вроде портретного снимка спереди. Он начал махать Мелюзине рукой и звать её, чтобы она подняла голову, но она по-прежнему его игнорировала. А чего он, собственно, хотел? Что лошадь заглянет в документы и признает его хозяином? Никита заметил, что от дальних левад в его сторону кто-то идёт. Молодой мужчина в красной футболке-поло остановился чуть поодаль, облокотился на перекладину заграждения и начал рассматривать лошадей. Никита заметил, что временами он поглядывает и на него. Он сделал последний кадр и убрал телефон в карман. — Красивая лошадь, — произнёс мужчина. — Которая? — спросил Никита, повернувшись вполоборота. — Все. Но вон та серая лучше всех. — Это Мелюзина. — Её фотографировал? — Да, — Никита сделал пару шагов в сторону незнакомца, чтобы не приходилось кричать. — Собираюсь продавать, надо сделать фото для объявления. Он быстро окинул мужчину взглядом, за секунду составив достаточно полное представление: высокий, в хорошей форме, не красавец, но довольно симпатичный, самое лучшее в лице — светлые умные глаза и сильный, хотя и немного тяжеловатый подбородок с ямочкой. Волосы тёмно-русые, но впереди, где они были подлиннее, кончики выгорели почти до золотистого. Футболка с крошечным хилфигеровским логотипом, джинсы-классика не поймёшь какие, но явно не дешёвка с рынка, светлые замшевые лоферы — всё слишком неопределённо. Конечной целью оценки было установление финансовой состоятельности мужчины, а точнее: мог ли он позволить себе купить самую лучшую здесь лошадь? Эта мысль возникла в Никитиной голове сама собой, едва он понял, что парню в красной футболке понравилась Мелюзина; но корыстные мотивы быстро сменились другими: мужик был на редкость привлекательным. Никита тут же мысленно одёрнул себя. Не время думать о сексе — хотя дело не в сексе… А может, и в сексе, потому что ум и такая вот спокойная уверенность в себе офигенно сексуальны, просто невероятно и крышесносно сексуальны… — А почему продаёшь? — спросил тем временем объект сексуально-финансовых желаний Никиты. Никита не допускал даже мысли о том, чтобы сознаться, что он вообще-то обыкновенный офисный работник и не может себе позволить содержать лошадь. Надо было держать марку. — Нет на неё времени. Я три месяца жил за границей, только вчера приехал. Скоро, возможно, опять надо будет уезжать. В общем, ей нужен другой хозяин, который будет о ней заботиться… — Никита протянул мужчине руку и представился: — Никита. — Андрей, — тот оторвался, наконец, от изгороди, выпрямился и крепко сжал его ладонь. Никита улыбнулся, постаравшись сделать улыбку сдержанной и не слишком заинтересованной, и быстро перевёл взгляд с лица Андрея на их соединённые в рукопожатии руки. Но он успел заметить, что ответный взгляд был довольно долгим. — Любишь лошадей? — спросил Никита, просто чтобы поддержать разговор. — Да, они… красивые, — Андрей ответил немного неуверенно. — Я иногда специально прихожу посмотреть на них. — Живёшь в отеле? — Нет, заезжаю на ужин. Делаю заказ и иду прогуляться по территории, это лучше, чем двадцать минут сидеть в зале. — Да, наверное… Андрей взглянул на часы — Никита не настолько прокачался, чтобы с лёту определять модель и стоимость, но крест Калатравы на циферблате заметить успел — и сказал: — Пора. Уже должны были приготовить. — Хорошего ужина, — пожелал Никита и после секундного колебания добавил: — Насчёт лошади... Я понимаю, что вряд ли, но если захочешь завести свою, имей в виду Мелюзину. Я на следующей неделе выставляю её на продажу. — Подумаю. На самом деле у меня было это в планах. В смысле, своя лошадь, — к удивлению Никиты сказал Андрей. — Правда, не в этом году, а в следующем. Но если предложение будет хорошим, то почему бы и нет. Конечно, мне надо для начала прикинуть, подумать. — Если что, звони. Никита вытащил из кармана визитницу и