Среди миров, в мерцании светил, Одной звезды я повторяю имя. Не потому, что я ее любил, А потому, что мне темно с другими. И если мне на сердце тяжело, Я у нее одной ищу ответа. Не потому, что от нее светло, А потому, что с ней не надо света. 1909. Иннокентий Анненский.
Если спросить у Фрэнка Айеро, что такое любовь, он ответит не замедляя: «Любовь — это что-то тайное, теплое, как апрельское солнце, что-то интимное и свое. Это нежные касания и тихий, но такой родной и любимый шепот на ушко. Это с каждым новым рассветом понимание, что дальше только лучше, и с каждым новым закатом ожидание следующего дня, чтобы провести его с ним. Любовь — это надежда. Любовь — это самое чистое и невинное чувство». Точнее, так бы он ответил год назад. Сейчас бы он не сказал ничего. Фыркнул бы, ушел от ответа, убежал, заплакал, но молчал бы. Он не ответит на этот вопрос. Не после того, как любовь покинула его. Не после того, как он покинул его.***
Шел сильнейший дождь. Как же, все-таки середина ноября. Фрэнк ненавидел такую погоду. Ненавидел людей, которые вечно куда-то спешат, хмуро сгорбившись под своими зонтами. Вечно темные зонты, плащи, одежды. Будто такая погода недостаточно темна для них. Они явно хотят сделать мир еще темнее, раз надевают на себя миллионы оттенков черного, серого и коричневого. Фрэнка это раздражало. Он не любил огромный мегаполис, в котором жизнь — это работа, дом, магазин. Не любил эти небоскребы, которые пытались обогнать друг друга в высоте. Не любил вечные телефонные разговоры, не любил общественный транспорт. Он ничего не любил. Вечно обозленный снаружи, но жаждущий понимания внутри. Знакомьтесь: Фрэнк Айеро. Каждую секунду он старался заметить что-то светлое, теплое, что-то, что могло бы согреть его сейчас. Что могло бы скрыть его от этого дождя, укутать и дать в руки теплый чай. Но единственное, что он видел перед собой, — это хмурые и опаздывающие люди под черными зонтами. «Неужели не продают яркие зонты?» — подумал парень. Сам Фрэнк шел под бордовым, темно-бордовым зонтом. Это его также бесило. Ему хотелось иметь красный или желтый. Хотелось, чтобы его зонт могли заметить эти серьезные и слишком занятые глаза. Но его зонт был таким же темным и хмурым. Таким же холодным, как и этот день. Куда шел Фрэнк, спросите вы? Он не знал. Изначально он шел на репетицию, но позже все отменилось, поэтому парень просто ходил по дождливому городу и глазами искал тепло и уют. Да, он мог пойти домой, но дома не теплее. Ссоры, разборки, крики. Фрэнк не просто не хотел находиться там. Он не мог. Проходя мимо очередного хмурого прохожего, парень заметил лучик света. Такой маленький, тихий, но заметный. Резко повернув голову, Фрэнк пытался вновь найти глазами это тепло. И как же повезло парню, потому что его взгляд сразу же пал на ярко-красный зонт, который намокал под ледяными каплями дождя. Фрэнк быстро развернулся и направился в сторону того ярко-красного пятна, которое сильно выделялось среди всех окружающих его оттенков черного. Подходя к своей цели, парень заметил стоящего под зонтом человека, волосы которого были в цвет зонту. Улыбка Фрэнка растянулась на все лицо, открывая тридцать два ровных зуба. Парень стоял спиной к Фрэнку, покупая напиток в кофейном автомате. Став за ним, чтобы чуть позже и себе купить горячий чай, Фрэнк начал жадно рассматривать спину красноволосого парня. Приблизившись максимально близко, насколько это вообще было возможно для незнакомого человека, Фрэнк стал рассматривать куртку парня. А потом произошло то, что обычно происходит в дешевых мелодрамах: парень поворачивается, Фрэнк теряет равновесие, падает, на него летит пластиковый стаканчик, содержимым которого был горячий кофе, а следом и красноволосый парень. Вот такая с виду милая картина на какой-то известной улице Нью-Йорка. Почему милая только с виду? Потому что они оба валялись на грязном, мокром асфальте, оба были выпачканы в кофе. А еще темно-бордовый зонт Фрэнка выпал из его рук, но юноша был даже рад, что избавился от него. — Парень, не нужно больше так близко подходить ко мне, — сказал красноволосый и тихо хихикнул. Он медленно поднялся с лежащего на асфальте Фрэнка, протянул ему руку, и тот, ухватившись за нее, следом