Ибо горишь любовью первой

- Отец. Пожалуйста. - Считай это своим испытанием. За последствия я не ручаюсь, - обреченно ответил мужчина, не поднимая на сына пустой взгляд.  POV Sherlock Мои слова должны были подействовать. Как я старательно скрывал свою радость, когда Лестрейд-младший нагнал меня и, запыхавшись, предложил свою помощь. Маленький триумф снова прокрался в мой разум, притупляя. Единственный минус в удаче... Мы представились друг другу - уже официально - и вышли на улицу. Солнцепек сменился теплыми сумерками, а уже через час ходьбы я почувствовал настоящий лондонский холод. Направлялись мы к дому девушки. Как-то неприятно даже думать об ее имени. Затаившись за теми самыми гаражами, что неподалеку от жилища молодой убийцы, мы притихли и начали наблюдать за происходящим. Собственно, ждали час-второй. Но вот девушка выходит: вся потрепанная, мрачная, с бледным видом. Тогда еще один пункт в моих догадках подтвердился.  Она все правильно тогда поняла: есть человек, у которого доказательств намного больше, чем у остальных. В нашей школе Салли не пользовалась особой популярностью, но ее общество всегда было приятно для девчонок. Невинно посплетничать, поболтать о том, о сем, посмеяться. Но я заметил, что она часто ходила в одиночестве, скрывая взгляд под полупрозрачными светлыми ресницами. Никому не доверяла. И все же... Человек не может так. Не может находиться среди остальных и не завести лучшего друга. Мы боимся признаться себе в том, что привязаны к кому-то, потому что чаще всего сразу же вспоминаем о прошлых липких ошибках, пятнами поедающих душу. Я всегда называл Эндрю своим приятелем, а не другом, потому что не хотел признавать - ему я рассказываю обо всем. Но не в этот раз. И больше такого не повторится. Лучшая подруга всегда становится точкой в череде жертв. Это классика. Салли уже, сама того не понимая, просится на разоблачение. Каждый преступник жаждет этого в глубине души. Здоровые остатки сознания борются за психику и жизни других, благосостояние других, переживания других. Она идет не оборачиваясь. Потому что ей не стоит опасаться, пусть ее поймают, все равно. Но мы с Грегори все же идем поодаль, стараясь ловить собой отклики темноты. И вот наступает минута гробовой тишины. Эшли, лицо ее обрамлено неровными пятнами фонарного света, создавая немного пугающую картинку. Сухое приветствие, сквозь которое так ощутимо прорывается отчаянное "нет" убийцы...  Мы продолжаем бесшумный ход следом за девушками. Они беседуют о чем-то, лиц не видно и тихая интонация плохо различима, что приносит немало проблем для психологического анализа. На какой-то момент я обращаю взгляд на Грега. Его так и тянет задать мне хотя бы один вопрос, но мы оговорили все заранее. С него - молчание, с меня - указание на подозреваемую (с точки зрения полиции) и убийцу (с моей точки зрения). Я был готов к тому, что она приведет нас туда. Но не был готов к воспоминаниям, вереницей грязного шепотка заползающим в мозг.  "Вереск". Мне чудятся девичьи визги и рев парней под Нирвану, много дешевого пива в алюминиевых банках и густой сигаретный дым. Опять тот вечер, когда Салли выглядела сногсшибательно. Откровенно, но не по-блядски; я чуть не завалил ее в одной из тех комнат, мысленно имея девушку во всевозможных позах. Какой же я идиот. И этого больше не повторится. Салли облокачивается на сетку и цепляется за нее пальцами, принимая немного вызывающий вид. Мы подходим сзади (благо, работающий уцелевший фонарь располагается в противоположном дальнем углу дворика) и таим дыхание. Я смотрю на Лестрейда. Да, уважаемый, почувствуйте этот экстрим и поймите, каково школьнику, сидящему без заветного дела на скучных занятиях. С губ Эшли срывается беззвучный вопрос, показная нейтральность и равнодушие. Я выжидаю момента, когда свершится осуществление последнего, коронного доказательства.  