Белый слон

К вечеру понедельника — когда он отмечал неделю со дня приобретения статуса безработного и десять дней со дня приобретения статуса бездомного — у Никиты было восемь отказов от кадровых агентств и работодателей и одно-единственное предложение работы. Его могли взять маркетологом с зарплатой в тридцать пять тысяч на период испытательного срока. Предложение поступило от мелкого производителя бытовой химии, у которого, судя по упаковке, до этого маркетингом не занимался вообще никто. Там было куда работать, но бюджет отдела был крошечным, впрочем, как и зарплата: содержание Мелюзины обходилось дороже, не говоря уже о том, что Никите нужны были жильё, еда, телефон и деньги на бензин. Ну ладно, хотя бы на метро. Работодатели не спешили на него бросаться, зато бухгалтерия «Зелёного бархата» проявляла невиданную настойчивость и звонила Никите по три-четыре раза в день. Обычно он просто не брал трубку, понимая, конечно, что скрываться от них бесконечно не выйдет: у злобных бухгалтерш в заложницах была Мелюзина. Оба выходных и понедельник Никита почти безвылазно провёл в квартире Олежки. Зато сам Замкадыш дома не показывался всю субботу и половину воскресенья после того, как повстречал кого-то в клубе. Вечером понедельника, прикинув, что сейчас Алёна уже должна была уйти из офиса, Никита позвонил ей на сотовый. — О, какие люди! — удивилась она. — Как дела? — Не очень, работа пока не находится. — На твоём месте я бы не работала, — заявила Алёна. — Если бы меня кто-то обеспечивал, стала бы я грязные чашки мыть! Никита не стал ей объяснять, что роман с тем, кто его раньше обеспечивал, окончен, а задал вопрос: — Алён, а ты не в курсе, Тамаре Павловне насчёт меня не звонили? Из кадровых агентств, например… Звонки ведь через тебя идут. — Я не знаю, насчёт тебя или нет, но из кадровых агентств и ещё из каких-то контор ей звонили. На той неделе побольше и сегодня пару раз. В качестве лица, которое могло дать рекомендацию, Никита должен был указать своего непосредственного начальника — заместителя директора Яковлева Сергея Сергеевича; но так как он прекрасно представлял, какую характеристику даст ему Яковлев, рекомендацию написал сам и отнёс на подпись Артуру, а на случай, если захотят переговорить лично, указал кадровичку. Она тоже не питала к нему нежных чувств, но, с другой стороны, вряд ли могла сказать о нём что-то плохое как о сотруднике: в маркетинге и брендинге она ничего не понимала. К тому же, она казалась адекватной тёткой. Во вторник Никита поехал вместе с Олегом к нему на работу. Полтора часа он просидел в машине, составляя и продумывая план разговора, а потом позвонил Олегу. Тот провёл его на территорию, и они вместе заперлись в маленькой переговорной, позакрывав жалюзи на стеклянных перегородках. Олежка включил телефон на громкую связь и набрал номер. — Здравствуйте. Компания «Семь цветов» беспокоит. Могу я поговорить с отделом кадров, с Гуськовой Тэ… Татьяной? — С Тамарой Павловной, — подсказала Алёна. — Минутку. — Слушаю, — послышался после нескольких тактов Моцарта властный и громкий голос Тамары Павловны. Никита пододвинул Олегу бумажку. — Здравствуйте. Олег Мельничук, начальник отдела региональных продаж, компания «Семь цветов». Мы сейчас подбираем человека на должность начальника отдела маркетинга и рекламы. Один из соискателей, Рябинин Никита Борисович, указал вас как контактное лицо. Я бы хотел узнать у вас лично, как Никита Борисович работал. Ну, вы понимаете, рекомендации — это одно, а как оно на деле… — Знаете, мы по телефону информацию не даём, — строго сказала