протянул Андрею карточку. Ему было немного неловко навязываться незнакомому человеку со своей лошадью, но он не собирался упускать ни одного шанса. — Спасибо, — Андрей пробежал глазами по карточке и достал в ответ свою. Когда Андрей ушёл в сторону гостиницы, Никита прочитал, что было написано на карточке. Он присвистнул и, не убирая визитку, достал телефон. Полазив в интернете — без особого успеха — он набрал номер, который не набирал уже полтора года как. — Глеб Арнольдович, добрый вечер. Это Никита. Узнали? — Здравствуй, Никита, — послышался знакомый бархатистый и одновременно жёсткий голос, — слышал уже про Бусыгина. Жаль, конечно. — Да нет, не особо, — отмахнулся Никита, гадая, откуда Глеб Арнольдович прознал. Вряд ли от Олежки — они редко пересекались; скорее всего, все в Москве уже знали, что Влад женится и расстаётся с любовником, один он сидел, как идиот, в Лондоне в счастливом неведении. — Год назад ещё может быть, сейчас уже нет. — Ну и молодец. Правильное отношение, — похвалил его Глеб Арнольдович. — Заходи в гости, Бусыгин твой не последний такой. Другого найдём. — Спасибо за предложение, но я пока не ищу, — Никита привычно отклонил предложение Глеба Арнольдовича: и предложения, и отказы уже давно превратились в ритуал и стали шутливыми. — Я по делу звоню. Хочу спросить кое-что. Извините, что я так вдруг… — Да ничего-ничего. Что спросить хотел? — Вы слышали про такого, — Никита посмотрел на визитную карточку, — Андрея Соколова? Строительная компания «Страта», директор. — Что-то знакомое… Соколов, Соколов… А зачем тебе? — Я с ним познакомился. Случайно. Понять не могу, он из наших или нет. Неохота в морду получить, если ошибся. — Ты что, Никиточка, думаешь, я каждого пидора в Москве знаю? — Каждого пидора с деньгами, — уточнил Никита. — А судя по сайту этой «Страты», они там зашибись большие. — М-м… Он молодой, да? Лет тридцать пять или вроде того. Приехал из Питера. — Да, на сайте написано, родился в Ленинграде, учился в Московском строительном, начал бизнес в Санкт-Петербурге. — А, точно! У них там типа два директора, один — Соколов, а другой старый хрен, вроде меня, Невский, что ли… — Донской. — Понял, про кого ты. Он из наших, Соколов этот. В моём клубе не был. Он в «Бэд ромэнс» ходил, его туда Данька таскал, который Джанни. Никита не мог вспомнить такого персонажа, но детали сейчас значения не имели: — А сейчас не таскает? — Джанни в том году ещё в Швецию уехал. А у тебя виды на Соколова? Откуда ты вообще его выкопал? Ты же недавно вернулся? — вопросы сыпались один за другим. — Ну ты и шустёр… — Говорю, случайно встретил, — Никита ответил так, словно оправдывался: он действительно официально расстался с Владом только вчера, но если принимать в расчёт те два факта, что последний секс у них был три месяца назад, а чувства, если и были, остыли уже давно, то всё выглядело не так уж внезапно. — Меня он в другом смысле интересует. — И в каком же это? — Ну, просто в другом, — Никита забарабанил пальцами по изгороди, не зная, стоит ли спрашивать Глеба Арнольдовича про такое, а потом решился: — Я думаю, не купит ли он у меня лошадь, которую Бусыгин подарил. — Лошадь? — со скрипучим смешком переспросил Глеб Арнольдович. — Мне срочняк надо её скинуть, а Соколов вроде как хочет купить, но должен подумать и всё такое. Как считаете, если я… Короче, увеличатся ли мои шансы впарить ему лошадь, если мы потрахаемся? — Тебя этому на экономе учили? — рассмеялся Глеб Арнольдович. — На маркетинге вообще-то. — Тем более. Акция «Купи лошадь, получи секс в подарок». Никита вздохнул: — Глеб Арнольдович, вы не поверите, но я серьёзно спрашиваю. Вы же немного знаете Соколова. — Пересекался пару раз, особо не знаю, но раз уж ты серьёзно спрашиваешь, то отвечу: Никита, солнце моё, если бы я был лет на десять моложе и у меня до сих пор