Основы сложения

Хичоль врывается в мир Хань Гэна, когда тот меньше всего ждёт. Тогда он ещё Хангён — первый китайский мембер большой и только взбирающейся на вершину славы корейской группы. Просто однажды Хичоль распахивает дверь в комнату, которую Хангён делит с Донхэ, и падает на соседнюю кровать, не говоря ни слова. — Они там все так шумят, а тут тихо — нехотя отвечает Хичоль на вопросительный и удивлённый взгляд Хангёна. Тот сидит на мятом постельном белье, по-турецки скрестив ноги, и упрямо листает самоучитель корейского языка, несмотря на позднее время. Хангён с минуту переваривает информацию, вычленяя слова «они» и «шумят», и безмолвно кивает. Хичоль лежит спокойно и смирно, лишь наблюдая, как китаец смешно хмурится и бормочет сложные слова. Хватает Хичоля ровно на восемь минут с половиной. — Там шумно, а здесь слишком тихо. Давай я лучше научу тебя клевым словам, таких ты точно в этих книжках не прочитаешь, — он приземляется рядом с Хангёном маленькой бомбой, так что кровать под ними двумя жалобно скрипит, а китаец на секунду теряет равновесие. Приземляется и выхватывает из его рук самоучитель с карандашными пометками, хитро произносит: — Ты же ещё не умеешь ругаться на корейском, я прав? *** Хичоль заваливается к ним в комнату с завидным постоянством и регулярностью, сбегая от суеты и жалуясь на одногруппников. И Хангён, наблюдая за тем, как Хичоль бурчит в подушку Донхэ, смеётся: сам Хичоль иногда создаёт больше шума, чем все мемберы вместе взятые. Импровизированные уроки корейского от Хичоля гораздо полезнее самоучителей, Хангён замечает это уже после третьего или четвёртого визита. Хичоль, когда в хорошем настроении, болтает без умолку, а Хангёну хочется его понимать. Иногда даже слишком хочется. И Хангён не замечает, с какого момента визиты Хичоля перестают быть просто визитами от скуки и становятся для обоих чем-то большим. *** Когда вечером после одного из выступлений Хичоль уже привычно переступает порог не своей комнаты, Хань Гэн не листает свои толстые книжки и не царапает твёрдым грифелем тонкие листки блокнота на кольцах. Он сидит у изголовья кровати, прижав колени к груди и сцепив вокруг них руки, и только лишь слабо улыбается, когда видит вошедшего. С Хичолем ему почему-то всегда немного легче. Хичолю не нравится атмосфера, повисшая плотным, вязким туманом, она угнетает его и слишком давит на плечи. — Знаешь, мне совершенно плевать, что там у тебя случилось, поэтому… — Если я ещё раз выйду без маски, мне запретят выступать с вами, — Хангён поджимает губы. Он не планировал никому говорить, чтобы не обременять лишними проблемами остальных, когда забот и так по самое горло. Но чувствует: Хичолю — можно. Потому что он не просит. Потом уже только он случайно узнаёт от менеджера, что Хичоль ходил в компанию ругаться, и даже, кажется, угрожал. От Хичоля он не добивается ровным счётом ничего, но проблема с появлением на экранах корейского телевидения решается на удивление быстро. *** Визг тормозов и звон разбивающегося стекла эхом проносятся в голове, когда Хангён снова случайно натыкается на очередную нелепую статью об аварии двухмесячной давности. Хичоля, который пострадал больше всех, выписывают из больницы уже через пять с половиной недель по его собственной инициативе, и такие статьи с его появлением в общежитии становятся под строжайшим запретом. Он ведёт себя, как обычно, не позволяя никому притрагиваться к своим костылям, словно их не существует вовсе. Хангён молча наблюдает за ним, молча подаёт стакан воды, молча ставит тарелку с поздним ужином или завтраком. Слова «Ты в порядке?» жгут язык, но Хангён не спрашивает, потому что и так знает. Не в порядке. Хичоль всё равно не ответит. В его комнате теперь действительно слишком тихо, поэтому Хангён приходит к Хичолю сам. Он лежит неподвижно, только приподнимается и опускается грудная клетка, и, кажется, спит. Хангён раскладывает на полу книги и собирается заняться грамматикой, когда слышит вздох. Хичоль не спит. — Какого черта ты здесь делаешь? — голос до ужаса хриплый и сочится тщательно скрываемой болью. Хангён не находит что ответить. Только бросает остальные учебники на соседнюю пустующую кровать и подсаживается к Хичолю и бережно кладёт руку ему на плечо, обнимая. Кожа под ладонью горит. — Мне больно, — вдруг говорит Хичоль, разрывая тишину, и Хангён вздрагивает. Не из-за того, что Хичоль открывает тайну, которую все знают. Хичоль открывает тайну только Хангёну. И Хангён мысленно клянётся хранить ее, чего бы ему это ни стоило. Потому что Ким Хичоль доверяет ему. *** Хангён входит в общежитие поздней ночью, осторожно прикрывая за собой входную дверь. Он не включает нигде свет, боясь потревожить чуткий сон Чонсу, который просыпается от каждого шороха. Разувается как можно тише и в абсолютной темноте почти на ощупь прокрадывается к своей комнате, словно какой-то преступник. Хичоль уже ждёт его. Свет уличных фонарей еле пробивается сквозь два оконных стекла в разводах, и Хангён видит лишь очертания чьей-то спины у окна, но уверен — это Хичоль. Второе спальное место пустует: Донхэ наверняка снова ночует с Хёкджэ. Значит, они одни. Хичоль молчит. Не просит объясниться, не спрашивает, какого хрена Хангён шляется непонятно где в половину четвёртого ночи, когда завтра выступление. Молчит и смотрит в окно, из которого виден только кусок грязно-коричневого Сеульского неба и часть двора, утонувшего в холодной ноябрьской темноте. — Сегодня, — Хангён не узнаёт свой голос и тихо откашливается, — сегодня я ходил к адвокату. Фраза зависает в воздухе, потому что Хичоль не реагирует. Хангён снимает с себя куртку и вешает её на спинку стула, подходя ближе. — И я собираюсь подать иск, — голос звучит чище и срывается только на последнем слоге. Хичоль разворачивается и, смотря прямо в глаза, кивает. Хангён замечает, как подрагивает его нижняя губа, и срывается. Он притягивает Хичоля к себе, из последних сил обнимая и сжимая в кулаках ткань чужой кофты. Гаснет фонарь, и абсолютная темнота проглатывает их целиком.