Тамара Павловна. — Могу только подтвердить, что такой сотрудник у нас был. Проработал два года пять месяцев. Никита выдохнул с облегчением: от таких сведений ему ни жарко, ни холодно, но всё же ткнул в следующую строку в листке. Олежка отмахнулся — не мешай, сам знаю. — Тамара Павловна, меня больше ваше личное мнение интересует… Ну, как коллега коллеге. Мы импортируем продукты из-за рубежа, конкуренция очень высокая, нужно продвигать товары, адаптировать рекламу к российским условиям. Войдите в положение, у меня пятьдесят четыре региона. Объёмы огромные… Мне некогда пробовать, мне надо, чтобы человек вышел завтра на работу и начал делать всё, как надо. Как вы думаете, вот ваше личное мнение, стоит мне брать Рябинина? Тамара Павловна без особых колебаний сказала: — Это совершенно неофициально, то есть моё личное мнение: я бы его не взяла. Никита вскочил со стула и уставился на телефон так, словно его посредством мог испепелить взглядом саму Тамару Павловну. Олег приподнял обе руки в успокаивающем жесте и продолжил: — А по каким причинам? — Начать с его, как бы это сказать, ориентации… Олег с Никитой возмущённо переглянулись. — Знаете, сразу можно и не распознать… — вещала по громкой связи Тамара Павловна. — Да уж конечно! — беззвучно, одними губами возразил ей Олежка, а вслух сказал: — Что вы говорите! — …но потом всё становится понятно. Это, разумеется, личное дело каждого, но не все в коллективе готовы работать с таким человеком, это создаёт определённые сложности, я бы даже сказала, напряжённость. Во-вторых, его профессиональные навыки сомнительны. Никита перегнулся через стол и пополз к телефону. — Он получил руководство тем самым крупным проектом, потому что у него с кем-то в руководстве мясокомбината была связь, — едва ли не шёпотом произнесла Тамара Павловна и добавила зловеще: — Интимного свойства. Работали на самом деле другие сотрудники: дизайнеры, копирайтеры, а Рябинин… — Ах ты овца! — пока ещё тихо, вполголоса прошипел Никита. Теперь с места вскочил уже Олег и встал так, чтобы в случае чего оттащить взбешенного Никиту от телефона. — Простите, что вы сказали? — спросила Тамара Павловна. — Ничего, — заявил Олежка. — Может, помехи. Продолжайте, пожалуйста, это очень интересно. — Так вот, Рябинин якобы руководил, но на деле только ходил на презентации и хвастался. Его вклад там на копейку. Никита только открыл рот, чтобы выкрикнуть нечто очень оскорбительное в адрес Тамары Павловны, но Олег, вовремя заметивший, обхватил его одной рукой за плечи, а другой зажал рот. Никита вертелся, пытаясь скинуть Олежку с себя, а Тамара Павловна заколачивала последние гвозди в крышку Никитиной карьеры. — А эти курсы, на которые он постоянно ездил повышать квалификацию… Да вся контора знала, что он с хахалем своим развлекался в это время! Никита наконец вырвался, но Олег его опять опередил — поднял трубку с телефона, что автоматом выключило громкую связь. Однако Тамара Павловна, по всей вероятности, успела услышать выкрикнутое Никитой «сука». — Простите, это что там у вас… — Это не вам! Рабочие моменты, — успокаивал её Олежка, одной рукой крепко сжимая трубку, а другой отбиваясь от наседавшего на него и матерящегося Никиты. — План по продажам… горит! Спасибо вам большое. Вы очень помогли. До свидания! — Тупая овца! Сомнительный профессионал? Я? Я?! — ругался Никита. — Да она слово «айдентика» выговорить не может, дура, а ещё лезет! Её никто не ебёт, кошёлку старую, вот и бесится! Какого хрена ты не дал мне с ней… Он остановился, покачал головой и упал в кресло, которое тут же откатилось назад