Салли расстегивает куртку и достает нож. Грегори оторопел, он не ожидал, что прав в нашей неразберихе будет школьник, привычный старшеклассник без особых проявлений сверхъестественного эго. Но каково же было мое удивление, когда парень твердым голосом произнес заученную фразу: "Вы имеете право хранить молчание..."  Воспользуется ли Салли этим ценным правом? Вряд ли. POV Sally - Нет. - Что? - переспрашивает парень, стоящий неподалеку от Шерлока. Нет. Этого не может быть. У меня начинается немая истерика, я не выпускаю нож из дрожащих пальцев, потому что знаю - они не вооружены. У меня есть шанс все исправить, я сбегу с Бобби из этого злополучного города, мы счастливо заживем в отшельничестве, вдалеке от лондонской суеты, у нас будет ребенок - сын, и я его назову в честь Шерлока Холмса. Я буду готовить мясо на углях, потому что Боб его обожает, а по утрам стану бегать в село и доить лошадь, чтобы Шерлок пил кислый парной кумыс... Когда мне будет сорок, я умру от рака легких, потому что буду много и безбожно паровозить крепкий домашний табак. Но я умру на свободе, а не за давящей на душу решеткой. Я умру, тихим голосом матеря Боба за то, что он уже много лет назад прогнил насквозь в земле, и все, что произошло в моей короткой серой жизни, было выдумано мной самой... А перед смертью я снова затянусь, блюя остатками желудочного сока в грязную немытую пепельницу. Шерлок унесет ее на кухню, но потом вернется и взглянет в мои глаза. И тогда я узнаю в нем не Шерлока, а Шерлока, и мне станет еще хуже, потому что воспоминания не заставят себя долго ждать. Я рассмеюсь и вдавлю угасающую сигаретку в пульсирующую вену на запястье сына. Он шикнет и ошарашенно посмотрит на меня - он не будет посылать грязным потоком мата, как это делали мы, мое гребанное поколение безвкусно одетых подростков, играющих на гитаре и танцующих под песни, под которые невозможно танцевать. Он посмотрит, и я найду истину в этом ледяном взгляде, в этой улетучившейся за один миг сыновней любви. Он посмотрит, и я скажу ему на прощание, чтобы он отрезал себе яйца, лишь бы не было больше таких, как он. Шерлок стоит сейчас передо мной, но он не передо мной. Он где-то внутри меня, шарит по стенам сознания невидимой рукой и трогает то, что трогать нельзя. Вот так все и заканчивается. Со звуковым сопровождением в форме стального лязга наручников, испепеляющими взглядами людей... Я - Салли Блер, шестнадцатилетняя убийца, на чьей совести пять жертв. Я не ищу раскаяния и не иду против разоблачения. Я всего лишь хочу свободы. Но напоследок я подарю ее другому. Стремительно подбежав к Шерлоку, я начинаю наносить удары ножом в плечо, кромсая бледную кожу и любуясь тем, как хлещет кровь. Это - искупление, второй акт, когда я проникаю не только в его душу, но и в его тело. Я почти чувствую, какую боль он испытывает от этих резких, пронзающих все существо проникновений лезвия, как он теряет возможность дышать и лишь хватает ртом воздух. Он падает на колени, и тогда я поднимаю вверх руки, выпачканные в бордовой маслянистой жидкости.  - Я имею право хранить молчание? Нет. Я этого не заслужила, - улыбаюсь я ошарашенному парню. Правда. Я заслуживаю только одного. И мой последний подарок предназначается мне самой. Раз. Попадаю по животу... Эта рваная, вспарывающая внутренности боль не сравнится ни с чем... Сдавленный болезненный хрип вырывается из горла. Два. Лезвие резко дергается вправо, рукоять почти не чувствуется в онемевших от судороги пальцах. Прежде чем упасть, я вижу, как начинает выпадать жизненно-важный орган - кишечник. Но мне ведь он уже не важен, так?.. Так. Когда ударяюсь затылком об асфальт, уже не чувствую боли. Рот наполняется металлическим вкусом, от которого сильно тошнит, но и желание проблеваться затухает на фоне отсутствия каких-либо ощущений. Замечаю, как прерывисто дышит мне в ухо возбужденная запахом крови Смерть. Прощально мигает, словно ночник, уцелевший фонарь... Спать и только спать... *             *            * В воздухе витает напряжение всего класса. Сейчас восемь ноль-ноль, но никто и не подумает о сне. Слишком захватывает дух. Слишком внезапно, не для их размышлений и сплетен. Почему-то. Оплакивать или винить? Молчать или осудить?  