Кошмар

Мертвым оскалом усмешка застынет — Ты никогда не умел улыбаться, Тот, кто так молод и любопытен, Тянет к тебе пальцы…

Я просыпаюсь от хриплого дыхания над ухом. Но это не дыхание кого-то из нынешних обитателей Четвёртой. Это дыхание настоящего Чумного Дохляка, дыхание призрака… — Эй, чудотворец… Только я могу слышать этот голос. Голос, в котором скрыто волчье рычание. От его слов меня словно накрывает душной пеленой лихорадки, внутри всё выворачивает наизнанку, как тогда, в Клетке…  — Можешь притворяться спящим сколько угодно, но меня не проведёшь. А я всё равно жмурюсь, руки сами собой сжимаются в кулаки, которые бессильны против мертвеца. Дыхание перехватывает, хочется закричать, просто кричать от ужаса, перебудить всех, пусть ругаются, пусть заставят работать остаток ночи, лишь бы сбежать от этого кошмара… Но губы словно склеились, а язык присох к нёбу, не могу выдать ни звука, а он всё ближе, кажется, сейчас влезет в мою голову, впитается в кожу и волосы, и одна только мысль об этом сжимает мои лёгкие, как морозный воздух, так что ни выдохнуть, ни вдохнуть. В голове вереницей всплывают воспоминания. Клетка. Приказ. Цепь на моей шее. Слёзы. Страх. Смерть…  — Что же ты? Открой глаза, заплачь, уткнись мне в колени. Как тогда. А, чудотворец? Кое-как выдавливаю из себя какой-то писк, больше не получается. Я просто открываю рот, и глотаю воздух, как рыба на суше. Разжимаю кулаки, хватаюсь за одеяла и подушки, а на ладонях остаются белые отметины в месте, где впивались ногти. Страшно. Кто-нибудь, пожалуйста, спасите меня.  — Скажи, а ты слышал о призраках-насильниках? Призраках-убийцах? Он переворачивает меня на спину (это — сила призрака, или же просто мой страх?) и нависает сверху. Я открываю глаза и в луче лунного света вижу его полупрозрачную фигуру, ужас захватывает меня холодными оковами, руки и ноги ощутимо дрожат, а его прозрачное лицо приближается к моему, и мне кажется, что оно вот-вот превратится в волчью пасть и начнёт пожирать меня, начиная с лица… Вдруг чьи-то пальцы — живые, тёплые! — сперва осторожно касаются, а потом смыкаются на моём запястье. Призрак развеивается, а я резко сажусь и ошалело оглядываюсь, из-за чего мой спаситель боязливо одёргивает руку.  — Прости… — и в темноте я различаю взволнованный взгляд Курильщика. — Я подумал, что тебе снится кошмар.  — Ты был прав, — мой голос немного хрипловат, я глубоко дышу, словно после бега, пытаясь прогнать страх. — Спасибо, Курильщик. Он опускается обратно на подушку, и я слегка поглаживаю его по голове. Чувствую на ладони липкие паутинки страха, и продолжаю гладить, пока на ладони не образовывается клубок невидимой паутины. Но на Курильщике её больше, гораздо больше, чем я могу унести, да ещё за один раз. Так много всего его пугает, волнует, даже во сне — Слепой, законы Дома, даже мой кошмар. Складываю ладони лодочкой, так нести страх легче. Поднимаюсь с кровати, тенью проскальзывая мимо спящих, крадучись выхожу в туалет и долго смываю наши с Курильщиком страхи в раковину. Наклоняюсь, чтобы ополоснуть лицо, а когда выпрямляюсь — он отражается в зеркале позади меня. Призрачные пальцы ложатся на мои плечи, заставляя вздрогнуть.  — Тебе всё равно не сбежать от меня, чудотворец. На его губах замирает оскал — простой улыбки у него я никогда не видел.