до стены, мягко протарахтев колесиками по ковролину. — Хотя правильно сделал, что не дал… — Вот-вот, — Олег аккуратно поставил телефон на положенное ему место. — Смысл-то? От этого она о тебе хорошо отзываться не начнёт. Хотя можно ей пригрозить, это же типа разглашение чего-то там и клевета. — Ага, попробуй, докажи. Она же понимает, что не потащу я её в суд за диффамацию. Меня тогда Бусыгин убьёт. Блядь, я серьёзно! Он на своём депутатстве малость поехал, мне кажется. — Ты думаешь, она всем такое говорит? — Вполне возможно, — Никита ударил кулаком о кулак. — Гадина… Теперь понятно, почему отказы валятся. — Не указывай её больше в резюме. Придумай что-нибудь… Ещё полно мест, куда ты не пробовался. — Места есть, — Никита прикусил нижнюю губу и начал нервно постукивать кулаками друг о друга, — но в самые шоколадные я сразу резюме подал, а что ещё хуже — заявился к четырём крупнейшим хэд-хантерам. Если они ей позвонили, то я в их базах уже с каким-нибудь чёрным крестиком… Ну или ещё с каким-нибудь значком, которым они непригодных обозначают. — И с радужным флажком, — уныло добавил Олежка. Никита только развёл руками. — Крупные компании редко подбирают персонал сами, обычно аутсорсят поиск кадровым агентствам. Так что с вероятностью девяносто пять процентов, двери в приличные места для меня закрыты. Только через личные контакты разве что… — Это просто чёрная полоса, бывает… — попробовал приободрить его Олежка. — Может, с лошадью всё сложится, тогда хоть какая-то передышка будет. — Да хрен поймёт, что там с лошадью… Ни да, ни нет. Я думал Соколова надо немного подтолкнуть, поулыбался ему, а теперь, кажется, он про лошадь уже забыл, а думает о том, как бы меня завалить. — А ты об этом не думаешь? — вопросительно посмотрел на Никиту Олежка. — Думаю, — решительно заявил Никита. — Но пусть сначала лошадь купит. Из Олежкиного офиса Никита пошёл к метро пешком. Идти было минут двадцать, не меньше, но на ходу всегда хорошо думалось. Первые десять минут Никита психовал из-за коварной суки Гуськовой, но потом мысли от неё и поисков работы плавно перетекли к Андрею. Это был плохой знак. Очень и очень плохой. Когда ты вместо того, чтобы думать о хлебе насущном — а в случае Никиты это было вовсе не образное выражение, а буквальное: ему скоро есть нечего будет, если он не найдёт работу — начинаешь думать о мужике и в десятый раз прокручивать в голове, как с ним целовался, это очень плохой знак. Никита даже не представлял пока, насколько плохой, потому что раньше с ним такого никогда не было. Поцелуи были, но чтобы он потом их по столько раз «пересматривал»… Такого не было. Хотя нет… Было, но очень давно. В десятом классе Никита влюбился в одиннадцатиклассника. Понятно, что до поцелуев тогда дело не дошло: Никита с ним разговаривал-то всего два или три раза, но чувство в силу своей невозможности и оторванности от объекта страсти приняло какие-то совершенно безумные формы. Никита фантазировал о Кирилле на уроках и ничего не слышал из объяснений, видел его во сне, придумывал сотни сценариев, как подойдёт к нему и заговорит… Он привык думать, что та зацикленность на Кирилле была связана с подростковым возрастом и бешеными гормонами, но теперь на него, вполне уже взрослого человека, опять навалилось что-то похожее. Внутри словно была тугая пружина, и от каждой встречи с Андреем она закручивалась всё сильнее, так что тело пульсировало от напряжения. Олежка спросил его сегодня: — Мне кажется или ты запал на этого Андрея? — Может, и запал, — не стал отнекиваться Никита. — Но… это на один раз. — Почему? — Я