встал с земли. — Прошу прощения, — тихо произнес Фрэнк, — я хотел купить чай. Он соврал. Он просто хотел получить тепла от этого парня. — О, тогда извини. Может быть, я могу пригласить тебя в кафе? Куплю тебе чай, ты немного согреешься, как, наверное, и планировал. Просто из-за меня улетел твой зонт, а твоя парка испачкана в моем кофе. Заодно я куплю новый кофе для себя. Все это время Фрэнку было стыдно. Парень думал, что это все из-за него, но виноват был сам Фрэнк. Одинокий ребенок, обделенный вниманием родителей. Бесспорно, он хотел пойти в кафе с этим лучиком тепла и света. — Не вини себя, я действительно подошел слишком близко. Но от чая не откажусь, — улыбчиво проговорил Фрэнк. — Я Джерард, — представился красноволосый и по-детски улыбнулся. — Фрэнк, — представился другой. Джерард поднял свой яркий зонт, упавший в лужу, и отряхнул его. Мгновением позже парни уже шли под этим ярко-красным зонтом, который выделялся среди пессимистических черных.***
Удар. Еще один. И еще. Сердце Фрэнка еще бьется, но оно уже мертво. Умерло в тот день вместе с любовью к нему. Хотя кого Фрэнк обманывает? Он будет любить его всегда. Это чувство никогда не умрет.***
— Ладно, Фрэнк, расскажи мне, что ты делаешь в такую погоду на улице? Нет, ну серьезно, каникулы же. Или ты уже не учишься? — Джерард сидел напротив застенчивого парня с добрыми глазами и расспрашивал его обо всем. Как только они зашли в кафе, сразу же заняли места возле окна, чтобы смотреть на дождь, зная, что в данный момент он не грозит им. — О, нет, я выпускник. Шел на репетицию, но потом ее резко отменили. Решил прогуляться. — Под дождем? — ухмыльнулся парень. — Я искал тепло среди всех этих холодных людей. Но вообще, да, под дождем. — И как успехи? Нашел? — У моего тепла на редкость красные волосы, — без доли смущения сказал Фрэнк, чем вогнал Джерарда в краску.***
Он обещал, клялся, что будет любить Фрэнка вечно. Он пел ему колыбельные, спал с ним, целовал по утрам, будил его. Сводил с ума, так, чтобы по коже Фрэнка пробегали тысячи мурашек. Он обнимал и перебирал его волосы, жадно вдыхая их аромат. Все это делал только один человек, только он. И все это оборвал также он.***
В ночной комнате раздалась тихая мелодия, оповещающая о том, что Фрэнку кто-то звонит. Сонный, все еще бродящий в царстве Морфея, парень схватил мобильный телефон и взглянул на экран. Он окончательно проснулся, когда увидел семь родных букв. — Фрэнки? Извини, я видел, который час, но мне сейчас так страшно. Пожалуйста, выслушай меня, — сладкий голос быстро протараторил слова на той линии. — Что случилось? Все в порядке? — шепотом спросил Фрэнк, укутываясь в одеяло. Прошло два месяца после знакомства парней. Они стали друг для друга безумно близки, стали лучшими друзьями. Гуляли чуть ли не каждый день, постоянно разговаривали, проводили время друг с другом. Фрэнку было легче от этого, ведь теперь у него был кто-то, кто мог выслушать, дать совет, а не накричать. — Знаешь... — тихо сказал Джерард, и Фрэнк уловил в этих словах каплю сожаления. — Знаю что? — Мне приснился сон... — парень говорил отрывками. — Джи, не бойся, это же только сон, — Фрэнк услышал всхлипы парня. — Ты не понимаешь... — через слезы выдавил Джерард. Он старался успокоиться, но не выходило. — Что не понимаю? Расскажи мне. — Ты в нем умер. Через секунду Джерард разрыдался в трубку, а в сердце Фрэнка что-то перевернулось. Они говорили до самого утра, потому что Джерард боялся перестать слышать голос Фрэнка. Они встретили вместе рассвет, такой легкий и свежий. Новый, только их. И тем утром Фрэнк сказал Джерарду, что с каждым рассветом будет все сильнее любить его.***
Полтора месяца Фрэнк не подпускал к себе никого. Полтора месяца он сидел на кровати и ничего не делал. Полтора месяца он не выходил из дома. Полтора месяца он пытался забыть. И полтора месяца он вспоминал все за прошедший год. Фрэнк вернул бы любой день из того времени и остановил бы любую секунду, когда он стоял рядом с ним, а их губы соприкасались в нежном поцелуе.***
