***
− Присаживайся, драгоценный враг, − хлопотал Завулон. — Очень, очень рад тебя видеть. − Тебе всё игрушки, − буркнул в ответ Гесер, и Завулон усердно замотал головой. − Ну что ты, что ты. Тут не до игр. У меня эти слова до сих пор в ушах трещат. У тебя, кажется, тоже. − Наверное, бальзам на твою далеко запрятанную душу? Тебе-то вечную радость обещают. − Рано ещё ликовать. Сам знаешь, эти пророчества вечно шиворот-навыворот исполняются. Может, мне разум отшибёт, и останусь я вечным дурачком — зато радоваться жизни буду. А ты горевать, глядя на меня. − Не стыкуется, − хмыкнул Гесер. — Горе моё тут не к месту. − А ещё Светлый, − укоризненно протянул Завулон, как будто в первый раз осознал, что Светлые — это не те, кто всех жалеет, или всех прощает, или всех любит одинаково. — А меня вот не радует перспектива твоего вечного страдания. Даю честное слово. Если бы знал, как помочь — помог бы. − Спасибо. Обойдусь как-нибудь. − Но ведь ты зачем-то пожаловал? А я тебя, заметь, впустил беспрекословно. С этим было не поспорить. Гесер действительно зачем-то отправился прямиком в личный кабинет Завулона, а Завулон действительно принял его почти с охотой. С неожиданно неподдельной охотой. И до сих пор с его языка не срывалось явного злорадства — впрочем, им обоим не впервой скрывать злорадство, и предчувствие, и сомнения, и многое другое. Настоящей помощи от Завулона ждать, конечно, не приходилось, но кое-чем Тёмный всё-таки скрашивал неожиданный визит своего извечного врага. По крайней мере, его привычные кривляния вызывали у Гесера искреннюю усмешку, немного смягчали привкус неожиданного пророчества, нависшего над их головами. − Меня одно удивляет, − продолжал разглагольствовать Завулон. — Почему всегда что русскому хорошо, то немцу смерть… то есть, я хотел сказать, что Тёмному — радость, Светлому — горе? Между нами и общего… предостаточно. Даже лично между нами. − Между нами общего — только то, что мы оба Иные, − мрачно сказал Гесер. — И то сомнительный пункт. − Это ты на цвет намекаешь? — Завулон едва ли руки не потёр от удовольствия — не иначе как ожидал такого поворота беседы и даже, возможно, к нему готовился. — А ведь столько лет на свете прожил… мог бы и раньше убедиться в том, что всё это — условности. Знаешь, что я недавно прочитал? Вот в аддитивном смешивании если все цвета собрать, получится белый. А в субтрактивном — чёрный. Понимаешь, результат противоположный! А толку? Белый, чёрный — вроде бы разные полюса, а на деле одно и то же. Гесер только отмахнулся. Все эти философские изыски он уже тысячу раз слышал и собирался прервать на корню лекцию Завулона, который, должно быть, решил прибавить себе знаний из физики и оптики в качестве новых аргументов. Гесер почти наяву видел, как тот, морщась от усердия, забивал себе голову современными терминами, чтобы позже блеснуть. Аддитивное, субтрактивное… смех, и только. Можно подумать, он сам не знал, что всё это вторично. Первична только их сила, сила Иных, а уж цвет ауры — неизбежное следствие двойственности природы. Но крылось за этим следствием кое-что важное, кое-что принципиальное, существенное — в это нужно было верить, хотелось верить. Потому что только серебристое мерцание ауры, ничуть не темневшее со временем, позволяло ему оправдать каждое своё двусмысленное действие, каждый неосторожный шаг. − Представь, что мы оба работаем в Инквизиции. Мы оба серые, как два кота тёмной-претёмной ночью. Что-нибудь изменится, а? Хоть что-нибудь, самую малость? — Завулон низко наклонился к его лицу, что-то пытливо искал в его глазах, и неизвестно, находил ли. Гесер сидел, не отстраняясь, позволяя тому оплетать себя вереницей слов, которые давно уже его оплели, выложили тропинку, по которой он не в первый, далеко уже не в первый раз отправлялся в сердце Дневного Дозора. Каждый раз по уважительной причине, разумеется. В мире известно множество союзов между Тёмными и Светлыми, и большинство этих союзов неожиданно крепки. Но подобный союз невозможен между тем, кто в своё время обратил в живой камень сотни Тёмных, и тем, кто в Сумраке превращается в демона. Алиса и Игорь умудрились отыскать друг друга, но были убиты рукой самого Завулона. Вполне себе символично. − Ну, хорошо. Если считаешь меня просто врагом, и даже не драгоценным, почему ни разу не сражался против меня? — Гесер приподнял бровь. — Ведь не сражался! — всплеснул руками Завулон. — Все