не знаю, точно, просто такое ощущение… Боюсь, это будет Влад-два, а Влада-два больше одного раза я не вытерплю. Хватит! — Что-то я не понял, в каком плане он Влад-два? — подозрительно прищурился Олежка. — В плане того, что он акт, — Никита покачал головой. — Второй раз я на такое не подпишусь. — А-а… — протянул Олег. — Слушай, а Влад что, так тебе ни разу и не дал? — Один раз! — мрачно объявил Никита и поднял вверх указательный палец. — Один! И с таким жертвенным видом… Как будто я из него почку вырезал, как минимум. — У него были другие плюсы. Никита об этом не забывал. У Влада было много плюсов, но вот этот минус… Вообще Никита мог и так, и так, но пассивная роль ему не особо нравилась. Иногда, довольно редко, этого даже хотелось, но он всё равно был активом процентов так на девяносто пять. Это создавало определённые сложности с поиском партнёров: к нему вечно клеились дядьки постарше, принимавшие его за юный цветочек, который желает быть выебанным. Настоящих проблем в этом отношении у Никиты никогда не было, но почему-то повышенный спрос на него был именно у топов. Если кто-то ему особенно нравился, Никита мог и уступить — с перспективой потом поменяться. Так было с Владом. Влад меняться не захотел, и на все Никитины намёки, а иногда и прямые предложения реагировал странно: считал, что это какая-то игра, что Никита отказывается притворно, а на самом деле просто хочет, чтобы его поуламывали. У Влада, кажется, просто в голове не укладывалось, что мальчик на двенадцать лет его младше и двадцать килограммов легче может реально хотеть оказаться сверху. А Никита слишком дорожил их отношениями, чтобы поставить вопрос ребром и начать чего-то требовать. Честно говоря, в последние месяцы он уже гораздо больше дорожил материальными преимуществами, которые давала ему жизнь с Владом, чем отношениями: отношения отчасти приелись, отчасти вызывали раздражение. К тому же, в какой-то момент стало невозможно вот так вот встать в позу и сказать, что ему не нравится принимающая роль: это значило бы, что до этого он врал и притворялся. И он ведь на самом деле притворялся… И не только из-за денег. Но попробуй объясни это Владу. Никита понимал, что запутывается всё хуже с каждым днём и тем самым разрушает отношения, которыми когда-то дорожил, но ничего не мог поделать. Неудовлетворённость и обида меж тем копились… Он научился их игнорировать, но иногда, стоило задуматься и посмотреть на свою жизнь со стороны, его передёргивало от отвращения и одновременно жалости к себе. И ладно бы Влад просто не хотел быть в пассиве — Никита перебился бы. Влад непременно хотел трахать его в зад. Все остальные способы воспринимались им как замена, которая изредка может быть интересной, но только в качестве прелюдии или просто для разнообразия. В Андрее проглядывал похожий самец. Возможности спросить напрямую пока не предоставлялось, но Никита видел всё и так. Как бы он хотел ошибиться, но весь его предшествующий опыт подсказывал обратное: Соколов был как раз из вечно западавших на него любителей томных мальчиков. Почему мир устроен так гадски несправедливо? От размышлений об Андрее Никиту оторвал телефонный звонок. Незнакомый номер — скорее всего, по объявлению. — Никита Борисович? — вежливо спросил его молодой женский голос. — Да. — Здравствуйте, меня Полина зовут. Мы с вами встречались в «Зелёном бархате». Я там работаю. Я ещё показывала вам, где левады. — Помню, — сказал Никита, приготовившись отбить очередную атаку по поводу долга за содержание лошади. — Я видела объявление. Вы Мелюзину продаёте. Я понимаю, что