стоял, я ради того, чтобы тебя трахнуть, не то что лошадь, слона бы купил. — Спасибо, я понял. — Считай, что ты получил моё отеческое благословение. Никита попрощался и какое-то время ещё стоял у загона, тупо глядя на погасший экран телефона. Глеб Арнольдович был в своём репертуаре… Но, насколько Никите позволял судить многолетний опыт общения с ним, план с совращением и последующей продажей лошади он считал вполне осуществимым. Никита пошёл в сторону отеля, по пути изучая на телефоне объявления о продаже лошадей: раз уж он решил серьёзно взяться за Соколова, нужно было подготовить достойное коммерческое предложение. В половине объявлений цена не была указана и предоставлялась по запросу, но Никита, порыскав по российским и зарубежным сайтам, решил, что начать надо с тех же самых тридцати семи тысяч. Если что, скинуть он всегда успеет. Изучая действующие объявления и их архивы, Никита заметил одну не очень приятную вещь: лошади редко продавались сразу, многие объявления висели месяцами. Он упрямо тряхнул головой: если он не хочет вот так же завязнуть с продажей и потратить последние деньги на содержание Мелюзины, надо действовать быстро и решительно. И прямо сейчас. Двери в ресторан было хорошо видно из холла отеля, где сидел с телефоном в руках Никита. Когда они открывались, можно было рассмотреть часть полутёмного помещения, в том числе и столик, за которым в одиночестве сидел Андрей Соколов. Столик был расположен тактически удачно — в паре метров от барной стойки. Никита встал с дивана и подошёл к резной этажерке с рекламными проспектами: возле неё находилось зеркало, и он несколько раз посмотрел на своё отражение. Увиденное ему не очень понравилось: последний раз в душе он был ещё в Лондоне, вечером перед вылетом, последний раз брился там же. Но волосы высушило в самолёте, и грязными они не выглядели, а двухдневная щетина могла сойти за намеренно оставленную. Зато он до того не поленился, дошёл до машины, взял оттуда тонкий свитер и перекинул через плечи. Насыщенный горчичный цвет, во-первых, хорошо смотрелся с белой рубашкой, а во-вторых, очень выгодно контрастировал с серыми Никитиными глазами, заставляя их казаться особенно яркими и выразительными. Никита понимал, что всё равно выглядит сейчас не лучшим образом, но заставил себя представить, что грязная голова и лёгкая небритость — это уникальные приметы его стиля, и пошёл в сторону ресторана. Не успел он туда войти, как запиликал телефон. Никита раздражённо выдернул его из кармана: звонил Глеб Арнольдович. — Я тут разузнал для тебя кое-что по старой дружбе. Соколов сейчас свободен. Редко где-то бывает, но приходит один. Вообще, я так понял, ты в его вкусе: светлые волосы, высокий рост. Кстати, он не любит, когда курят. Когда лишнего пьют тоже. Никита закатил глаза: ещё один! — Предпочитает сухие вина. Жуткая аллергия на клубнику, даже запаха не выносит. Квартиры в Москве и в Питере. Ездит с шофёром, сам не водит. — Спасибо, — поблагодарил Никита, уже продумывая, что из перечисленного Глебом Арнольдовичем может ему пригодиться. — И не хабаль! Ему не нравится. Никита чувствовал себя мальчиком, которого мама собирает первый раз в первый класс. Не хватало только букета гладиолусов. В зале ресторана он кивнул Андрею, который заметил его ещё в дверях, и прошёл к бару. Заказ надо было делать с осторожностью: деньги в портмоне и на карте присутствовали, но они уже были отчасти виртуальными. На следующей неделе он неминуемо уйдёт в минус, если не выпросит у Артура аванс. В итоге Никита заказал себе кофе. Через пять минут, которые он провёл, пытаясь наблюдать за «объектом» в зеркало на задней стене бара, Никита пересел за столик Андрея. Это было несложно: пара скучающих поворотов головы и случайная встреча взглядами. За столом они разговаривали о работе. Эта тема устраивала