Начало апреля — пора, когда происходит что-то особенное. Если вспомнить каждое начало апреля из жизни каждого человека, то у любого найдется что-то особенное, что происходило именно в эту пору. И как же посчастливилось людям, кто родился именно в такое волшебное время. Фрэнк во всю переживал. Он уже подходил к дому Джерарда и в сотый раз вспоминал аккорды песни, которую написал для именинника, в сотый раз проверил наличие гитары за спиной и в сотый раз успокоился. Он выудил свой телефон из кармана и позвонил своему лучшему другу, который ждал его, бегая по всему дому вверх и вниз. — Алло, Джи? Выйди, пожалуйста, — быстро сказал Фрэнк и повесил трубку. Он уже стоял под домом и все, что ему было нужно, — это присутствие Джерарда, который выбежал спустя мгновение и застыл при виде Фрэнка. — Джерард, — тихо начал Фрэнк, — я хотел бы поздравить тебя с днем рождения. Не произнесу никаких громких слов, но за меня скажет песня. Сейчас. Сейчас Фрэнк собирается рассказать Джерарду о своих чувствах. Именно в этот момент. My Chemical Romance — The Only Hope For Me Is You Первый аккорд, первые слова, первые строчки. Голос Фрэнка тихий и нежный. Сердце его буйное и громкое, сейчас разоряет его грудную клетку, кажется, в такт с сердцем Джерарда. Парень стоял и внимательно слушал каждое слово. Он давно понял, что испытывает к Фрэнку, но боялся сказать ему о своих чувствах. Он также давно понял, что Фрэнк — его надежда, но не осознавал, что это было взаимно. До сегодняшнего дня, до этого момента. Как только песня закончилась, Фрэнк нежно улыбнулся и отдал подарок в ярко-красном пакете. — Фрэнки, спасибо. Песня... она... Но Джерард не мог подобрать слова. Единственное, чего он сейчас хотел, — подойти и поцеловать парня. И вы ведь знаете, что в дни рождения желания сбываются?***
«И смогу ли я быть твоей единственной надеждой, потому что ты единственная надежда для меня?» Играя одну и ту же песню собственного сочинения, Фрэнк рыдал, выкрикивая несвязные слова в потолок. Он обещал быть его надеждой, ведь говорят, что именно она умирает последней. Но если Джерард — его надежда, то...***
Парни лежали на каком-то поле. Голова Джерарда аккуратно располагалась на плече Фрэнка. Они дышали в унисон и смотрели на облака. — Джи? — нарушил молчание Фрэнк. — А когда ты понял, что между нами не просто дружба? Когда ты понял, что испытываешь ко мне симпатию? Джерард поежился на плече Фрэнка и, немного подумав, поднял голову и столкнулся взглядом с парнем. — Помнишь день, когда мы смотрели фильм в кинотеатре? — Фрэнк кивнул. — Когда мы вышли и ты начал кидаться попкорном в людей, а они просто проходили мимо, не замечая этого? — снова кивнул. — Думаю, тогда. Ты был таким свободным, родным. Джерард тихо вздохнул, а Фрэнк выдохнул. — А ты? Когда ты это понял? — оживленно спросил Уэй. — Когда ты посмотрел на меня. Когда я увидел твои оливковые глаза и вздернутый носик. — Любовь с первого взгляда? — спросил Джерард и тут же осекся. Они еще ни разу не говорили друг другу «я люблю тебя», будучи парой. — Наверное. Джи, я люблю тебя. С каждым рассветом все сильнее. — Рассветы будут наступать вечно. Ты уверен? Фрэнк кивнул, а Джерард улыбнулся ему, прошептал на ухо свои слова любви, нежно щекоча горячим дыханием мочку уха парня, и поцеловал его.***
Фрэнк Айеро — разбитый, сломленный, грустный, подавленный, одинокий. Фрэнк Айеро — никто. Когда-то он был важным человеком в его жизни, но сейчас он просто никто. А тот до сих пор для Фрэнка та самая надежда, тот самый лучик света с ярким зонтом.***
Фрэнк метался по комнате и набирал дрожащими руками тот самый номер, который повторялся уже двадцать три раза в журнале исходящих вызовов. Но, как и двадцать три раза назад, он услышал только противный голос автоответчика вместо родного голоса своего парня. — Джерард, прошу, — шепотом говорил в телефон Фрэнк и звонил снова. И вновь никто не ответил, из-за чего Фрэнк лишь еще больше заволновался. Джерард же ушел из дома, чтобы проветриться, и отключил телефон, дабы Фрэнк не звонил ему. Уэй был зол на своего возлюбленного после свежей ссоры. Ее инициатором был Фрэнк, который нагрубил Джерарду. Он вовсе этого не хотел, просто возлюбленный звал его гулять, но у того настроения для этого совсем не было. Родители Фрэнка только что развелись, и парню было грустно от этого. А Джерард просто не понял его, и непонимание вылилось в огромную ссору. — Джи, пожалуйста, возьми трубку! — Фрэнк продолжал уже кричать в телефон. Когда и в тридцать первый раз Джерард не взял трубку, Фрэнк поехал к нему домой. Он должен был извиниться. Он потерял отца, и его не привлекала перспектива потерять Джерарда.***