вы откажете, — голос Полины немного сбивался, и говорила она торопливо, гораздо быстрее, чем тогда в конюшне, — но решила попробовать. Она моя любимица. Я бы очень хотела такую. Она мне не по средствам, конечно, я на другую копила, но вдруг… Я могу заплатить только десять с половиной тысяч. Больше никак, но… Я не знаю, вдруг вам срочно или… Полина резко замолчала, так что Никита даже подумал, что связь оборвалась, но потом услышал громкий вздох в трубке. — Знаете, Полина, я бы хотел продать её вам, — ответил Никита. — Из всех потенциальных покупателей вы стали бы самой лучшей хозяйкой. Я бы с радостью, но… Но десять тысяч слишком мало. — Да, я понимаю. Извините, что отнимаю время. Никита, сам не зная, почему, начал объяснять Полине ситуацию: — Я бы, правда, хотел, чтобы вы её купили, но у меня сейчас очень плохо с деньгами. Вы же знаете, я за содержание должен. — Так в «Бархате» же цены запредельные! За пятнадцать тысяч можно поставить в конюшню, не такого класса, сильно проще… — Я знаю. Но для того, чтобы перевести Мелюзину в другие конюшни, мне нужно сначала погасить долг в «Бархате». Вы только не говорите там, — спохватился Никита, уже жалея, что за каким-то хреном начал оправдываться перед Полиной. — Не скажу. Мне-то какая разница, какие у кого долги. Вы только Мелюзине хороших владельцев найдите, ладно?

***

Вечером того же дня Никита подъехал к офису «Страты», чтобы забрать Андрея. Они договорились вместе провести вечер. Утром, во время телефонного разговора, Андрей предложил скататься в «Зелёный бархат» — тем более, что он как раз был днём на стройке коттеджного посёлка, и посмотреть Мелюзину, но Никита отказался. Он знал, что стоит ему ступить за ворота кантри-клуба, администратор тут же начнёт задавать вопросы об оплате, а возможно, ещё и бухгалтера призовёт в помощь. Естественно, Соколов не должен был ничего такого видеть, поэтому Никита сказал, что сейчас находится на северо-западе, и ехать на юго-восток, да ещё и в область, ему неудобно. В качестве компромисса они договорились встретиться в центре — где Никита якобы жил. Никита, во время разговора находившийся на собеседовании совсем не на северо-западе, а неподалёку от Курского вокзала, по дороге домой позвонил Полине и спросил, не сможет ли она оказать ему услугу и показать Мелюзину Соколову. Он описал его, и Полина поняла, о ком идёт речь: Андрей на самом деле часто смотрел на лошадей и иногда ездил на тех, что принадлежали клубу. Одна проблема была решена: Никита придумал, как продемонстрировать лошадь, самому в «Бархате» не показываясь. С Андреем они пошли в «Синий туман», клуб, принадлежавший Глебу Арнольдовичу. Никита выбрал это место в качестве благодарности его владельцу за помощь, а также потому, что там он мог не расплачиваться сразу, а попросить записать на его счёт. Но был в посещении «Тумана» и небольшой риск: там его многие знали, и была некая вероятность, что кто-нибудь ляпнет мимо кассы, например, про то, что Никиту содержал колбасный король Бусыгин, которому он и был обязан своим внешним благосостоянием. Когда они только приехали, народу в клубе было мало, музыка играла тихо и ненавязчиво, и можно было спокойно поговорить. Откуда-то из туманной глубины помещения нарисовался Глеб Арнольдович в своём неизменном галстуке-бабочке в мелкий горошек, расцеловал Никиту как дорогого гостя, успев при этом сладострастно погладить по спине, и проводил их с Андреем за столик, полускрытый от посторонних глаз тяжёлыми синими занавесями. Глеб Арнольдович тут же порекомендовал Андрею какое-то сухое вино — «на ваш