Никиту больше всего: про работу он мог рассказывать всё честно и откровенно, не пытаясь строить из себя необремененного финансовыми сложностями молодого человека, который запросто покупает дорогущих лошадей. — В визитке указана должность — руководитель проекта. Какого именно? — спросил Андрей. Никита, отметив про себя, что его визитку всё же изучили, а не просто сунули в карман или, ещё хуже, выкинули, пояснил: — Проекта по продвижению кое-каких продуктов. Брендинг, реклама и пиар в основном. — Каких именно продуктов? — Мясных, — пришлось признаться Никите, хотя это звучало уже совсем не романтично. — Я о них слышал? — Подозреваю, что да. «Красный квадрат». Андрей посмотрел на него немного удивлённо, но очень и очень заинтересованно. — Запоминающаяся марка. Стильная. — Спасибо. — И как работа? Похоже на «99 франков»? — Не очень, — ответил Никита, потому что на «99 франков» его работа не походила по одной простой причине: ему и близко не платили таких бабосов, как герою Бегбедера. — Скорее, на «Generation «П». — Такие же манипуляции сознанием? — улыбнулся Андрей. — Такой же дурдом. Но мне нравится. — Я хочу сказать, что это не лесть: у «Красного квадрата» действительно сильная рекламная кампания. Я… как бы это сказать… не очень интересуюсь мясными продуктами, но и то обратил внимание, хотя марка появилась недавно. — На самом деле это технология. Ну и удача тоже: выстрелит проект или не выстрелит. — Где учился? — Много где, — пожал плечами Никита, который не хотел называть свой второсортный вуз: это подпортило бы его имидж «золотого мальчика». — Всё время учусь. Недавно в Лондоне был на курсах. — А я строю. — Да, я прочитал на визитке, — Никита пристально и немного насмешливо посмотрел собеседнику в глаза. Для него с этого момента всё уже было понятно: Андрей клюнул. Но хуже было другое: он сам клюнул. Чем дольше они разговаривали — про работу, про строительство, про Питер — тем больше Андрей ему нравился. Буквально всё в нём: как он наклонял голову, когда задавал вопрос, как прикасался кончиками сложенных указательных пальцев к губам, когда обдумывал ответ, как улыбался — странно, задумчиво, как будто не другому человеку, а каким-то своим мыслям. Никите захотелось взять его руку, поднести ко рту и облизать пальцы. Длинные, ровные, загорелые пальцы. Один за другим. Вероятно, в его взгляде проскользнуло нечто голодное, потому что Андрей вдруг спросил: — Хочешь есть? Может, закажешь что-нибудь? Мне одному ужинать как-то не очень удобно, когда у тебя только кофе. — Нет, я поздно обедал. И мне уже пора. Приятно было познакомиться, — Никита встал и протянул руку. Он знал, когда надо покинуть сцену — на самом интересном месте, когда влечение начинает чувствоваться вполне определённо. В Голливуде не зря придумали клиффхэнгеры. — Да, очень приятно, — Андрей отозвался немного смущённо, и Никите в этот момент хотелось вовсе не разжимать руку, а вцепиться в Андрея сильнее, увести его в туалет, притиснуть к стене и прижаться губами к гладкой смуглой коже на шее… Или к губам… Расстегнуть ремень на джинсах и… «Уймись, придурок!» — скомандовал Никита самому себе. — Я позвоню? — спросил Андрей, теперь уже без смущения. Никита изобразил лёгкое удивление. — Насчёт Мелюзины? Да, если вдруг решишь, звони… Он вышел из ресторана, размышляя, не слишком ли перегнул палку, отыгрывая дурачка.***