твои схемы, что ни говори, интересны, манипулятор из тебя отличный, но всё это, как ты выражаешься, игрушки. А чтобы один на один, ни на жизнь, а на смерть… − Тёмный с комичной мечтательностью закатил глаза и выпалил неожиданно серьёзно: − Я, может быть, обижен на тебя за такое пренебрежение. Стареем мы с тобой, околачиваемся в тылах, только изредка из нор выглядывали. Вот, недавно выглянули — нашли пророка. Видишь, сколько интересного мы ещё не знаем? Не то пророк, не то предсказатель. − Все призовые места по словоблудию — твои. − Немногословен ты сегодня. Будешь тут многословным. Последние слова Завулона вернули к делам насущным: не то пророк, не то предсказатель… Светлому — горе, Тёмному — радость… − А ты всё-таки обдумай ещё раз, − вздохнул Завулон, не уточняя, что именно он советовал обдумать. – Мы, конечно, оба занятые по уши… нам нужно много времени. − Бесконечно много, − вставил Гесер, чтобы как-то отвязаться. − Может, и бесконечно, − неожиданно согласился Завулон. — А можно попытаться побыстрее. Приходи, когда пожелаешь. Я серьёзно. Ну ладно, ладно, погорячился я — слишком накладно выходит. Но всё равно — захаживай. − Нет уж. Все обдумывания на нейтральной территории. — Гесер поднялся, открыл обратный портал. − Взывают к тебе? — догадался Завулон. — Ко мне вот тоже взывают. Чую, что-то намечается.***
− Неужели и вправду меняет цвет ауры? — запыхавшись, спрашивал Городецкий, готовясь шагнуть вместе с Гесером в портал. – Да, шеф, я знаю, что многого не знаю. Но всё же — разве можно изменить принадлежность после инициации? Просто взять и насильно швырнуть в другую сторону? Правда, Высшие и сами могут поменять цвет, но добровольно же… − Добровольно значит постепенно, − Гесер отвечал совершенно ровно и даже как будто охотно, несмотря на то, что сам торопился, спешил, боялся опоздать. — А этот посох без спроса разворачивает на сто восемьдесят градусов. Он меняет сущность, ход мыслей, приоритеты — всё то, что делает нас Тёмными или Светлыми. Таинственно пропавшим из схрона Инквизиции артефактом был невзрачный посох без названия. То ли названия и вправду никогда не было, то ли оно забылось, то ли было сознательно уничтожено из всех записей, но называли его теперь Инь-Ян, хотя никакого прямого отношения к древнекитайскому символу он не имел; но что-то общее роднило — тёмное и светлое, единство противоположностей. Но если Инь-Ян означал разделение, посох легко превращал одно в другое. По крайней мере, именно это удалось выяснить из крох добытой информации. Завулону, очевидно, было известно больше. Гесер почти не сомневался, что вся операция по краже и вывозу артефакта была делом рук Высшего Тёмного. Зона открытия портала, через который посох и был перенесён через границу Москвы, уже несколько часов назад превратилась в место ожесточённой схватки. Гесер шагнул в свой собственный портал и, вынырнув, понял, что нужно было вмешаться раньше. Среди Светлых всегда больше сильных магов. Тёмных всегда просто больше. Количество давило качество. Свет и впрямь выдыхался раньше Тьмы. Где-то рядом откатился в сторону оглушённый Семён, взревел раненый Медведь, и в руке у подоспевшего Завулона матово блеснул артефакт. Тёмный переиграл Гесера на этот раз. Переиграл, потому что посох сам по себе оправдывал свой неприметный вид. Это не какой-нибудь Фуаран, обращающий в Иных сколь угодное множество людей, его действие куда более ограничено. Несколько десятков иных низкого ранга… или один Высший. Игрушка, недостаточно мощная, чтобы существенно нарушить баланс. Вполне достаточно, чтобы испортить одну или несколько жизней. Воспользуйся ей неаккуратно — и существенного вреда не понесёт ни одна из сторон — в масштабах Дозоров, конечно. Но Завулон не случайно стянул сюда все свои силы, не случайно заставил поверить в огромную важность мероприятия, не случайно выкурил Гесера из своей, по выражению Тёмного, норы, как лису — дымовой шашкой. Потому что глава Ночного Дозора, утративший свет — это не просто отличная месть, это переворот. Никто не сможет стать ему равнозначной заменой. Светлому — вечное горе. Наконечник посоха был направлен ему в грудь. Завулон едва ли не искрился от защитных заклинаний, и кто знает, удастся ли Гесеру пробить их до того, как его враг нанесёт роковой удар. Можно было открыть портал, — но даже ему нужно время, чтобы воспользоваться им в месте, пропитанном чужой магией. Да и