вкус!», которое наверняка стоило сумасшедших денег. Никита усмехнулся: всё произошло в точности так, как он ожидал. Никита, который ехал в клуб с твёрдым намерением прижать Андрея к стенке и добиться от него окончательного согласия на покупку Мелюзины, после первого же бокала вина обнаружил, что он действительно прижимает Андрея — в самом что ни на есть прямом смысле слова — но не к стенке, а к спинке дивана. Сначала они говорили о какой-то ерунде: местах, где были, застройке Москвы и убогой лужковской архитектуре, любимой еде, даже немного о лошадях, а потом Андрей накрыл Никитину ладонь своей. Пальцы у Андрея были прохладными — он только что держал бокал, но Никиту словно обожгло. Прикосновение было необыкновенно чувственным. Андрей тихонько поглаживал его ладонь большим пальцем и смотрел Никите в глаза. Тот пару секунд думал: пытался просчитать, как сейчас будет правильнее отреагировать, но потом послал все расчёты к чертям. Он не хотел думать — он хотел прижаться к Андрею всем телом, вдохнуть его запах, расстегнуть ему брюки и залезть в трусы… Он перекинул ногу и оказался сидящим у Андрея на коленях. Не дав ему опомниться, Никита сжал его лицо ладонями и, не позволяя двигаться, начал целовать. Вкус вина с его языка и губ казался особенно терпким и пьяным. Никита целовал Андрею глаза, лоб, брови, подбородок и вкусную, сладкую ямочку на нём, по которой его уже давно так и тянуло пройтись языком. В первое мгновение слегка опешивший от такого напора Андрей обхватил Никиту руками за пояс, плотнее прижав к себе. Никита был не против — он навалился на Андрея сильнее и начал слегка двигать бёдрами. Тот застонал. — Я хочу тебя… Никита, я… Господи, как же я тебя хочу! — Я тоже, — Никита тёрся бёдрами о жёсткий стояк Андрея. — С того раза в гостинице. Пальцы Андрея сжали задницу Никиты и развели ягодицы в стороны. Никита, мимолётно подумав, не порвёт ли Андрей его новые белые джинсы, опустился ещё глубже и ниже. Даже просто двигаться и чувствовать под собой твёрдый член было приятно, так приятно, что кровь буквально закипала в венах, а что будет потом… — Ты специально это делал? — Что? — не понял Никита. — Строил из себя пай-мальчика… Все эти разговоры о работе… — Да я, по-моему, вполне понятно намекал, что не против. Они опять начали целоваться. Никита чувствовал, что его затягивает какой-то бешеный водоворот — и каждый последующий круг всё ниже, и всё короче. Он не обманывал Андрея: он на самом деле безумно хотел его. Хотел его поцелуев, его слов, его прикосновений, его тела. И сейчас он совершенно искренне, без всякого притворства и планов, позволил бы Андрею оказаться сверху. Это был один из тех редких моментов, когда ему было всё равно — он просто хотел этого человека, как угодно. Это ничего не меняло: он уже давно решил, что сделает всё так, как захочет Андрей, — чтобы угодить ему и продать эту долбаную лошадь. Но ему, к счастью, даже не придётся притворяться, что ему нравится, когда его трахают в задницу… — Пойдём? — спросил Андрей. — Тут есть… — Нет, — оборвал его Андрей. — Я не люблю это. Извини, но… Мне кажется, это не для нас, — Андрей вёл кончиками пальцев по щеке выпрямившегося и замершего в лёгком замешательстве Никиты. Его пальцы повторяли линию скулы, подбородка, изгиб верхней губы. — Я хотел сказать, что хочу, чтобы мы встречались… по-настоящему. Перепихнуться в туалете или здесь в номере — это не для нас, понимаешь? У нас должно быть иначе. По-настоящему. Без… — Андрей окинул взглядом синие шторы и видимый из-за них кусок полутёмного зала с шестами для стриптиза и разноцветными