Резавшее слух тиканье настольных часов заставляло Фрэнка ненавидеть свою жизнь еще больше. Он ненавидел в ней все. И ненавидел каждую клеточку себя. С каждой тяжелой секундой он хотел выпрыгнуть из окна очередной многоэтажки, в которой он жил с матерью.***
Приехав к дому Джерарда как можно быстрее, он начал со всей силы стучать в дверь, которую так никто и не открыл. Он обошел дом кругом, останавливаясь под каждым окном. Он звал Джерарда, кричал во все горло, но никто не отзывался. Он звонил парню еще столько же раз, но ответа так и не дождался. Но так просто он не сдался. Решил, что вымолит прощение, сделает это любым способом.***
— Ты обещал мне, Джерард! Обещал любить меня, помнишь? — парень кричал в пустоту. В ответ лишь тихое тиканье часов. — Ты обещал мне! Я ведь люблю тебя! Даже сейчас, знаешь? Люблю!***
Просидев под домом Уэев до ночи, Фрэнк надеялся, что откроется дверь, выйдет Джерард, и они все обсудят. Парень был уверен, что тот простит его. Тем более, на дворе ноябрь, холодно, и Джерард не настолько жесток, чтобы оставить Фрэнка на улице. Он бы не посмел. Так думал Фрэнк.***
Рука парня резко дернулась к уже измученному телефону. Схватив его, Фрэнк набрал тот самый номер, который клялся не набирать.***
— Фрэнки? — пьяный, но все такой же сладкий голос позвал почти спящего парня. Фрэнк резко подскочил и увидел перед собой пьяного Джерарда и... еще одного парня рядом с ним. — Джи, я пришел извиниться. Мне не стоило... — Замолчи, Фрэнки. Все. Хватит, — он запрокинул голову назад, а затем снова посмотрел на парня. — Видишь Нила? Теперь я встречаюсь с ним. И, Фрэнки, мы вместе уже... — он задумался и посмотрел на Нила. — Два месяца, — подхватил тот. В глазах Фрэнка все помутнело. Пелена слез застилала их. Казалось, парень мог потерять сознание от испытанного шока. Фрэнк доказывал себе, что Джерард не мог, он не посмел бы, нет. — Ой, Фрэнки, только не говори, что ты поверил во всю эту чушь с любовью. Последние три месяца ты просто ноешь. Посмотри на себя. Ты озабочен чем угодно, но только не мной. Мне это надоело. Джерард обошел Фрэнка, толкнув того плечом. Он открыл входную дверь, зашел в дом с Нилом и снова закрыл ее. Через две минуты Уэй выглянул в окно и заорал: — Фрэнки, если ты хоть немного еще любишь меня, то хватит звонить мне! Сотри мой номер и никогда, слышишь, никогда больше не звони! — затем он закрыл окно и больше его не открывал. А Фрэнк зарыдал. Но не под домом Уэев. Он не хотел рыдать именно там. Он ушел и заплакал только в автобусе, который ехал к высотке Фрэнка.***
— Алло? — тихий, сладкий голос послышался с другого конца трубки. — Джи... — прохрипел Фрэнк. Молчание. Длительное и убийственное. — Джерард... — снова повторил парень. — Не надо, Фрэнк. Я ненавижу себя. Я был пьян и зол на тебя. Я же... — Нет, Джерард, на этот раз говорю я. Я позвонил, чтобы сказать тебе, что... больше не люблю тебя. Просто извини меня за все, хорошо? Я был кретином, — Фрэнк быстро повесил трубку. Джерарда настигли короткие гудки. Фрэнк соврал. Он любил его, любил каждой клеточкой тела. Любил в нем все. И всегда будет любить. Он подошел к комоду, открыл ящик и, достав оттуда пластмассовую баночку с поблекшей этикеткой, выложил на руку ровно двадцать пять таблеток снотворного. Одним рывком закинул их в себя и запил красным вином. Он лег на кровать, медленно готовясь к смерти, а в то время за несколько километров от него Джерард писал длинное сообщение Фрэнку. И когда парень уже начал засыпать, телефон оповестил его о новом сообщении, которое он уже никогда не сможет прочитать. «Фрэнки, прошу, прочти это! Я очень сильно провинился. Да, я возненавидел и проклинал себя всякими способами все это время. Я не встречался с Нилом никогда, просто подговорил его. Я не изменил бы своей надежде. Она только одна. И это только ты. Может, встретимся? Я безумно соскучился. Фрэнки, прошло два месяца, целых шестьдесят рассветов. И знаешь ли ты, что с каждым рассветом я люблю тебя все сильнее?»