Домой в Олежкину квартиру Никита вернулся с двумя большими пакетами из «Ашана»: его вкладом в их на краткий период общее домашнее хозяйство. — Разобрался со своей лошадью? — спросил Олежка, снимаясь с дивана, где смотрел какой-то фильм. — Да там нечего разбираться. Отстёгивай деньги, и всё, — Никита снял свитер и бросил на кресло. — Пока договорился о небольшой отсрочке, но этой заразе ещё и ветеринара нужно вызвать. Какое-то питание, что ли, особое надо. Наверняка, ещё на десятку. Олег начал рыться в принесённых Никитой пакетах, а тот упал на диван. — Я там в отеле одного чувака встретил… — Встретил? — Олежка многозначительно приподнял брови. — Не в этом смысле. Хотя в этом тоже. — А кто вчера по Владу убивался? — Олег даже бросил пакеты на пол. — Да не убивался я по нему! Я бы, может, сам скоро от него ушёл… — Ага, рассказывай теперь! Ушёл бы ты от такого бабла, щаз… Не помню, чтобы ты торопился. — Кроме бабла у нас ещё и отношения нормальные были, даже хорошие… Скажем так, удобные. Чего мне дёргаться-то было? Олег вытащил из пакета бутылку пива: — Можно? — Да, это тебе. Я сегодня всё, не пью. — Слушай, — спросил Олежка, отгибая кольцо пробки, — а я думал, ты Влада, ну, типа любил… Раньше. Никита недоуменно посмотрел на Олежку, присевшего с пивом на край кресла, но потом всё же ответил: — Киношек пересмотрел, что ли? Он мне нравился, вот и всё. Но под конец… Короче, он мудак, что и доказал вчера. — Был бы он мудак, он бы за тобой вот так два года не бегал, машины бы не дарил. Никита сделал глубокий вдох, а потом прикусил губу. — Насчёт машины не всё так мило. Сейчас ты скажешь, что я веду себя как избалованная сучка, но он даже не спросил, какая машина нужна мне. Понимаешь, мне? Мы поболтали пару раз, но совершенно беспредметно, а потом он привёз ключи. Сам всё решил. Купил такую, которая нравилась ему. Понятно, я обрадовался, но… Я никогда не выбрал бы белую, если бы Влад меня спросил. И не факт, что я взял бы купе. Может, я вообще хотел внедорожник? Может, мне не нравится «Ауди» как марка? Да мало ли что. Это моя машина, раз уж он мне её дарит. Где, на хрен, моё право голоса? Олег согласно покачал головой и отпил из бутылки, а Никита продолжил: — И с этой лошадью та же фигня. Сюрприз, дорогой! — передразнил Никита и, взяв пульт, раздражённо выключил телевизор. — Мне не нужна лошадь. Абсолютно. Вообще. Тогда не была нужна, а сейчас тем более. И если я не сумею её продать за два месяца, придётся вернуть Владу, потому что я не в состоянии её содержать. Это не лошадь, это белый слон какой-то! — Почему слон? — спросил Олежка. — Есть такое выражение в английском: бесполезная хуйня, которая сжирает тонны денег. Якобы король Сиама, когда хотел наказать неугодного придворного, дарил ему белого слона. Это была большая честь, то есть прогнать его в джунгли никак нельзя, а содержать дорого, и в итоге придворный разорялся. — Прямо про тебя с Мелюзиной. — Вот-вот. Но этот чувак, про которого я тебе говорил, он потенциальный покупатель. Пока не особо заинтересован, но я над этим работаю. — Это как? — Он из наших. Состоятельный чел. Строительная компания «Страта». В основном промышленное строительство, какие-то мегасложные проекты. — Так, всё понятно, куда ты работаешь, — скривился Олежка и хлопнул ладонью по колену: — Вот как так получается, а? Я посещаю кучу всяких ивентов, и всё зря… Ты едешь на свиданку к лошади, и встречаешь денежного чувака. Никита пожал плечами: — Наверное, это потому, что мне действительно надо. — Блядь, ну вот как?! — Олежка махнул бутылкой, так что пиво выплеснулось на пол. Он выматерился и унёсся на кухню, продолжая говорить: — Вот как? Ты что, подошёл к нему и сказал: «Дяденька, пожалуйста, купите лошадку! А то мне скоро кушать нечего будет!». Когда Олег пришёл с кухни с длинным куском бумажного полотенца и начал вытирать разлившееся пиво, Никита ответил: — Нет, всё не так. Совсем не так. Если он поймёт, что у меня с деньгами жопа, то сразу прижмёт. Предложит лошадь купить за полцены, раз мне деваться некуда, — он же бизнесмен. К тому же люди своего уровня вызывают больше доверия. Так что я беззаботный богатенький буратинка, который никуда не спешит, и это Соколов должен быть заинтересован в том, чтобы я до него снизошёл и продал ему эту грёбаную лошадь.