огнями на полу — пока неподвижными. — Да, я понял, — беспомощно улыбнулся Никита. Ему и без того нравился Андрей, а эти слова как-то особенно сладко и больно тронули что-то внутри; Никите стало радостно и стыдно, потому что он-то задумывал всё это ради лошади. По крайней мере, сначала. — Поедем к тебе? — спросил Андрей. Никита внутренне подобрался, а его пьяную и стыдную радость как рукой сняло. — Может, к тебе. До тебя ближе, — Никита потянулся рукой за бокалом с вином, оставшимся на столике за его спиной. Когда он откинулся назад, Андрей крепче придержал его за бёдра и, нагнувшись, поцеловал в верхнюю часть живота, в то место, где сходились посередине рёбра. Даже через рубашку это было круто… Вернее, было бы круто, если бы Никита не был в панике. — Ко мне нежелательно, — Андрей покачал головой. — Приехал брат. Он звонил из аэропорта, сейчас уже у меня. Ночью ускачет куда-нибудь, но сейчас… — Он не знает? — Знает. Я бы вас познакомил, он в этом отношении… нормальный. Он на двенадцать лет меня младше, так что, можно сказать, вырос с этим. Но заниматься сексом, когда он дома… — Андрей поморщился. — Я к такому не готов. — Ясно, — напряжённо улыбнулся Никита. — Он не со мной живёт, — пояснил Андрей. — Просто в Питер прямого рейса не было, а раз уж оказался в Москве, то решил задержаться на день-другой. Думаю, тебе тоже будет не очень уютно, пока он дома, — у меня не очень большая квартира, так что лучше к тебе. — Э-э… Получается, что да, — пробормотал Никита. — Если ты против, — уловил его растерянность Андрей, — то мы… не знаю, можем поехать в гостиницу. А то я сам себя пригласил. — Нет, всё нормально, — Никита сделал очередной глоток и слез с коленей Андрея. — Давай ещё по бокалу и… — он покрутил рукой в воздухе. — Я только отойду на минуту в… — он опять покрутил рукой. — Ты пока налей мне, ладно? Никита едва ли не бегом понёсся в сторону туалета. Он попал! Чёрт, как он круто попал! Он не может сознаться Андрею, что живёт у знакомого в однушке в Котельниках. И не только из-за лошади, а из-за того, что Андрей только что ему сказал. Это не для них — секс в туалете, одноразовый трах, обман, несуществующие квартиры… Андрей не поймёт, и всё будет кончено. Но и скрывать вечно невозможно… Плевать, потом как-нибудь выкрутится. Потом, когда он продаст лошадь, найдёт работу, и у него будут деньги… А сейчас надо выкручиваться менее честными способами. Дойдя до туалета, Никита заперся в кабинке и набрал номер Артёма. — Тём, спасай! — выдохнул он сразу же. — Можешь пустить меня в свою квартиру? — В смысле? — не понял Артём. — Олежка тебя выпер, что ли? — Да нет, на одну ночь или на вечер. Прямо сейчас. Помнишь, я тебе говорил про мужика, которому лошадь хочу продать? Ну, у нас тут… типа… — Сделка на мази? — Можно и так сказать. Короче, так вывернулся разговор, что я его должен к себе привести. Понятно, что не на Белую Дачу. Я ему наболтал, что квартира на Остоженке и все дела. Выручишь? — Не вопрос, — заржал Артём. — Даже прикольно. Я сейчас дома, могу уйти, только как… — Да, как ключи отдать? — Без паники. Ты на своей машине? — Да, на своей. — Тогда вот что: я спущусь вниз и, когда вы будете подъезжать, на камере у консьержа увижу машину. Он нажмёт кнопку, чтобы ворота открылись. Ну, как будто у тебя в машине чип сработал. А дальше уже просто. Никита облегченно выдохнул: кажется, всё устраивалось: — Хорошо. Я дом помню и как квартира расположена, а этаж какой? — Четвёртый. — Артём, реально: спасибо тебе огромное. — Да ладно, трахайтесь в своё удовольствие! Ты меня раньше сколько раз выручал.