***

Хичоль врывается в мир Хань Гэна, когда тот меньше всего ждёт. Он снова Хань Гэн. Новый Хань Гэн, Хань Гэн версия 2.0, суперзвезда Китая, востребованный певец и актёр с миллионной армией поклонников по всему миру. Но вот только Хичоля это совершенно не волнует. Хань Гэн поздним вечером сидит в глубоком кресле и читает свеженький, ещё пахнущий типографией, модный журнал. Не то чтобы ему было интересно, но телевизор в дешёвом номере оказывается сломан, а мини-бар — наполовину пуст. Часовая стрелка подползает к отметке «десять» на настенных часах, когда хлипкая дверь в гостиничный номер с грохотом распахивается, и Хань Гэну очень хочется думать, что распахивается она не с ноги. — Ну и какого хрена ты не встречаешь меня? Хань Гэн улыбается, словно выиграл в лотерею, как только слышит первые слова, доносящиеся из прихожей. Всё-таки есть в мире вещи, которые никогда не меняются. Хичоль входит в комнату, как и подобает Хичолю: шумно, ругаясь попеременно то на английском, то на корейском, и пиная перед собой чей-то ботинок, который, очевидно, лежал не в том месте и не в то время. — Ты сейчас всех соседей разбудишь, — Гэн откладывает журнал на шаткий кофейный столик и улыбается ещё шире, когда видит растрёпанные блондинистые волосы, торчащие из-под капюшона чёрной толстовки, — здесь жуть какие тонкие стены. Хичоль невнятно мотает головой, скидывая капюшон с головы. — Ну и пусть, — ботинок летит в дальний угол номера, чудом не задевая неработающий телевизор, — пусть все узнают, что один_идиот_китаец_не_встретил_меня! Хань Гэн поднимает ботинок и швыряет его обратно в прихожую, а потом хватает Хичоля за предплечье и силой усаживает на широкую двуспальную кровать, тихо смеясь. — И если ты сейчас не прекратишь кричать, завтра в сети могут появиться очень интересные статьи. — Скинул мне стрёмый адрес, нихрена непонятно, на такси не проедешь, администратор внизу мутный какой-то, так смотрел на меня, будто я тапочки пришёл из номеров воровать. Где ты вообще находишь такие клоповники, я чуть не заблудился и уже хотел обратно ехать, — Хичоль стягивает с себя чёрную толстовку и бросает её на спинку кресла. Хань Гэн садится чуть поодаль. — Но пришёл же. — Я просто вдруг вспомнил, что должен побить тебя. Хичоль заваливается набок и кладёт голову на колени Гэну. Кладёт так ощутимо, что Хань Гэн морщится. — Ты в курсе, что у тебя голова тяжёлая? — Мозгов много. — Оно и видно. *** Хань Гэн перебирает пальцами выжженные перекисью белые волосы, вполуха слушая болтовню Хичоля. Тот за пару часов успевает рассказать о новых событиях в компании, о том, каким зашибенным получился клип и как долго они выбирали курицу для тизера. В конце Хичоль рассказывает о мемберах, и Хань Гэн чувствует, как по его сосудам вместе с кровью разливается тепло. Всё-таки он скучает по этим ребятам. Когда часы показывают без четверти час ночи, Хичоль встаёт. — В эту среду Чонсу устраивает небольшой праздник по случаю юбилея, — он натягивает толстовку и накидывает капюшон, — будет очень рад, если ты заглянешь. Хань Гэн кивает. Он обязательно найдёт время, чтобы прийти. Перед выходом Хичоль медлит. — Я по тебе скучал. Хань Гэн обнимает его, совсем как раньше. Эти слова для него в тысячу раз дороже тех, других трёх важных слов. Не потому, что Хичоль говорит так, словно открывает Гэну тайну мира. А потому что Хань Гэн этого не просит. — Я тоже.