бежать сквозь портал… на глазах у всех… даже избегая участи навсегда стать Тёмным... Великий Тёмный Гесер. Тёмному — вечная радость. Этого не могло случиться. Сколько бы ни разглагольствовал Завулон о небольшом между ними различии. Такого не произойдёт, потому что Гесер этого не допустит, пусть ценой жизни, пусть… Ему показалось, что глаза Завулона успели здорово округлиться. Наверное, даже он не ожидал, что Гесер использует Саркофаг Времён. Услышанное ими не было пророчеством. Обычное предсказание, которое, если очень постараться, можно предотвратить, изменить в последний момент. Никто не сможет заменить Гесера, но и у Завулона нет достойных преемников. Их места займут другие Иные, и всё изменится, всё начнётся заново, но любой поворот лучше, чем тот, который Гесер навсегда отсёк от реальности.***
− Ты что натворил? — удручённо спросил Завулон, ощупывая стены идеальной темницы, из которой им уже никогда не выбраться. Но для обречённого пленника расстройства в его голосе явно недоставало. Впрочем, Гесер тоже ещё не успел испытать печали. — Предпочёл запереть себя между измерениями, чем сменить цвет? − Достойная цена для того, чтобы быть дважды в выигрыше. В Дневном Дозоре теперь ни тебя, ни меня с тёмной аурой. − Далась мне твоя аура. Я, может быть, себя хотел Светлым сделать. − Не смеши меня, Завулон. − А чего тут смешного? Холодная война – это, конечно, весело, но мы же все, как на подбор, эгоисты — по твоим же догмам. А я, как самый большой эгоист, готов был наплевать на благополучие родного Дозора и ради себя любимого сломать наши разногласия. Гесер поднял голову. − Ладно, кого я обманываю. Не собирался я становиться Светлым, − Завулон почти с сожалением отбросил посох в сторону. — И тебя не хотел делать Тёмным. Я вообще не знаю, как им пользоваться. Утратились эти сведения, как и название этой штуки. Может, это просто легенда была. Гесер знал, что Тёмный не врал. Старел он, взаправду старел, терял хватку, раз позволил себя обмануть так глупо. Наверное, даже к лучшему, что на посту главы Московского Ночного Дозора будет новый маг. Равно как и на посту главы Дневного Дозора. − Я-то просто хотел драки с тобой. Один на один. Настоящей стычки. Думаешь, я тогда придуривался? Нисколько. Скучно мне, знаешь ли. Не веришь? Думаешь, я привык за чужими спинами отсиживаться? Ну, дело твоё. Конечно, и другие мотивы были, я этого даже не скрываю... теперь уже всё равно. Жаль только, что мы вообще никогда не узнаем, из-за чего сыр-бор: работает ли эта дрянь, и если работает, то как. Здесь любой магический артефакт заглохнет. Да и не нужен тут этот посох. Мы теперь как будто в Инквизиции — серые. Нет ни Дозоров, ни Договора, ничего. Свобода. Ну что, Гесер, готов задуматься? Готов ко мне притереться? Курс на сближение, так сказать? Эх, ведь должен был догадаться, что ты сразу Саркофагом шандарахнешь... Быть запертым в Саркофаге Времён в компании с Завулоном — самое невыносимое из наказаний. Впрочем, сам Завулон, похоже, рассматривал это как следующий уровень их игры. Светлому — вечное горе, Тёмному — вечная радость. Вот уж действительно — вечная. Он хотел бесконечного долгого времени и получил его. Думай, Гесер, рассуждай, и можешь не торопиться отныне. У тебя вся жизнь впереди. Бесконечно долгая жизнь. Жизнь на двоих с твоим заклятым врагом, который всё же достал тебя, уязвил, соединил с собой твоими же руками. Сотворённые руками одного из них. Нет, не предсказание — пророчество. Как ни крутись, а всё равно исполнится, и каждое твоё действие, каждая слабая потуга только приближают развязку, соединяют линии судьбы в одной точке. Магией в Саркофаге не воспользоваться, но можно ведь голыми руками задушить Завулона. Ну, хотя бы попробовать. И навсегда остаться одному. Одному. Навсегда. − Ну что, враг мой любимый, хочешь, сыграем в слова для начала? − Наигрались уже мы с тобой. Наигрались. Ничего он с ним не сделает, совершенно ничего. Потому что есть только один способ превратить пророчество обратно в несбывшееся предсказание. Не будет у него впереди вечного горя. Будет вечная настороженность, вечная язвительность, вечная перепалка, вечные догадки, вечные сомнения, вечная тоска по оставленным без присмотра Светлым, но никак не вечное горе. Долгие годы в компании лучшего из врагов — достаточно времени, чтобы всё на свете осознать и переосмыслить. На нейтральной территории, как он сам того и хотел.