Миссис Кларксон долго не держит. Произносит несколько строк заученных слов и отпускает школьников на уроки. Свобода. *             *            * POV Sherlock Женщина, работающая здесь медсестрой, развязывает бинты на моей руке. Пройдет, говорит она, шрамы исчезнут. Мне уже все равно. Я лишь пожимаю плечами и сажусь на койке, ища взглядом свою одежду, привезенную матерью. Последняя стоит в коридоре за дверью моей палаты и беседует с моим врачом. Снова пожимаю плечами и беру с табуретки аккуратно сложенные джинсы и рубашку. Быстро, насколько это возможно, одеваюсь и еще примерно десять минут жду, когда врач войдет в мою палату и произнесет привычную для медиков фразу: "Мы вас выписываем, вы здоровы". Я пролежал тут три недели. Мышцы были "обезображены", а кожа - раскромсана в месиво, как сказал один дежурный врач, пытаясь меня удивить. Нож не входил в мышцу так глубоко, как мне казалось, девушке не хватило сил нанести разящий стежок. Дело было бы плохо, будь ее удары направленными в живот или грудь. Я не потерял много крови, Грег сориентировался и тут же дал указания по рации. Скорая прибыла быстро, полиции было некого арестовывать...  Упав на асфальт, я принял на себя пару ушибов и небольшое сотрясение через удар лбом. Ничего серьезного на снимках не нашли. Мы идем с мамой к приемной, меня там незамедлительно выписывают и, спустя короткие минуты, я оказываюсь на улице. Прохладный воздух кажется мне до одурения блаженным, я вдыхаю его, не стесняясь сочувственных взглядов прохожих. Солнечный свет слепит глаза с непривычки, но я и этому благодарен. Она не смогла бы меня убить, но я все равно рад жить, существовать и думать. Как странно, что мне, парню с довольно-таки циничными взглядами на жизнь, льстит собственная выдержка.  Когда мы едем домой, мать бросает на меня изучающие, осторожные взгляды.  - Сал... - Нет. Не сейчас. И вообще, никогда, - неожиданно резко, но тихо отвечаю я на не до конца произнесенное имя. - Хорошо.. - кивает она и вновь отворачивается к окну. Я издаю тяжелый задумчивый вздох и теряюсь в тревожной дреме.  Истеричный крик Эшли смешивается с глухим ритмом музыки, доносящейся из "Вереска". Девушка сползает вниз по сетке, теряя связь с реальностью. - Скорую, срочно! - орет Грег в рацию, тряся меня рукой за плечо, чтобы я не заснул, как это уже сделала Салли, лежащая рядом... Я просыпаюсь, когда мы останавливаемся у дома. Никто не встречает меня с неестественно радушными возгласами, чему я несомненно рад. Зайдя в дом, я нахожу это помещение более чужим, чем оно было. Стены кажутся высокими, здесь много простора, много свободы, слишком много. Я иду, водя пальцами по ставшим незнакомыми обоям, поднимаюсь вверх по лестнице и тихо захожу к себе в комнату. Дверь наконец-то смазали в петлях.  - Привет, - бросает Майкрофт, сидя на моей кровати. Я смотрю на него несколько секунд, пытаясь привыкнуть к его обществу, тоже ставшему чужим.  На моих губах появляется усмешка. - Прости, Майк, но я смертельно ранен и не очень рад посетителям.  - В душу? - осведомляется он, и я еле сдерживаюсь, лишь бы не придушить брата-засранца. Тот самый ненужный момент в ненужное время. - Оставь меня. - Ты знаешь, что эта просьба не будет выполнена, - Майкрофт издает тяжелый вздох и поднимается с кровати. Только для того, чтобы пересесть за мой рабочий стол.  Тоже чужой. Я же сажусь на чужую кровать, манящую меня теплым одеялом. Да, самое время улететь в царство Морфея. Там я забуду про... Нее, про "Вереск". Там я снова скажу себе о том, что нельзя открывать свое сердце. Нельзя... Пустяки. Ничего такого не было. - Отец сказал, что на тебя и на ту девушку напали в подворотне, - Майкрофт выдержал паузу, смотря в мои глаза. - Я этому не верю. Дело твое. При чем тут я? - Я хочу спать... - картинно зевнув, я откидываюсь на подушки и испытываю такое наслаждение, словно прибыл домой спустя нескольких лет пребывания на необитаемом острове.  - Шерлок, Бога ради, хватит делать вид, будто тебя это совсем не касается! - чуть громче, чем я мысленно позволяю, произносит брат. - Касается, естественно касается, - наконец отвечаю я. - Меня касается смерть Салли Блер, пребывание Эшли в психиатрической больнице и мое поражение. Меня касается то, что происходило в клубе "Вереск", убийства малолетних в недостроенном здании в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от нашего дома. Одношкольники меня избегают, большинство преподавательского состава - презирает, я ношу на себе знак неприступности и холода, оттого никто и не отважится заговорить со мной, а если и найдется смельчак - тут же обожжется о мой ледяной взгляд. И меня это устраивает, Майкрофт, мне нравится такой расклад. Мне нравится быть изгнанником и слыть психом-одиночкой, ибо так надо, так и должно быть, такова моя природа. Таково мое будущее - одинокое и промерзлое. Но так кажется лишь вам, ordinary people, которым достаточно лишь разок оцарапаться о колючий характер чужого, чтобы сгрести всех под одно звание редкостных сволочей и идиотов.  - Но ты ведь сам... -...оцарапался. Да. Мне этого достаточно. В этом и отличие меня от вас. Вы "разодрали" душу чьей-то глупостью, недосказанностью, презрением, и вам этого хватает, чтобы поставить клеймо на общей серой толпе. Однако эта татуировка вас отпугивает лишь поверхностно. Вы все еще верите в сказки, в вечную любовь и прочие волшебные прелести. Говорите, что научились на ошибках, а нихрена. Продолжаете отдаваться. И вас это, знаете ли, устраивает. Забавные люди с забавными замашками.  Повисло неловкое молчание. Я невольно начинаю смотреть в глаза моего брата, немного искрящиеся от произнесенных мною слов. Странно. Ему все еще хочется видеть во мне что-то более живое и настоящее. - А если эта...царапина...затянется? И даже шрама не оставит... - Да что ты понимаешь в ментальных прорешинах, Майк? - Больше, чем ты думаешь, Шерлок, - аккуратно, но сухо отвечает он. - Ты сейчас так опрометчиво отрекаешься от эмоций, от переживаний из-за того, что споткнулся один раз. Упрекаешь людскую массу в наивности, которую ты якобы видишь и над которой насмехаешься. Тебе нравится быть взрослым человеком, и я это могу понять. Мы все любили когда-нибудь быть старше. И я бы отмахнулся от твоей опрометчивости, да только знаю тебя и твое свойство оправдывать брошенные фразочки и созданные на ходу афоризмы. И мне не нравится перспектива иметь брата-глыбу-Арктику.  - Перспектива, значит? - обиженно выплевываю я. - Я вправе делать свой выбор уже сейчас. И я не желаю подгонять его под твои желания и ожидания. - Хорошо. Но Салли... - Плевать я на нее хотел. Это было искренне. Наверное. Меня изнутри грело и распирало то, что она утащила за собой ворох наших немногочисленных встреч, скрытности и тайн... - Ты все равно смертельно ранен. В самую душу. Это ожог. И тебе безумно больно, невыносимо, ибо горишь любовью первой... Но это пока. А потом боль пройдет, и ты обернешься на "сегодня". Улыбнешься. Отрекись от своей глупости, Шерлок. Ведь люди... Я закрыл глаза, и он замолчал. - Люди что? Люди не любят таких, как я? Ну, это правда. А по поводу "горишь любовью первой", я бы так не торопился.  - Перестал верить в любовь?  Я улыбнулся краешком губ. - Перестал верить в ее необъятность.  Пять минут. Майкрофт бесшумно выскальзывает из моей комнаты, и я медленно, мучительно погружаюсь в сон. Быстрей, чем в больнице. Но все еще неспешно. Спотыкаясь на уходящей в неизвестность лестнице. Падая в бездну и напрягая до судороги веки, чтобы не спугнуть сонливость. А снится мне моя неудачная попытка. Ее одежда в бурых пятнах. Спутанные волосы с комьями глины в колтунах. Она смотрит на меня глазами кофейного цвета. Сухие губы ее подрагивают в подобии улыбки. Я подхожу к ней и порывисто обнимаю ее. Чтобы тихо шепнуть на ухо о своей необъятной ненависти.